найденным

весенний вечер кутается в облака, сгущает акварельные краски к горизонту и размывает теплые лучи. они рассеянно ложатся на волосы минджуна, корябающего маркером смутный образ на беседке. совон сопит на плече, джэхен прижимается и чувствует, как вразрез с истомой ломаются кости. — хен, кинь маркер. просьба с дымом устремляется под крышу беседки, и джэхен почти сразу думает, что будет проигнорирован, пока маркер, глухо касаясь деревянного стола с каждым перекатом, не останавливается прямо у противоположного края. минджун не отвлекается. он молчит и в этом молчании до‌нельзя хорошо. кажется, что скрипящая от сильных порывов ветра зимой и усаживаний уставших тел на скамейку летом беседка убережет от косых взглядов и суровых лиц. минджуну в суровости никогда не было равных. он побеждал еще до начала боя. от его силы хотелось гордо распрямить плечи, но джэхен, поглядывающий на безмятежного совона, воздерживается. колпачок остается в зубах до тех пор, пока на столе не оказывается на первый взгляд бессмысленная комбинация чисел. джэхен хочет быть найденным. сонный и грустный совон хочет остаться, но минджунов взгляд, который мог бы сравниться в своей тяжести с египетскими пирамидами, заставляет его подняться, сумбурно запихать вещи в рюкзак и помахать рукой. минджун не злобный. просто совону завтра в школу, так еще не хватало, чтобы он насквозь пропах джэхеновым табачным ароматом – мама не оценит. зима наступает несмотря на попытки джэхена остаться под теплыми весенними лучами навсегда. зима наступает и беспощадно гасит солнце раньше положенного, заметает следы и перепутья. – привет? январь. ласковый голос среди ночи. джэхен не сразу понимает, что происходит, но сбросить не хватает сил. джэхен слушает. – я тебя нашел. сердце пропускает удар и проваливается куда-то в желудок. – поговори со мной, пожалуйста. джэхен оставляет возмущения на подушке рядом и шумно вздыхает. – у тебя красивый почерк. он, знаешь... – и твой голос. — что? – голос красивый. спасибо, что позвонил. красота. красота в глазах смотрящего, но джэхен только слушает. – не говори так больше, – почти плачет. – почему? потому что о красоте нельзя забыть. для него эта красота – боль в висках, разбитые зеркала и обмороки. чону не называет свое имя, потому что боится. боится себя и своей красоты. – красота это больно, джэхен. остается молчать. у минджуна это выходит лучше всех. чону на проводе грузно выдыхает и начинает что-то рассказывать. о собаках, астрологии и любимом цвете. о том, как ездил к родственникам и потерял.. кулон, кажется? джэхен плохо помнит. он засыпал под монолог вполголоса и шуршание любимого одеяла, а проснулся под ненавязчивое 'мне нравятся коты и слоукор. спасибо, что нашелся' странности. странность, которая вспоминается только недели через две и теряется в вызовах. а когда все таки мигает в голове неопределенным цветом на незнакомый номер в истории звонков примерно в два пятьдесят, никто не берет трубку. и, кажется, не собирается. мальчик с красивым голосом исчезает так же резко, как и появляется. и вполне предсказуемо. так же, как приход волочащей души зимы. когда слова были интимнее прикосновений, когда безымянный в чужой памяти чону почти прижимался беспокойной грудью к джэхену, ломалось что-то важнее костей.