Love Never Dies (Reprise)

— И если он реагирует так на саму мысль, что ты можешь быть здесь, жив, как мне защитить Густава, если...       Свет на этих этажах Фантазмы был погашен и сейчас его источником был лишь голубоватый отсвет из окна, которым купол озарял здание и улицы вокруг, подобно маяку, и огни вечернего Нью-Йорка.       В тот вечер, после "Музыки ночи" и обвинений Рауля, Кристин покинула свою гримерную, и исчезла прежде, чем Виконт опомнился и решил её искать. Остаток перерыва и начало концерта она провела здесь, на верхнем этаже с Эриком. — Всегда могу взять слово о том, что не убью его, назад, - прозаически заметил он, но Даае окинула его таким взглядом, что наверное не стоило заговаривать вовсе, - Он не тронет мальчика. — Пока не тронет. Меня утешает только то, что Густав с Мег. Я не могла забрать его прямо посреди представления — Рауль точно устроил бы погоню, но мне нужно было прийти сюда, - несдержанно, нервно говорила девушка, слишком торопясь, - Потому что...       Воздух кончился. Потому что Даае тараторила. И пришла она потому что ненормальным, упадочным образом, как зависимую, её присутствие Эрика успокаивало.       Он наблюдал за тем, как Кристин металась у окна, прижимаясь костяшками пальцев к губам, расхаживая из стороны в сторону, от чего подол жемчужно-серого платья, взметываясь, не позволял подойти к ней ближе так, чтобы не наступить на ткань. Собственно, мужчина и не пытался, позволяя девушке эту несдержанность.       Она итак от постоянной необходимости в собранности и закрытости подрагивала у него в руках от нервного напряжения, от того, как костенело её тело для того, чтобы не выдать свою хозяйку. — Когда он спросит где ты была, скажешь, что стало не хорошо от этого скандала, я позже провожу тебя к лестнице, которая ведет к коридору в стороне дамской комнаты. Будет казаться, будто ты шла оттуда, если он ещё тебя ищет, - говорит ей Эрик, - Не беспокойся о Густаве. Я распорядился о том, чтобы мальчика не выпускали из этого здания с кем-либо, кто не был бы женщиной. То есть он покинет Фантазму только с тобой или Мег. Мадам Жири в крайнем случае, если мне придется её привлечь. Её знают мои люди, и с этим проблем не будет. Он не сможет его у тебя отнять. — Думаешь он попытается? - встревоженно спрашивает Даае, замирая.       На самом деле Эрик не знал. Он абсолютно не узнавал Рауля де Шаньи, хоть и не знал его никогда близко.       О потайных ходах знает не только он, но и часть художников, с которыми мужчина работал, и слух о том, что в гримерной Даае ругань, дошел до него прежде, чем Кристин добралась до своего учителя.       Он не уследил. Он обещал уберечь её покой, и уже сейчас начинал не справляться.       Рауль стал проверять её личную переписку? Вынюхивать и срываться? Он всегда был глупцом и всегда ревнивцем, но не вел себя, как сволочь.       Сейчас Кристин боялась его и думается Эрику — не безосновательно.       Мальчишку нужно было придушить ещё тогда. Десять лет назад. — Господи, я должна вернуться, - поддавшись своим тревогам о Густаве, сказала девушка, но Эрик опустил ладони ей на плечи, надеясь вернуть Даае в зал не в панике, в какой она пришла к нему.       Хотя нет, пожалуй, то была не паника. Она была на взводе, раздраженной до мелкого подергивания. — В зале тоже есть мои коллеги, в вашем ряду. С обоих краев и в центре за ним, - говорит мужчина, успокаивающе, - Есть план. Он может тебя устроить, дай мне только пару минут его изложить. И уже завтра ты будешь свободна.       Невозможно было не задеться тем, как она всегда смотрела на него.       И когда-то Эрику удавалось сопротивляться этому, потому что в отличие от него, Кристин была свободным человеком, у неё было право на эту свободу, а у него не было права даже прикасаться к ней, потому что нельзя марать весенние цветы могильным холодом, каждым касанием убивая в них жизнь, обмораживая лепестки.       Но сейчас, когда несмотря даже на его попытки уберечь её, у Кристин дрожали руки и дыхание, какая в сущности была разница, если от чего-то этот тремор отпускал её, когда Эрик опускал руку ей под лопатки в танце или теперь удерживал за плечи от её страхов, как делал это в день их встречи здесь, в Фантазме?       Большего вреда, чем они уже, им друг другу не причинить.       Поэтому он отвечает на то, что девушка тянулась к нему, возможно больше неосознанно, чем намеренно — Эрик коротко, невесомо касается губами её лба, и отстраняется всего через пару мгновений, обрывая этот поцелуй нехотя.

***

      Вчера она поступила как её мастер сказал, и вернулась в зрительский зал. Она не стала комментировать ничего из того, что произошло в гримерной или за последние десять лет, с Раулем. Ранним утром как ни в чём ни бывало, отправилась на репетицию, даже не предлагая взять Густава с собой.       Чем меньше подозрений они вызовут, тем лучше.       Кристин не собрала ничего из личных вещей, чтобы не привлечь внимание де Шаньи. В любом случае, ничем она и не дорожила. Не было фамильных украшений Даае, которые она могла бы сохранить или прижизненных драгоценностей, которые значили для неё что-то сейчас. Только кое-что из документов. Она покинула гостиницу, привычно коснувшись сухими губами губ Рауля. Это больше не назвать даже поцелуем, но будто не замечая этого, женщина ему заученно улыбнулась.       Она насильно заставила себя не отказываться от завтрака при нём, хотя Даае от нервов и усталости потряхивало от одной только мысли о том, чтобы что-то есть. За столом она выпила кофе и истерзала вилкой оладьи. В итоге они правда напоминали больше объедки, нежели то, чем были прежде, даже сумела проглотить пару кусочков.       По прибытии её чуть вело от беспокойства, а решением всему было привычное картинное благополучие и праздность, которые из себя корчила Виконтесса.       Репетиции прошли безупречно и слаженно, как часы, но вернувшись с них, готовясь у себя в гримерной к выступлению, Кристин едва держала себя в руках. Леа Мартан не выступающая сегодня, но посещающая все репетиции в образовательных целях, вскоре заметила бледность коллеги и немедленно увела Даае на свежий воздух, а затем и на обед. — Держите себя в руках, мадам, - деланно строго приговаривала она, - Самый важный концерт в этом сезоне! — Я всего лишь немного нервничаю, - отмахнулась Кристин через натянутую улыбку. — Бросьте, ниже наработанного уровня вам не спуститься, а наработанный уже признан гениальным! - живо рассуждала Мартан, - Хотите прогоним костюмеров и я вам помогу с платьем? — Нет-нет, благодарю, - качала головой женщина.       Ей полегчало только когда к ней заглянул Эрик, всего за полчаса до концерта. — Обе Жири и Густав уже в зале, Рауль задерживается, сказали ещё пару часов назад отлучился по делам, но до начала ещё полчаса, может успеть, - без приветствий начал он. — Спасибо, - выдыхает девушка, не до конца, но успокаиваясь. — Мадам и Мег с Густавом, беспокоиться не о чем. — Хорошо, - кивает Даае, - Но может сейчас не стоит здесь находиться, мне так и не принесли моё платье для выступления, я жду костюмера. — Я знаю. Она из моей организации. Платье я принес с собой.       Эрик вешает чехол за ширмой, отступая и вежливо отворачиваясь, когда Кристин поднимается, чтобы зайти за нее и переодеться. — Я могу уйти тем не менее, если ты хотела бы уединения, - добавляет он.       Ему можно было сопротивляться, когда Эрик был пугающим, несдержанным Призраком, мучающим страхом всю Оперу Гарнье, а теперь он учтиво предлагал ей уединение и сдерживал себя от убийства Рауля, что само по себе можно было считать огромной личной победой. — Останься, - негромко просит Кристин.       Ей... Наверное Густав был прав, и Эрик ей нужен. Хотя бы потому что его компания позволяла Даае не испытывать перманентный страх, который она научилась скрывать за десять лет брака, но отнюдь не перебарывать.       Было даже забавным то, что человек, в первую очередь окрестивший своего соперника "рабом моды" надевал для Кристин фрак по любому поводу.       Он посещал все её выступления в Фантазме, находился в своей ложе, Кристин замечала его несколько раз со сцены и от этого становилось легче, сколько бы дерганной не была Даае в последние дни.       Платье, которое для неё подготовили было довольно противоречивым. Оно было крайне простого кроя, напоминающим то черное, что было на "Мадам Икс" кисти Сарджента, с бретелями из бусин, но в остальном его силуэт был прост, практически геометрически строг. Однако оттенок не то жемчужно-розового, не то лавандово-серого переливающегося шелка столь сильно сливался с бледным оттенком кожи Даае, что при сценическом освещении было сложно отличить где начинался лиф, а где была обнаженная кожа её плеч. Эту границу, само наличие этого "голого" платья подтверждала только россыпь мелких сверкающих камушков.       Кристин в нём в самом деле казалась себе обнаженной, поэтому и с застежками решила справиться сама, накидывая после халат, скрывая кожу рук и плеч.       Эрик обернулся, когда девушка вышла из-за ширмы, надеясь увидеть это платье на ней.       Кое-что из декораций он разрабатывал с художниками сцены Фантазмы, и некоторые костюмы готовились по его рекомендациям. Одна из художников по костюмам была родом из далекой Азии, но обучалась портновскому делу в Лондоне. Там с нею Эрик и познакомился, а затем пригласил для работы сюда. К осени она уплывет обратно в Старый свет, но для этой Выставки осталась в Нью-Йорке.       Поэтому к костюмам Кристин у него был полный доступ. К их разработке, декору.       Однако это платье было сшито не для Даае. Оно было создано для совершенно других целей. Ему должно было чего-то недоставать, оно было вопиющим само по себе, но недостаточно громким. Иначе то, что Эрик хотел преподнести девушке, Кристин не приняла бы.       Она была слишком занята своими переживаниями, чтобы заговорить снова, опускаясь на скамеечку перед зеркалом, но даже не глядя в него. — Не хочешь на себя взглянуть? - спрашивает мужчина, подходя к девушке. — Я боюсь. — Собственного отражения? - мягко усмехается он.       Разумеется нет. Она боялась всего на свете, только весь свет находился за стенами этой гримерной, и самое главное — вне сцены. И здесь Даае должна была найти покой и утешение, Эрик решительно собирался ей в этом помочь.       Вот только в добавок она могла бояться не просто всего мира.       Мужчина очень хорошо помнит как пугал её своей требовательной привязанностью, отчаянной потребностью любить Кристин. И бежала она от него тоже в страхе. И если он был тому причиной теперь... — Умоляю, скажи, что всё получится, - пролепетала девушка, почти готовая заплакать, - Что он не станет...       Эрик знает, что она не спит ночами и ест через раз — о том, что костюмы приходится перешивать потому как Даае похудела за менее, чем пять недель пребывания в Америке, ему уже жаловалась художник по костюмам. — Он знает, что его любви недостаточно, - негромко прерывает её Эрик, не позволяя закончить, - Всегда понимал, что ты заслуживаешь лучшего, чем его трусливую ревность и вздорность. Рауль глупец, если понимая, что вашему браку что-то угрожает, стал мучить тебя допросами, а не осыпать любовью. А глупец по-твоему догадался бы о твоих намерениях при том, что мы сохраняем всё как есть до последнего?       Нет. Нет, едва ли — даже поцелуй утром был частью плана. Ни единой вещи Кристин не подготовила для ухода, Густав не ожидал ничего подобного — после шоу Мег должна была передать Раулю, что Кристин ожидает его в гримерной, даже Жири не знала для чего, Даае лишь сказала подруге, что это очень важно. Мадам же Жири должна будет предложить дочери отправиться с Густавом в карету, чтобы не потеряться в толпе в театре, а затем увезет его в безопасное место, чтобы мальчик не стал разменной монетой в этом деле.       Кристин упросила Эрика не вмешиваться в тот разговор, который должен будет состояться между ней и супругом. Хотя бы чтобы не провоцировать самого Эрика.       Уходить без прощаний не было смысла — Рауль бы только поднял панику. Она поставит его перед фактом того, что хочет раздельного проживания в связи со всем. С учетом того, что теперь они не станут зависеть друг от друга финансово, после того, как де Шаньи заключит сделку с де Башером, эта потребность в браке отпадет, и в будущем она попросит развода. Эрик не стал вдаваться в объяснения, но дал ей понять, что это станет осуществимым, и он этому посодействует.       У неё не было причин не верить мужчине. Он говорил, что не дает клятв, но так же никогда не нарушал слова, данного ей.       Эрика не заботило его собственное будущее сейчас. Его ребенок в безопасности, женщина, которую он любит, вскоре будет тоже, рядом с ним. Но сейчас она не была в порядке, и это нужно было исправлять. — Нет, этому платью решительно чего-то не хватает, - замечает он, вынуждая Даае вскинуть взгляд и посмотреть на себя в отражении зеркала.       В этот момент Эрик за её спиной оказывается слишком близко. Не рядом, не впритык.       Близко.       Он был мрачной тенью за её спиной, скрывающей Кристин от всего мира. Словно погас любой свет, все звуки, и некуда было смотреть, кроме как на него в отражении зеркала.       В первое мгновение показалось, что он снова всего лишь отпустит руки на её плечи в успокаивающем жесте, но ладони мужчины оказываются у её шеи.       Он снова не касается её, снова дразнит тем расстоянием между их кожей, которое не спасает Даае от ощущения жара его рук. Снова делает это, а затем её ключиц, горла касается лёд драгоценных камней.       Кристин приходится вдохнуть от неожиданности, вздрагивая всем телом от одного только ощущения холода колье и жара кончиков пальцев Эрика на её коже. Она дрожит, потому что этот воротник из самоцветов, ледяной и тяжелый, мужчина возложил на её ключицы, опускаясь лицом с Даае на один уровень, она ощущала его дыхание на своей шее, его взгляд на бьющейся под кожей жилке, болезненно яркий блеск этого украшения на ней.       Господи...       Выдохнув, Кристин больше не могла сделать вдох, цепенея от этого контраста, от того, что Эрик лишь застегнул колье на ней, и после тотчас разорвал прикосновение его рук к её горлу, загривку, он за её спиной был поглощающей любой свет тенью, а Даае в отражении зеркала, в блеске драгоценных камней, в этом платье была пятном перламутра на его фоне, дрожащая от холода потому что её собственная кожа под украшением горела.       Пришлось вцепиться в столешницу трюмо, потому что ей нужна была эта опора, ей из присутствия Эрика не выбраться. Это было безумием. Это колье было сущим безумием, кричаще варварским — настолько вопиющим был блеск белых и тёмно-вишневых камней. Цвет был глубоким до черноты, но стоило свету коснуться его, казалось, что о синеватый отблеск можно было порезаться, и краснота в нём — кровь, пролитая от прикосновения самоцветов к коже. Грандиозная, безупречно тонкая работа.       Кристин никогда не выбирала такие вещи, просто не осмеливалась даже представить их на себе — столь требовательной была красота такого толка. Но непостижимым образом оно в самом деле, сомкнувшись на шее Даае, завершило её, как картину Эрика.       Он вынудил Кристин выбраться из мрачных, тёмных платьев, которые Даае носила всем и Раулю на зло, напомнил девушке, какой она была прежде, и запечатал её, утопающую в свете и блеске, в обрамление чернильно-красных камней.       Как если бы он вернул ей её прежнюю, но напоминал — в ней, в ободке переливающих голубым, светлых камней, всегда будет его след, его цвета, его влияние. Выбор, который Даае сделала. И существование этих сумрачных камней в лучах софитов, существование Эрика под солнцем было возможным только в этом изумительно красивом обрамлении намного более изящных драгоценностей, в обществе Кристин.       Даае размыкает губы, но может лишь с дрожью, мелко, поверхностно вдыхать и выдыхать воздух, тогда как Эрик опускает горячие ладони поверх кистей её рук и щеки девушки касается негромкое "чш-ш".       Эрик никогда не был мёртв.       Он находился прямо здесь, глубоко в её разуме, под кожей, в груди, потому что когда он в свойственной себе практически убаюкивающей манере призывает Кристин успокоиться, все чувства, которые Призрак Оперы в ней воспитывал, то, что вспыхивало в Даае в ответ музыке, сейчас отзывалось на его голос. Он проникал в неё до самых костей, навсегда оставаясь там, становясь её частью.       Кристин не заботило сколь нездоровой эта связь становилась, не заботило, что это чувство перерастало в потребность, неспособность вдохнуть воздуха без того, чтобы её плечи накрыла тень, грудь Эрика, и его собственное дыхание заставляло девушку вспоминать как теперь дышать ей.       Его губы находились у виска Даае, почти касались краешка уха, и она бездумно, неподконтрольно ведет головой в его сторону.       Темнота не была наваждением — Кристин опустила веки, когда Эрик склонился над ней.       Она не сможет это видеть. Не сможет видеть себя в этом украшении, в его руках, в близости его губ.       Так ведь можно и привыкнуть, а она ещё не сбежала от Рауля, чтобы позволять себе подобную неосторожность.       Словно ощутив, что безраздельное, абсолютное владение вниманием Даае было на секунду потеряно, и она снова вспомнила об этой помехе, об этом мальчишке, мужчина выскальзывает из замка их сцепленных пальцев, заключая Кристин в ловушку, опуская ладони на столешницу по бокам от неё. — Что для тебя сделать? - спрашивает он.       Спрашивает, будто Даае не ощущала его подарок от каждого вдоха, каждого глотка воздуха, собственным пульсом, бьющимся под сеткой драгоценных камней. — Потому что от нервов сохнет в горле, и ты посрываешь мне все высокие ноты, чего же ради тогда мы всё это затеяли, если не для моей арии в твоём исполнении на закрытии Всемирной Выставки Искусств, посмотреть которую люди приехали со всего света? - как ни в чём не бывало поясняет он, - Так что же мне для тебя сделать, Кристин?       И тем, как легко он выносил эту близость хотя бы внешне, Эрик тоже дразнил девушку.       Что сделать для неё?       Кристин обернулась к нему, глядя мужчине глаза в глаза. Она оставалась в западне его рук, ощущая лопатками присутствие своего наставника.       Беспомощную влюбленность и дерзость — вот и всё, что он в ней вырастил. — Спой для меня, - отвечает она, наблюдая за тем, как мягкое, покровительственное тепло в его глазах сворачивается в чернь, как кровь от того, насколько жестче становится его хватка, как напрягается его тело, как перед броском, от того, что Кристин перебирает и точно знает об этом, - Мой Ангел Музыки, - добавляет Даае.       В отчаянии они были или нет, готов ли был Эрик провести в её ногах остаток своих дней, и стала ли Кристин женщиной даже слишком независимой и роскошной, чтобы продолжать ставить их в позицию наставника и ученицы, но они оба понимали, что она переходила черту, которую не следовало.       Потому что в этот раз всё должно было произойти иначе, а не в сумасшествии, которое случалось прежде, стоило ей оказаться в близости с Призраком Оперы.       Потому что хотелось проклясть это место, этот концерт, их договоренности и выкрасть Даае прямо сейчас.       Они друг к другу десять лет не прикасались, он ей десять лет не играл. Голод был просто сродни пытке. — О, обязательно, - негромко обещает мужчина, - Но сегодня позволь мне послушать твоё пение.       Он выпрямляется, отрывая руки от столешницы, беря кисть Кристин, накрывая её ладонями, и сообщает: — Я буду в ложе. Не думай ни о чём и не бойся. Мы встретимся сразу после.       Мужчина отпускает её руку и покидает гримерную через свой потайной вход.       Воздух понемногу стал остывать или это жар покинул Кристин, принося облегчение. Девушка дала себе ещё пару минут успокоить дыхание и нервы. — Надо же, - раздается голос за спиной Даае, заставляя её содрогнуться, поднимаясь с места, - А ведь угадывая где затаиться, я и подумать не мог, что в той стене могла быть скрытая дверь.