Выскочка

Дружинники с ликованием вошли в Новгород; в отличие от ратников, старуха почему-то не была в восторге от прибытия в столицу и продолжала всячески вертеться, запутывая веревку, которой была связана, так, что Годун, до сих пор старавшийся сохранять безразличие по отношению к старухе как в мыслях, так и в действиях, грозно сказал ей, на повышенном, правда, тоне: — Сама-то не устала дёргаться? —ответом воеводе послужило усиленное шипение; —Ну, дело-то твое, только сильнее ведь запутаешься, —со спокойным, даже холодным безразличием проговорил Годун, проводя пленницу по оживленным городским улицам, что было особенно трудно с учетом верткой орущей старухи, однако воевода шел, будто никого рядом с ним и вовсе не было, —такая тактика напускного безразличия дала свои плоды: неугомонная старуха, заметив, что на нее никто больше не реагирует, заметно поутихла—видно, потеряла интерес к теперь бесполезным кривляньям; так Годун смог с Божьей помощью кое-как довести старую лиходейку до Собора, где их уже ждал Владыка Спиридон, как обычно в спокойном умиротворении, которое, казалось, ничто не могло нарушить, потому как, стоило воеводе и его орущей, похлеще ведьмы на костре, спутнице, войти на территорию Собора, старик никак не подал виду, что что-то переменилось: он продолжил с закрытыми глазами стоять со сложенными на уровне пояса, руками, словно не слышал истошных воплей, которые мог заглушить, разве что колокол; но в тот миг все колокола смиренно молчали; а такое невозмутимо-блаженное спокойствие было для Владыки нормальным состоянием, и Годун давно к этому привык, и не удивился бы, если сейчас же перед Спиридоном грохнет пушка, а Владыка и бровью не поведет; однако, когда старик, все-таки открыл глаза и заметил воеводу со старухой, он улыбнулся и с глубоким спокойствием проговорил: —А, здравствуй, Годун; Курган мне говорил, что ты оставил остальных и пошел ко мне, упомянув, кажется, что задание-то хлопот вам доставило, так? — с обыденно доброй улыбкой спросил старик — Да, эту старуху мы искали довольно долго, а нашли ее Финист с Аникеем, — лаконично отчитался воевода — Что же, я благодарен вам всем за службу, — ровным тоном проговорил старик, многозначительно добавив, обращаясь к старухе: — А с тобой, лиходейка, мы поговорим позже, — в тоне Спиридона не было ни угрозы, ни злости, тон был какой-то усталый; на этом Владыка отпустил воеводу, попросив его кликнуть кого-нибудь из стражи; Годун кивнул и отправился за стражником в красных одеждах, стражник был хиленький невзрачный мужчина с каким-то блеклым незапоминающимся лицом; с этим-то стражником и вернулся воевода к Владыке, который попросил его[стражника] сопроводить старуху в темницу, что стражник не замедлил исполнить, всю короткую дорогу до камеры ведьма не переставала верещать, словно ее вели не в камеру, а сразу на виселицу; с горем пополам затащил караульный вверенную ему женщину в маленькую грязную камеру, и все его действия, конечно, сопровождались руганью, проклятиями и криками так, что оставалось лишь удивляться, откуда в маленькой старухе столько сил, что она так неутомимо орет; однако, охранник свое дело сделал, а потому поспешил отчитаться в этом Владыке; и, заперев камеру на ключ, стражник поспешил обратно к Спиридону, который, будто замерев, стоял на том месте, где его оставил стражник, уводя эту гадкую старуху — Узница в камере, —весело сообщил стражник —Спасибо, Агафон, —поблагодарил старик, —Благословите, Владыка, —попросил Агафон, целуя полол белого одеяния Спиридона —Бог благословит, —быстро ответил Владыка; он раздавал эти благословения каждый день раз по десять, и отвечал уже не задумываясь, просто на автомате; — Проводи меня, пожалуйста, к узнице, которую ты только что запер в камеру, — попросил Владыка как-то кротко Агафон с готовностью кивнул и направился в камеру, которую только что, казалось ему, покинул; каково же было его, смешанное с ужасом удивление, когда несчастный стражник обнаружил в ней только уже холодное дряхлое тело старухи! Спиридон зашел в камеру несколькими мгновениями позже Агафона; Несчастный стражник, дрожа и задыхаясь от волнения, сбивчиво проговорил: —В-в-владыка, к-когда я уходил, клянусь, она была живая! —едва не рыдая промямлил Агафон до смерти напуганный таким неожиданным и жутким поворотом событий; однако Спиридон, в отличие от несчастного стражника, оставался наружно спокоен и своим глубоким ровным голосом проговорил: —Успокойся, дитя, на все воля Божья; она, возможно, ты заметил, была немолода, в ее смерти нет ничего шокирующего, поэтому постарайся успокоиться, все равно, она теперь в другом мире и твои слезы оттуда ее не вернут, поэтому перестань печалиться, —слова старика, все-таки возымели свое действие, потому как Агафон, издав напоследок два-три всхлипа, успокоился.