Без паники, главное, без паники!

      Празднество в честь её победы на Дуэли Арканов шумело далеко-далеко за рядами плотных стен в просторном зале златом под тяжелою, кованою люстрою с десятком слепящих свеч, и даже находясь в мирном матушкином саде можно было услышать слабое звучание аккомпанирующих фортепиано скрипок. Феличита тяжело вздохнула, уловив музыку, и продавила острыми каблуками мягкую почву земли, чувствуя неясную тягость на душе. Она сбежала от испещрённого царапинами пола залы всего несколько минут назад, укрылась в излюбленном матушкою саду после кроткого отказа от титула Донны и принятия всех искренних поздравлений от сияющих радостью членов Семьи. Подальше от мигающих свеч, от блестящей златом залы, от гула развесёлых голосов, от истерично — не то чтобы она могла винить его после приключившегося — опекающего Луки и пытающегося затащить её на танец Дебито.       Всё закончилось хорошо.       Феличита была счастлива.       Довольные лица всех членов семьи, беспрекословная победа со свободой и живой, здоровый, не умирающий от Тарокко Папа — она не могла быть радостнее, чем сейчас, когда нависшая над нею клетка отправилась в прошлое, все секреты наконец-то раскрылись, а давно желанная возможность жить рядом с матушкой и папой вместе не канула в лету благодаря Колесу Фортуны. Если сравнивать сегодняшний день с концовками сопливых, стащенных у Луки для изучения романов, то у неё невероятно счастливый финал. И всё же... всё же... была одна маленькая проблема.       Феличита медленно облизала губы и шаркнула подошвою по брусчатке, ощущая излишнюю нервозность при мыслях о человеке, которого она всё выискивала и выискивала глазами в празднующей толпе. Он ответил на её спутанные, неловкие чувства, стоя на пыльной, душной арене — и хотя слова его не были похожи на речи из глупых любовных романов, ибо вызвали желание закатить глаза, а не затрепетать вечно описывающимися на страницах книг бабочками, она была счастлива услышать о том, что нужна.       И нравится.       Стукая носки туфель на вечеринке, она всё не могла выдрать из головы сказанные им слова, как ни старалась, и могла лишь краснеть с каждым въевшимся в сознание словом, вспоминая и мягкий взгляд после её победы, и сказанное ласково «это было весело», и обещание быть с ней рядом — каждая буква, каждое движение взгляда, каждый скачок интонации третировали слабое сердце, вынуждая то биться в истеричных конвульсиях и пригонять кровь к итак алым до предела щекам. У неё потели ладони, пересыхали губы, и Феличита могла лишь нервно желать и опасаться его появления рядом, но за всё празднество он ни разу к ней не подошёл, а она была слишком смущена, чтобы прямо зашагать к нему на глазах у всех окружающих (да и отыскать его для начала надо было).       То, что её матушка обо всём знала — не значит, что знали остальные.       В итоге, она так и не видела его с момента Дуэли, что с одной стороны успокаивало, но с другой — раздражало. Несмотря на стойкое ощущение иррациональности происходящего, они по идее должны были быть в отношениях — если это так работает, конечно — и ей хотелось какого-то подтверждения: слов, что вновь застрянут в голове, или определённых действий, которые она знала из любовных романов. Да, её чувства к нему не были счастливым трепетом первой любви, описанной на страницах ванильных книг, а скорее задушенным криком в подушку глубоко ночью из-за горящих при мыслях о нём щёк, но романтические моменты между возлюбленными существуют же не только в романах?..       Может, она просто хотела подтверждения, что ничего себе не придумала.       Всё же он ни разу не подошёл к ней за все три часа, когда тот же Либерта успел поздравить её раз пять, словно забывая, что он сделал это ещё полчаса назад, улыбаясь широко-широко, а Дебито едва не потянул за собою танцевать, хотя она и повторяла, что не умеет и не знает.       Может, она неправильно его поняла.       Нет, он ведь сказал, что осталось лишь разрешить проблему с его чувствами! Он пообещал дать ей ответ на Дуэли! И дал!       Феличита ударила каблуком по каменной дорожке сада и засипела, чувствуя нарастающее раздражение. Неопределённость и непонимания происходящего волновало, путало и пугало — хотелось чёткого ответа, хотелось услышать признание ещё раз, хотелось узнать «а что же теперь», когда они в отношениях. Надеяться на нечто описанное в книгах было глупо, но познания в любви и отношениях были столь малы, столь выживали на смазанных объяснениях Луки и матушки, что ничего другого не оставалось, как думать обо всём прочитанном когда-то во время всплеска интереса к любви — Феличита всё винила свою Аркану за страницу позора в её жизни; особенно за то, как Лука словил её на горячем, когда она возвращала наивный любовный роман на полку.       Его заинтересованный, но слегка обеспокоенный взгляд она никогда не забудет.       — У-у-у, Джолли, — она едва не прошипела, вновь ударила каблуком по камню и вдавила ногти до неприятных ощущений в предплечья, вновь краснея при мысли о нём; всё казалось излишне сложным и запутанным.       За спиною раздалось шарканье обуви — Феличита вздрогнула, ощущая слабый, но знакомый запах сигарного дыма, и нетерпеливо обернулась.       Сердце истерически забилось о рёбра.       — Ха-ха, вы решили сбежать не только от титула Донны, но и от шумного празднества в вашу честь? — раздался хриплый, низкий голос, и едва ощутимый ранее душный табак сильнее ударил по ноздрям. Джолли оказался близко-близко, почти впритык; он нависал над нею и сгибал шею, напоминая о внезапно смущающей до чёртиков разнице в росте, и смотрел сверху вниз стеклом аконитовых глаз. — Возможно, мне стоило довести дело до конца на Дуэли раз вы, синьорина, настолько безответственны, — и поднёс сигару к губам, затягиваясь вновь.       Её зовут Феличита, вообще-то.       — Безответственен здесь лишь ты! — Феличита гневно выпалила, заглатывая наживку и чувствуя слабое – нет, вовсе не слабое – разочарование от сказанных им первых слов; она не ожидала, что всё теперь будет иначе, но услышать хотелось нечто другое, даже если искривлённое и переломанное клыкастой пастью его.       Плескавшееся внутри раздражение шипело, начинало бурлить от услышанного, и она инстинктивно сделала малый шаг назад — каблуки громко стукнули по брусчатке.       — О, и как же? — уголки его губ поползли выше, словно предвкушая ответ.       — М-мы же в отношениях теперь, да?! — сбилась, вскрикнула на последнем слове и нервно облизала губы, отступая рефлекторно левой ногой и слегка разворачивая грудную клетку, словно собираясь вставать в стойку. — А ты ни разу не подошёл ко мне за весь вечер! Ни разу!       Джолли выдыхал полупрозрачный дым, слушая её короткую, эмоциональную тираду, и сузил глаза, стоило той закончиться.       — Хе-хе, кто же знал, что вам настолько не будет хватать моего внимания.       Феличита подавилась воздухом и, краснея подобно спящим уже матушкиным розам, отступила слегка назад, словно всё новые и новые сантиметры между ними могли хоть как-то помочь ей унять трепещущее надрывно сердце; словно находясь подальше от удушливого табака, смешанного с едкими химикатами, она могла перестать думать о том, как иногда улавливала едва различимые во въевшемся в него дыме запахи трав, чернил и кофе. Хотелось подойти ближе, хотелось вцепиться в его рубашку и вдохнуть, но в тоже время — инстинктивно хотелось укусить.       Начиная паниковать от противоречивых чувств и смущающих мыслей, она на повышенных тонах парировала:       — Ты никакого внимания мне не уделил!       — Алчность вас погубит, — он ступил вперёд, ближе к ней, и она с усилием удержалась там же, где стояла. — Вы же сами сбегаете от меня, не так ли? — Джолли перевёл взгляд на разделяющий их благодаря Феличите метр. — Может, это вы меня избегали, а не я — вас?       От подобного рода наглости она чуть не потеряла дар речи.       — Не надо было стоять так близко!       — Но мы же в отношениях теперь, да? — повторил произнесённые ею ранее слова и подошёл почти вплотную, даже не представляя, как сказанное им заставило сердце её замереть. — Разве для возлюбленных не само собой разумеющееся быть близко друг к другу? М-м? Или, может, — он наклонился и едва не столкнулся с ней носами; Феличита сглотнула, вдыхая пряный сигарный дым, химикаты, пыль арены и кофе, — вам вовсе не нужны мои чувства?       — Нужны, нужны! — сорвалось с языка быстро, громко, словно боясь не успеть.       Феличита прикусила язык, ощущая липкий стыд, но она помнила сколь отчаянной и безысходной ощущала себя, стоило осознать только-только давшие побеги чувства к Джолли; помнила горький привкус чего-то сродни разочарования на языке и мельтешивший в голове вопрос «почему не Нова, Либерта или хотя бы Дебито». Первая любовь, описанная столь красочно и трепетно на страницах романов, оказалась в реальности не только безнадёжной, но и невероятно угнетающей. Первые несколько дней, стоило осознать истинную природу желания находиться рядом с ним, хотелось тяготеть в полном одиночестве и налегать на сладости — тяжелое осознание того, что Джолли на неё никогда не посмотрит так, как хочется ей, внезапно ударило очень-очень сильно.       Было больно, было обидно.       Пришлось смириться, отодвинуть на задний план и делать вид, что ничего совершенно не произошло — не вышло, Джолли понял довольно быстро.       И Феличита помнит, помнит захлёстывающий животный страх и нарастающую панику, когда он с лёгкостью раскусил её очевидные чувства; помнит медленно расцветающую надежду с привкусом неверия на языке, когда он пообещал дать ответ на следующий день; помнит сколь страшила мысль об отказе на уровне с поражением на Дуэли. Лишь после победы, после обещания быть рядом с ней, она наконец-то смогла ощутить тот самый окрыляющий, красочный трепет. Хотелось улыбаться и взять за руку; хотелось не отпускать и зарыться пальцами в смоляные волосы; хотелось поцеловать и просто побыть рядом.       Хотелось любить.       — Какая честная, — кончики их носов столкнулись, она ощутила едкое, но горячее дыхание почти на губах, и лихорадочно застучало сердце, и вспотели ладони. — Раз вы так желаете моей любви… я дам её вам, — и поцеловал.       Поцеловал.       Поцеловал.       Феличита впилась ногтями во влажные ладони, задохнулась паникой, ворохом мыслей в голове и даже не закрыла глаза — холодные губы и тонкие пальцы, нажимающие на шею, выбили почву из-под ног. Она застыла и не шелохнулась, не имея ни малейшего понятия, что делать и куда деть руки, поэтому лишь сильнее вдавила ногти в кожу и подумала насколько неумело и по-детски выглядит, съёжившись от простого поцелуя. Хотелось ответить, сделать хоть что-то, но тело не слушалось, а рот рефлекторно сжался в напряжённую линию, мешая целующему её мужчине пойти дальше простого соприкосновения губ; и она могла лишь степенно ждать, пока всё закончится, и слегка разочарованный Джолли не отстранится, хмыкнув себе под нос.       Стыдно.       — Вы отвратно целуетесь, — и затянулся сигарой, прохрипев уничижительный вердикт.       Феличита неловко облизала губы — те самые, которые он целовал — и совестно опустила взгляд на мощёную дорожку сада, вытирая влажные ладони о юбку и думая насколько неопытной, незрелой она себя показала — но в этом же нет ничего плохого, да?..       Не то чтобы она могла хоть как-то себя показать, но у него явно больше опыта и он может сравнить, точнее, уже сравнил, и вообще… надо предупреждать! Она не была готова! Она запаниковала!       Но они целовались, боже, они целовались.       — Это был мой первый поцелуй! — прошипела яростно, поднимая взгляд резко, с вызовом, слыша стук собственного сердца в ушах. — Да, я ужасно целуюсь! В отличие от тебя, у меня совершенно нет самого разнообразного опыта! — выпалила громче, с явственной претензией и обидой на то, что из них двоих лишь она понятия не имеет что делать и как себя вести, когда внезапно целуют сухими, холодными губами с привкусом чего-то до тошноты едкого.       В книгах даже с первыми поцелуями всё было проще — но она жила не на страницах любовных романов.       — Уже ревнуете? Какая вы, синьорина, собственница, — удовлетворённо протянул, выпустив изо рта клубы серого дыма, и Феличита зарделась, гневно сдвинув брови. — Опыт является делом практики. Вам просто нужно больше целоваться.       — Угу, — коротко ответила, ощущая себя чуть спокойнее после ободряющих слов. Да, всё хорошо, у неё будет ещё много возможностей доказать ему, что она не настолько ужасна, как ему показалось.       — Не беспокойтесь, я вас не съем, — губы Джолли растянулись в широкой, скалистой улыбке, едва не обнажая клыки. — Просто позвольте мне вести, — он приблизился вновь, и сердце застучало сильнее, и пришлось облизать пересохшие губы, и дыхание сбилось, и паника вновь начала охватывать тело. Она задышала тяжелее, глубже, стараясь успокоиться, и замерла, когда Джолли надавил на её подбородок большим пальцем, вынуждая приоткрыть рот; едва не задохнулась, когда он провёл влажным языком по её нижней губе и поцеловал во второй раз.       Без паники, главное, без паники.       Шипящий на губах привкус табака, влажный язык в глотке, близость мужского тела, холодная ткань перчаток на щеке — непривычно, чуждо, страшно, но так диковинно желанно.       Хотелось касаться в ответ, хотелось поддаться вперёд, к нему; хотелось сделать хоть что-то правильно, но душу пожирающая тревожность до горькой обиды мешала: влажные, скрюченные от стресса пальцы могли лишь впиться истерически в жёсткую ткань пиджака, словно ища в нём отчаянно опору; свинцом налитое тело не позволяло малейшего колебания, хоть вперёд, хоть назад; а сердце, сердце задыхалось и било до трещин рёбра, словно не целовал он её вовсе, а изламывал и выдирал воспоминания с помощью Арканы.       Обидно-обидно.       Феличита выругалась внутренне услышанным от Дебито ругательством и подумала, что пахнет Джолли удушливым дымом, въевшимся в кожу, и вдохнула — и правда, дым.       Дым, затхлость лаборатории, кофе — всё хорошо.       Он целовал настойчиво, грубовато и ей было немного непривычно, немного страшно и немного стыдно — но всё хорошо.       Она вдохнула знакомый запах и почувствовала, как большой палец его провёл мягко по щеке; как остальные касались туго заплетенных в хвостики волос; как волнительно, но приятно было стоять рядом, почти впритык и ощущать укутывающее от головы до пят тепло.       Скрюченные пальцы медленно, не спеша расслабились и оставили несчастную ткань в покое, позволив Феличите неуверенно и боязливо поднести слегка влажную ладонь к его лицу, ощутить суховатую кожу, задеть раковину уха и непослушные пряди смоляных волос. Она подалась вперёд, неуклюже и робко отвечала на взрослый поцелуй, пока Джолли не отстранился, оставляя между ними едва заметную нить слюны.       Феличита могла лишь буравить её взглядом.       — Удовлетворительно, — заключил хрипло, довольно и облизал губы, разрывая белёсую полосу. — Есть куда стремиться.       — Спасибо, — буркнула смущённо и замялась, посмотрела на него, прикусила губу, едва не отвела взгляд, но всё же сказала: — Мне понравилось.       — Желаете ещё?       — А можно?       — Вам же нужно исправлять ваши жалкие навыки, — он ухмыльнулся.       — Я обязательно стану лучше! — едва не прошипела, ощущая начавшее гореть упрямство глубоко внутри.       — Вот как, — Джолли хищно улыбнулся и продолжил: — Тогда для улучшения ваших навыков, вам стоит регулярно практиковаться, например, ежедневно. Это же поможет точнее отследить улучшаются ваши навыки или нет, а я, как наиболее опытный из нас, смогу дать вам точную, объективную оценку. И, — он всё не думал затыкаться, продолжая говорить так, словно объяснял ей, как работает то или иное снадобье, — вы должны сами инициировать поцелуй, естественно. Это ваша практика, как-никак.       — Э-Это…       — Хм, уже сдаётесь?       — Нет! — просипела со стойким ощущением, что самовольно повелась на очевидную ловушку, но желание доказать возымело вверх. — Я согласна!       — Тогда чего вы ждёте? Ваша практика начинается сейчас, моя синьорина, — стоило последней фразе соскользнуть с его языка, как Феличита заскрипела от смущения зубами, ощущая постыдный внутренний восторг от слова «моя».       Моя… моя… интересно, как звучало бы это вместе с её именем.       Блёклые хрусталики выжидали, буравили взглядом плотоядным, хищным; и она, давясь ещё более смущающими мыслями, пробурчала:       — У меня есть имя.       — …моя Феличита, — хриплые, довольные до чёртиков слова выбили почву из под ног, вогнали в ещё большую краску и вынудили пожалеть о мыслях ранее: сказанное им звучало так… так… так до безумия приятно. — Целуй.       Повторять не стоило — она встала на носочки и подалась ближе; оставила на устах Джолли эфемерное касание влажных губ своих и отстранилась спешно, словно подальше сбегая от сухости кожи его и мягкости волос под пальцами.       — Как невинно, — ладонь его всё покоилась на щеке её, холодила тканью перчаток; и он провёл тонкими пальцами выше, задевая раковину уха и висок, приподнял закрывающие лоб пряди — и она ощутила смазанное, влажное прикосновение на коже, что исчезло столь же быстро, как и появилось.       И отчего-то показалось ей, что слова сказаны не в упрёк вовсе были, не с насмешкой — нечто уставшее ощущалось в хриплом голосе, но Джолли сбежал от неё столь же торопливо, как и она от него ранее; отошёл даже дальше, на шаг назад и разделил сантиметрами быстрее, чем удалось ухватиться за гнетущее ощущение от сказанных им слов.       — Довольствуйся тем, что есть, — тихо шикнула Феличита, безуспешно стараясь разобрать осевшую на душе тяжесть от его тона голоса.       Он хмыкнул и поднёс сигару к губам.       Никто больше не говорил — лишь ветер тёплый едва слышно шумел.       — …и что теперь? — подала голос она.       Джолли ответил не сразу; медленно, обводя её взглядом, сказал с лукавым смешком:       — Можем продолжить у меня в комнате.       — Продолжить?.. — Феличита протянула, не понимая, к чему он клонит; Джолли криво улыбнулся, и обнажившиеся плотоядные клыки моментально натолкнули на подтекст, вогнав в едва выносимую краску. — …т-ты ничем не лучше Дебито! Одни лишь непристойности в голове!       — Ха-ха, но ведь они связаны с вами, — после подобных слов она могла лишь ощущать, как невыносимо пылают щёки. — И сейчас мои непристойные, как окрестили вы их, мысли очень заинтересованы в том, чтобы вы не думали о других мужчинах, пока я рядом. Желаете узнать, как я намерен осуществить подобное? — и в тоне голоса его было нечто… нечто очень неприятное и совсем не обнадёживающее. Выяснять в ближайшее время вовсе не хотелось, поцелуев на первое время точно хватит!       — Не сейчас! — да, немного позже, когда она будет морально готова.       — Тогда освободите вашу хорошенькую голову от лишнего.       — Собственник, — прошипела смущённо и гневно.       — Мне казалось, я чётко заявил перед боем, что не намерен отпускать столь бесценную пташку, как вы, восвояси, — он явно наслаждался, говорил довольно, растягивая уголки губ всё шире и горя неуёмным весельем в черноте стеклянных хрусталиков.       — …р-р-р, и лучше тебе сдержать подобные слова! — вытолкнула она, стараясь игнорировать и стыд, и слегка удивлённый, но быстро заискривший чем-то живым взгляд Джолли.       — Ха-ха, вы так отчаянно сражались ради свободы лишь для того, чтобы добровольно облюбовать мою клетку после? Как занятно, — он протянул словно с искренним интересом, наклоняя слегка голову и рассматривая её от головы до пят. — Я бы с удовольствием поговорил о том, какая жёрдочка вам по вкусу, но сейчас стоит быстрее вернуться на шумное сборище. Сумирэ вас обыскалась.       — Я не!.. Ты невыносим, — просипела Феличита, кидая на него злобный взгляд, но Джолли был столь необъяснимо доволен, что желание пошипеть на него больше с хрустом отпало. Он выглядел… немного очаровательно, улыбаясь так широко, даже если лукаво, и смотря с — она надеялась — искренним удовольствием в обычно мёртвых глазах.       Феличита вздохнула — не очень-то и хотелось возвращаться, особенно с таким редким видом перед собой, но раз матушка её разыскивала, то объявиться на празднестве надо было вновь. Да и кто знал, что могло случиться — её присутствие, как главы Мечей, было необходимым ради поддержания безопасности вечера.       …впрочем, было нечто, благодаря чему вернуться захотелось бы больше.       — …хочешь вернуться вместе? — произнесла она сначала тихо, но под конец обрела контроль над ввергнувшимся в неловкость голосом и закончила более твёрдо, уверенно протягивая руку.       Джолли внимательно глядел на вытянутую перед ним ладонь несколько мучительно долгих секунд, словно не понимая, чего она хочет, и прошло ещё немного времени в напряжённой тишине перед тем, как он медленно-медленно вложил свою руку в её тёплые пальцы.       — Хорошо.       Феличита мягко сжала ладонь его пальцами и улыбнулась — он хмыкнул и сказал что-то о «детском поведении», но позволил потащить его из сада в полутёмные коридоры до самой главной залы, не отпустив её руки.