24 часа

      Римский сенатор Кай Керес неспешным твёрдым шагом вошёл в холл собственного дома. Там уже собралось видимо-невидимо народу. Все они были представителями аристократии или сенаторами. Собравшиеся что-то оживлённо обсуждали, но мигом смолкли, едва вошёл Керес. — Мир тебе, Кай! -хором приветствовали гости хозяина дома. — И вам мир, — охотно отозвался сенатор. — Надеюсь, никто не забыл, зачем мы здесь собрались? В ответ все отрицательно покачали головами. — Чудесно, — губы Кереса тронула холодная не то улыбка, не то усмешка.-Цезарю пора на покой. С нас довольно его бесконечных сумасшедших выходок. Безумные императоры не новость для империи, но не такие, как нынешний… Голос Кереса потонул в гуле одобрительных воплей…       В императорском дворце было необычайно тихо и пусто. Казалось, все вымерли. Лишь в одном из коридоров одиноко маячила фигура Милонии Цезонии, жены императора. Тысячи мыслей роились у неё в голове. «Почему? — в который раз задавалась этим вопросом Цезония.-Гай знает о том, что его собираются убить. Знает, что во главе восстания-Кай Керес. Знает, что сенаторы не пощадят не только его, но и всю его семью, но ничего не предпринимает. Почему?» На её плечо легла чья-то холодная рука. Цезония вздрогнула от неожиданности. — О чём думаешь? — это был он, Гай Юлий Цезарь Август Германик, император Калигула. Самый странный император Римской империи. — Ни о чём, — быстро ответила Цезония и зашагала вперёд. Калигула не стал удерживать её. Он ещё не знал, что там, в доме Кая Кереса, так далеко от тихого и безопасного дворца, беспощадными судьями и палачами ему же подписан смертный приговор. До его исполнения осталось всего лишь 24 часа.       Холодное зимнее солнце стояло в зените. Оно светило, но не грело и оттого на душе было серо и пусто. Император молча прошёл между двумя рядами молчаливых охранников-преторианцев и вошёл в свои покои. На душе скребли кошки. «Керес попытается убить меня? Он? Это ничтожество поднимет руку на своего императора, на самого Цезаря? Никогда. Никогда не бывать этому!» — Калигула рассмеялся, понимая, что обманывает себя. Цезония вошла почти бесшумно на последних нотках этого смеха. Она научилась читать его мысли и понимать каждый его жест. Поняла она и над чем смеётся Калигула. И не выдержала. Всё, что было у неё на душе как-то выплеснулось наружу. — Кого ты обманываешь, Гай?! — почти что-то закричала она.-Себя? Себя не обманешь. Керес убьёт и тебя, и меня, и нашу дочь Юлию! Не мы их-так они нас! Калигула молчал. Вид у него был крайне подавленный. Цезония буквально заглянула ему в глаза. — Что с тобой, Гай? Почему ты молчишь? Что не так? — с отчаянием в голосе спросила она. — Ничего, -он ответил ей также, как и она ему некогда в коридоре. Губы Калигулы тронула странная улыбка. — Ничего, Цезония, -повторил он. — Оставь меня. Она сжала кулаки от отчаяния и безысходности и вышла.       Они обедали в компании Кая Кереса и сенатора Публия Фулона Старшего. Сына последнего Калигула однажды скормил муренам за хорошие манеры, а после подал тех самых мурен безутешному отцу, которого вдобавок заставил смотреть казнь сына от начала до конца. Старик держался молодцом и потому император и угостил его теми самыми муренами, которым был отдан на растерзание Публий Фулон Младший.       Как смеялся над безутешным отцом тогда Калигула, сообщая ему, чем кормили мурен! Именно тогда Фулон пообещал себе, поклялся, что отомстит ненавистному диктатору. До смерти Калигуле оставалось 20 часов.       Обедали все в полной тишине. — Не похоже на императора, — шепнул сидящему рядом Кересу Фулон. — Может, он знает о нашем мероприятии? — Знает, — лицо Кереса было непроницаемо. Фулон поперхнулся. — Это же конец, — прошептал он в ужасе. — Конец, — невозмутимо подтвердил Кай Керес. — Для Калигулы. Мы нанесём удар первыми.       Трапеза кончилась в таком же безмолвии, как и началась. К удивлению присутствующих, Калигула ни разу не заговорил с сенаторами и даже с Цезонией. Этот факт обеспокоил всех, за исключением невозмутимого Кереса. Тот был почему-то уверен в том, что ничего не случится.        Калигула снова удалился к себе. До смерти оставалось 19 часов. Всего лишь 19 часов.       Император не спал этой ночью. Он стоял у окна до самого рассвета. Стоял безмолвно, как статуя. О чём он думал, не знала даже Цезония. Она уснула, так и не произнеся ни слова. Не спросив ничего у Калигулы. А спросить было про что.       Он встал как обычно и отправился куда-то. Охрану не взял, последнее время он обходился без неё. Цезония выбежала следом. — Стой, Гай! — она метнулась к нему. На сердце у неё была непонятная тревога.-Не ходи! Молю тебя! — Уйди, — взгляд Калигулы был потухшим, губы плотно сжаты. Он понимал, что обречён. — Не уходи! — Цезония упала на колени. — Тебя убьют!       Её дикий, отчаянный вопль разнёсся по дворцовым коридорам, отбиваясь эхом от стен. Но император остался безучастен к мольбам жены. — Я ухожу, — его голос был спокойным, но слова прозвучали зловеще, как прощание.       Он не дал ей ничего предпринять. Преторианцы остались стоять на своих местах. Калигула ушёл. До смерти ему оставалось каких-то полчаса. Цезония осознала, что уже больше никогда не увидит его. Своего Гая. Которого она любила, таким, какой он есть.       Подземные переходы были пустынны. Калигула шёл один и его шаги жутковато звучали в полумраке. Вот и нужный поворот. Он свернул туда и… столкнулся с толпой вооружённых людей. Их лица были мрачны и угрюмы. Он понял, что пощады не будет. Во главе собравшихся, как и следовало ожидать, стоял Кай Керес. В руке он держал обнажённый кинжал. — Умри, Цезарь! — коротко и безжалостно произнёс он. Удар пришёлся основание шеи. Хлынула кровь. Калигула пошатнулся и отступил на шаг. Сенаторы не спешили. Они молча наблюдали за каждым его движением. 24 часа Калигулы были на исходе. — Да что вы о себе возомнили?! — он ухмыльнулся, безумное пламя полыхало в его глазах, он засмеялся. Жутко и неестественно. Это действие словно стало сигналом для убийц. Множество кинжалов разом взметнулось в воздух. Подземные ходы огласил дикий крик императора. Но его никто не услышал.       Убийцы отступили, продолжая наблюдать за умирающим Калигулой. Император сделал шаг в сторону стены и, оставляя кровавый отпечаток на стене, за которую схватился, как утопающий за соломинку, медленно сполз на холодный пол. — Цезония… — прошептал он, чувствуя, как глаза ему закрывает кровавая пелена. — Я ещё жив!!!       Его крик прозвучал торжествующе. Эхо пещер усилило его. Даже в последний момент своей жизни Калигула остался императором. Он стоял выше их, выше всех сенаторов Рима. Он был богом. Но время, отведённое ему, 24 часа, кончились…