Дом за городом — почти всегда хорошо. Тут всегда меньше того ужасного, чуть ли не удушающего, городского смога, поэтому проживать тут — тоже неплохо, хоть и добираться до центра зачастую бывает сложно.
Стоит середина жаркого лета — в это время листья деревьев особенно зелёные, а дни особенно жаркие. Хоть город расположен прямо у подножья высоких гор, возле края города красуются достаточно высокие и красивые холмы, с которых открываются очень даже хорошие виды на окраину города, хоть они и чаще пустовали, прямо как сегодня, что даже странно, ведь вечер перед выходным, в конце-концов.
Как раз на одном из таких холмов Мэл, не спеша идущая домой после работы, внезапно замечает уже такую породнившуюся ей
его растрёпанную каштановую шевелюру и направляется в его сторону, заставляя себя подниматься всё выше.
Вёрджил пристально наблюдает за Мэл, которая в развалочку идёт к нему в чёрно-белой клетчатой рубашке, шляпе с широкими полями и чёрных летних джинсах, поправляя рукой непослушные пряди огненно-рыжих пышных волос. Наряд показался самой Мэл очень странным, зато хотя бы был удобным, этого было вполне достаточно.
— Рабочий день в мастерской окончен? — робко ухмыляется Мэл и подходит к Вёрджилу. Он сидит в высокой траве, достающей аж до его носа, скрестив ноги, и медленно переводит довольно удручённый взгляд на Мэл.
— Да, была масштабная работа. — в его голосе слышится усталость и Мэл подсаживается рядом с ним в высокой траве и обхватывает руками колени, опустив взгляд в землю. Очевидно, её парень утомился, но всё же пришёл сюда по их старой традиции, как же похвально.
Именно с этого холма открывается прекрасный вид на пламенеющий закат. Такие ощущения невозможно спутать ни с какими другими чувствами, ведь то необъяснимое спокойствие на душе и радость в глазах, отличная от любой иной. Заходящее солнце ещё виднеется на горизонте, а по улицам ещё ходит много людей и неспешно едут автомобили. Блестящие стёкла высоких домов отражают лучи заходящего яркого Солнца, и Вёрджил был искренне благодарен, что холм находится в тени, и щуриться не придётся. Мэл устремляет взор на закат и краем глаза цепляется за заходящее за горы Солнце. Даже боковое зрение позволяет ей разглядеть яркость этой огромной звезды, хоть и вид заката над городом пробивает на ностальгическую слезу.
Мэл медленно поднимает глаза на скованно сидящего рядом Вёрджила и замечает его стеклянный безжизненный взгляд, устремлённый куда-то вдаль, в закат. Ей такое не нравится, так как Мэл уже привыкла к неугасающему энтузиазму в глазах Вёрджила, и, раз уж они так тут встретились, надо вернуть Вёрджила к исходному оптимизму, пока он совсем не раскис, тогда будет сложнее.
— Всё хорошо? — осторожно спрашивает Мэл и наклоняется к Вёрджилу, распуская длинные рыжие волосы. Вёрджил неторопливо поворачивается к ней и Мэл странно ловит себя на том, что он глядит не только в её голубые, словно океан, глаза, но и прямо ей в душу, что заставляет её невольно вздрогнуть. Наблюдение не было тем, что бы нравилось ей, но пока это Вёрджил, она закроет на это глаза. Он медленно кивает и опускает голову.
— Я тут кое о чём подумал. — начинает он и Мэл поддаётся вперёд, повернув голову к слева сидящему Вёрджилу. Одна эта фраза предвещает долгий и философский разговор, так что Мэл заранее готовится к рассуждениям Вёрджила. Он сидит, немного ссутулившись, и повторно кидает сияющий нежностью взгляд на Мэл. Та лишь покрепче обхватывает колени, а её взгляд прямо говорит Вёрджилу за неё, мол: «Продолжай, я жду», поэтому Вёрджил, выдержав недолгую паузу, продолжает, — Как бы сложилась твоя и моя жизнь при других обстоятельствах.
Мэл вопросительно вскидывает бровь, не понимая, к чему именно он клонит. Она прежде не сильно думала, как бы сложилась её жизнь, будь всё иначе. А что именно иначе? В жизни столько моментов, где жизнь может пойти по-разному, выделить какой-то один сложно.
— При каких «других»?
Вёрджил закусывает губу и поднимает глаза в оранжевое небо, словно не замечая пристального взгляда Мэл на своих глазах.
— А что если бы ты никогда не появлялась в Лаборатории? — предательски дрожащим голосом спрашивает Вёрджил и Мэл невольно сжимает пальцы до абсолютного побеления, а взгляд разом затуманивается.
Что бы было, если бы она никогда не появилась в Лаборатории? Что, если бы она не захотела сделать весомый вклад в науку? Именно такая мысль только сейчас удосуживается посетить и без того перегруженный разум Мэл. Не то, чтобы она раньше не думала об этом, но Вёрджил серьёзно из всего, что было между ними, решил подумать именно об этом?
— Я бы навсегда остался на той тёмной свалке и отключился бы через несколько дней. — продолжает рассуждать Вёрджил. Такая версия заставляет тело Мэл содрогнуться, а кулаки сжались ещё сильнее. Всё же эта перспектива не устраивает Мэл от слова совсем, так что её мозг на мгновение отключается и позволяет себе представить возможный исход, поддавшись дереализации. Нет, легче не становится. Скорее даже наоборот — осознание альтернативной ситуации пробирает конечности Мэл до дрожи, заставляя сердце учащённо биться. Да, по итогу этого не случилось, но Мэл, верующей в альтернативные Вселенные, всё равно стало страшно и грустно.
Вёрджил, ну за что?
— Не думай об этом. — отмахивается Мэл, и скорее, заставляет сделать это себя, нежели Вёрджила, который продолжает излагать мысли, словно не обращая никакого внимания на слова Мэл:
— Но что хуже — это если бы ты ушла тогда из Лаборатории, а я бы остался. — в голосе слышатся такие нотки ужаса и печали, словно Вёрджил только что пережил подобные сценарии наяву. Мэл начинает нервно дышать, а руки, собранные в замок, замертво падают на прохладную землю. Чёрт возьми, как же он усугубляет ситуацию!
— П-почему хуже? — только сейчас до Мэл доходит, как глупо звучал этот вопрос.
— Я бы скучал по тебе. И так бы было десятилетиями, затем столетиями. А потом я бы осознал, что ты... — в глазах виднеется ужас, когда Вёрджил плавно поворачивает голову к Мэл и снова смотрит на неё этим душераздирающим взглядом. Мэл жалостливо заглядывает в глаза Вёрджила, а колени съезжают налево, ложась прямо на колено Вёрджила.
— Не думай об этом. — повторяет Мэл и сама упорно пытается следовать сказанному в попытках отбросить плохие мысли. Вёрджил только угрюмо вздыхает и, словно специально, начинает давить на больное место Мэл:
— Ты ведь веришь в альтернативные Вселенные. — реплика сопровождается тяжёлым вздохом, а Мэл поёживается, предугадывая будущие слова Вёрджила. — В одной из таких, вероятно, произошли такие случаи?
Мэл зажмуривается и, помотав головой, садится на колени, оперевшись руками о землю.
— А ты не думай о таком.
«Сама бы своими же советами воспользовалась» — проносится у Мэл в голове, прежде, чем она успевает снова упасть с колен на землю, чуть не свалившись на компаньона.
— Рано или поздно эта мысль всё равно настигла бы одного из нас. — невесело усмехается Вёрджил и кладёт локоть на своё колено.
— В этом ты опередил меня. — замечает Мэл и потирает руками колени, поправив рубашку. Упавшая шляпа покорно лежит рядом в траве, пока Мэл сверлит взглядом Вёрджила, а он, в свою очередь, пилит глазами высокую траву рядом.
— Просто тяжело осознавать, что могла бы произойти такая ситуация, — бормочет Вёрджил и исподлобья смотрит на Мэл.
— Но её не произошло. — торжественно объявляет Мэл, всплеснув руками. — По крайней мере, в нашей Вселенной.
— А помнишь... — начинает Вёрджил, делая вид, что не услышал Мэл, от чего она только корчит непонятливую физиономию и прячет непослушную прядь за ухо. — Когда мы сбежали из Лаборатории, сиял такой же закат.
Мэл слабо кивает, не совсем понимая, причём тут это вообще, и запрокидывает голову, обозревая закат. Она почти уверена, что Вёрджил её почти не слушает, а мысли идут вслух, поэтому единственное, что ей приходит на ум — это не отвечать.
Молчание, однако, долго не держится, ведь у Мэл словно поднимается температура, а голову разрывает изнутри из-за нагнетающего давления.
— Почему ты... — запинается Мэл и поворачивается к Вёрджилу, который едва заметно дрожит, обхватив колени руками, уперевшись в них подбородком. — Почему ты вообще задумался об этом?
— Эти мысли меня часто грызут. — отзывается Вёрджил, часто моргая, словно глаза щиплет от чего-то острого. Едва Мэл хочет встать с колен, что-то её резко останавливает. Рассеянно опустив глаза вниз, она видит, как рука Вёрджила крепко сжимает её запястье. Мэл бросает взгляд в его янтарно-карие широкие глаза и внезапно устремляет взгляд на его щёку. Вёрджил переводит глаза на Мэл, пронзительно пиля её взглядом, и даже не замечает медленно скатывающуюся по его щеке слезу. Глаза Мэл расширяются и она вновь падает на землю, садясь рядом.
— Эй, ты чего? — ласково спрашивает Мэл, нежно дотрагиваясь до плеча компаньона.
Он ещё не научен жизнью, он ещё не до конца умеет скрывать сильные эмоции, и именно в такие моменты Мэл чувствует, что Вёрджил хочет, чтобы она просто была рядом в трудную минуту. Чтобы ему было, кого обнять, чтобы ему было, с кем поговорить. Не так много времени прошло с их побега из Лаборатории, не так много событий произошло. Мэл знает, что ей лишь предстоит узнать этого с виду простого парнишу, помешанного на витиеватых вещицах. Заметно помешанного, ведь такие мысли не посещают даже чуткий разум Мэл.
— Другие Вселенные нашей не касаются, — беззаботно произносит Мэл, а на лице появляется невольная улыбка. — Ну, наверное. Будем честны — ведь ничего плохого не случилось.
Мэл не понимает, куда Вёрджил смотрит. Ей кажется, что его пристальный взгляд устремлён в никуда, в Пустоту, и в такие моменты Мэл становится жутко, ведь Вёрджил начинает выглядеть совсем как робот, не оснащённый даже ИИ. На самом деле он просто всматривается в каждую примятую травинку, освещённую заходящим за горы солнцем, глубоко уходя в беспредельное Царство Мышления.
Мэл наклоняется чуть вперёд, чтобы лучше видеть лицо Вёрджила, также освещённое яркой жёлтой звездой, что лениво висит на оранжевом небе за спиной Мэл. Она чутко следит за взглядом Вёрджила, хоть и понимает, что он, как никто другой, не любит, когда за ним следят. Мэл пытается поймать, куда же устремлён его рассеянный взор, и почти-таки ловит, после чего плавно переводит взгляд на траву.
— Может нас это и не касается, — неожиданно подаёт голос Вёрджил и Мэл резко осознаёт, что её вторая рука медленно подбирается к руке Вёрджила. — Но я уже сказал, что порой всякие мысли могут посетить меня.
— Это пройдёт. — успокаивающе обнадёживает Мэл и на секунду зажмуривается, а её мягкая рука наконец-то ложится на лежащую на нагретой земле руку Вёрджила, что заставляет его немедленно встрепенуться и перевести взгляд на руку. Мэл же не останавливается и кладёт тыльную сторону ладони Вёрджила на его же собственную ногу, а её ладонь ложится сверху, переплетая их пальцы друг с другом. У Вёрджила тотчас что-то свёртывается, где-то около солнечного сплетения, и глаза фокусируются на высоких горах, у которых даже самые высокие верхушки зелёные-зелёные, без какого-либо намёка на снег. Взор, однако, не задерживается на макушках гор надолго, ведь взгляд Вёрджила так и норовит остановиться на спутнице по жизни.
И, как оказывается, не только взгляд.
Мэл, не ожидавшая ничего внезапного, даже не успевает взять себя в руки, как рука Вёрджила выскальзывает из её руки и, в дуэте со второй рукой, резко обхватывает Мэл. Её руки по-прежнему лежат перед ней, но тотчас поднимаются, чтобы ответить на неожиданное объятие, и обхватывают спину Вёрджила. Она говорит, что эта сентиментальность пройдёт, но сама до конца не понимает, почему она такое говорит. Не заядлому меланхолику, которого внешние эмоции затрагивают лишь изредка, а внутри порой творится полный бардак, судить о том, что там пройдёт, а что нет. Господи, да Мэл во многом является противоположностью Вёрджила.
Они — как антонимы в разных языках. Они совершенно разные, несмотря на то, что одновременно они очень и очень схожи.
— Если бы ты не появилась в Лаборатории... — внезапно раздавшийся голос сзади, где-то около затылка, резко вырывает Мэл из океана мыслей. — Я боюсь подумать о последствиях.
Мэл уже собирается что-то ответить, но слова вылетают из головы, когда Мэл начинает задыхаться. Но она находит это очень даже... Приятным. Конечно, такая неординарная смерть от удушения объятиями вряд-ли когда-нибудь наступит, но Мэл знала точно, что...
«Если я и умру, то только так.»
Солнце почти полностью скрылось за верхушками гор, стало почти совсем темно, и сейчас лишь тёмно-синее небо красуется над головами миллионов людей мегаполиса.
— Мы бы просто не знали друг друга. — с необычайно проявляющимся равнодушием резко отвечает Мэл и спешит распахнуть глаза. Она не хотела, чтобы эта фраза пронеслась НАСТОЛЬКО равнодушно и просто.
В её голове это звучало получше.
И кажется, Вёрджил тоже не оценил этот довольно прохладный тон, ведь почти сразу после сказанного он медленно отстраняется от Мэл, а его шокированный взгляд падает на Мэл, заставляя её чувствовать, что она — серийный убийца и вообще смеет лгать людям в лица и не краснеть, убивая за их спинами их родных и близких. У Вёрджила же нет родных. Ни мамы, ни папы. Он их даже не помнит. За то есть один близкий человек. Который прямо сейчас сидит перед ним и уже готовит оправдания за своё, казалось бы, безобидное высказывание.
А тон многое меняет.
— А представь такую ситуацию... — начинает Мэл, едва сдерживая глупую ухмылку, пока Вёрджил пристально за ней наблюдает. — А если бы ты меня обнаружил после того, как я умерла от химикатов в капсуле?
Почти сразу жалеет о сказанном, ведь Вёрджил, прежде державший Мэл за предплечья, сжимает их ещё сильнее, явно не специально, но у Мэл в уголках глаз скапливаются слёзы, а лицо неконтролируемо корчится. Вёрджил словно игнорирует это и в следующую же секунду Мэл ощущает, как её лицо уткнулось в его плечо.
***
— Эм... Эта штука включена? Привет... Привет... Ты меня слышишь?
Мэл упала на грязный холодный и пыльный пол, стукаясь коленями. Она не понимала, что происходит, и отчаянно пыталась до конца проснуться и взять себя в руки.
— А, точно, ты же не можешь мне ответить.
Кто там говорил, что после сна голова становится яснее? Мэл была уже готова опровергнуть эту теорию, ведь после этого сна голова погрязла в тумане вопросов, а не стала яснее.
— Кхм, кхм... Мне жаль, астронавт, Олимпиец, или герой войны... У нас тут... Была небольшая проблемка с тестом.
Мэл уже сжала кулаки и, поднявшись на ноги, активно завертела головой, пытаясь найти владельца этого голоса. Это был точно не Кейв Джонсон, нет. Владелец этого голоса был явно моложе этого эгоистичного полудурка.
— Но-о мы вытащили тебя без осложнений. Не переживай, всё в порядке, ничего не изменилось...
Но грязный пыльный пол, ободранные стены в камере и почти перегоревшая лампа с упавшей картиной говорили об обратном.
Голос звучал не очень уверенно, так что Мэл уже и так заподозрила, что что-то тут не так. Если этот человек пытался изображать Кейва Джонсона, то должен был знать, что Кейв Джонсон всегда говорит уверенно и громко, даже если то, что он говорит — полнейшая бессмыслица, не имеющая ничего общего с реальностью. И он уж точно не будет убеждать испытуемых в том, что всё хорошо.
— На дворе по-прежнему 1952 год.
Мэл дрогнула. Если уж она была уверена, что этот человек нагло ей врёт, то то, что она в 1952 году, тоже ложь. Вряд-ли за обещанных Кейвом 15 минут или один час вся Лаборатория могла превратиться в развалины.
Мэл с самого начала поняла, в чём дело.
***
Воспоминание о первой их с Вёрджилом не то встрече, не то диалоге заставляет Мэл невольно улыбнуться. И хоть её лицо всё ещё утыкается в его плечо, Мэл только поворачивает голову влево и охватывает руками корпус Вёрджила, прислоняясь правой стороной лица к его плечу. Лоб случайно касается шеи Вёрджила и тот незаметно вздрагивает.
— Лучше подумай о том, какой ты пародист. — доносится снизу и Вёрджил бросает удивлённый взгляд в сторону рыжеволосой, почти лежащей на его плече. Она лишь ехидно усмехается и продолжает. — Твоя пародия на Кейва Джонсона достойна номинации на премию «худшая пародия века».
Вёрджил только изумлённо и с разочарованием фыркает, понимая, что по сути Мэл права.
— Ну да, ты права. — соглашается Вёрджил и кладёт подбородок на макушку Мэл.
— А ты отвлёкся. — замечает Мэл и почти жалеет о сказанном, ведь Вёрджил сейчас может вспомнить снова о тех навязчивых мыслях в его голове. Но вопреки ожиданиям, Вёрджил только усмехается и ложится щекой на макушку Мэл.
У неё в голове словно поднимается давление и она чувствует, как учащается ритм сердцебиения у Вёрджила, и инстинктивно прижимается.
— Если бы ты никогда не появлялась в Лаборатории...
Мэл уже сжимается, готовясь вылить на этого эмоционального чудака порцию аргументов, почему он не должен задумываться о такой чертовщине, как эта, но Вёрджил только выдерживает недолгую паузу и, устремив взгляд в усыпанное звёздами небо, добавляет:
— То мы бы оба были уже мертвы.
Мэл чувствует, как к горлу подступает ком, но сдерживает слёзы. Нет, не слёзы печали, слёзы счастья. Просто слёзы счастья, что в итоге всё получилось лучше, чем то, о чём они с Вёрджилом когда-либо могли только мечтать. С того момента, как Мэл уснула, прошло более десятилетий, у неё не было родных.
А ведь она помнит. Помнит всё до единой капли. Помнит тот закат, что был, когда они с Вёрджилом покинули Лабораторию навсегда, помнит тот проливной дождь, перешедший в сильную грозу с мощными порывами ветра, помнит дни и ночи бесконечного пути, в надежде найти хоть что-то похожее на деревушку, или что-то вроде того. Помнит тот первый скромный и нерешительный поцелуй под ливнем, возле тех самых высоких пустых холмов около мегаполиса, пару месяцев назад. Она помнит каждый момент с
ним. Она помнит, как не могла говорить, она помнит, как ей вернули голос. Она помнит тот дождливый день, когда её внутренности вывернулись наизнанку, а жизнь вновь разделилась на «до» и «после». Она помнит их первую встречу, она помнит их знакомство.
Она всё помнит.
А так и не скажешь.
А с того момента, как они с Вёрджилом сбежали из Лаборатории, минуло уже около года, но воспоминания, где присутствовал Вёрджил, всё ещё оставались такими же красочными, как летний закат.