Солнышко

— Здравствуй, солнышко. Беккет поджимает губы и недовольно качает головой. Она терпеть не может это обращение. Не так сильно, как «детка», но и его достаточно, чтобы вызвать лёгкое раздражение в её голосе, даже если она заранее этого ждёт. — Касл... Его смех звенит в трубке, и её сердце невольно пропускает удар. Господи, как же она скучает по нему. — Знаю, знаю, Кейт, ты этого не любишь. Она чувствует, как начинают ползти вверх уголки губ, но сдерживает улыбку. — И я знаю, что ты сейчас изо всех сил стараешься не улыбнуться, потому что на самом деле тебе очень нравится, когда я называю тебя дурацкими именами. — О, заткнись, — бормочет она. Кейт отчётливо слышит усмешку в его голосе и легко может представить себе его лицо в этот момент. — А теперь ты закатываешь глаза, верно? Чёрт. Верно. — Я вижу тебя насквозь, Кейт Касл. В этом имени по-прежнему есть для неё что-то такое, отчего она чувствует трепет в груди каждый раз, когда слышит его. Даже спустя столько времени. — Я бы хотел, чтобы ты была сейчас со мной, — говорит Рик, и сердце Кейт сжимается от тоски в его голосе. — Хотя, нет. Не хочу. Потому что если бы ты... Он осекается, но Кейт знает, что он имел в виду. — В любом случае, я рад, что смог поговорить с тобой. Я не был уверен, что получится. Она закрывает глаза, сдерживая неожиданно подступившие слёзы. — Я тоже рада, Касл. Повисает тишина, и Кейт представляет себе выражение на его лице: безграничное обожание и желание быть рядом с ней. Алексис как-то раз сфотографировала его, когда он разговаривал с Кейт по телефону; у той в это время было в разгаре очередное расследование, а сам Касл с головой ушёл в работу над романом. Эту фотографию Алексис прислала ей с припиской: «Даже когда вы не рядом, вы всё равно безумно очаровательны». И это насколько потрясающе, что у Кейт перехватывает дыхание. Мягкая линия его губ, морщинки в уголках его глаз, лёгкий румянец на щеках, устремлённый вдаль взгляд. В этот момент он говорил с ней. Её сердце начинает биться чаще при воспоминании об этом фото. Голос Касла вторгается в её мысли. — Я бы хотел обнимать тебя сейчас, целовать и чувствовать прикосновение твоей кожи. — Касл... Господи, как же сильно она хочет того же. С тех пор, как умерла её мать, Кейт старалась не впускать людей в свою жизнь, не зависеть ни от кого слишком сильно. Но Рик Касл сумел сломать её стены, вторгнуться в её сердце. Она должна была предполагать, как тяжело ей будет без него. — Я скучаю, — тихо шепчет она — ровно в тот момент, когда он произносит те же слова. — Кейт, я надеюсь... В его интонациях сквозит печаль, и Кейт хочет знать, хочет спросить, что он пытается сказать. Но у него за спиной нарастает шум, поднимается какая-то суматоха, и Кейт слышит напряжённый мужской голос. А затем дыхание Касла раздаётся так громко, словно он стоит рядом с ней и говорит прямо ей на ухо: — Мне пора идти. Мне так жаль. Она почти чувствует кожей прикосновение его губ. Кейт хочет сказать ему, чтобы он не прекращал говорить, никогда не прекращал говорить с ней. — Я люблю тебя, Кейт. Я так сильно тебя люблю. И она инстинктивно отвечает, не давая тишине повиснуть между ними: — Я тоже тебя люблю. Его вздох шелестит в динамике, затем снова звучит его голос, мягкий, любящий, такой невыносимо нежный: — Всегда. — Всегда, — эхом отзывается она. Щелчок. Тишина. Она переворачивается на кровати на бок и смотрит на пустующее место возле себя. Место, где должен быть он. Кейт кладёт телефон под подушку, её пальцы ласково поглаживают гладкое стекло сенсорного экрана. Голос Касла всё ещё звучит в её сознании, наполняя уже привычной смесью любви и отчаянного, болезненного желания. Только он мог догадаться, как сильно ей будет нужен этот подарок, сотканный из его слов, предназначенных только для неё одной. Его слова притянули их друг к другу в самом начале. Его слова позволяли ей держаться сейчас. Его голос поможет ей сегодня уснуть, как помогает каждую ночь с тех пор, как она нашла эту запись на его телефоне спустя два месяца после случившегося. Возможно, когда она проснётся завтра утром, ей станет легче. Она запускает запись по новой, и воспоминание о Касле оживает и становится объёмным, когда она закрывает глаза и вновь вслушивается в его голос. «Здравствуй, солнышко».