Everything is fated!

Кто ответит, что руководило мной в тот момент, когда я, как последний идиот, забыв обо всем, побежал к своей машине сломя голову? О чем я только думал в тот момент, когда мчался на бешеной скорости, рискуя своей собственной жизнью? Ответьте мне, ибо я не знаю. Сколько бы я ни думал об этом, я не могу понять... Какая-то потусторонняя сила придала мне ускорения и повлияла на меня? Или это был порыв, желание увидеть её своими собственными глазами? Желание дотронуться, убедиться, что с ней все действительно хорошо? Непреодолимое стремление просто-напросто защитить, уберечь, спрятать? Если и защитить, то от чего? От боли, болезни, жестокости окружающего мира? От чего ты собрался ее защищать, Юно? А у нее ты спросил? Ей нужна твоя защита? Примет ли она хоть что-то у того, кто сделал ей так больно? Если так пойдет и дальше, то впору начинать оберегать её от самого меня, ибо я уже перестаю руководить своими мыслями и поступками... Машина на скорости затормозила на стоянке, выплескивая клубы дыма из-под колес и наполняя помещение подземного гаража едким запахом горелой резины. Видел бы меня сейчас хоть кто-то из моих друзей. Это я-то, тот, кто всегда соблюдает все правила дорожного движение и даже с места не тронется, не пристегнув ремень безопасности, пронёсся сейчас через весь город, наплевав на все доводы рассудка и заставляя зашкалившей стрелкой на спидометре исходить слюной зависти участников формулы один?! Ворвавшись в холл больницы, я прямой наводкой и быстрыми шагами направился в регистратуру, легко позабыв о том, кто я есть, не задумываясь, что я не обычный парень, который может беспрепятственно прийти навестить в больнице больного друга, не привлекая к себе лишнего внимания и не вызывая сплетен. Не знаю, чем мне впоследствии может вылиться этот неожиданный порыв «жалости», но думать я об этом сейчас просто не могу. Чувство самосохранения било тревогу, а губы уже растягивались сами собой в улыбке, приветствуя девушку в регистратуре и уточняя местоположение нужного мне человека. Не было ничего сложного в том, чтобы узнать, где находится палата пациентки О Исыль. Необходимые цифры отпечатались в коре головного мозга, и ноги принесли меня к желаемому месту. Сложности начались в тот момент, когда я уже стоял напротив нужной мне двери... Смотря на табличку с ее именем, я обыденно растерялся, не зная как мне действовать дальше... Просто постучать и войти? А что мне сказать? Что мне говорить, когда она посмотрит на меня своими пронизывающими глазами и уточнит, за каким таким чертом я приперся к ней? Что мне ответит? Что мне сказать ей, если я сам себе не могу дать здравого ответа?! Может все-таки не стоит? Может быть прямо сейчас, пока у меня еще есть возможность, развернуться и уйти? Постараюсь выкинуть из головы и из своих мыслей эту девчонку, что ворвалась в мою жизнь весенним ветром перемен, перевернув все с ног на голову? Мысль еще даже не докрутилась, а я уже горько усмехался её глупости. Уйти? Серьезно? Да какого чёрта! С каких это пор я стал таким нерешительным? И какое мне собственно дело до того, что она подумает обо мне? С каких таких пор меня волнует мнение окружающих? Набрав, как перед прыжком в воду, в легкие как можно больше воздуха, я решительно и сильно постучал в дверь, сотрясая ее своим нетерпением. Сила моих ударов была таковой, что костяшки моих рук тут же покраснели, отдавая тупой болью в висках. К сожалению, ответа я так и не дождался, а жаль... Ведь не прошло и секунды, как следуя своему нетерпению и легко поддавшейся ручке двери, я буквально ворвался в помещение, испугав тем самым всех находящихся там людей и, в первую очередь, ту, что я пришел вроде как успокоить и защитить, то есть саму пациентку. Закрывая за собой широко распахнутые после моего вторжения двери, я скользил глазами по комнате, отмечая все нужные детали помещения. Палата была одноместной, стандартная больничная коробка, выкрашенная в нежно-зеленый цвет свежести. Стандартный набор: кровать, тумбочка, диванчик, столик. В ней находились все нужные атрибуты, которые могли бы позволить пациенту чувствовать себя вполне комфортно. Но еще она была наполнена мелкими деталями домашнего обихода, старающимися скрасить казенную обстановку больничных учреждений, придав ей пусть не домашний, но все же жилой вид, несущий в себе отражение личности пациента. Хммм... это заставляет меня задуматься, все ли я знаю об этой девушке, ведь мне отлично известно, по собственному опыту, что такие вот условия лечения — удовольствие не из дешевых. Закончив разглядывать окружающую обстановку, мой взор упал на виновницу моего тут появления, которая лежала на кровати, и бледность которой могла соперничать с белизной постельного белья. Возле неё стояла капельница, а вокруг, опутывая её тело словно лианы, куча разноцветных проводов, присоединенных к различным приборам, издающим противный, режущий слух писк. И возвышался над всей этой аппаратурой и над пациенткой седовласый врач, с таким выражением откровенного шока на лице, что мне стоило чертовски много сил сдержаться и не начать смеяться в голос. Опустив голову, я постарался стереть с лица глупую улыбку и собраться с мыслями, думая, что мое шикарное появление и молчание пожалуй чересчур затягивается. Ну что ж, действительно, пора хоть что-то сказать. Но стоило мне только открыть рот для приветствия, как меня опередил врач, который видимо собрался с мыслями и задал вполне резонный вопрос: — Молодой человек, а что вы здесь делаете, да еще и без халата? — оу, мое лицо тут же начало гореть от стыда за свою нетерпеливость и забывчивость. Действительно, я так мчался сюда, что совсем позабыл о таких тонкостях, как стандартный набор визитеров больницы — халат и бахилы. — Простите, я... просто я,... ну,... я так спешил сюда добраться, что у меня просто из головы вылетели правила посещения... — мой заикающийся от нервов голос затих сам по себе под хмурым взглядом эскулапа. Так, кажется, меня сейчас выставят из палаты, а мне это никак не подходит. Скорее всего, он еще не догадывается, кто я такой. Значит нужно просто как-то перевести разговор, заставить его сказать то, что позволит мне остаться. И тут он спросил, как по заявке, то единственное, что стало моим спасением. — Вы родственник Исыль-ши? Брат её уже навещал, а вы кто? — интересный вопрос, знать бы еще самому, как на него ответить. И что же мне сказать? В голову как назло не приходило ничего путного, но, посмотрев на больную, я начала быстро говорить, боясь передумать: — Я ее муж, — это первая идея, которая пришла в мою голову, ну, — да, муж... ее... я, да. Начав решительно и феерично, я закончил путано и сбивчиво, боясь посмотреть в глаза своей «жены». Так, собрался играть, значит нужно делать это красиво! Додумался назваться мужем, значит будь им! Решив идти до самого конца, я подошел к кровати и начал «обследовать» тело пациентки глазами на наличие каких-либо ушибов или еще чего иного. Я бы её еще руками потрогал, но слишком боюсь сделать больно, да и просто не знаю к чему можно дотронуться, не тревожа при этом опутывающие ее провода. Стараясь играть свою роль на «отлично» и чуть ли не пуская слезу, начал причитать, подражая плакальщицам: — Детка, не покидай меня одного, — а неплохой из меня актер получается, — наши дети не переживут этого! Мы все не переживем! — да-да, еще хлюпанье носом пожалуй добавим для большей убедительности. Краем глаза я не переставал наблюдать за удивленным лицом врача и его пациенткой. Вот только ее выражение лица я почему-то разгадать так и не смог, и поэтому просто обалдел, когда после моего непродолжительного «нытья», девушка наклонила ко мне голову и, приобняв, добавила: — Пупсичек мой, ну не плачь. У твоей заиньки был обычный приступ. Ты видимо забыл, что подобное происходит довольно часто? — что? Так, нужно в срочном порядке поднимать с пола упавшую туда свою челюсть! И это я себя только что назвал гениальным актером? Да я даже близко не стоял с умением водить занос этой маленькой актрисочки!... Она что мне подыгрывает? Пока я собирался с мыслями, она продолжила свою гениальную речь: — Совсем уже заработался, бедненький... Ну это же надо, всего несколькими словами сумела и меда налить, и ткнуть меня носом, назвав чуть ли не идиотом, который на работе последние мозги оставил. Сказав это, она наклонилась близко-близко к моему лицу, заставляя меня почувствовать ее теплое дыхание на своей коже, и, черт возьми, по всему моему телу пробежало стадо мурашек. Я стал таким жеманным и впечатлительным. Меня же никогда раньше не волновали такие мелочи! Да я просто банально не обращал на них внимания... А сейчас только ее близость, жар кожи, сладкое дыхание — это все вместе и каждое по отдельности просто сводили меня с ума, заставляя зрачки расширяться, волоскам на коже электризоваться, вставая дыбом, а дыханию прерываться, вырываясь из груди хриплыми толчками... — Переигрываешь, — тихо шепнула она мне на ухо, возвращая в реальность, словно окатив ледяной водой. Ставлю сто тысяч вон, что с того места, где стоял доктор, наша маленькая постановка казалась чем-то большим, чем была на самом деле. Выглядело все так, словно его пациентка просто-напросто подарила «своему мужу» нежный поцелуй приветствия. И видимо старичок так проникся увиденным, что не захотел прерывать столь трогательную встречу двух «возлюбленных», начиная потихоньку пятиться задом к выходу. Напоследок, уже перед тем, как закрыть дверь палаты, он сумел лишь выкрикнуть: — Даю вам двадцать минут, и э... это... поосторожнее, она же под капельницами, как-никак, — айщ, его предостережения заставили меня задуматься над тем, что же именно подумал этот милый старичок. Засмущал даже как-то. В эту же секунду, как дверь за врачом закрылась, девушка с такой силой оттолкнула меня от себя, что я только в последний момент сумел сгруппироваться и не упасть на пол от неожиданности. Больная же, под капельницами, а силищи немерено. — Ну что, теперь когда мы остались одни, ты опять превратишься в истеричку? — айщ, ну что с ней не так-то? Почему она не может быть ласковой, что ли, милой, ну хоть чуть-чуть... Откуда столько агрессии в мою сторону? Я же не ударил ее и даже не оскорбил. — Истеричка, говоришь? Я? А ты сам посуди: как я по-твоему должна была реагировать, когда малознакомый мне мужчина врывается ко мне в палату и начинает говорить врачу, что я его жена, при этом причитая что-то и продолжая тянуть ко мне свои ручищи, а? — не... ну... ну да, пожалуй, в той вариации, как она это озвучила, со стороны это выглядит действительно странно, тут она конечно права. И мне даже нечем здесь перед ней оправдаться. Я и сам не понял, как это все произошло... как-то слишком быстро, по инерции что ли. Ну и кто мне скажет, зачем я все это устроил? — Ну да, ты права... Просто, это все как-то так быстро произошло, что я не успел сориентироваться и придумать ничего более разумного, — оправдываюсь словно мальчишка. Как же это смешно, наверное, выглядит со стороны. — Хорошо... Ладно, а зачем ты вообще сюда пришел? Ответить мне можешь для начала. Извиниться? Да не стоило утруждаться, сама понимаю, что все случайно получилась. Твоей вины в этом нет. М-м, зачем? Отвечай! — какая она шустрая. Я даже не успеваю отвечать на ее вопросы и отражать доводы. — Ну, я и сам, если честно, не совсем понимаю, зачем пришел... Просто твой брат сказал, что... — айщ, я даже не успел договорить свою мысль, как она меня нетерпеливо перебила: — Что он сказал? Я же его просила ничего не говорить! Вот уж получит этот мелкий чертенок от меня! Что, что именно он сказал? Ну, говори же уже! — буквально выкрикнув последние слова, девушка нетерпеливо подскочила на своей кровати, но видимо не рассчитала свои силы, и после последнего резкого движения ей стало плохо. Быстро побледнев, как тогда в зале, она стала заваливаться набок, и только в последний момент я успел отреагировать, подбежать и перехватить ее, спасая от падения на пол. Еще чуть-чуть, и я бы не успел. Да о чем она вообще думает, черт возьми?! Она была в сознании. Об этом говорили ее широко раскрытые глаза, но выступившие на лбу и висках бисеринки пота и прерывистое дыхание говорило о слабости. Я очень постарался как можно бережнее уложить ее обратно на кровать, стараясь по-минимуму тревожить тоненькие руки, в голубоватые вены которых было воткнуто куча иголок. Знать бы еще, получилось ли это у меня сделать правильно... Посмотрев опять на капельницу, меня просто передернуло от омерзения, ненавижу иголки! А еще я ненавижу, вот таких слишком эмоциональных пигалиц! Когда уже угомонится эта беспокойная девчонка и начнёт хоть немного заботиться о себе и бережнее относиться к своему телу, а? Не хочет думать о себе, пусть хоть об окружающих подумает. Да у меня чуть сердце не остановилось, пока я, как в замедленной съемке, смотрел на ее падение. Так боялся не успеть. Каких-то несколько несчастных минут, а перед глазами вся жизнь пролетела... руки вон до сих пор ходуном ходят! Сделав глубокий вздох, стараясь успокоиться, я примел свои мысли в норму. В который раз уже я задаюсь вопросом дня: «Что с ней не так?» — Уходи... уходи, пожалуйста... Не появляйся тут больше... Никогда! — слабый голос и мольба в нём. Что произошло с той боевой девушкой, которой она была буквально минуту назад? Я уже открыл было рот задать вопрос на засыпку, когда увидел серебристые капельки на её дрожащих ресницах. Слезы... Этого еще не хватало... Терпеть не могу женские слезы и истерики... Хотя не так, не терпеть не могу, а боюсь, боюсь до одури... У каждого своя Ахиллесова пята. У меня это девичьи слезы. Будь ты хоть даже самой ненавистной для меня девушкой, но если заплачешь — я сделаю для тебя все, что пожелаешь. Упаси Боже, если об этом узнают фанатки! Раз она просит уйти — я уйду. Но наш разговор еще не окончен, да что уж там, он-то и не начат толком! Развернувшись на шестьдесят градусов, я направился прямо к выходу, даже не сказав ничего на прощание. Пусть отдохнет, придет в себя, а тогда уже можно будет нормально обо всем поговорить... Поговорить... Но ушел я недалеко, присев прямо тут в коридоре на ближайшую больничную скамью. Запустив руки в волосы, я с силой взъерошил их, стараясь собраться с мыслями… Но... но о чем поговорить? Я сам даже не понял, зачем сюда приехал? Наверное, все же чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Вот приехал, убедился… Но, о каком разговоре может идти речь? Что я должен ей сказать? Мне абсолютно не нравится все то, что сейчас со мной происходит! Ладно, может пройдет время, и я пойму сложившуюся ситуацию. Прочь из тревожных мыслей меня вырвал трезвонящий телефон, айщ, черт, «дитя» потерял «папочку», ну вот уверен на все сто процентов. Когда я уже почти сумел достать из глубокого узкого кармана кожанки телефон, вместе с ним из кармана что-то выпало, громко звякнув о пол. Сощурившись, я стал рассматривать «беглеца»… Ах да, точно, кулон... Ведь я его так и не подарил Юри... А может все это неспроста, и есть в этом какой-то знак? Говорят, нет ничего случайного в нашей жизни… Точно! Протянув по экрану пальцем, я ответил на звонок, все так же не отрывая глаз от «подарка»: — Мин, жди, я скоро приеду, и не вздумай пытаться самостоятельно добраться до дома! — быстро отрапортовав это в трубку, я нажал на отбой, думая уже совсем об ином. Я быстрым шагом направлялся по уже знакомому мне маршруту в регистратуру, в голову уже прокручивая возникшую идею и продумывая способы ее осуществления. Спеша добраться до желаемого места, я даже не оглядывался по сторонам, стараясь рассмотреть еще на подходе, та ли это медицинская сестричка, что приветствовала меня буквально пару часов назад, сидит сейчас уткнувшись в монитор своего компьютера. Я ей похоже понравился, а с такими я очень быстро нахожу общий язык… — Агасси, не могли бы вы дать мне небольшой листик бумаги и ручку, буквально на пару минуток, — обратился я с просьбой к этой особе, стараясь изобразить лучшую из своих улыбок. Услышав мой голос, она, наконец, отвлеклась от своего занятия, посмотрев на меня. — Это точно вы! А я сомневалась, вы это или нет... Вы только вошли... а я... думала, вон, даже в интернет полезла, чтобы убедиться... А это вы! Вы в жизни намного симпатичнее... подпишите? — да ладно? Так она еще и моя фанатка? Ну, наконец-то, хоть кто-то в этом захудалом месте узнал меня! А вот это ее «посимпатичнее» как воспринимать, м? Ладно уж, проглотим и это. Надеюсь, хоть после того, как я дам ей автограф, мне выдадут наконец-то то, чего я так жажду, и собственно из-за чего я вообще еще улыбаюсь, изо всех сил стараясь выглядеть милым. Подписав свое же фото — и как она за это время успела только его найти, непонятно, с собой что ли носит? Интересно, и в каком таком месте? Покосившись на девушку, улыбающуюся, одуревшую от счастья, я пытался разгадать её тайну, стараюсь следить за своей мимикой. В сумке, Юно! Она носит твою фотку в сумке... верю... видит Бог, как я стараюсь в это верить... — я все-таки получил так желаемый мной листик и ручку, а девушка долгожданную роспись. Быстро черканув пару строк, я направился обратно к дверям палаты, в глубине душе надеясь, что Исыль уже спит. Остановившись возле входа в палату, я притормозил, взявшись за ручку двери и делая дыхательные упражнения, стараясь успокоить разбушевавшиеся гормоны, незаметно оглядываясь вокруг, чтобы понять, видит ли хоть кто-то кроме парочки медсестер, хихикавших за стойкой. Насколько странно я веду себя сейчас?! Мда... После очередного вдоха, я все-таки нашел в себе силы войти в нужную мне палату. Ну хоть в чем-то я оказался прав — она действительно уже спала, так по-детски подтянув коленки к груди и свернувшись калачиком, тихонько посапывая под музыку больничных приборов. Какая же она милая, маленькая, нежная и красивая... казалась только сейчас, когда она не бросалась в меня словами и не старалась казаться сильной, я заметил это... Словно заново знакомился с ней, изучал и узнавал... А ведь так и не скажешь, что эти маленькие кулачки могут сделать так больно, а эти пухлые губки могут наговорить столько гадостей... Спи, мой ангел... Завтра наступит новый день, и ты снова станешь бойцом, сильной, стальной и решительной... истеричкой, а сегодня, сегодня спи.... Моя рука непроизвольно потянулась погладить ее по щеке, убирая тонкую прядку волос, зацепившуюся за алые губки, но я тут же отдернул ее назад в карманы, сжав в кулак. — Это что, дурацкая дорама, что ты ведешь себя, как последний сопливый идиот, Юно? — вдох-выдох, дыши, дыши придурок, пока у тебя голова не закружилась от нехватки кислорода. Дожил, ты уже начал разговаривать сам с собой! Еще немного, и тебя уже можно смело положить в эту же больницу, только в психиатрическое отделение, где шизики примут тебя как своего... Нет уж, увольте! Давай уже, шевелись, делай, то зачем ты здесь, и быстро убирайся... Найдя глазами ближайшую прикроватную тумбочку, я подошел к ней, стараясь двигаться как можно тише, не создавая лишнего шума, чтобы положить на нее свое «послание». Что я хотел им передать? Пусть она и не прочтет его, и выкинет от злости и всё томящейся в ней ненависти от моего прихода, но так моя совесть будет чиста. Я никак не могу преодолеть свое желание защищать её, оберегать, спасать от жестокости окружающего мира, и даже в этот возможно не значащий для неё ничего момент внимания я вкладывал всю свою душу, чувства, всего себя. Я не старался выпендриться или такими странными со стороны действиями подкатить к ней, меня неосторожно тянуло к ней, и я не сопротивлялся. Хоть раз в жизни следовало положиться на Судьбу, ведь к начальной точке — точки встречи — возможность вернуться предоставлена всегда. Выполнив свою миссию, я быстрым шагом направился обратно к выходу, стараясь не оглядываться, словно боясь, что если еще хоть раз посмотрю на нее, то так и не смогу уйти и так и просижу всю ночь, следя за ее дыханием и не отрывая взгляда от ее лица... Пора уже возвращаться, Юно, возвращаться в реальность, возвращаться за ЧанМином. И так много времени потратил... впустую... или...