Заложник счастливой страны

      Фелиция – чудесная страна! Ровные дороги, нагретые солнцем, яркие и оригинальные дома, карамельные столбы! И, кстати, солнце – тоже чудесное! Улыбается всем нам, дарит тепло и свет, настраивает на хороший лад. Я болтаю ногами, на которых одеты совсем новенькие яркие золотые сапожки. Мимо проходят соседи, приветливо здороваются, и я отвечаю им тем же. Что может быть чудеснее жизни здесь?       - Фил! – Меня окликнул отец. Он работает на ферме, и иногда приносит домой списанные семена, и теперь у нас на подоконнике в красивых глиняных горшках растёт собственная репка. Он говорит о том, что мама вернулась, и что пора кушать.       Ура! Со всех ног бегу к дому. Не сказать, что я далеко от него отошёл, ведь рядом поставили совсем новые качели! Приезжал сам король Феликс, помню, как он разрезал красную ленту. Теперь вместо бездушного серого пустыря там расположилась покрытая белой галькой площадка, на которой всегда гуляют соседские ребята, с которыми можно весело провести время. Едва не пролетая мимо крыльца, маленькими быстрыми шажками взбираюсь по ступенькам и открываю дверь.       Мама сидит на кресле в прихожей. Она очень красивая: с головы густыми прядями свисают волнистые золотые волосы. А я вот рыжий, в папу. Совсем рядом стоит сам папа и раскрадывает еду на стол. Он видит меня и с улыбкой подносит палец к губам, словно говоря: «тише!». Глаза мамы закрыты, но я знаю, что она не спит. Она просто очень устала. В последнее время она всё больше устаёт. Моя мама работает на заводе по производству монет. Я был там один раз: очень много дыма, люди поворачивают большие тяжёлые пружины и шестерёнки, всё в копоти и золе. Мама тоже всегда возвращается домой в копоти и запахе дыма. И тогда папа обеспокоенно смотрит на неё, переживая о чём-то своём...       Наконец, меня зовут к столу. Папа снимает фартук и кладёт его на спинку своего стула, мама открывает глаза, оглядевшись, улыбается и идёт в мою сторону. С доброй улыбкой она гладит меня по голове и что-то говорит, ласково и с любовью. Я тоже её очень люблю. И папу. Мы садимся за стол, ужинаем, и обсуждаем наши приключения за день.              Прошло пару месяцев. Очень странно ощущать на себе что-то столь тёмное и мрачное, очень отличное от моей повседневной жёлтой одежды. Даже мир вокруг потускнел. Мама лежит в чёрной прямоугольной коробке – такая же красивая, как раньше, но бледная и холодная, словно кусок льда в стакане с лимонадом. Отец мрачен – он тоже весь в чёрном – толкает меня чуть вперёд, говоря выйти и поцеловать маму в последний раз.       В последний раз? Я выхожу к коробке и чувствую на спине взгляды собравшихся гостей. От мамы, раньше такой тёплой и родной теперь веет только запахом злополучного дыма. Я всё не понимаю, почему она не открывает глаза. Мне сказали, что мама умерла, но вот же она – лежит прямо передо мной! Почему только она не встаёт из этой противной чёрной коробки? Перед глазами почему-то всё поплыло, и я ощущаю воду на лице. Я поглядел на небо – неужели пошёл дождь? – но дождя нет. Вода очень солёная на вкус, словно забавная приправа для супа. Оказывается, этот странный дождь идёт из моих глаз. Я вытираю его рукой, снова смотрю на маму и внезапно пугаюсь. Больше она не выглядит как мама, а похожа на то пугало, что стоит в поле и распугивает ворон. Как ворона, я трусливо делаю шаг назад. Из глаз полился целый ливень, и я убегаю прочь.              Прошла неделя. Помню, как на коробку накрыли крышкой и положили в яму. Яму закопали. Мама не вернулась. Выхожу из своей комнаты и вижу в гостиной отца. Он возится на кухне, подпевая какой-то песне из радио, стоя ко мне спиной. Впервые за эту неделю решаюсь выйти на улицу.       Яркая, совсем привычная жёлтая улица. Счастливые прохожие, ровные дороги и улыбающееся солнце. Неуверенно делаю первый шаг. Ноги сами ведут меня в сторону качелей. Прохожу мимо лавки с булочками, соседними домами, магазином зеркал. Глаза начинают болеть от натиска бесконечного жёлтого цвета вокруг. Из-за этого останавливаюсь и едва не врезаюсь в прохожего. Тот сразу сел на корточки и поинтересовался, в порядке ли я. Я что-то невнятно буркнул ему в ответ. И тут же извинился! Сказал, что со мной всё хорошо и извинился ещё раз. Прохожий странно посмотрел на меня и ушёл. Мне оставалось лишь стыдливо понурить голову и продолжить свой путь к качелям. Бессмысленно смотря в никуда, я не заметил, как испачкал свои горячо любимые золотые сапожки во взявшейся откуда-то ярко-красной краске. Оглянулся – оказывается, красят магазин зеркал, мимо которого я прошёл. Тут же испугавшись, я начал лихорадочно оттирать злополучную краску с сапожек. Стало только хуже. Ранее небольшое, едва заметное пятнышко растёрлось по всей обуви, даже перескочив на вторую пару из-за моей неосторожности. Глаза снова защипало от соли, и тогда я просто сел, пробившись к стенке, с неким любопытством оглядывая людей на противоположной улице.       Напротив усатый дядя торгует разными съедобными видами редьки. Он счастливо отдаёт паре пакет, желает хорошего дня и приглашает зайти как-нибудь ещё. Пакет с улыбкой принимает молодой человек, после чего девушка берёт его под руку и они продолжают свой путь по улице. Мимо них идёт с весёлым видом девочка, наверное, просто гуляет. Внезапно останавливается и оборачивается назад – из-за угла выходит женщина преклонного возраста очень похожая на девчушку, судя по всему, её бабушка. Догоняя активную внучку, с улыбкой теребит её волосы, и они вместе заходят в один из стоящих рядом домов. Из-за другого угла выныривает молодая семья.       Я смотрю на них всех и с удивлением обнаруживаю, что мне совсем не хочется улыбаться. Тут же попытался вытянуть уголки губ вверх. Получилось нелепо, вымученно и глупо. Мимо меня проходит ещё один человек, и я внимательно вглядываюсь в его лицо. Улыбка на нём смотрится естественно и очень привлекательно, словно другого выражения лица и быть не может. Снова пытаюсь – и снова ничего путного не выходит. Внезапно я понимаю, что выгляжу глупо, сидя на полу у стены, и крайне странно – без улыбки. Раз все вокруг так счастливы, почему я не могу почувствовать того же?       До площадки я сегодня так и не дошёл.              Прошло пару дней. Папа ещё не заметил мои испачканные в краске сапожки, надеюсь, не заметит и впредь. Вчера он очень надолго ушёл из дому и вернулся только под вечер. До сих пор не прекращает улыбаться и пританцовывать. Думаю, что у него случилось что-то хорошее вчера.       В комнате чисто. Раньше у меня всегда по углам валялись разбросанные куски цветной бумаги или пластилина. Я очень люблю делать поделки. Сейчас просто не особо хочется. Гляжу в окно и краем глаза замечаю редьку, почти издохшую от недостатка влаги. Быстро бегу её поливать. Пока поливаю, смотрю в окно и рассматриваю всё что вижу. Первым в глаза попадает солнце. Его улыбка кажется мне слегка ироничной.       Выхожу из комнаты и встречаюсь с отцом, готовящим обед. Вроде он только вернулся с работы, а кажется, что вовсе не устал. Не испытывая желания разговаривать, пытаюсь проскользнуть мимо на улицу. Не получается.       Следующие пол часа провожу в компании папы. Он рассказывает мне о своём дне, и спрашивает у меня о моём. Моего дня ещё не было. Он смотрит на меня с сомнением, но молчит, дожёвывая салат. А после говорит, что я веду себя как-то странно. Настала моя очередь молчать.       Выхожу на улицу и думаю над словами папы. Странно? Проходя мимо магазина зеркал, вглядываюсь в одно из них. Сравниваю себя мимо проходящими людьми и городом. И тут же пугаюсь – я ведь действительно выгляжу странно! В отличие от остальных, я не чувствую себя счастливым. И это действительно очень странно. Ведь Фелиция – лучшая страна во всём карточном мире, где счастливы абсалютно все без исключения. Получается я – исключение? Что тогда я делаю в Фелиции?       Этим же вечером я зарылся под одеяло и лежал так. Очень долго лежал, казалось целую вечность, но сон не шёл. Возможно, дело в том, что я очень много сплю в последнее время или в том, что под одеялом действительно жарко. Или в том, что со мной что-то не так.              Уже четыре дня я не выходил на улицу. На кухню я попадаю крайне редко, стараюсь угадать время, когда отца дома нет. Не хочу, что бы он убедился в том, что я какой-то не такой. Эта мысль ложилась на мою голову как тяжкий груз, и первое время я пытался отвлечься, смотря в окно, но от этого занятия лучше не становилось. Видя улыбки прохожих и это вечно будто насмехающееся солнце, мне становилось ещё хуже, и в итоге я просто зашторивал окно. Его я тоже уже довольно давно не открывал.       Живот требовательно урчал, хотелось кушать, и я прислушался к двери. Папа ходит по дому, наверное, убираясь. Остаётся лишь надеяться, что он не зайдёт ко мне. Живот снова заурчал. Я нашарил в карманах пару монет. На них вроде можно было купить пирожок в прилавке около дома. Я долго сомневался, стоит ли мне выходить в коридор, к отцу, снова разговаривать с ним. Кажется, уже собрался с силами и потянулся е ручке – и тут мне в голову пришла сумасшедшая мысль. Я подошёл к окну, отодвинул шторы и зажмурился от света. Вроде вечер. Народу не так много, но лавка, скорее всего, ещё работает. Моё окно вело прямо на улицу. Мне хватило пары минут взвешиваний всех «за» и «против», что бы залезть на подоконник, зажмурить глаза и спрыгнуть прямо на дорогу.       Я постоял пару секунд, абсалютно не двигаясь. Краем уха я услышал, как в комнате разбился горшок с редькой. Со мной всё ещё ничего не случилось. Ноги чувствовали землю, и, вроде, даже не ощутили никакого весомого удара. Я открыл глаза и огляделся. Откуда-то на улице появилась куча народу. Они все смотрели на меня с недоумением. Я испуганно обвёл их всех глазами и, как ни в чём ни бывало, прошёлся дальше по улице, чувствуя на своей спине их взгляды. Они тоже заметили, как странно я себя веду! Папа был прав!       Я проскользнул к ларьку с булочками. Около неё стояла небольшая группка людей, и я стараюсь слиться с ней. Они, наверное, заметили меня. Заметили, как очень пугающий неулыбающийся мальчик пытается незаметно прокрасться к булочкам. От этого я запаниковал, и чуть было не врезался в одного из них. Наконец, я смог достойно разглядеть прилавок и взглянул на ценники.       Цены! Они выросли! Теперь всё, что продавалось в лавке, стоит чуть ли не вполовину дороже! Я пошарил в карманах. С новыми ценами мне ни на что не хватало. К сожалению, я не смог бы съесть один только голый пакет, как бы ни хотел. Я снова взглянул на булочки. Живот издал приличный рык, он явно не собирается больше ждать. Сжав в кулаке монетки, взглянул на продавца. Он минимум в четыре раза больше и сильнее меня. Толпа всё прибывает. Откуда вечером столько покупателей? Ещё немного, и меня придавят к стеллажу. Сердце бешено застучало, когда я понял, что мешаю стоящим людям. Снова мой взгляд пал на булочки. Не думая уже ни о чём, я схватил с прилавка первую попавшуюся и рванул, куда глаза глядят.       Ноги сами привели меня к дому. Сначала я хотел зайти в дверь, но вспомнил, что там ходит папа, и схватился взглядом за окно. Не помню как, но я, наконец, оказался в комнате. От изнеможения я тут же упал на пол. Ноги дрожат мелко и отрывисто, словно я только что пробежал целый марафон, а не расстояние в три дома.       В себя меня привел капающий из булки на руку джем. Я тут же сел и протянул перед собой руку с булкой. Я сжимал её так крепко, что содержимое начало капать наружу. Зверски хочется есть, но я заставляю себя положить её на стол и отойти на пару шагов. И тут осознание нахлынуло на меня внезапной ледяной волной. Я украл её! Украл булочку, взял, не заплатив! Я схватился за голову и сел на кровать. Ноги упёрлись в осколки горшка с редькой и носки испачкались в земле. Я не просто странный маленький мальчик, я вор, самый настоящий вор! Я опозорил честь и величие Фелиции, украв эту злосчастную булку! Теперь мне действительно не место среди счастливых добропорядочных граждан. Как мне выходить на улицу после этого?       Я посмотрел на стол. Во мне теплиться надежда, что булку всё ещё можно вернуть, но она растворяется, как только я вижу её состояние. Мятая и рваная, словно булочку прокатили по земле. В таком виде её точно нельзя возвращать. Иду к столу, по пути наступая на все осколки разбившегося горшка и, с бесконечной злобой на самого себя, съедаю булку. Всё равно назад дороги нет.              Прошло ещё пару дней. Я точно не знаю, который час, ведь сплю большую часть дня. Проснувшись, я наблюдаю уже привычный разбитый горшок и разбросанную по полу землю. Пятно джема на столе со временем вовсе иссохло, и теперь я мог бы использовать его как кирпич, если бы захотел. На кровати лежали вещи, в которых я в последний раз выходил на улицу. Папа заходил пару раз: видел беспорядок, говорил убраться и уходил. Думаю, ему не до меня: до обеда он на работе, после возвращается, готовит еду и сразу уезжает. Но даже его я вижу только счастливым. Это вызывает у меня одно лишь раздражение.       Я встал и прислонился к двери, слушая, не ходит ли там папа. Вроде никого нет. Тогда я осторожно открываю дверь и выхожу в коридор.       Выйдя на кухню, тут же ищу себе что-нибудь поесть. Открываю ослепительно жёлтый холодильник и щурюсь от яркого белого света. Оглядев полки, я не обнаруживаю ничего готового или того, что я смог бы приготовить сам. Пожимаю плечами и открываю морозильный отсек. Тоже ничего. Хмуря брови, я с резким хлопком закрываю холодильник и подхожу к плите, в надежде, что отец оставил мне хотя бы что-нибудь. В конце концов, теряя терпение, с силой ударяю ногой по ближайшему ящику и ухожу к себе в комнату.       А ведь есть всё-таки хочется. Кажется, будто я вот-вот вспыхну и разорвусь на мельчайшие кусочки, настолько сильно я не могу успокоиться. Снова споткнувшись об осколок горшка, ударяю и по нему. Осколок отлетает в кровать и делиться ещё надвое, а мой взгляд падает на ту самую одежду, что лежит на ней. В голове, словно внезапно зажёгшаяся лампочка, появилась идея.       Быстро лезу в шкаф. Разбрасывая вокруг себя вещи, достаю старый жёлтый дождевик, в котором когда-то играл под дождём. Надеваю его на себя и, открыв окно, выпрыгиваю на улицу.       Только на улице понимаю, что я абсалютно босой. Прохожие покосились на меня, заметив, как я только что выпрыгнул из дома в дождевике. Солнце ярко сияет в небе, словно желая вовсе ослепить меня, и мне ещё долго приходится щуриться. Мельком вижу, как пялятся на меня люди, я закрыл голову капюшоном и шагаю в сторону той самой лавки. Да, я вор и просто странный. Меня раззадорила эта мысль, и я гляжу на них озлобленно. Собравшиеся зеваки тут же проходят мимо. На моём лице появляется долгожданная улыбка, только на прежнюю она, почему-то, не похожа.       Уверенным шагом иду в сторону булочной лавки. Около неё стоит всего пара человек, и я жду, когда наберётся как можно больше народу. Наконец, мимо проходит большая кампания, и я сливаюсь с ними. Уже знаю что делать: теряюсь в толпе, выжидаю с полминуты, и как можно тише беру первую попавшуюся на глаза булочку. Иду прочь, но тут меня внезапно бьет током голос продавца.       - Хей, мальчик, куда это ты? А заплатить?       Понимаю, что мне некуда больше деваться и бросаюсь со всех ног вперёд. Слышу, как рассерженный булочник кричит мне вслед и начинает бежать за мной, и, кажется, даже начинает догонять. С меня слетает капюшон, и я в панике кладу булку в карман. Пробегаю мимо дома, понимая, что туда забегать тем более нельзя. Вслед за домом пролетают мимо соседние дома и полицейский пост. Думаю, что продавец отстал и оборачиваюсь, а оказывается ситуация стала только хуже. Теперь за мной бегут булочник и два полицейских. Заворачиваю в первый попавшийся переулок и врезаюсь головой в трубу, после чего теряю сознание.              Очнулся я уже в полицейском участке. Точнее, очнулся я много раньше, но пришёл в себя только там. Сижу в длинном вымощенном приглушенной жёлтой плиткой коридоре и чего-то жду. Потому что мне сказали ждать. Упёршись в сиденье руками, смотрю в пол и болтаю ногами.       Внезапно дверь открывается – но не та, что ведёт в кабинет одного из милиционеров, а наружная. Поднимаю голову и вижу отца. Тут по моему телу проходит дрожь, и я буквально трескаюсь на маленькие-маленькие кусочки. Я думаю, что готов хоть прямо сейчас снова удариться головой о трубу и упасть в обморок. Синяк на лбу отзывается нудящей болью, а отец, даже не взглянув на меня, с суровым видом проходит мимо и направляется прямо в кабинет. Я фыркаю и отворачиваю голову, после чего прислушиваюсь к происходящему за стеной. Мне кажется странным, что никаких криков и громких разборок не следует. Проходит от силы минут десять, и папа выходит, с улыбкой прощается с полицейским и пожимает ему руку. Полицейский уходит обратно. Отец бросает мне короткое «идём» и выходит на улицу. Я, как было велено, иду за ним. Мы молча шагаем по улице домой, он – впереди, я – чуть сзади, слева от него.       Наконец мы пришли домой. Я, уже не выдерживая напряжения, возникшее пока мы возвращались домой, направился в свою комнату, но папа остановил меня и сказал, что нам стоит серьёзно поговорить. Я напрягаюсь ещё больше и сажусь за стол. Папа берёт ближайший к нему стул и ставит его напротив меня, отодвинув третий. Мы сидим друг напротив друга, и я со страхом жду, когда отец убьёт меня своим холодным взглядом. И тут я подмечаю то, что он сейчас тоже далеко не счастлив.       Папа спрашивает меня о том, зачем я украл злосчастную булку, зачем огрызнулся на прохожих, зачем сбегал из дома через окно и почему я упорно игнорирую хаос в своей комнате. Я отмалчиваюсь и гляжу направо, на холодильник. С самого утра я так ничего и не съел.       Тут он резко бьёт кулаком по столу, и я испуганно поворачиваю на него глаза. Его брови сдвинуты к переносице, а из ушей, кажется, вот-вот пойдёт пар. Я слушаю его озлобленные крики и чувствую, как из моих глаз снова падает пара капель солёной воды. Выражение лица отца резко меняется на растерянное и неуверенное. Сквозь воду в глазах я замечаю, как папа переводит взгляд с меня на нашу старую семейную фотографию и обратно. И тут я в конец теряю над собой контроль. После того, как я стал вором, устроил догонялки с полицией и в целом неимоверно запустил себя, я не своих странностей должен стыдиться. Я скрестил руки на столе и положил туда голову. Отец долго ничего не делает: во всяком случае, сейчас я его не вижу. После чего он внезапно хлопает меня по плечу и говорит, что я могу обо всём ему рассказать. Не знаю, действие это сентиментального настроя, или настолько сильно я испугался того, что папа накажет меня за воровство, но я тоже обнял его. И рассказал всё.              Прошёл всего день. Я лично извинился перед булочником и выплатил долг. Оба долга. Убрался в комнате – выкинул, наконец, джемовый кирпич, подмёл землю и перестирал грязную одежду. И теперь я с чистой душой выхожу на улицу через дверь, в который раз направляясь к детской площадке.       Папа сказал, что то, что у меня не всегда выходит быть счастливым – это нормально. Нормально так же и то, что я могу расстраиваться по мелочам и не совсем мелочам. Что сам король Феликс нередко впадает в ярость или отчаяние. Что Фелиция – действительно великая страна счастья, но даже здесь иногда плачут.       Что важно – он сказал о том, что я могу всем с ним поделиться. Что могу доверять ему в трудные минуты своей жизни и просить совета. Возможно, именно этого мне не хватало.       А ещё он извинился, что так часто уходил из дому. Оказывается, он стал работать в две смены, что бы достойно меня обеспечивать. И в шутку пригрозил, что, если я снова начну воровать, он отправит меня работать на ферме с ним. Или не в шутку...       Я поднимаю глаза и вижу пред собой яркие жёлтые качели. Словно не веря своим глазам, я делаю ещё пару шагов и трогаю их рукой. Настоящие. Наконец-то я до них дошёл. Сажусь и отталкиваюсь ногами, крепко держась за плотные белые верёвки. Перед глазами мелькают ноги, а на них – сапожки, которые мы с отцом-таки смогли оттереть. Рукой убираю с глаз рыжие волосы и постепенно начинаю набирать высоту. На лице непроизвольно выскочила улыбка. Я даже не заметил её сначала. Раньше я принимал её как должное. Но для того, что бы ценить то, что у тебя есть, нужно через что-то пройти, дабы заполучить это «что-то». Оказывается. Вижу вдалеке друзей, с которыми раньше играл и приветливо машу им рукой. Они машут мне в ответ и бегут в мою сторону. Я ещё больше вытягиваю улыбку и поднимаю голову вверх, смотря на солнце. Оно улыбается мне – тоже радо, что я нашёл своё «счастье».       Да, Фелиция – чудесная страна!