Любимица твоих демонов

Обнимай меня, обнимай всю ночь У тебя на сердце шрамы, у меня по телу дрожь Обнимай меня, обнимай всю ночь Даже если утром ты меня убьёшь Три дня дождя — Космос

Рельсы. Рельсы. Рельсы. Пристегнись, твой вагончик въезжает в ворота ада. Осторожно, рельсы заканчиваются! Осторожно! Обрыв! Тормози! Обрыв! Обрыв! Приём?!.. При… Обр… … Она скучала. По его рукам, улыбке, запаху. Какого чёрта она скучала по этому предателю? Скучала. Уэнсдей ненавидела этот глагол и Тайлера тоже, потому что этот сукин сын заставлял её осязать это. Все пол года она пыталась утопить, задушить это жалкое чувство, и ей удавалось игнорировать его пока Тайлера не было в городе. На самом деле было легко, она привыкла к этой ноющей боли от людского разочарования с детства, от чувства, что её нельзя любить по-настоящему. Она странная, она не достойна дружбы и любви. Все люди избегали её, кажется, с того момента, как она впервые встала на ноги ещё ребёнком, как впервые произнесла слово «muer», вместо «мама». По крайней мере, Уэнсдей не помнит ни одного дня в своей жизни, когда бы незнакомцы были искренне рады её видеть. Сверстники отворачивались от неё, взрослые смотрели с неодобрением, любая её идея всегда сталкивалась с непониманием, иногда страхом, а иногда даже бегством. Уэнсдей с этим смирилась. Со временем ей даже удалось убедить себя в том, что это не она странная, а окружающие её люди и, что это они её недостойны, а вовсе не наоборот. Она не станет пресмыкаться перед обществом, что её отторгает, но она будет лучшей, чтобы эти жалкие людишки не смотрели на неё свысока. Она будет лучшей на зло им всем. Она будет лучше назло Тайлеру и даже, если она что-то чувствует к нему, она ни за что на свете не покажет ему этого, думала Уэнсдей. Она прожует его так же, как остальных, будет горько, больно, но ведь это всегда причиняло боль, она к ней привыкла, она так переплелась с ней, что стала её частью и частью её мира в окружении нормалов. Она никогда не полюбит и не заведёт отношения, потому что никто и никогда не примет её такой, какая она есть. Уэнсдей не понимала как Мортиша может этого не видеть, и её до дрожи раздражали слова матери о том, что Уэнсдей ещё найдет человека, с которым сможет разделить свою жизнь. Она может быть самым дорогим ребёнком для своих родителей, но не для других, она это знает наверняка. С детства. К 16 её мир устоялся, чувства заснули и Уэнсдей уже давно перестала тешить надежду на то, что кто-то однажды поймёт её. По правде, ей это уже было и самой не нужно. Она выросла и перестала верить в эти сказки, перестала болезненно реагировать на пренебрежительные взгляды незнакомцев, отрастила колючки и больше не стеснялась применять их в действии, когда кто-то пытался её задеть. В какой-то момент отпугивание людей переросло в забаву, ведь если жизнь подкидывает тебе только лимоны, почему бы не сделать из них лимонад? В конце концов, так весело наблюдать, как одно её слово заставляет в панике отступать очередного идиота, который по настоящему не стоил даже такого внимания. Из всей этой истории с нормалами Уэнсдей вынесла ценный урок: если у тебя есть боль — не позволяй другим её использовать, преврати её во что-то забавное и наслаждайся сам. Уэнсдей наслаждалась. От души. И всё-таки, иногда слова Мортиши о любви заставляли её сердце сжиматься, совсем чуть-чуть, как напоминание о том, что Уэнсдей — изгой не совсем по собственной воле. Как будто она какая-то неполноценная. Как будто, быть одиночкой и не зависеть от кого-то это недостаток. Мортиша никогда не говорила об этом прямо, но сквозь снисходительные взгляды и мягкие речи о том, как прекрасна любовь и дружба, Уэнсдей не могла не ловить эти тонкие иголочки, о которых сама Мортиша, на самом деле, никогда не подозревала. Да, что там слова, одним своим видом Мортиша напоминала какая Уэнсдей «неполноценная». Мортиша, которую все обожали лишь за одно её существование и Уэнсдей, не способная вызвать и толику каких-то положительных чувств. Она любила свою мать, но никогда не была близка с ней по-настоящему, ведь та была живой иконой, до которой Уэнсдей никогда в жизни не дотянуться, как бы она не старалась. Впрочем, Уэнсдей и не пыталась, в этом плане она всегда была папиной дочкой. Её отец никогда не стремился её переделать. И даже напротив, помогал закаляться в её одиночестве и уникальности. Он всегда находил неподходящие занятия для девочки, да и, честно говоря, для мальчиков тоже. Он пускал её к акулам, давал холодное оружие, учил стрелять из лука, и никогда, никаким намёком не давал Уэнсдей повод думать, что ей чего-то не хватает в этой жизни чтобы быть собой, чтобы быть счастливой. Благодаря ему Уэнсдей всегда знала себе цену. Благодаря ему, она полюбила себя такой, какой она являлась с рождения. Благодаря ему, она была такой сильной. Она самостоятельная личность, ей никто не нужен! Если другие родились половинками, то она родилась целой и это самый великий дар, который ей преподнесла эта жизнь! Таково было её жизненное кредо и она им гордилась, ведь окружающие её люди абсолютно не заслуживали ни её уважения, ни тем более симпатии! Но тут появился этот чёртов Тайлер… Он протянул ей дело её отца в их вторую встречу, хотя она его об этом даже не просила. — Обычно все меня избегают. — Сказала Уэнсдей, не понимая отчего он так расстарался, она ведь просто хотела купить его услуги шофёра на один вечер. Он даже не увидит её больше, после того как отвезёт на станцию. Незнакомцы никогда так не делали раньше. — Почему? — Спросил тот и улыбнулся, так обезоруживающе, так искренне, что Уэнсдей растерялась. — Ты же просто странная. Странность может не быть отталкивающей? И это говорит ей нормал? Для Уэнсдей это открытие и первая пущенная стрела в её сердце. Ржавая стрела, нечестная, ведь он сам никогда не был нормалом, это не он снизошёл до неё, ему самому нужно было снисхождение. Из них двоих он намного хуже, чем она! Он чудовище… И всё же тогда она этого не знала, пущенная обманка впилась в её сердце и глубоко застряла своим наконечником, разнося убийственную гангрену по всему организму. Тогда Уэнсдей ещё не знала, что пара добрых слов и милая улыбка настолько сильно заденет её мертвые чувства. Тогда это была лишь мимолётная вибрация, семечка, которая могла и не взойти, без должного ухода и Уэнсдей не обратила внимания… Не обратила внимания, как рьяно встала на защиту Тайлера, когда Ксавье посоветовал ей держаться от него подальше. Не обратила внимания, как стала доверять ему чуточку больше, чем остальным, зная его куда меньше, чем остальных. Не обратила внимание на странное чувство неловкости, когда Тайлер спросил с кем Уэнсдей собирается пойти на бал. Всё это было так незначительно и мимолётно, что Уэнсдей не почувствовала как оказалась в кипящей кастрюле, совсем как та несчастная лягушка из научного анекдота , ведь вода нагревалась постепенно. Их встречи не были похожи ни на какие другие в жизни Уэнсдей. И Тайлер не разочаровывал. Он всё ещё был доброжелателен и вежлив, как если бы общался с другим нормалом, а не с изгоем, которой даже в своём окружении был изгоем. Он не смеялся над её рассказом о монстре, как это поначалу делал Ксавье. Он будто сам искал что-то, будто в этом городе до появления Уэнсдей, он был единственным сумасшедшим, замечающим странности, а теперь у него появился союзник. Теперь их двое «сумасшедших» и подозревающих всех и вся, и это по неволе сближало. Уэнсдей присматривалась к нему, с любопытством и осторожностью, одновременно тянясь и боясь подпустить слишком близко. Она не понимала что его может привлекать в ней. Другое мышление? Её мрачный вид? Её прямота? Пожалуй, Уэнсдей была для него не такой как все, но и он был для неё не типичным, далеко не типичным парнем, ведь все нормальные от неё шарахались и старались обходить другой дорогой, словно она прокажённая. Его интерес ей польстил, заставил думать, что и сам Тайлер возможно намного глубже, раз смог рассмотреть в ней то, что другие не могли. Возможно, он начал нравиться ей именно поэтому, потому что она нравилась ему. Довольно эгоистичная попытка любить себя через другого человека. Ей это было в новинку, и она не могла не попробовать. Но постепенно качества Тайлера стали вытеснять её честолюбивую потребность общественного признания и она стала замечать его самого. Этот парень действительно так добр или преследует какую-то цель? Уэнсдей долго приглядывалась к нему, но он ничего не просил взамен и просто отпускал, когда она его отталкивала. Разве будет кто-то так просто отпускать, если преследует корыстную цель? Это убедило её в искренности его чувств и стало второй пущенной стрелой в её сердце. Уэнсдей всегда возвращалась за помощью сама, и он никогда не отказывал и не требовал объяснений. Это было необычно, ведь до этой встречи у Уэнсдей ещё не было такого человека. Человека, что готов был слушать её, находить её идеи забавными, и если и не разделять их, то хотя бы принимать их с улыбкой на лице, а не с ужасом и отвращением. Он давал ей свободу, не давил там, где она не смогла бы прогнуться, и в то же время был настойчив в местах, где она готова была уступить, сделав предупредительный выстрел в воздух. Каким-то страннейшим образом он чувствовал все эти невидимые границы, что Уэнсдей собственноручно выстроила и не смел их нарушать. Когда он позвал её на свидание, Уэнсдей совсем испугалась. Она могла надеяться на дружбу, но на что-то большее? Он сошёл с ума? Уэнсдей всё ещё казалось это сном. Или каким-то извращённым розыгрышем. Ей не было приятно, ей было страшно и дико. Она не хотела отвечать ему на глупые вопросы сходить куда-нибудь, рассчитывая, что её молчание оставит всё как есть, как будто этого разговора вообще никогда не существовало, но Тайлер обиделся, и в этот раз Уэнсдей пришлось немного уступить. Он не понимает, он просто ещё не понимает, что она за человек! Он абсолютно точно заигрался и ещё не заметил, что она отпугивает от себя всё живое! Но рано или поздно он это поймёт, как и все другие. Поймёт какая она чёрствая и жуткая, какая она страшная… Даже Энид это поняла и сменила соседку, а ведь Энид знала её лучше, чем Тайлер, и если она подпустит его ближе, то однажды он тоже её узнает и сбежит… — Я буду игнорировать тебя, плевать в душу, ставить свои интересы на первое место.– Предупреждает Уэнсдей, в надежде, что он одумается, что с его глаз спадут шоры, если она произнесёт это в слух. Это ошибка! Стоп! Беги! Спасайся! — Можешь и дальше пытаться отталкивать меня. Это не сработает. — Отвечает Тайлер. Он снова видит её насквозь. Уэнсдей это немного пугает, но в какой-то степени она ему благодарна. Благодарна, что он знает о том, что она не может произнести вслух, благодарна за то, что относится к этому с пониманием, и самое главное — за то, что говорит ей, что она всё ещё значима для него даже с такими пороками. Может быть, с таким как он ей не придётся прогибаться, показушно выдавливать чувства, чтобы её не посчитали бесчувственной лишь потому, что она не может их показать, ведь Тайлер и так читает её как открытую книгу. Но разве такой человек как Тайлер, не заслуживает чего-то большего, чем она? Правда, он ещё не понял с кем связался! — Со мной ты можешь умереть. Она честно, пытается его уберечь, из заботы о нём и, может, совсем немножко из заботы о себе самой в будущем. Но… — Я готов рискнуть. — Отвечает он и ведь не шутит. Это не просто слова из разряда: «Я умру за тебя!» или «Я достану с неба звезду!», которыми раскидываются мальчишки, лишь бы затащить девушку в постель. Днём ранее он это доказал не на словах, а на деле. Днём ранее, его чуть не убил хайд и он совсем не злился на неё за это. Бам! Третья стрела в её сердце. Контрольная, почти заставившая Уэнсдей забыться в том, кем она является для этого мира «нормалов». Позднее, возвращение Энид, даёт ей надежду, что она и впрямь может кому-то нравиться, что она ценна не только сама по себе, но и для кого-то другого. Ведь и Энид и Тайлер всего-лишь обычные люди с такими же недостатками, как и она сама и они готовы её принять. И вот она поддаётся, идёт и целует его впервые, замирает в ожидании, боясь, что он оттолкнёт её или рассмеётся над ней, скажет, что это всё была лишь игра ради забавы. Но Тайлер берёт в руки её лицо и целует в ответ, вызывая такой мощный выброс эндорфинов, что Уэнсдей готова взлететь от переизбытка этих чувств, а потом случается худшее из худших… То что бьёт её наотмашь за то, что посмела расслабиться и забыться, то что мгновенно отрезвляет её, скидывая тёплое одеяло с плеч на 50 градусном морозе. Вот такая она, её реальность, настоящая реальность, привычная её душе, а не тот мыльный пузырик в котором она парила последние несколько дней. Этот мыльный пузырик застыл и взорвался от резкого перепада температур льдистыми осколками прямо ей в лицо. Всё было ложью. Уэнсдей ненавидела осознавать это. Как будто кто-то умер, кто-то, кем она очень дорожила. Она всё ещё помнила из детства чувство утраты. Это был один из самых ужасных дней в её жизни, когда её мир впервые сломался, сделав её отчасти такой бесчувственной и асоциальной, какой она являлась сейчас. Злобные мальчишки раздавившие её скорпиона… Тайлер сделал то же самое, только с самим собой. Он убил того, кто ей нравился, по-настоящему нравился, но самое непостижимое было то, что он убил не себя, а только образ. Образ, который был для неё живым. И она должна была это признать, того, кому она нравилось — никогда не существовало. Её снова окунули в дерьмо, стоило только немножко открыться, втянуть шипы и позволить коснуться её кожи. Можно ли горевать по образу? По человеку, которого никогда не существовало? Оказывается у скорби нет разницы. Возможно, в какой-то степени это ощущается ещё хуже, ведь все твои воспоминания о человеке приобретают привкус гнили, и ты даже не можешь оплакать его, потому что это — измена себе. Что ж, Тайлер никогда не был тем, кем она его себе представляла. Может, этот удар и сбил её с ног, но Уэнсдей поднимается сразу. В душе она всегда была готова к худшему. Годы отчуждения закалили её характер, сделали её почти камнем. Она уже не та маленькая девочка, что позволит чему-то подобному её сломать и пролить хоть слезинку. И хоть внутри это всё ещё так же больно как раньше, она научилась терпеть эту боль, жить с этой болью, проглатывать её и делать вид что всё в порядке. Она в порядке… Внешне её фасад всё так же безупречен, несмотря на то что внутри дома снесло половину комнат, и ей приходиться выбираться из обломков без помощи спасателей, а потом чинить всё и отстраивать без помощи строителей. Она это делала не раз. Она очень сильная. Она справится. — Повезло тебе. Тебе пофиг, что о тебе подумают люди. — Сказала как-то Бьянка на балу Офелии. — Лучше бы было не пофиг. — Ответила Уэнсдей тогда и отвернулась, чтобы та не увидела её выражения лица. Знала бы Бьянка чего ей всё это стоило, ни за что бы не сказала, что Уэнсдей повезло. Ничего не далось ей легко, ничего не далось просто так, весь её пофигизм построен на крови. Её крови. Ей пришлось его вырастить, чтобы выжить. Было ли это справедливой ценой? Уэнсдей не знала, возможно, она предпочла бы быть Бьянкой, быть обычной, и никогда не знать каково это из раза в раз разбиваться о глухую стену непонимания, а потом склеиваться, и так до тех пор, пока осколки не перемололись в песок, который она выплавила в более прочный, совершенный сосуд. Да, вероятно, она предпочла бы быть обычной, только вот жизнь не предложила ей выбора. Сдайся и умри или бейся до смерти. Уэнсдей не умела сдаваться. Поэтому она такая. Поэтому у неё есть эта «суперсила» пофигизма и после того, как Тайлер её кинул, она пришлась как никогда кстати. Тогда Уэнсдей гордилась собой, ведь она смогла переступить через Тайлера, через собственные чувства и пойти пытать его, чтобы добиться правды. У Тайлера тоже была суперсила. Как же искренно он начал скулить, что Уэнсдей ошибается, и что он никогда не был хайдом! Суперсила притворства и манипуляции. Интересно, какую жертву заплатил за неё Тайлер? Наверняка, его история была не хуже её собственной, она бы даже послушала, но в тот момент ей совсем не хотелось жалеть своего врага. Честное слово, если бы Уэнсдей собственным глазами не видела его перепачканное кровью и гневом в лицо, то тут же поверила бы ему и отпустила. Но Уэнсдей видела и его сопротивление, заставляло её усилить давление. Лжец. Наглый лжец! Если он так убедительно врёт о хайде, то, вероятно, и всё остальное было не более чем ложью. Уэнсдей не собиралась заходить дальше электрошока, но его притворство и то, что он никак не уступал, даже через боль так её разозлило, что она взяла молоток и совершенно серьёзно собиралась его ударить. Не за то, что он был хайдом, и не за тем, чтобы пробудить его. Вовсе не за этим… Скажи правду! Просто скажи эту чёртову правду! Ей нужно было услышать её, но он играл до последнего, даже когда они остались наедине. Как же она ненавидела его за это! Обманщик, он переиграл её! Запудрил мозги своей милой улыбкой и притворной отзывчивостью, сбил её тщательно настроенный радар на лжецов. Как она могла поддаться этому? Мерзкое чувство поражения ускользало у неё из рук, обвивая горло как змея и постепенно сдавливая сильнее и сильнее, и даже когда она пытала его, реванш не приносил ни удовольствия, ни насыщения, которое обычно получаешь от мести. Шериф прибыл во время. Тайлеру опять повезло. Впрочем, ей тоже, но это она уже поймёт позже в участке, когда гнев утихнет. Она бы не простила себе если бы покалечила Тайлера, никогда в жизни бы не простила. Пусть он и чудовище, но он сам никогда не причинял ей боль физически. Когда Тайлер окликает её в участке, у неё мурашки бегут по коже. Она замирает, не сразу обернувшись, не готовая смотреть на него после того, что собиралась с ним сделать. Он выглядит обеспокоенно. Шериф пытается его остановить и Уэнсдей трусливо надеется, что у него получится. Но это же Тайлер… На секунду ей кажется, что она ошиблась, ведь окружающие ведут себя так, словно Уэнсдей сошла с ума. И директор, и шериф, и одноклассники, и теперь вот Тайлер, в чьем голосе слышится беспокойство, а не злоба за то, что она с ним сделала. Если она действительно свихнулась на поимке монстра? Ведь так бывает? Как она поймёт что сошла с ума? Тайлер смотрит на неё, а она на него, смотрит, пока напряжение скручивается в её животе в тугой узел. Может и вправду не было никакого видения? Может быть, Тайлер скажет ей, что Уэнсдей ошиблась, и может быть в этот раз она даже поверит ему. Это ощущение длится не больше пары секунд, но даёт Уэнсдей надежду. Призрачную и хрупкую, ещё один, мыльный пузырь, от которого стоит держаться подальше. — Что тебе нужно? — Спрашивает она. Она думала, что готова к правде, но оказалось, что нет. Наверное, потому что в глубине души она всё ещё надеялась, что неправильно его поняла. Что ещё не всё потеряно, что ещё можно хоть что-то исправить, ведь хайд подчиняется не себе и просто не способен ослушаться хозяина, что Тайлер не хотел ей врать и убивать тоже не хотел. Возможно, она ждала именно этой правды, но получила другую, вбившую последний гвоздь в крышку гроба. — Каково это проигрывать? — Поначалу я пробуждался голым, весь в крови, но со временем я начал вспоминать всё что было. То как они вопили, ужас в их глазах. И для меня это был пир. Уэнсдей сделала шаг назад, совершенно не узнавая того кто стоял перед ней, но Тайлер тут же схватил её за плечи и прошептал на ухо: — Ты не представляешь, что вас ждёт! Он наконец-то сказал ей правду. Жёсткую. Ставшую комом в горле. Но всё же правду. Спасибо за честность, Тайлер. Уэнсдей сделала судорожный вдох. Всё кончено. Теперь точно кончено. Глаза заслезились, но она не заплакала, хотя Тайлер мастерски довёл её до нужной кондиции, мастерски выбрал время и мастерски подобрал слова. Мастер. Даже сейчас он её переиграл. Уэнсдей тянется, чтобы вырывать все стрелы из сердца, все стрелы, что он успел в неё пустить и внезапно осознаёт. Древок нет. Ни одной чёртовой стрелы, только тупая боль внутри. Лишь сейчас, глядя как Тайлер уходит, Уэнсдей с ужасом поняла… Тайлер не просто провёл её, он успел надеть ошейник на её шею, зацепить на поводок и в последствии, сколько бы Уэнсдей не пыталась содрать его, раздирая кожу до крови, ей это не удавалось. Этот поводок держал не Тайлер, а его фантом. Тот самой образ, который он соткал для неё, как паук, интуитивно, но так точно бьющий в душу. Она скучала по Тайлеру, по тому самому Тайлеру, что отдал ей дело отца, просто так, потому что она понравилась ему. По тому Тайлеру, что согласился подвести её до станции без оплаты, потому что ей нужна была помощь и он был тем, кто мог эту помощь дать. По тому Тайлеру, что устроил для неё свидание в склепе с ужасным фильмом, чёрно-белыми стаканчиками поп-корна и жёлтыми огоньками гирлянды. По тому Тайлеру, что поцеловал её, когда она поцеловала его. Страшно было признаться, но ей нравилось то отношение, которое он проецировал для неё, нравилось каждой мелочью та иллюзия заботы, что он создал, и поэтому сейчас, когда появились хоть маленькая вероятность того, что тот Тайлер существовал по-настоящему, хотя бы отчасти, Уэнсдей сорвало крышу. Тайлер, который оттолкнул её ценой собственного падения в её глазах. Разве это не он? Уэнсдей хотелось в это верить, пусть эта вера и граничила с верой ребёнка в Санта-Клауса. Сказки и вера в чудо — совсем не про неё, и всё же, если бы можно было загадать одно желание, Уэнсдей не задумываясь загадала бы Тайлера. Разве она так много просит? Один человек. Всего один, ей будет достаточно одного из восьми миллиародов людей на Земле и пусть остальные всё так же её ненавидят. Один человек. Уэнсдей хотела его потребовать у судьбы, судьба обязана ей его уступить, ведь она ей очень задолжала за последние шестнадцать лет. Только вот судьбе насрать на её долги. Уэнсдей знала это как никто другой, знала, что справедливости от этой жизни ждать не стоит, ты либо берёшь её сам, либо она никогда не наступает. Сейчас Уэнсдей попробовала её взять, прекрасно понимая, что это может не сработать, и даже оглушить отдачей за такую дерзкую попытку. Она пошла в комнату Тайлера и поцеловала его. И он ответил, как и в первый раз, так же нежно касаясь её, так же нежно целуя. Она не была ему противна. Она нравится ему, нельзя же целовать так того, кто не нравится! Сердце нещадно щемило внутри, заходясь в оглушительном стуке, гордость трескалась и Уэнсдей готова была простить его, хотя бы на эту ночь, на час, на эти чёртовы пять минут, она готова была простить ему всё, чтобы он прижимал её к себе и целовал как в последний раз, как будто она самое дорогое, что есть в этой вселенной. Её внутренний, никем не любимый ребёнок был наконец-то счастлив и этого было достаточно. Достаточно, чтобы оправдать любой глупый поступок, любой неверный шаг, сделанный ею в эту ночь, достаточно настолько, что следующий шаг — принесёт смерть и ей на это плевать. Пусть соврёт ей, если не любит. Она закроет на это глаза, хотя бы на это мгновение, пойдёт за ним, даже если он поведёт её на плаху, и будет смотреть с обожанием, когда он будет опускать топор на её шею. "Какое ты ничтожество!" — Шепнуло изнутри. Уэнсдей поморщилась. Сладость поцелуя смешалась с горечью. Да, она чёртово ничтожество, но это единственный и последний раз, когда она готова заплатить эту цену, поклялась себе Уэнсдей. Единственный день, когда она позволит себе эту слабину, позволит зависимости взять верх над силой воли, прогнётся под собственными принципами, даже если Тайлер никогда её не любил! Она никогда не давала волю чувствам, как бы ни была голодна, но сейчас она умрёт если не позволит их себе. Сейчас она выпустит это изголодавшееся израненное чудовище из темницы, даже если следующее, что это чудовище встретит на своём пути это пуля в лоб. Она рискнёт, отдаст своё сердце тому, кто может его раздавить, зная, что наверняка так и будет, только бы урвать ещё один миг того, что ей всегда было недоступно, от того, кто никогда не был ей доступен по-настоящему. Разве это того не стоит? Один раз. Всего один раз взять то, что хочется от другого человека. От лжеца. Взять чёртово яблоко у ведьмы, надкусить, потому что оно самое сладкое, что Уэнсдей пробовала в своей никчёмной жизни, и умереть от яда. Оказывается, самоубийство это всё же по её части. И всё-таки, перед смертью она выбрала свободу, а не клетку, а это уже чего-то да стоило, разве нет? Поцелуй кружил голову, но как и всё хорошее он закончился слишком быстро, возвращая Уэнсдей в холодную реальность, где нужно было посмотреть Тайлеру в глаза и спросить прямо. — Не всё ведь было ложью? Если он скажет, что всё, то Уэнсдей пошлёт к чёрту все свои чувства и больше никогда не позволит влюблённости взять над ней верх! Честное слово, пусть только усмехнётся и она запинает его ногами до смерти прямо в этой самой комнате, и никакой шериф её не остановит, да что там шериф, сам дьявол не спасёт этого ублюдка! — Не всё. — Подтвердил Тайлер. Уэнсдей выдохнула с явным облегчением. — Тогда я помогу тебе. — Уэнсдей… Я не знаю как… — Я помогу! — Настойчиво повторила она, оборвав его на полуфразе. Тайлер мешкал с ответом. "Опять он за своё!" — Подумала Уэнсдей раздраженно. — Если ты думаешь, что твой отказ меня защитит, то ты ошибаешься. — Предупредила она. — И я не уеду из Джерико. Он досадно вздохнул, а Уэнсдей едва удержалась от того, чтобы закатить глаза. — Я чуть не убил тебя. Уэнсдей вспомнила, как сказала ту же самую фразу на их единственном свидании, и повторила слова Тайлера: — Я выжила. Видимо Тайлер тоже вспомнил, потому что следующее, что он сказал: — Повезло. — Я сильнее, чем ты думаешь. Уэнсдей непроизвольно наклонилась вперёд, и Тайлер тоже, их снова неосознанно тянуло друг к другу. — Это ошибка. — Возможно. — Точно. — Выдохнул он ей в губы, их лица были уже так близко… — Что за чёрт? — Прервал их шериф прямо как во время их свидания в склепе. Они тут же отпрянули друг от друга, сразу оказавшись на расстоянии в несколько шагов. "Видимо каким-то моментам так и не суждено получить другую развязку." — Подумала Уэнсдей разочарованно. На этот раз шериф всё же вручил Уэнсдей зонт и выставил за дверь, несмотря на ливень и грозу. Стоя на улице, Уэнсдей довольно улыбнулась. Она любила грозу. Да не только грозу, честно говоря. Смерть, опасность, монстры, привлекали её не меньше. Этот год точно не будет скучным…