В тихом омуте черти водятся.

На самом интересном моменте, когда мистер Дарси собирается переспросить Элизабет на счёт её отношения к нему, книга пропадает с моей ладони, исчезая где-то за спиной. Учитывая, что должна была встретиться с другом, удивляюсь произошедшему только первые пару секунд. После этого смиренно вздыхаю и запрокидываю голову назад. Сверху вниз на меня смотрит здоровенный детина с красно-рыжими волосами и голубыми, почти бирюзовыми глазами. Вообще, Итан и без того рыжий, но классе в восьмом решил, что недостаточно, извините, рыж, потому в одно прекрасное утро явился с пылающей ярко-красной шевелюрой. С того же года он коротко стрижёт бока и затылок, оставляя длину на макушке и чёлку. Сам по себе бледный, с веснушками на переносице. Вообще, его можно назвать красивым, вот только лучше никому от этого не станет – характер он сдерживать не умеет. Вот и сейчас, перелистывает книгу в поисках картинок или забытых вещей, буквально вытряхивая. Мне остаётся только тяжело вздохнуть, вернуться к остывающему чаю и бросить взгляд за окно. Осень в самом своём максимальном слякотном разгаре, и, соответственно, дожди тоже, потому моё настроение и оставляет желать лучшего. Впрочем, дело не в дождях – весной они тоже в наличии, и немалом, – меня очень напрягает вся эта унылая, промозглая серость. Видимо, не обнаружив ничего интересного, парень кладёт книгу на стол у моего локтя, звонко чмокает в щёку и с грохотом приземляется на стул напротив, громко прося бармена сделать ему двойной эспрессо. Оборачивается всё кафе. Некоторые начинают бубнить, кто-то возмущается невоспитанностью молодёжи чуть громче, а я только прихлёбываю чай, не отвлекаясь от пейзажа за окном. Наконец, удовлетворив потребности своего непотребного эго, рыжеволосый складывает предплечья на столе и, наклонившись ко мне через стол, застенчиво-заигрывающе бормочет: — Барышня, здравствуйте. Почему Вы здесь одна? Снова вздыхаю, переводя на него взгляд: — Потому что «барышня» уже двадцать минут ждёт, когда сударь, — приподнимаю бровь. — Изволит явить себя обществу, хотя сама опоздала минут на десять-пятнадцать. Кусочек предыстории. Итан позвонил мне около часа назад и упросил встретиться для неотложного дела. Я, конечно, попыталась выяснить, в чём же срочность, но парень изворачивался, как уж на сковородке, так что мне пришлось отменить свидание и спешить к нему – хорошо, что была уже собрана, и водитель такси без вопросов развернул машину, мча меня на другой конец города. Об этом и оповещаю наглеца. — Но дело действительно важное, Рора, — Итан трагически сводит брови, смотря на меня взглядом брошенного щенка. — Кроме тебя мне никто не сможет помочь. Меня зовут Аврора, но друг извратил имя до несчастного «Рора», абсолютно наплевав на тот факт, что сокращение мне совершенно не нравится. К слову, он вообще мало обращает внимание на неудобства или недовольство других людей, кроме своего собственного. Я – не исключение. И даже сейчас, прямо в эту самую минуту, у меня должен был состояться романтический обед, переходящий в конную прогулку на повозке, но из-за недоразумения напротив я вновь буду весь вечер дома и заново перечитывать любимую книгу. — И что же это за дело? — интересуюсь, отпивая чай. Смутьяну приносят его двойной эспрессо (прошу заметить, что это кафе относится к категории самообслуживания), он со счастливой улыбкой проглатывает сразу половину чашки, довольно облизывает губы и выдаёт будничным тоном: — Ты должна сходить со мной на свидание. Изумлённо вскидываю бровь, хлопая ресницами. Ожидала всего, что угодно, но только не этого. Он мог, как это уже бывало, попросить приютить его на пару недель, потому что расстался с очередной пассией и затеял ремонт. Или одолжить машину, потому что свою разбил позавчера, когда поругался с отцом или женщиной мечты. Или выбрать с ним подарок для ребёнка новой подружки (да, и такое бывало). И, кажется, меня уже ничем нельзя было бы удивить, но Итан, всё же, смог. — И как ты пришёл к этой восхитительной мысли? — тактично откашлявшись, интересуюсь я, после чего тут же залпом допиваю чай. Если он серьёзно – придётся бежать. В платье с юбкой-карандашом и на пятнадцатисантиметровых каблуках это будет непросто, но, думаю, смогу добраться до такси раньше, чем Итан – до меня. Несмотря на своеобразное поведение и свинский характер, он не уйдёт отсюда, не заплатив, а я этим до его прихода, слава Господу, не озаботилась. — По тернистому пути сомнений и тревог, — совершенно серьёзно отзывается он. — Неделю назад расстался с Хлоей и всё это время размышлял, что же делаю не так, раз до сих пор не нашёл ту самую-единственную, на которой решусь жениться. Пробормотав под нос «дай той счастливице, Господи, терпения и сил», спрашиваю друга, чего же он хочет от свидания со мной. Итан разводит руками и максимально невинно выдаёт: — Объяснений. Действительно, и чего я ожидала в ответ на свой вопрос? Тихо вздыхаю: — Каких, счастье ты моё незабвенное? — Как – «каких»? — пару раз хлопает ресницами, рассматривая меня, после чего, всё же, поясняет: — Что делаю не так и почему выбираю «не тех» женщин. Или «тех», но почему становятся «не теми»? Улыбаюсь, наверное, снисходительно, потому как Итан сразу же щурится, зло раздувая ноздри. Тяжело вздыхаю и отвечаю на выдохе: — Это тебе к психологу, а не ко мне. Рыжий брезгливо морщит нос и нехотя сознаётся: — Эти шарлатаны сами ничего не знают. Тихо хихикаю и качаю головой, после чего заговариваю: — Тогда и свидание со мной не прольёт свет на проблему. Я знаю тебя очень давно и жила с тобой очень долго, так что могу рассказать, в чём приблизительно может заключаться суть проблемы, — на этом моменте негодующий парень готов пылко возразить, но я вскидываю указательный палец и продолжаю: — Вот только я не имею ни малейшего представления, как ты относишься к своим девушкам. Здесь, пожалуй, стоит пояснить, что мы с Итаном дружим с начальной школы, когда он сначала нагло слопал мой сэндвич вместо своего, а затем поколотил другого парня, который попытался поступить так же с моим вторым сэндвичем. Чуть позже, года этак через два или три, мама познакомила меня с папой Итана и счастливо объявила, что теперь мы будем жить все вместе. То, что они поженились, мы с другом поняли только через полгода. К тому моменту, несмотря на разницу характеров и взглядов, мы успели притереться и сдружиться достаточно крепко, так что, хоть и удивились, но в панику никто не впал. — Вот мы и подошли к сути, Рори, — на лице друга расползается чеширская улыбка. — Это будет действительно свидание. Я буду смотреть на тебя, как на девушку, а тебе придётся меня воспринимать, как парня. Желательно, мечты. Тяжело вздыхая, сдерживаю рвущуюся наружу мысль «не о таком счастье я мечтала», а лишь напоминаю сумасброду, что он – мой брат, пусть и формальный, и как бы сильно я его ни любила, такие выкрутасы моя мама с его отцом не перенесут. Более того – я не перенесу. — Ну, — он задумывается на секунду. — Можно обойтись и без секса, раз ты настаиваешь, здесь я в себе уверен на все сто. Закрываю лицо ладонями и упираюсь локтями в столешницу, обессиленно выдыхая. — То есть, ты его предполагал? — уточняю в надежде, что просто неправильно его поняла. — Конечно, — фыркает. — Я всегда всё довожу до логического завершения. Мелькает мысль, что у моего психического здоровья скоро точно наметится логическое завершение благодаря таким вот шедевральным идеям. — Хорошо, — отнимаю ладони от лица и со смирением взираю на рыжеволосое непоседливое счастье. — Давай в порядке общего бреда предположим, что я соглашусь. Внезапно, вот, вдруг. Ты же понимаешь, что одного,… уф, свидания будет недостаточно, чтобы сделать выводы? А у меня, между прочим, тоже предполагается счастливая семейная жизнь. Сегодня, напоминаю, я могла встретить будущего мужа. Если бы существовал конкурс на самое пренебрежительное фырканье и закатывание глаз – Итан взял бы первое место, даже не утруждаясь. — Я даже спрашивать не буду, как это выглядит. — Тебе никто и никогда не нравится рядом со мной, — отмахиваюсь. — Поправка: мне не нравится, когда ты выбираешь себе баб вместо мужиков. — О, Боже, только не начинай снова… — Не упоминай Господа всуе, — негодующе фыркает друг и продолжает: — Я серьёзно – хоть бы раз мне мужика показала. — Итан… — В общем, — он взмахивает руками, невербально требуя тишины и внимания. — Сегодня дам тебе передышку, а с завтрашнего дня… — Итан, перестань, — хмурюсь, складывая руки под грудью. — Идея – бред. Как ты себе вообще это представляешь? Я тащила тебя три квартала на себе, когда ты напился до беспамятства в пятнадцать. Ты мне волосы держал, пока я с унитазом обнималась, когда впервые попробовала алкоголь. Мы жили вместе, Господи-Боже! Я от и до знаю, какой ты невыносимый, скандальный, чаще всего ленивый, грубый, деспотичный мужлан. Я собирала твои вещи в стирку, отваживала твоих девчонок и знаю всё, что ты когда-либо пробовал в своей жизни. Боюсь вспоминать, сколько всего обо мне знаешь ты. Тебе проще найти кого-то, кто тебя не знает. Я уже буду не объективна, — развожу руками. — И это всё без уточнения, что ты – мой брат. — Формальный, а не единокровный, — поправляет Итан с обольстительной улыбкой. Устало смотрю на него, понимая, что он, и в самом деле, вознамерился воплотить свой план в жизнь. Несмотря на перечисленные недостатки, он ещё и безумно упрям. Почему же не отнесла к недостаткам? Потому что это не плохо и не хорошо. То есть, с одной стороны, он не воспринимает чужую точку зрения, и за это иногда хочется открутить ему голову. Но с другой – умение добиваться своего только красит мужчину. Вот только я тоже не лыком шита. Убираю книгу в сумку, оставляю на столе деньги за свой чай и круассан, надеваю пальто и, молча, покидаю кафе. Итан даже не шевелится, чтобы остановить: за восемнадцать лет дружбы чётко уяснил, что удерживать меня – себе дороже. Несмотря на достаточно спокойный характер, я, как и все люди, в общем-то, могу вспылить, когда сил терпеть и мириться с обстоятельствами больше нет. Дабы оградить дорогих людей, я научилась «тормозить» себя и уходить, чтобы потом обсудить вопрос на холодную голову. Однако, выйдя на улицу, не ловлю такси, а накидываю капюшон пальто и бреду в сторону автобусной остановки. Хоть погода и дрянь, но гулять пешком я очень люблю и стараюсь делать это как можно чаще. Зачем Итан задумал такие глупости вообще? То есть, раньше его не волновало, что он может быть каким-то не таким или делать неверный выбор – не тот он человек. А сейчас, вдруг, решил выяснить свои отрицательные качества. За размышлениями не замечаю, как прохожу остановку, затем ещё одну, и, в конечном итоге, останавливаюсь возле своего дома, приходя к выводу, что друг влюбился. Ему, конечно, нравились все те девушки, с которыми встречался или жил, но сейчас он даже выглядит иначе. Так что, боюсь, настали тяжёлые времена для всех нас. Пока поднимаюсь по лестнице и достаю ключи, набираю номер друга. Череда длительных гудков почти подходит к концу, когда, наконец, слышу запыхавшееся «алло». — Ты хоть понимаешь, что окончательно чокнулся? — вздыхаю, захлопывая дверь, и кидаю ключи вместе с сумкой на комод. — Ты меня всю жизнь так и называешь – чокнутый, — усмехается рыжий. — Неправда, — возражаю, вешая пальто, придерживая трубку плечом. — Ещё мужланом. Почти вижу, как он пожимает плечами: — Какой есть. Скинув обувь, направляюсь в комнату. — Я, конечно, себя прокляну за это, но не могу тебе не помочь. — Значит, ты тоже не можешь устоять перед моим обаянием и соблазном сходить на свидание? Закатываю глаза: — Попробуешь засунуть в меня любую часть своего тела, и я воспользуюсь перцовым баллончиком, чокнутый мужлан. — То есть, целовать без языка я могу? — Пошёл вон, Итан. — Ну, правда. Почему в щёку можно, а в губы нельзя? — Итан, ты сейчас серьёзно это у меня спрашиваешь? — Ну, да. Падаю на диван, вытягивая ноги и откидываясь на спинку. — Если я тебя поцелую – ты отвалишь? Секундное молчание. — Да. — Уверен? — Ещё бы. — Тогда замётано. Я тебя поцелую, но потом никаких разговоров об этом. — Хорошо, — в голосе слышится улыбка. — Я как раз возле твоего дома... — Итан. — ...Можешь не вставать, я сам открою. Тут я уже проклинаю себя, что в какой-то период своей жизни решила дать ему ключи от дома, но ничего не попишешь. Сбрасываю звонок, поднимаюсь и, прихватив полотенце с домашней одеждой, успеваю улизнуть в душ до того, как рыжеволосый бронепоезд вломится в моё жилище. В ванной провожу не так много времени, но когда выхожу, то нахожу друга на кухне, готовящим болоньезе. Заметив меня, он ухмыляется, не отрываясь от готовки: — Как обычно – у тебя мышь повесилась в холодильнике. Прислоняюсь плечом к проёму двери и складываю руки под грудью, с улыбкой наблюдая за парнем. У него вообще мало любимых занятий в жизни, но готовка, определённо, к ним относится. Лучше, чем Итан не готовит даже моя мама, а она – шеф-повар лучшего в городе ресторана. — Слушай, может, нас с тобой в детстве перепутали в роддоме? Мама всегда начинает плакать, когда я появляюсь на кухне. Не от радости. Рыжий фыркает от смеха и на мгновение вскидывает на меня взгляд: — Ты тогда вообще не должна быть в этой семье, потому что на отца ты совсем не похожа. — На твоего – нет, — показываю ему язык и, пройдя, сажусь на барный стул напротив друга. — Внешне, — возражает, пробуя соус. Смешно морщит нос, кидает несколько щепоток специй, мешает, пробует снова и удовлетворённо кивает сам себе. — На самом деле он, как и ты, не может пройти мимо интересной книги и готов до Китая пешком шлёпать, восхищаясь красотами окружающего мира. — Вот только ты забываешь, что он даже больше тебя и такая же оторва. Ума не приложу, как мама с ним справляется. Мы вместе смеёмся. Мой предполагаемо одинокий вечер проходит весьма весело и шумно, хотя нас только двое. Мы болтаем, обсуждаем его и мою работу, события в мире, я в сотый раз пересказываю ему книгу, которую читаю сейчас. Он в сто первый раз возмущается, что таких мужчин, как в книгах не бывает в реальной жизни, на что я в сто второй раз возражаю, что мужчина, прежде всего, должен быть настоящим. — Вообще, я считаю, что женщина должна выходить замуж за того мужчину, который позаботится о ней лучше, чем она сама. Всё остальное даже не серьёзно. — И кроме этого требования у тебя больше никаких нет? Пожимаю плечами: — Не назвала бы это требованием, но, в принципе, да, это главный критерий, — улыбаюсь, тихо посмеиваясь. — Он, конечно, вполне может быть начитанным ослепительным красавцем с божественным телом – буду не против. Но, если есть выбор между ответственностью и ослепительностью, то я выберу первое. — Другого и не ожидал услышать от тебя, — отзывается друг, задумчиво улыбаясь. Пока он раскладывает пасту по тарелкам, я достаю два бокала и бутылку вина. Вино вручаю ему, сама в это время ополаскиваю бокалы, а потом мы принимаемся за ужин. — Почему? — переспрашиваю, имея в виду его последнюю фразу. Он пожимает плечами, запивает пасту вином и отзывается: — Ты всё ещё маленькая девчонка. Умеешь, конечно, о себе заботиться и сама, но, — окидывает меня взглядом. — Не знаю… даже у меня это получается делать лучше. Ты неуклюжая, мечтательная, слишком сопливо-романтичная – вечно приходится переживать за тебя. Щурю глаза и шлёпаю его ладошкой по предплечью. Итан смеётся и снова наполняет наши бокалы. Когда заканчиваем с ужином, я убираю посуду в посудомойку, и мы проходим в гостиную, где друг разжигает камин (настоящий), а я запускаю ноут и проектор. Общим голосованием, единогласно выбираем «Один дома» и падаем на диван. Этот фильм обожаем с детства и оба готовы пересматривать его сотни раз подряд, в любое время года. А если прихватить под него ещё пару бутылок вина… …В общем, мы пьяны, счастливы и довольны прошедшим вечером. По завершению фильма друг входит в раж – подскакивает с места и заводит музыку. В последний раз я страдала по бразильцу, так что подборка песен была из этой же серии – Латинос, Португалия, Италия, Испания. Что странно, Итан воодушевляется и утягивает меня в танцы. Надолго меня, конечно, не хватает, но повеселиться успеваем. Чуть позже с боем отбираю у друга ключи от машины и отправляю в гостевую спальную, отчитывая за безалаберность и халатное отношение к посильно нажитому имуществу. Рыжий хихикает – довольно подленько, кстати, – но послушно следует за мной и даже сам устилает себе кровать, пока я переодеваюсь в пижаму. — Всё в порядке? — заглядываю, когда заканчиваю с предсонными процедурами. — Почти, — раздаётся голос со стороны кровати. Хихикая, прохожу в комнату и тыкаю пальцем в говорящее одеяло. После этого на поверхности показывается недовольно-сонная взлохмаченная рыжая макушка, вызывающая новую волну смеха. — Что не так? — сквозь смех интересуюсь, ещё сильнее ероша его волосы. — Не выполнила обещание, — хитро щурится Итан, приподнимаясь на локте. Я опускаю голову, тихо вздыхая. Даже сквозь выпитый алкоголь ко мне пробивается здравый смысл и вещает, что мы оба – идиоты, которым приключений на задницу не хватает. Поднимаю взгляд на друга и, покачав головой, на мгновение прижимаюсь к его губам своими. Когда отстраняюсь – имею удовольствие наблюдать перекошенную возмущением физиономию рыжего, после чего раздаётся возглас: — И чё? И всё что ли? В процессе хохота падаю на попу и закрываю лицо ладонями, начиная всхлипывать. В последний раз дружище так выглядел, когда я, простуженная, с температурой тридцать восемь и шесть, слопала своё и его мороженое. Даже не знаю, что тогда его возмутило больше – моя безответственность или пропажа любимого лакомства. — Рора, не смешно, — негодующе бубнит Итан. Отнимаю руки от лица и хитро смотрю на друга: — Прости, но оно того стоило. Ты бы только видел своё лицо. Парень вскидывает бровь. И ждёт. Тихо вздыхаю, принимая поражение, и снова тянусь к нему, осторожно касаясь его губ. Действий он никаких не предпринимает, кроме как закрыть глаза, так что целую его сама, немного пугаясь, когда отвечает. Едва вздрагиваю – сразу же чувствую его улыбку. Дурак. — Ты обещал – никаких разговоров, — отстранившись, заговариваю, сердито щуря глаза. — Честное-пречестное, — всё с той же улыбкой отзывается друг, вскидывая раскрытую ладонь. Закатываю глаза, поднимаюсь и выхожу из комнаты, буркнув «спокойной ночи». — Спокойной, Аврора.

***

Когда последнего ребёнка из моей группы забирают родители, в класс заходит Итан. Физиономия суровая, сам сильно напряжён и смотрит волком. Невольно напрягаюсь сама – друга довольно тяжело довести до подобного состояния. Поймав мой взгляд, он мимолётно улыбается уголками губ. Я вздыхаю и начинаю собираться. Наверняка опять поругался с отцом – эти двое безумно похожи, почти как близнецы, только разного возраста. Спорят очень часто, бывает, даже, вздорят, но так сильно стараются не ругаться. Пока стираю с доски, Итан, молча, подхватывает мои вещи, а затем следует на выход за мной. Помогает сесть в машину, кладёт сумку на заднее сидение, садится сам и плавно трогается, что удивительно – в таком состоянии дружище не очень хорошо себя контролирует. И с его любовью к скорости, я уже готова была начать читать подряд все молитвы, какие только знаю. Но Итан отвозит меня домой, ждёт, пока соберусь, и мы отправляемся в ресторан. С нашей договорённости прошёл уже месяц, и раза два в неделю друг исправно водит меня на свидания, да ещё и с воодушевлением. До его бредовой идеи мы виделись довольно редко из-за его графика и моей работы с детьми, но теперь он кровь из носа находит время. Может быть, даже именно из-за редкого общения придумал этот бред, чтобы видеться чаще. Хотя, я всё ещё придерживаюсь теории, что он влюбился, и, судя по всему, очень крепко. Не припоминаю, чтобы он так для какой-то пассии старался, как сейчас старается запоминать все мои комментарии – преображается на глазах. После ужина предлагаю ему погулять в парке. Он удивляется, осматривает моё платье, хмыкает, но соглашается, сразу надевая на меня свой пиджак. В такое время в парке почти никого нет, так что мы располагаемся прямо на траве у пруда: я сажусь на его пиджак, а сам Итан вытягивается, укладывая голову мне на колени. Мы молчим. Чувствую, как он понемногу начинает расслабляться, потому решаю, наконец, выяснить, права я или нет. — Можешь даже не отпираться – вижу, что ты влюбился по уши и едва можешь держать себя в руках. Расскажешь о ней? Рыжий чуть запрокидывает голову, улыбаясь от уха до уха, и тихо смеётся, смотря мне в глаза: — А я и забыл, что ты меня почти наизусть знаешь. Улыбаюсь в ответ и пожимаю плечами. Итан отворачивает лицо к пруду, продолжая улыбаться. — Угадала, — непривычно тихо отзывается он. — Даже представить не можешь, как сильно. — Похожа на кого-то из бывших? — Вообще ни капли, — смеётся он. — Себе на уме мадама. Никогда никого не слушает, очень гордая, но в тихом омуте, как мы знаем... — Сам тоже хорош, — хмыкаю. Итан задумывается, а я решаю не приставать с расспросами. Просто смотрю на пруд и наслаждаюсь тишиной. Давно у нас с ним не было таких вот тёплых встреч, когда можно вместе помолчать – обдумать всё, что творится в жизни, ощущая крепкую поддержку. В последний раз так сидели года два назад, когда я рассталась с Джеймсом, моим женихом. До сих пор не могу назвать точную причину расставания. Это не было по причине измены или чего-то в том же духе, но мы оба просто внезапно поняли, что не хотим быть вместе. Мы встречались с одиннадцатого класса, вместе учились в универе, устраивались на работу – на разные, конечно, но в одно время. Поддерживали друг друга во всём, и мои родители, и Джек, отец Итана, думали, что всё, уже решено. Как оказалось – нет. Не знаю, чего именно, но мне не хватало в Джеймсе. Да, он замечательный, искренний, добрый,… но я будто задыхалась с ним. Пыталась успокоить себя, что это временное чувство, что всё скоро снова наладится,… но нет. — Поедем, отвезу тебя домой, Рора, — тихо вздыхает друг, поднимаясь. Обычно это я уговариваю его пойти домой, но сейчас Итан сам торопится. Это немного настораживает, но списываю странное поведение на его ссору с отцом. Потому так же поднимаюсь и следую за ним, держась обеими ладошками за локоть. — Слушай, — вдруг снова заговаривает он. — Ты мне так и не рассказала, что за овощ там был. Сразу догадываюсь, что Итан говорит о неудавшемся свидании, с которого выдернул меня. Естественно, сразу возмущаюсь, начиная защищать парня. Показываю фото, рассказываю об общении, тут же получая комментарии «доходяга» и «фуфло». Всю дорогу спорю с другом, фыркаю и возмущаюсь. В конечном итоге посылаю его в зад, включаю радио и отворачиваюсь к окну. Только тогда осознаю, что попала на начало любимой песни и начинаю подпевать Бруно, улыбаясь. И сильно удивляюсь внезапно зазвучавшему голосу Итана: — Я никогда не буду в любимчиках у твоей матери, а твой отец даже не смотрит мне в глаза – на его месте, я делал бы то же самое. Говорил бы: "Вот идёт моя малютка вместе с этим непутёвым парнем". Но они просто боятся того, чего не могут понять. Прекрасно, дорогая моя, а теперь смотри, как они изменят своё мнение. Да, ради тебя я попытаюсь, я попытаюсь, я попытаюсь. Я буду подбирать эти осколки, пока не начну истекать кровью, если это сделает тебя моей. Даже перестаю подпевать. Никогда не слышала, как поёт Итан – ни разу за все восемнадцать лет дружбы. Он занимался баскетболом, не брал в руки ни один музыкальный инструмент, не прикасался к клавишам, обожает ковыряться в моторах и своём байке, слушает только альтернативу и не признаёт романтики. И тут, вдруг, начинает наизусть петь Бруно Марса – думаю, та девушка действительно завладела сердцем этого сумасбродного мужлана. Боюсь, что ему даже больно от этих чувств. Задвинув негодование подальше, придвигаюсь ближе к Итану и подхватываю припев вместе с ним: — Ведь больше не будет солнечного света, если я потеряю тебя, любимая. Больше не будет ясного неба, если я потеряю тебя, любимая. Точно так же, как и из облаков, что закроют небо, в моих глазах каждый день будет идти дождь, дождь, дождь… Завершает песню Итан один – никогда не слышавшая его пения, сижу тихо и наслаждаюсь, потому что голос у него, оказывается, очень красивый. Он паркуется возле моего дома, мы заходим внутрь и разбредаемся по ванным. Когда заканчиваю, выхожу в гостиную, сажусь у подлокотника и подгибаю одну ногу под себя, листая каналы по телевизору. Проходит минут двадцать прежде, чем появляется Итан – босиком, в серых спортивках с резинками на щиколотках и дурацкой футболке с кроликом Роджером. Это всё являет собой своеобразную пижаму, которую дарила ему года три назад на новый год. Этот детина прыгал горным козлом от восторга, кружил меня и улыбался во все тридцать два. После этого заявил, что, учитывая его врождённую суперспособность к утилизации (одежда на нём «горит»), он оставит её у меня и будет приезжать с ночёвками. Мне оставалось только согласиться. Друг, молча, вытягивается на диване, устраивая голову на моих коленях. Мы смотрим пару серий детективного сериала и начинаем третью, когда Итан, вдруг, заговаривает: — Я совсем пропащий, да? Едва не роняю пульт и устремляю взгляд на ярко-рыжую макушку: — Это с чего вдруг такие заявления? Он пожимает плечами и, перевернувшись на спину, виновато смотрит мне в глаза: — Сегодня было девятое свидание, но ты так и не говоришь, в чём причина моих неудачных отношений. Обычно ты молчишь, когда тебе нечем меня защитить. — Что за чушь?! Он закатывает глаза и немного возмущённо фыркает: — Вспомни пятый класс, когда отец поймал меня с сигаретой. Ты спустилась на крик и встала рядом со мной, но молчала, потому что у отца были доказательства. Молча держала меня за руку, — тут он усмехается, отводя взгляд. — Так строго, с вызовом смотрела на него, хотя очень не любишь ссоры и крики – даже боишься. Но тогда… ты была такая храбрая. Тихо смеюсь: — Лучше вспомни, какая я была храбрая, когда позволила тебе обмануть их с мамой, сказав, что это ты напоил меня. Итан отмахивается: — Со мной уже всё было понятно, а вот ты всегда была хорошей, прилежной девочкой, и никакой... Реймонд не имел права портить твою репутацию. Удивлённо вскидываю брови: — Ты помнишь его имя? — Ещё бы, — фыркает. — Я помню всех, кто тебя тронул и кого я-…, — тут он осекается и досадливо морщится, понимая, что проболтался. Запрокидываю голову и хохочу: — Боже, какой идиот! Взять и спалиться спустя столько лет! Итан, вроде бы, негодующе хлопает меня по коленке, но тоже начинает смеяться. — А я-то гадала, чего Рей так резко забрал свои слова назад и весь расстарался, пытаясь возобновить отношения. Друг снова пожимает плечами: — Просто он – мудак. Как и все твои бывшие. Никто из них не знает тебя и не умеет обращаться, как ты того заслуживаешь. Грустно улыбаюсь, смотря в бирюзовые глаза. Кладу ладонь на его дальнее от меня плечо и едва ощутимо сжимаю, отзываясь: — Так же, как и тебя. Ты ведь никому не даёшь себя узнать, Итан. — Ты знаешь меня. Полностью, — возражает он, на что качаю головой: — Я даже не знала, что у тебя такой красивый голос. Ты ни разу не пел при мне. Ни разу за восемнадцать лет, Итан. — Это не важно, — рыжий жмёт плечами. — Важно, что ты знаешь именно меня, а не что я умею. — Тоже мне, нашёл достижение, — весело фыркаю. — Ты ведь и сам знаешь меня наизусть. Он печально улыбается, отводя взгляд: — Для меня – достижение. — Тогда позволь ей узнать тебя так, как знаю я, — легко щипаю его за кончик носа, привлекая внимание. — Ты резкий, грубый, но, думаю, в этом есть свой шарм. Итан вздыхает и садится. Около минуты, сидит ко мне спиной, после чего свешивает ноги и упирается взглядом в собственные сцепленные пальцы рук. — Сегодня разговаривал с отцом. О ней. Закусываю губу и досадливо прикрываю глаза. Значит, и правда, поругались. — Он сказал, что я – придурок и такие девушки не для таких, как я. — Что ещё за глупости? — возмущаюсь, толкая его в плечо. — Он прав, Рора, — Итан снова грустно улыбается. — Я сам понимаю, что она не сможет быть со мной, просто не выдержит – я сломаю её. Она другая – тихая, ласковая, добрая. Такая…, — он вновь поворачивается ко мне и растерянно смотрит в глаза. — Маленькая, хрупкая. Иногда я даже трогать её боюсь – вдруг синяк оставлю? Она и так все углы вечно собирает, постоянно ранится. Вспомнить только, когда бездомного котёнка от уличных собак начала отбивать – я думал, сам её убью! Чуть с ума не сошёл, пока ей эти тридцать три укола делали. — Шесть, — тихо поправляю. — Ты ошибся – это была я. И тебе тоже пришлось делать уколы, потому что ввязался вместе со мной, дурак. А потом орал на меня всю дорогу домой, — прикрываю рот ладошкой, тихо смеясь. — И на Джека наорал, что он в школу не приехал, и мне пришлось ждать тебя. Он ухмыляется уголком губ, не сводя с меня взгляда. — Ты никогда не спрашиваешь, кто она. — Ты рассказал бы, если бы хотел, — веду плечом. — Я вижу, как тебе тяжело, и не хочу давить. — А если бы я сказал, что она – это ты? Вскидываю брови в возмущении: — Вот ещё глупости. Я? Представления не имею вообще, как мы умудряемся столько дружить – я ни черта не смыслю ни в одном из твоих увлечений, а ты – в моих. Я не умею готовить, техника меня не слушается и, — снова начинаю смеяться. — Боюсь, ты меня до сих пор не простил за свою белую футболку. Он тоже начинает смеяться, но тихо и слегка устало, и качает головой. Да уж. Это была единственная белая футболка. И стала последней в его жизни. Какое-то время мы ещё болтаем, после чего разбредаемся по комнатам. Наутро друг говорит, что смысла в «свиданиях» больше нет, к тому же ему нужно будет улететь на пару недель в другой город по работе. Я расспрашиваю о срочном деле, и Итан рассказывает о договоре между его компанией и конкурентами. — Бесконечная скучная болтовня, — фыркает он, останавливаясь возле моей работы. Мы прощаемся, и я бегу к детям. За день настроение отчего-то портится, так что, когда возвращаюсь домой, делаю себе коктейль из апельсинового сока и мартини и включаю сопливый фильм с Сэмом Клафлином – «С любовью, Рози». Сюжет банальный, но очень милый, трогательный. Ближе к концу фильма мне звонит мама и переспрашивает, уверена ли я, что не хочу приехать на ужин и проводить Итана: — Кто знает, когда увидимся в следующий раз? — О чём ты? — недоумённо перебиваю её, ставя кино на паузу. И тут мне сообщают новость, что друг переезжает. Судорожно вспоминаю утренний разговор и понимаю, что рыжий ни словом не обмолвился о переезде, только сказал про срочную командировку на пару недель. Отвечаю маме, что точно не приеду и сбрасываю звонок, возобновляя просмотр. Соврал, ничего не сказал, не поделился. Вчера ещё эту тему завёл… Наверное, я напоминаю ему её, раз он попросил именно меня ходить с ним на «свидания», да ещё и истории перепутал. Тяжело вздыхаю, понимая, что злиться на него нет смысла и лучше оставить всё как есть, хоть и обидно, что не захотел увидеться перед отъездом и соврал о командировке. Отпиваю из стакана и включаю фильм. …Знаете одно из тех внезапных озарений, когда, как будто всё сводится в одну точку? Вот и меня посещает такое же, когда вижу, как Он появляется в холле, нерешительно заговаривает с Ней, у которой глаза на мокром месте: — Так твоя жена… — Не будет со мной. Мы оба поняли, что поторопились. Не знаю, чем это помогает, но я, вдруг, одномоментно осознаю, что пропустила все взгляды Итана. Не поняла ни единого слова из того, что он говорил. Зато сейчас понимаю, что капитально ошиблась во всех интерпретациях его действий, слов, и собственных выводах. «А если бы я сказал, что она – это ты?» Роняю стакан, когда подскакиваю. Весь мой коктейль разливается по мягкому, светлому ковру, стакан катится под диван, но я уже вызываю такси, судорожно натягивая джинсы. Идиот. Кретин. Бестолочь. Растрёпанная, в старом свитере, кроссовках и весенней (почему-то) куртке, я кляну рыжего, на чём свет стоит. Да и сама тоже хороша – как можно было всего этого не понять? Вываливаюсь из такси, затем возвращаюсь, извиняясь и расплачиваясь, после чего вбегаю по ступенькам и вламываюсь в дом. По пути в столовую скидываю кроссовки, сбрасываю куртку и отшвыриваю сумку – в арке появляюсь разозлённой гарпией. За столом, и правда, всего трое – мама, Джек и Итан. Мама смотрит на меня круглыми от удивления глазами, так и замерев с вилкой и ножом, занесёнными над стейком. Джек заинтересованно рассматривает, опираясь ладонями о ребро стола. Итан хмурится, откладывая приборы. Мгновение полной, вакуумной тишины. Два. Три. Четыре. И Итан вскидывает брови и приоткрывает губы, понимая, что я догадалась. Обо всём. Вообще, это должно было обрадовать меня, но лишь окончательно выводит из себя – ведь это значит, что догадка моя, стало быть, верна. Стремительно подхожу к столу, хватаю миску с греческим салатом и с размаха швыряю в рыжего, крича вдогонку: — Дурак! Глупый, невыносимый дурак! Мама, да и Джек, никогда прежде не слышавшие, чтобы я, хотя бы, на полтона повысила на кого-то голос, ошарашенно переглядываются. Едва избежавший столкновения друг во все глаза таращится на меня, пытаясь прийти в себя. — Командировка, да, Итан?! — продолжаю бушевать, встряхивая руками. — Успокойся, — вздыхает он, совладав с собой, и поднимается из-за стола. Хватаю тарелку с вяленым мясом и снова запускаю в него. Она так же разбивается вдребезги о стену за его спиной. — Я тебя сейчас успокою, бестолочь! — Аврора, — нерешительно заговаривает Джек – мама даже говорить не в состоянии. — Что происходит? — Итан переезжает – вот, что происходит!.. В этот момент, почему-то, срабатывает осознание: а не просто так ведь рыжий решил переехать. Он упоминал, что разговаривал с отцом о той девушке – обо мне, – и Джек, скорее всего, сыграл не последнюю роль в принятии решения о переезде. Настроения новоосознанный факт мне не прибавляет. — И кстати, — поворачиваюсь к отчиму, негодующе фыркая. — Не подскажешь, почему? Джек хмурится – догадывается, что я обо всём знаю, – и сурово заговаривает: — Потому что это неправильно. Да, не единокровные, но вы считаетесь братом и сестрой. Кроме того, вы слишком разные. Ты с ним не справишься – даже я не справляюсь. Злость накатывает с новой силой. Так вот, почему Итан боялся мне сказать прямо – Джек довольно старомоден, придерживается условностей, и друг, благодаря нашей с Джеком некой схожести во взглядах, решил, что я думаю так же. Медленно выдыхаю, отчаянно стараясь сохранить самообладание, и поворачиваюсь к маме, как можно спокойнее переспрашивая: — Ты знала? — Милая… — Ты. Знала? Она робко кивает. Тяжело вздыхаю. — Мне двадцать пять лет, и вы уже не имеете никакого влияния на мою жизнь. Оба, — окидываю взглядом маму и Джека. — Я уже не обязана спрашивать разрешения на что-либо. Тем более на то, что касается лично меня. — Аврора, — сурово начинает Джек, но перебиваю его: — Ты не спрашивал у меня разрешения жениться на моей матери! Я не просила тебя этого делать, — снова медленно выдыхаю, стараясь успокоиться. — Соответственно, учитывая, что я и Итан никак не могли повлиять на это мероприятие, я не собираюсь спрашивать разрешения любить твоего сына, и ты не сможешь мне этого запретить. Он всю жизнь был моим другом – лучшим другом, – который был рядом, несмотря на огромную разницу между нами – в характерах и увлечениях. Это не мешает мне считать его лучшим парнем – мужчиной, – которого я когда-либо знала в своей жизни. После этого вновь оборачиваюсь к маме и выдыхаю: — Рада была видеть. Не звони, пока не приеду сама. Хочу уйти, но меня грубо и крепко хватают за руку, заставляя обернуться. Джек выглядит действительно злым. — Не разговаривай так с Хелен. Ты всё ещё её дочь. — Только её дочь, Джек. Пытаюсь вырвать руку, но он не отпускает. И уже слышу, как мама вдыхает, чтобы заступиться за меня, когда раздаётся пугающе тихий, стальной голос Итана: — Отпусти её. Мы оба – и я, и Джек, – вздрагиваем от неожиданности. В поле зрения появляется крепкая рука с рваным шрамом от собачьих зубов на тыльной стороне ладони и, крепко сжав запястье Джека, освобождает мою. Итан утягивает меня в сторону и аккуратно подталкивает в сторону коридору, заговаривая уже гораздо мягче: — Одевайся, Рора, я отвезу тебя домой. — Но… — Ну, же, — он улыбается уголками губ и снова подталкивает. — Я догоню через минуту. Поджимаю губы, колеблясь – Джек всё ещё выглядит злым, и мне совершенно не хочется оставлять Итана с ним, даже несмотря на то, что обижена на друга. Но рыжий улыбается теплее и подмигивает, так что мне ничего не остаётся, кроме как вздохнуть и отправиться одеваться. По мере обнаружения вещей на полу, слышу, как Итан вполголоса извиняется перед моей мамой, шумя осколками разбитых тарелок – убирает следы моей истерики. Мама уверяет его, что не злится, после чего слышу приглушённый чмок – скорее всего, как всегда в таких случаях, поцеловала в макушку, стараясь успокоить. Закончив с кроссовками, накидываю куртку и подбираю сумку. Когда Итан заговаривает снова, уже не могу разобрать слов – говорит гораздо тише. И довольно долго, потому что уже собираюсь снова разуться и идти за ним, но Итан возникает в коридоре и сразу же улыбается: — Ты посмотри на себя: стоишь тут как садовый гном. — Сам велел ждать тебя, — бурчу, поглядывая ему за спину. Жду, что сейчас появится Джек и станет снова ругаться с ним, но вместо этого слышу только их с мамой голоса на кухне. Вздыхаю. — И это впервые, когда ты действительно меня послушала, Рора, — Итан посмеивается, надевая жилет и впрыгивая в кроссовки. После этого открывает дверь, пропуская вперёд. Мы вместе выходим из дома. Итан помогает мне сесть в машину и сам пристёгивает ремнём безопасности, на что я только лишь негодующе фыркаю, а он смеётся – тихо-тихо, и легко. После этого садится за руль, заводит мотор, попутно тоже пристёгиваясь, и выезжает на дорогу. Какое-то время он молчит, кусая губы, а потом тихо переспрашивает: — Где я прокололся? Почти неслышно вздыхаю: — Когда попросил ходить с тобой на свидания. А вчера в лоб сказал, только я глупая и не сразу поняла, что ты серьёзно. Итан морщит нос: — Ты не глупая, перестань так говорить. Ты, — он шумно и глубоко вздыхает, бросая на меня взгляд. — Зачем к родителям приехала, раз всё поняла и знала, что уезжаю? Отворачиваюсь к окну, обхватываю себя руками и закусываю губу. Сжимаю ладонями свои плечи, зажмуриваясь, и бормочу, что не хочу, чтобы он уезжал. Итан поджимает губы и замолкает. Тишина давит, и я сжимаюсь на сидении в комок, продолжая усердно пялиться на сменяющиеся пейзажи за окном. Вспоминается то нелёгкое время восьмого класса, когда Итан стал красить волосы в более яркий цвет. С непривычки я постоянно обращала на это внимание, вечно рассматривая его. И чем больше смотрела, тем чаще ловила себя на мысли, что ему очень идёт, что Итан вообще симпатичный. Потом произошла та история с Реймондом, когда Итан вступился за меня дважды – выбил дурь из моего бывшего и взял вину на себя перед родителями, когда я напилась. С каждым днём, месяцем, годом становилось только хуже. Сейчас понимаю, что и Джеймса я уговорила расстаться – потому что в нём не было ничего, что напоминало бы того, кто всегда был рядом и защищал меня. Всё это время я задвигала свои чувства как можно дальше из-за боязни потерять. Ведь он – другой, не такой, как я. Встречался с непохожими на меня девчонками, девушками, женщинами. Никогда не понимала, как мы вообще сдружились. Итан съезжает с дороги к гаражу и глушит мотор. Какое-то время мы просто сидим, всё так же в тишине. А потом он выходит, помогает выйти мне, и мы заходим в дом. — О-хо-хо! — дразняще восклицает рыжий, заходя в гостиную. — Вот это погром! Вешаю куртку на крючок, вспоминая об опрокинутом стакане мартини, включенном фильме и брошенном домашнем платье. Краснея до самых пяток, быстро привожу в порядок комнату, выуживаю стакан из-под дивана под ехидный смешок друга. Оборачиваюсь, сердито щурюсь и, фыркнув, отношу стакан на кухню. Потом мы вместе скручиваем ковёр и выставляем его в прихожую, чтобы не забыла отдать в химчистку. — Ты же понимаешь, что мне нужно уехать? — тихо спрашивает Итан, когда садимся в гостиной, и он запускает фильм с самого начала. — Так будет лучше. — Тебе? — вопрос вырывается раньше, чем успеваю подумать над ним, да ещё и таким тоном, что друг оборачивается, хмурясь. — Всем, — задумчиво отвечает он. — С отцом я поговорил, он больше тебя не коснётся, обещаю. Хелен не злится. Подбираю ноги под себя, прислоняясь к подлокотнику, и поджимаю губы, кивая. Рыжий тяжело вздыхает, двигается ближе ко мне и наклоняется, заглядывая в лицо: — Рора, перестань. Я приеду по первому звонку, ты же знаешь. — И потом снова уедешь, — чуть свожу брови, стараясь сдержать слёзы и рвущийся всхлип. — Потому что так надо. — Потому что тебе так надо. Только не понимаю, зачем. — Ты стебёшься надо мной что ли? — негодующе фыркает он и заставляет повернуться к нему. — Я этого хочу в самую последнюю очередь. — Да ты что? — щурюсь и поджимаю дрожащие губы. — Представь себе, — ядовито отвечает он и зло смотрит на меня. — И почему же? Итан почти что задыхается возмущением, затем стискивает челюсти и рычаще цедит: — Потому что люблю тебя, Рора. Становится ещё обиднее, и, наверное, от этого мой голос ломается на последних словах: — Так ты поэтому совершенно не слушал, что я говорила твоему отцу? — Мало ли чего ты ему наговорила! — взрывается Итан. — Ты всегда меня перед ним защищаешь! Освобождаюсь от его рук, поднимаюсь и ухожу, бросая: — Уезжай, куда хочешь. Успеваю сделать пару шагов, когда слышу, что журнальному столику явно нездоровится. Усилием воли заставляю себя продолжать идти к спасительной лестнице, не оборачиваясь. Вот только через три тяжёлых шага Итана, меня волчком разворачивает к нему, и я вижу перед собой разъярённый взгляд рыжего. — Чего ты от меня хочешь, Аврора?! … Вообще, Итан прав – я очень боюсь громких шумов, криков, ссор. Если можно избежать конфликта – не важно, как, – буду его избегать, даже в ущерб себе. Никогда в жизни ни на кого не поднимала руку, даже не задумывалась об этом. Но сейчас вырываю свою ладонь из его руки и отвешиваю пощёчину и без того разозлённому донельзя парню. Ладонь горит, пульсируя болью, от удара, в ушах звенит от того, как громко она прозвучала – почти оглушающе. Итан на мгновение прикрывает глаза, шумно выдыхая носом. Затем поворачивается ко мне, смотря в глаза тяжёлым взглядом. И на этот раз я целую его – сначала немного неловко и оттого болезненно кусаю за нижнюю губу, после чего мягко провожу языком по укусу. Рыжий охает от удивления, приоткрывая губы, и я скольжу языком в его рот. Целовать его мне кажется вкусным, я подхожу ближе. Но, когда он приходит в себя и отвечает, отстраняюсь и отхожу на шаг назад. Голубые, почти бирюзовые – настолько яркие – глаза смотрят на меня ошеломлённо и непонимающе. Лучший друг выглядит сбитым с толку, и определённо забыл не только о собственной злости, но и пощёчине, полученной минуту назад. — Аврора, — растерянно зовёт он, а я шмыгаю носом и бормочу в ответ: — Да. А ты – глухая бестолочь. Слёзы всё-таки скатываются по щекам, и, натянув рукава свитера на запястья, я стираю их, снова шмыгая носом. Итан делает глубокий вдох, запускает пальцы в волосы, ероша их, и медленно выдыхает ртом, запрокидывая голову. Я снова обхватываю себя руками, крепко сжимая плечи, и отвожу взгляд. Очень хочется зареветь совсем, навзрыд – мне страшно. Напугалась того, что ударила его, что так сильно злюсь на него. И что он сейчас уйдёт. Совсем. — Рора. Вздрагиваю от неожиданности. Шмыгаю носом, вытираю его запястьем и нерешительно поднимаю взгляд на Итана. — Ты ведь... не жалеешь меня? — он хмурится, отчаянно стараясь рассмотреть что-то в моих глазах. Недовольно хмурю брови и качаю головой. Он тихо вздыхает: — Не обижайся. Просто ты… ты всех котят и щенят в округе домой тащила, и… — Ты – не бездомная брошенная зверушка, — тихо, но сердито бурчу на него. Уголок его губ медленно ползёт вверх в подобии улыбки, и он устало, но уже гораздо мягче смотрит мне в глаза: — И кто я тогда? — Ты – Итан Брэдшоу. Тот самый мальчишка, который в первый день в первом классе слопал один из двух моих сэндвичей с тунцом. А потом подрался с одноклассником, который хотел сделать то же самое со вторым. Он прикрывает глаза ладонью и беззвучно смеётся. Замечаю, что щека, по которой я его ударила, покраснела и немного опухла, так что иду на кухню. В морозилке нахожу свою гелевую маску, которую использую по утрам, достаю её и, захлопнув холодильник, разворачиваюсь. Итан уже сидит за баром и наблюдает за мной, слабо улыбаясь. Закусив губу, медленно подхожу к нему и тянусь маской к его щеке через столешницу. Парень складывает руки на баре и кладёт на них голову, подставляя щёку. Аккуратно прислоняю к ней маску, стараясь не давить. — Прости, — шепчу, отводя глаза. Он тихо усмехается и, вдруг, спрашивает: — Я тебе, хотя бы, нравлюсь? Вскидываю брови, возвращая взгляд к рыжему. Взгляд голубых глаз настолько хитрый, что даже немного перехватывает дыхание. Отчаянно краснея, киваю несколько раз подряд. — Уверена? — Я сейчас ударю тебя ещё раз. Он снова смеётся. — Итан, — смущённо бурчу, одёргивая. — Прости, — он закусывает губу и тихо вздыхает. Затем снова заговаривает, но уже серьёзнее: — Уверена, что хочешь, чтобы остался? То есть, ты ведь знаешь меня – я не смогу потом уйти, — бросает на меня виноватый взгляд. — Я пытался. Когда понял, что по уши в тебя влюблён, начал хвататься за всё подряд – работа, отношения, тачки… ещё и Джеймс этот ебучий, — рыжий негодующе фыркает и бормочет себе под нос что-то, напоминающее слово «слюнтяй», после чего обессиленно выдыхает и устало смотрит мне в глаза: — Я не смогу оставить тебя, даже если захочу, — и добавляет шёпотом: — И я не хочу. Наклоняюсь к нему и, коснувшись кончиком носа его, медленно веду вверх по спинке, а затем мягко целую веко. После этого опираюсь предплечьем на стойку, кладу на него голову, заглядывая в бирюзовые глаза, и пожимаю плечом: — И не нужно. Лучший друг болезненно сводит брови: — Рора… — Прекрати, Итан, — изо всех сил борюсь с подступающими слезами. — Может быть, ты, и правда, в какой-то мере и для кого-то чудовище, но не со мной. Да, грубый, да, тяжело себя контролируешь, но меня ты не обидел ни разу за все восемнадцать лет. Обо мне ты только заботился. — Отец… — Всё ещё не в праве запрещать мне что-либо, — обрываю его, сурово хмурясь. Мой лучший друг прикрывает глаза, безмятежно улыбаясь. Он ощутимо расслабляется от моих слов. — Я останусь? У тебя. Сегодня, — бормочет он. — Мог не спрашивать, — отзываюсь, чуть смещая маску холодной частью.

***

— Здравствуй, милая. — Привет, мам. Проходите. Они с Джеком заходят в дом, и мы обнимаемся. После той ссоры, мы не виделись пару месяцев, но перед Рождеством снова начали общаться, так что праздник договорились отметить у меня. Да, Джек ещё не совсем принял и отпустил ситуацию, но ведёт себя достойно. Хотя, иного я от него и не ожидала – ради мамы он готов наизнанку вывернуться, а она довольно жёстко отстаивает мою свободу и права Итана. Кстати, о рыжем. Он оказался довольно робким – со мной, по крайней мере. Конечно, он любую свою свободную минуту старается проводить со мной – фактически или через звонки/смс, – да и после работы тоже приезжает ко мне. Но с ночёвкой остаётся редко, и ещё реже – со мной в одной постели. Вижу, как мучается, но ещё сильнее боится. Чего – не понимаю, ведь я не против… кхм, близости. Когда мама и Джек проходят в гостиную, входная дверь открывается снова и появляется Итан – весь в снегу и злой, как чёрт. — Срать я хотел, блять, как ты это сделаешь, Майк! Мне нужен подписанный договор в понедельник… Да пошёл ты нахуй! Я заебался уже туда кататься, так что поднимай свой ленивый зад и пиздуй сам... И тебя с праздником, чмо, — ухмыляясь, отзывается рыжий и завершает звонок. После чего отшвыривает телефон на комод, скидывает пальто прямо на пол, нисколько не заботясь о том, что снег, который он же и притащил, растает, и мягко притягивает меня к себе, крепко обнимая. — Привет, куколка. Шлёпаю его ладошкой по спине и негодующе фыркаю. Терпеть не могу это прозвище, но он упорно продолжает так называть. Итан усмехается, чуть отстраняется и находит своими губами мои. А я снова удивляюсь тому, каким ласковым и нежным он может быть – только что отсобачил партнёра-друга и вот уже невесомо скользит губами по моим, вновь заставляя терять голову. — Я скучала, — тихо отзываюсь, прижимаясь щекой к его груди. Он на несколько дней улетал к партнёрам на переговоры, и я действительно не находила себе места. Даже дети не отвлекали от мыслей об Итане. — На неделю я весь твой, Рора, — он целует меня в висок. Наверное, мы стоим так довольно долго, потому что слышу шаги, после чего чувствую, как рыжий вскидывает голову. Оборачиваюсь и вижу в проёме дверей умиляющуюся маму и сурового Джека. Правда, после моего тяжёлого вздоха, уже мама становится суровой, глядя на моего отчима, и бурчит, толкая его локтем в рёбра: — Отстань от детей, Джеки. Я вот очень рада, что Аврора хоть чем-то на меня похожа, — на этом моменте она гордо вскидывает голову, улыбаясь. — О чём ты? — недоумевает отец Итана, окидывая меня непонимающим взглядом и возвращая его к моей маме. — О вкусе на мужчин – нам обеим нравятся чокнутые, грубые оболтусы, — мама подмигивает мне и удаляется в гостиную, утягивая за собой смущённо краснеющего Джека. Я утыкаюсь в грудь своего «чокнутого, грубого оболтуса» и тихо хрюкаю от смеха. Ну, мама, ну, вывезла. — Хелен ещё забыла о вашей с ней способности укрощать и сбивать с толку чокнутых, грубых оболтусов, — ошарашенно отзывается Итан. — Что есть, то есть, — тихо отзываюсь в ответ. — Убирай бардак, который устроил, и пойдём ужинать. Рыжий страдальчески стонет и делает попытку повиснуть на мне: — Ну, Рора… — Нет-нет-нет, — выбираюсь из его объятий, складываю руки под грудью и вскидываю бровь: — Сейчас же всё убрал за собой, бессовестный. С тяжёлым вздохом рыжая громадина смиряется со своей участью, покорно вешая пальто на положенное место и вытирая шваброй растаявший снег под ногами. — Верёвки из меня вьёшь, Рора, — жалуется парень, вновь обнимая меня. — Если бы вила верёвки – ты бы не уезжал на ночь в свою квартиру, — парирую, уворачиваясь от его рук, и прохожу в гостиную. — И вообще бы продал её давно. — Аврора! — доносится до меня возмущённый голос рыжего, на что я совсем распаляюсь и очень смело выдаю в ответ: — И всё ещё не вижу блеска кольца на безымянном пальце, Итан. Позади слышится топот и азартное восклицание: — А ну иди сюда, маленькая негодяйка! С визгом припускаю на кухню, крича: — Мама! Далеко убежать не успеваю – Итан обхватывает меня за талию и поднимает, и в это же время доносится голос мамы: — Никаких «мама». Я справилась, ты тоже сможешь. Рыжий начинает подло хихикать, я только вздыхаю. И правда, сама напросилась. Оборачиваюсь через плечо, вижу светящиеся бирюзовые глаза Итана, в которых кроме тёплой нежности присутствует и игривая чокнутость, и по его взгляду понимаю, что выгляжу приблизительно так же. Но оно того стоит.