Уже скоро начнёт вечереть: небо станет тёмным; в маленьком селе уже зажглись фонари, а лес, населённый отныне исключительно смельчаками, продолжит отпугивать своей кромешной темнотой и слишком густой хвоей, скрывавшей тропы.
Благо, они шли по знакомой всем жителям дороге, ведущей к малоэтажным домам, и эта темнота ещё не наступила повсюду. На улице ни души: даже дети не играли в снежки в столь мирный и приятный снегопад, под ярким светом множества ламп. Тишина – лишь хруст снега под ногами. Она и нагоняла на Машу всё больше волнения.
Все мысли её были только о том, как же пройдёт вечер с матерью Димы, что сейчас привычно держал девушку за локоть, при этом спрятав её ладошку в карман своей тёплой куртки.
Вероятно, и Дима улавливал упаднические настроения Маши, – ещё бы, будь это не так, она бы говорила без умолку – поэтому неожиданно, но аккуратно ткнул той двумя пальцами меж бровей. Она ойкнула, взглянув на него недовольно, однако тут же смягчилась при виде его тёплой и нежной, на самом деле и дурацкой, улыбки, похлопав ресницами.
— Ты хмуришься.
— Ты знаешь о ком я думаю, когда хмурюсь, – ответила она, отвернув голову от него в сторону окон, в которых горел свет. Но ни в одном не было силуэта. — Да и кроме этого, о чём мне ещё думать, если мы идём на встречу к ней?
— Ты слишком много и напрасно переживаешь. – прозвучало как-то уж слишком расслабленно, оттого показалось и небрежно. — Просто встреча с моей мамой.
— В самом деле «просто встреча»?
— Понимаю, что она тебе не нравится, но слишком неуважительно отказывать ей в этом уже пятый раз.
—
Поручил бы дело мне, и я бы сделала это один раз и навсегда.
— Знаю, но ты же сама понимаешь, что я так не могу. Она просто.. хочет с тобой познакомиться. И..
— Она твоя мама, – на тяжёлом выдохе закончила она за него. — Мы, если что, давно знакомы. Считаю очередное «знакомство» излишним. – попусту упиралась Маша, поскольку уже глупо сворачивать назад, однако принимать данную ситуацию всё ещё не хотелось.
— И всё же, ты здесь.
— Из-за тебя и только.
Прежде, чем они зашли в подъезд, Дима встал перед ней, крепко взял за плечи, и заставил посмотреть на него, чуть приблизившись. Маша опять нахмурилась.
Он выдыхал клубы пара, обжигая замёрзшие и покрасневшие щёки: терпеливо выжидал, когда она соберётся с силами и улыбнётся ему одной из своих лучезарных улыбок. Девушка упорно не сдавалась, всё ещё всей душой ненавидя встречу, которая должна вот-вот произойти. Но всё-таки расслабилась, слегка потопталась на месте и улыбнулась, пусть и не лучезарно, однако хотя бы сдержанно. И потянулась к другому карману его куртки, доставая оттуда очки.
Нечто копошилось в её груди, когда она, открыв подъездную дверь, посмотрела вглубь кромешной темноты, и услышала звенящую тишину. В последний раз она была здесь, когда они, держась за руки, хотели прийти к нему в гости, но столкнулись с Тамарой Михайловной, что грозно сверлила, в тогда ещё девочке, дырку, скрестив руки на груди. Дима тогда воспылал какой-то совсем уж странной решимостью, так и не отпустив её руки, но Маша всё равно ушла, виновато извинившись, потому что неожиданно почувствовала именно эти чувства – вину и стыд. Скорее всего перед мальчиком, а не его матерью.
Дима потянул девушку за собой, заметив, что она задумалась и смотрит в одну точку. Будто Романовской не хватало решимости зайти. На самом же деле не доставало желания.
Её ладонь, она впервые заметила и даже обрадовалась в глубине души, он держал совершенно обычно: некрепко или слегка касаясь, а просто держал, как всегда, когда ничего необычного не происходило. Это вселяло чуть больше уверенности.
Маша мельком осмотрела облезшие стены с неприятным болотным цветом, и считала старые двери, пока они не поднялись на восьмой этаж. На полу тоже валялись куски штукатурки, покачивалась, скрепя, маленькая лампочка, что включалась при шуме. Пахло привычно: так, как пахнут старые подъезды, где запах сигарет никогда не выветривался до конца, едко пахли коврики, голова тяжелела от такого же «аромата» краски. А ведь кому-то действительно он нравится - этот запах краски.
Дима быстро дёрнул ручку, а за ней другую, пропуская девушку вперёд. Ту сразу же обволокло теплом, что резко единично ударил в голову. Прихожая была узкой, поэтому молодым пришлось потесниться; Парень аккуратно стянул с её плеч пальто, затем нежно коснулся спины, подталкивая вперёд, а потом закрыл ту собой, прежде чем они зашли на кухню, где скворчало масло и шумно работала вытяжка.
Маша постаралась вжаться в стену. Неожиданно захотелось это сделать, спрятаться, потому что к Романовской как-то запоздало пришло осознание: сейчас эта женщина осмотрит её с ног до головы, наверняка Тамаре Михайловне не понравится ни облегающее платье, которое Маша очень старательно подбирала среди своих любимых, ни открытая демонстрация ног в чёрных колготках, хотя сама девушка едва ли причисляла подобный внешний вид к вульгарному.
Она даже почти была уверена, что оделась так в знак открытого протеста и для показа самоуверенности, но последнее стало стремительно угасать, отчего, ещё и по причине нервозности, Маша машинально почесала лодыжку, попытавшись ещё скрыться за Димой, будто это могло повлиять на то, во что та одета.
Тамара Михайловна так к ним и не повернулась, будто не считала их удостоенными собственного внимания, словно они были теми самыми нашкодившими детишками, которые, сгорая от стыда неизвестного происхождения, и врастая в пол от страха, явились показывать свои школьные дневники. Боялись, даже если оценки их были замечательными. Идеальными.
— Мама. – позвал наконец Дима, поправив очки. Обычно он это делал, если тоже волновался. Но оно и не мудрено. Женщина же продолжала молчать, что знатно действовала на нервы, и злило, и заставляло покрепче сжимать и разжимать чужую ладонь, плавясь от огромных градусов температуры в этой миниатюрной кухне. Это от неё, как от дьявола, идёт такая убийственно жгучая энергия, что аж открытое окно с вытяжкой не помогает? Маша готова была поклясться, что Тамара их слышала! Слух у неё музыкальный, а Романовская даже отсюда различала шуршание, исходящее от её, на редкость пакостного, кота, которого та завела после переезда сына. Причём словно на зло, ещё и объявила им об этом при их последнем приезде год назад - не по телефону, хотя у неё было аж три недели, а именно при встрече. Она так высокомерно всматривалась в лицо Димы, будто ждала, когда же он заплачет от такой, разрывающей душу, замены. Ну или как его мать там это воспринимает.
— Вы не торопились. – замечание было произнесено столь специально безразлично, что можно не сомневаться в том, что это очередная манипуляция. И, чёрт возьми, действующая на Машу, уже во всю себя терзавшую за то, что она не протестовала против этой поездки гораздо больше, чтоб наконец убедить парня сюда никогда и ни за что не возвращаться.
— Мы работали. – всё также смело, что несомненно вызывало гордость за своего мужчину, и дарило больше чувства защищённости, проговорил он. — Не злись. Посмотри хотя бы на нас, или мы в таком положении весь вечер проведём?
Тамара обернулась. Внутри Маши что-то подпрыгнуло, оставалось только надеется, что это не она сама. За несколько лет та практически нисколько не изменилась, отчего воспринимать её строгой и нелюбимой училкой Романовская не перестала – наоборот сейчас, при виде неё, эта установка больше крепла. Женщина закономерно пострела, её лицо покрылось старческими морщинами, но из-за того, что оно вытянутое, казалось, будто кожа была натянутой струной. Особенно на шее, где вид её был таков, будто ещё немного натяжения, и она порвётся. Красивые маленькие губы, сейчас сухие, в лёгкой розоватой помаде, явно подходили этому строгому виду, как и овальные малютки-очки. Ещё можно было заметить некоторые седые пряди в чёрных волосах.
Помимо неприятного отклика в душе в виде не самых приятных воспоминаний о школе, связанных с ней, Мария поняла, что наверное из-за старения Дима так рьяно рвётся провести с ней время. Всё-таки, откинув всякую неприязнь и строгость, Тамара походила на среднестатистическую пожилую. Такую, каких Романовской иногда жаль больше прочих: не исполнившая мечту, переставшая быть стопроцентным авторитетом, она была здесь одна с пакостным котом. Мысли об этом почти смягчают гнев девушки на милость.
Но ключевое слово здесь - почти. Тамара, как и ожидалось, мучительно медленно прошлась недовольным взглядом по всей её женской фигуре, так как она всё же пересилила себя, чтоб встать вровень с Димой, дабы поддержать его, и тогда Машу легко удалось осмотреть
всю. По каждому изгибу наверняка прошлась, оттого скептически выгнула бровь, кажется, хмыкнув. А она смело столкнулась с Тамарой взглядами, нахмурившись, и вдохнув полный грудью запах.. картошки, мяса и.. жаренной капусты? Боже.
— Здравствуйте, молодые люди. Как-то давно я вас не видела. Ладно, пускай. Проходите лучше в гостиную, не теснитесь и не мешайтесь здесь, я скоро подойду. – отчеканила та прямым голосом, ясной своей речью. Маша вылетела с кухни первая, обходя кота, чтоб он ненароком не решил накинуться на её ноги. Дима, однако, тоже обошёл.
Романовская быстро осмотрелась на наличие каких-то изменений, но, к какому-то внезапному её сожалению, всё осталось прежним. На диване за ними висел ковёр, перед ними – старый тёмный стеллаж, а на нём малых размеров квадратный телик, которые они ей подарили. Радует, что после последней ссоры, она его не выбросила. И ещё множество книг с поблекшими обложками также остались на месте. Можно было почувствовать запах пыли, картона, кожи.. и вместе с этим ощутить парадоксальную тоску. В зале даже стоял холодильник, плотно прижатый к комоду, где разместились Димины семейные фотографии. Всё и всякое. И всего так много, что становится неуютно, а взгляд то и дело цеплялся за различные вещи.
Они присели на диван, Маша принципиально рядом с ним, неловко оперевшись на спинку, и напрягшись. Будто чтобы сжаться всем своим существом. Опустив взгляд, заметила, что кот погрыз ножку столика, опять почесала лодыжку, вдохнула воздух - дыхание спёрло от этого запаха вездесущей тоски, времени и старины, который никогда Маше не нравился. Будто нечто гнилое, что ещё можно терпеть, а не обычный запах.
Не то чтобы Романовская была снобом, просто её родной дом, деревянный, тоже старый, пах совершенно иначе: ни унынием, ни тоской, ни пылью, а теплом и елью. Здешние ощущения давили на мозг, полностью окутывали, заставляя практически теряться, будто вдохнул газа. Но и в подобном месте существовало нечто.. домашнее, прячущиеся в деталях. Тёплом, ярком свете, аляповатой люстре, тяжёлом, но практически историческом в собственном значении, ковром. Сохранившихся рисунков на обоях, которые так и не удалось стереть спустя много-много лет, и мелких или не очень, царапинах.
Определённая услада - люстра, напоминающая цветок. Хоть что-то приблизительно радостное, если вдолбить себе эту мысль в мозг. Она не веет тяжёлым и неподъёмным прошлым, а просто существует.
Бесспорно для Димы здесь найдётся больше важных деталей: возможно, детская книжка сказок? Азбука? Прописи? Вторая подаренная игрушка? Маша не знает точно, потому что ей не разрешили ничего трогать и досконально изучать, будто она заразная, в самом деле! Парень же никогда особо не вдавался в подробности - да и чего его мучить своими бесконечными вопросами о раннем детстве? В смысле до того, как они познакомились в седьмом классе..
Кот переместился под стол, Маша сразу уместила ноги на диване: что-то ей предсказывало, – вполне возможно, внутреннее чутьё, – что он её преследует. И специально прячется, чтоб напасть на свою, потерявшую бдительность, жертву. Во всяком случае этот Витя, что бы он там не замышлял, опять начал грызть ножку стола, что сопровождалось неприятным и опасным скрежетом.
Дима же, вместо того чтобы тоже ретироваться от опасности, подсел к «ним» поближе, соприкоснувшись с её ладонью своей, совершенно невзначай. Виталий им поживиться не захотел, или всё же продолжал выжидать момента.
Монотонный бой часов подсказывал, что время всё же идёт, а не намертво остановилось, что успокаивало. Чем длиннее его мать подготавливалась, тем меньше Маше придётся, в буквальном смысле, выносить общество данной особы. Всё-таки Романовская самая первая была против этой встречи.
— Как думаешь, – начал Дима, отвлекая девушку от просмотра за огромным чёрным котом. — Она назвала его вторым или третьим моим предполагаемым именем?
Он, очевидно, пытался отвлечь ту от того, что причиняло нереальный дискомфорт: Мария боялась агрессивных котов, а этот исцарапал ей все руки в последний раз. Витя явно не самая добрая животина, если сравнивать даже с некоторыми уличными котами и Нион.
— О-о, ничего из этого, – протянула Маша, улыбнувшись, и наконец обратив взгляд хотя бы к потолку. — Наверняка назвала предполагаемым именем твоего отца, потому что Алексей - не слишком уж статное имя для котов.
— Статное? Ты делишь их?
— Конечно. Алексей - это тот кот, который часто ворует рыбу или какую другую пищу со стола. Хотя с другой стороны… его определённо все любят, я думаю.
— А Дмитрий?
— Я бы никогда не назвала бы так своего кота, извини, любимый. Дмитрий.. это не кошачье имя, а человечье. Ты много встречал котов Дмитриев?
— Ни одного. Хотя я и Алексеев не встречал, как и Виталиев до этого. Были только.. не знаю, Барсик там.. Пушок. Если кошка, то Анжела или Жанна какая-нибудь. У людей явные проблемы с кличками.
— В самом деле? А ты бы как назвал? – он явно задумался, подобно ей откинулся на спинку дивана и лукаво, по-идиотски улыбнулся. (На самом деле ей чертовски нравилась эта его улыбка)
— Машей бы назвал.
— Это не тот случай, когда можно привести девушку в пример и получить очки обаятельности, – Романовская пихнула парня в плечо, легко посмеявшись. — Совсем нет.
— Правда? Я что, совсем не обаятелен? Ты ведёшь счёт? Вычтешь мне их?
— Определённо нет, Новиков. Но если от такого ты плавишься в смущении, то я готова назвать нашего следующего кота твоим именем. А очки, так уж и быть, вычитать не стану.
— Я ещё подумаю над тем, буду ли польщён Мария. – он поцеловал Машу в уголок губ, а она ткнула пальцем ему в лоб.
— Говорит мне самый настоящий…
Девушка быстро отпрянула, сев ровнее. Их прервало громкое и осуждающее «кхм-кхм», прозвучавшее будто прямо у уха. Но отпускать его руки не стала, потому что девушке было всё равно на мнение женщины на счёт этого. Просто тон, громкость и строгость Тамары работали не хуже, чем оглушающие сирены - словно водой окатили.
Она прошла в зал, медленно осматривая их, поставила поднос, а сама взяла рядом ближайший стул, поставив тот напротив, сопровождая всё действо недовольным неустанным своим наблюдением: это намёк на что-то?
Виталий прыгнул на хозяйку, уместившись на, судя по всему, подобии домашней юбки. Женщина положила на его туловище ладони, приминая к острым коленям.
— Простите, что заставила вас ждать, – начала она спокойно, — Вы должно быть даже аж заскучали. — закончила едким плевком яда.
— Что вы, вовсе нет.
— Замечательно. Поешьте, наверняка устали с дороги.
Бой часов замедлился.
— Я бы поел. – буднично бросил Дима, беря в руки тарелку, и сразу забирая у Маши её нелюбимую капусту. Романовская тоже неловко взяла посуду, стараясь есть с особой осторожностью.
Сама Тамара Михайловна так и не сводила с них сосредоточенного взгляда, поглаживая Виталия. Воцарилась напряжённая тишина. Романовская изо всех сил старалась скрыть тот факт, что еда, мягко говоря, не её вкуса: пересолена и со шкварками. Думалось, что его мать специально выжидает момента, когда Маша расколется, но приподнятое настроение и наличие Димы бок о бок помогало держаться достойно, никак не показывая вида. Будет не лишним добавить, что сдержанность и контроль эмоций, которым девушка владеет, пришли к ней из работы журналисткой, что тоже в течении всего вечера спасает, помогая сохранить лицо.
— Есть что-то новое? – внезапно спросила Тамара, наклоняя голову и, о чёрт, ухмыляясь. Плохой знак – так по крайней мере подумала Маша. — Очки носишь?.
— Да, ношу.
— В прошлом году ещё не носил.
— В этом решил сменить имидж, – твёрдо парировал Дима, потому что ему тоже не понравился этот тон и акцентирование внимания на конкретной вещи. Оба знали, к чему такой точный и очевидный вопрос.
— Или зрение испортилось. Не лги мне, Дима.
— Или испортилось. А даже если и так, ты мне его магическим образом исправишь? Или Машу обвинишь в порче зрения у собственного сына? Только попробуй. Я сразу уеду. Ей ты права помыкать не имеешь. – теперь тишина между ними всеми стала ещё и раскалённой, отчего Маша сконфузилась. Посмеиваясь, и взмахнув руками, она попыталась исправить ситуацию.
— Ну-ну, будет вам! Очки ему всё-таки очень идут, а что-то новое.. он ведь недавно премию получил, правда, Дим? – он только кивнул, потому что продолжал ужин. — Ваш сын ужасный трудяга! И очень хороший домохозяин, и!..
— Домохозяин? Он у вас по дому работает ещё, а ты?
— А у нас же всё поделено, но некоторые вещи у него получаются лучше. Готовит вкуснее, например.. – Маша замялась, но не сдалась. — Я тоже умею, просто мы так решили разделить быт.
— Кем ты работаешь? А, прости, кажется, журналисткой?
— Да, точно. Ещё я время от времени участвую во всяких соревнованиях хобби ради. До сих пор играю на флейте. Дима вот увлекается ещё и техникой, как его отец.
— И совсем забросил музыку?
— Почему же забросил, Тамара Михайловна? Он очень любит меня слушать.. я, кстати, планирую в скором времени выложить статью о нём.. как об учёном! Знаете…
— Я спрашивала о личных достижениях.
Маша затихла, поняв, что даже нарочито сменить тему не получается. И, очевидно, премия её не устроила.
— Мы сыграем свадьбу! – выпалила она, крепко схватив Диму за руку. Романовская считала это очень почётным и личным достижением, учитывая, что Тамара Михайловна пророчила, что с таким характером у неё никого не будет – не заходят, сказала. — И приехали лично вас позвать.
Мария наблюдала как меняется выражение лица женщины, выражая искреннее удивление, а сама старалась давить из себя сносную улыбку. Дима, сжав губы в тонкую линию, и покачав головой, резко поцеловал девушку в висок.
А затем встал, чтоб достать приглашение из сумки, которые она подписывала самостоятельно: ему не хотелось сообщать об этом так неожиданно и в подобной обстановке, если честно, он вообще не знал, когда наступит «тот самый момент», просто ждал. Новиков правда думал, что сегодня Мама сменит гнев на милость, почём зря.
— Я женюсь на ней, – Дима потянул Романовскую на себя – она тоже поднялась – и показал оба их кольца. — И я здесь не для того, чтобы просить благословения.
За год всяческих попыток Маши избежать общества его матери всеми возможными способами и уговорами, он в свою очередь, слишком очевидно по ней затосковал. И Романовская чувствовала явную тяжесть в груди, когда Дима, пытаясь её защитить и отстоять, препирался с Тамарой. Но и самой девушке не нравилось с каким неодобрением та относится к их, даже минимальному, физическому контакту: её взгляд направлен не на приглашение, которое Маша старательно подбирала и подписывала, а на их уже сцепленные в замок ладони. Это походило на очередной знак протеста.
Подождав ещё несколько мучительных секунд, ожидая, пока мама очухается и возьмёт бумагу, он положил её на стол.
Похоже, будущая свекровь не очень рада, что станет ею. И Мария поняла, что это осознание не так уж и сильно терзает, хотя ей, безусловно, хотелось быть ровней Диме в глазах Тамары: это бы прослужило знаком, что топор их войны воткнут в бревно - не зарыт, но и не сверкает своим опасным остриём.
Женщина согнала насторожившегося кота с колен, скрестив руки на груди, и приняв совсем уж строгую позу. В комнате опасно замигала лампочка в люстре, отчего оба молодых человека поморщились. Они ждали какой-то ясной реакции.
Но Тамара снова принялась осматривать Романовскую, она чувствовала, что взгляд её, как и прежде, медленно изучает каждую часть тела – будто женщина искала что-то. Складывалось стойкое и на редкость неприятное ощущение, что она искала причину, по которой её сын выбрал именно Машу. При условии, что, очевидно, иные характеристики ту тоже не устроили.
Несмотря на отвращение и неприязнь, девушка продолжала давить улыбку: сдержанную и лёгкую, но почему-то и от неё побаливали мышцы лица. Может это она своим взглядом хочет стянуть её с лица Романовской? Хотя больше всем своим видом, однако приходилось держаться ради любимого человека. До последнего.
Пускай Маше уже становилось натурально дурно терпеть подобное, и сама она физически чувствовала последствия: тело плавилось под температурами неизвестного происхождения, отчего будто вспотела шея с ладошками, но сдаваться и отпускать Диму та даже не думала - это же знак протеста, а если спасовать, то его мать может подумать, что на то действует бесячий испепеляющий взгляд и воспылать большей решимостью.
Проходят всего секунды, когда Маша ощущает всё это, но оно не стоит вровень с тем, что случилось, когда она столкнулась с чужим взглядом: Романовская готова поклясться, что в этот ужасающий миг комната правда начинает рябить перед глазами, не позволяя сместить внимания с женщины, будто та приковала к себе; что в одно мгновенье всё исчезает, а остаются только они вдвоём, и что в голове что-то отчётливо щёлкает.
Осознание причиняет настоящую физическую боль и раздражает, отчего мнимо улыбаться больше невозможно.
Эта гадюка, по иному не назвать, не собирается отступать и отдавать собственного сына. И готова унизить свою оппонентку, уже открывает рот, Маша хмурится.
— Я бы ещё подумала. – начала та, Дима хотел что-то сказать, но Романовская была быстрее.
—
В смысле над тем, прийдёте ли вы? – не сдавалась, продолжая гнуть линию доброжелательности, но тревога и злость уже поднимались к горлу, казалось, из желудка. —
Иного знать не хочу. – сразу осадила, чётко понимая бесполезность данных слов.
— Нет. Над свадьбой. Судя по всему, это был не очень хороший ход, да? Впрочем, не удивлена, что ты ляпнула, не подумав. Ничего страшного.
О-о, нет, это война, а не просто встреча.
— Не помню, чтоб я просил твоего мнения на её счёт, мама.
Какая-то невероятная обида за них обоих, вперемешку со злостью, накатила на Машу: она не могла раскрыть рта, зная, что обязательно скажет что-то в ответ нехорошее, потому что всё это отчаянно рвалось наружу. Соперничать с матерью своего будущего мужа? Это безумие! Особенно учитывая, что он ведь попросил быть лояльней и сдержанней.
— Это твой выбор, сынок, но тебе не стоит торопиться. В конце-концов бурные чувства со временем угасают, позволяя всё обдумать.
— Что ты имеешь ввиду? Обдумать что? Я люблю её, мы столько лет уже вместе, издеваешься? Никак смириться не можешь?
— Не руби с плеча. Тогда вы были детьми и подростками, а сейчас уже совсем взрослые люди. Мария очень энергична и эксцентрична, быстро делает выводы и принимает своенравные решения. это может быть.. не для тебя.
— Серьёзно? – Дима потёр переносицу, сделав шаг вперёд. — Ты про тот случай чтоли? А не пора ли забыть, раз уж мы тогда были детьми и подростками?
— Характеры не меняются, сынок, ты понимаешь. Не знаю думал ли ты об этом, но, Боже, дети в масках животных?
— Я сам их видел! Мы оба.
— Ты мог пострадать рядом с ней, у детей бурное воображение, но оно никак её не оправдывает.
— Если ты так переживаешь за меня, то почему ни разу не удосужилась навестить, зная, что я с ней?
— Я верю, что ты это перерастешь, как мой сын. Она девчонка другого уровня, которая не привыкла тянуться к высокому: принимая поспешные решения, Мария притягивает различные беды. Ты мог замёрзнуть намертво с ней в том лесу, не думаешь?
— Девчонка? Так не замёрз же! Если бы слушала меня тогда, то знала бы.. нет, я не собираюсь возвращаться к этому. Я ожидал исключительно твоей поддержки, а не нравоучений.
— Ты её не получишь, я против. Все эти странности начались сразу, как ты с ней связался, Дмитрий. Да, безусловно слухи были, но только слухи. А после.. впрочем, у неё же только отец, они переехали из города в село, да и ещё какое…
Весь их диалог, который девушка слушала в пол уха, Маша погрузилась в самые различные домысли и воспоминания, силой воли заставив себя переместить внимания на семейные фото.
Большинство из них ранее казались приятными, но сейчас Романовская замечала больше деталей: во всех тех, что связаны с его матерью, было слишком много осуждения. Слишком много присяги, послушания и неудобств.
Их первое знакомство.. такое чуднОе и чудесное одновременно. Она бы никогда не подумала, что можно так быстро с кем-то познакомиться, обсуждая всякие, в тот миг, странности. Детей в, как выяснилось, животных масках.
Он был так невероятен и прекрасен, когда играл на фортепиано в тот зимний день, уже напоминающий вечер, но в кабинете было очень светло, отчего его легко рассмотреть, весь этот аккуратный вид: мягкие волосы, бледную кожу, слишком уж опрятную форму, поразительную ловкость и точность, но несчастный от усталости взгляд, который следил за одной женщиной, ожидая указания. Тёмный, острый, но всё же мягкий. Он, кажется, тогда даже почти не моргал, и держал руки у клавиш, вообще не двигаясь. Только дёргался, когда терял осанку, возвращая её немедленно.
Когда провожал Машу, то молниеносно бежал домой, и уж точно не только потому, что боялся леса.
Вечно переживал, если забыл про домашнее задание: с ней это стало происходить и правда чаще. Всегда становился таким серьёзным, когда она начинала говорить о тех детях, как о сне или бреде.
Постоянно отсаживался от окна, утягивая её за собой, при наступлении вечера. Редко в самом деле гулял, потому что дома его ждало слишком много дел. А когда они занялись расследованием, не желая смиряться с лесными странностями, явно спал меньше - она нередко ловила его, просыпаясь по ночам.
Тогда же и начал говорить, что «в этот раз его наказали».
Когда они обсуждали лимитированные наклейки из под жвачек или конфет в школе, то постоянно затихал, когда в поле зрения появлялась его мать. И даже проигрывал в различные игры, когда её видел, о чём-то глубоко задумываясь: об обязанностях, что ждут дома.
Когда он побил Бабурина, а за ним то же самое сделала Маша, то всё изменилось: Дима стал закрытым и зажатым, тогда вообще отходя от девочки при виде матери.
Однажды решился привести её в гости, но их тут же поймали. Его поведение повторилось.
Затем, неожиданно, стал частым гостем её дома. И вместе они задерживались в классе до тёмных вечеров или закатов, там же он временами спал.
Только идиот бы не догадался.
Дима стал решительнее, уже откровенно прячась с ней по разным школьным углам, избегая материнского обнаружения. Они буквально постоянно бегали за руки, и постепенно она заметила, что он воспринимает всё куда спокойней, будто игру.
Где-то примерно в тот же период тот стал чаще общаться с девчонками, но никогда не поджидал их, как её, постоянно находясь в самых неожиданных местах, чтоб его точно никто не обнаружил, и Машу, идущую в ту же сторону, тоже.
***
Романовская хорошо запомнила события, что произошли до дискотеки, когда многие ещё думали, кого позвать. Она была уверена, что не сможет пойти с ним – он с ней, поэтому твёрдо решила не идти вовсе, отклоняя уже пятое приглашение Пети Жукова, который стоял на своём, как баран, что неимоверно раздражало.
В тот раз они засели на лестничной клетке, точнее он её туда затащил, чтоб показать макет скелета крысы, который ему в самом деле подарили на уроке биологии.
— Я же говорил, он реально раздаёт всем это добро. Смотри, какие глазища и хвост. Поставлю в свою комнату, отцу тоже понравится. – он передал скелет ей в руки, Маша погладила его пальцем.
— Чума, – она усмехнулась. — Дополнение к твоей коллекции.
— Ага. А тебе я птицу принёс. Это воробей, поэтому такой мелкий. Нельзя позволить, чтоб это выбросили. Немного испорченные, но какая нам разница? Ты на дискотеку пойдёшь?
— Да. Стоп, чего? Нет, я не пойду. Незачем да и не с кем.
— В самом деле? А как же Петька? Он мне уже все уши прожужжал.
— Петька этот твой дурак, не хочу даже времени на него тратить.
— А со мной бы - пошла? – он заговорщически улыбнулся, а она хмыкнула.
— Глупый и бессмысленный вопрос, Димка.
— Он гипотетический. – сразу парировал тот, двигаясь поближе. — Везде найдётся место гипотезам, я думаю. А ты, как по мне, отмахиваешься от вопроса. Или нет?
— Пошла бы, – сдалась тогда Маша, обняв коленки. — Потому что с тобой весело.
— И только поэтому?
— А что ещё надо?
— Так - ничего, а вот мне интересно узнать побольше.
— Обойдёшься, я уже ответила.
Тогда Романовская поняла всяческие его намёки, потому что те были излишне явными: об этом говорила не только глупейшая улыбка, но и весёлые искорки во взгляде, пронизывающим до мурашек, от нервозности тот пару раз тёр ладони. Но тогда она старалась спасовать, несмотря на то, что сам Дима долго набирался смелости намекнуть хотя бы так. Маша не могла тогда представить, что они будут делать с его матерью, от которой зависел парень, что слишком сильно ей нравился; так сильно, что она могла пожертвовать своими желаниями. Однако Романовская забыла, что у них обоих одно и то же желание, и решать одному - значит проявлять эгоизм. Но она итак подвергала его слишком большим опасностям просто фактом такого «тайного общения».
Он тогда глубоко вздохнул, не убирая улыбки, стараясь держать уверенное лицо. Так ему было проще.
— Тогда я отвечу на тот же вопрос. Гипотетически, ну или как угодно, я бы тоже пошёл с тобой. – Маша сконфузилась, посильнее сжав коленки от ярого неудобства и смущения.
— Мы.. не можем. Нам влетит. Даже не нам, а конкретно тебе. Ты сам заинтересован в том, чтобы пойти с..
— Олей? Она странная, тебя я больше предпочитаю. – прозвучало буднично, слишком обычно, отчего девушка вскочила со ступеньки, ступая на следующую сверху. У неё отчего-то вспотели ладошки и слишком быстро забилось сердце. Болеющее от обиды сердце. На его гневную мать.
— Дмитрий Новиков больше не беспокоится о том, к чему это приведёт? – постаралась она глупым образом вразумить его.
— Мария Романовская пасует перед такой ситуацией? И почему мы начали общаться в третьем лице? – он тоже поднялся, вставая с ней на один уровень, и беря за ладошку. — Я тебе нравлюсь?
— Гипотетически?
— Гипотетически, или как угодно, нравлюсь?
Она интенсивно закачала головой, совсем уж жалобно глядя на него: будто если не произносить истину вслух, то та перестанет ею быть, как и действительность.
Мария считала, что признавшись, неотвратимо запустит какой-то крайне опасный механизм, которой существенно изменит их жизни. И не хотела портить ему итак несладкую жизнь ещё больше. Тамара Михайловна не была извергом, Романовская старалась верить, что она правда любит собственного сына несмотря на все ужасно строгие требования к нему: словно Дима был маленьким принцем, будущим королём, от воспитания которого определённым образом, зависели жизни целого королевства. Но его мама хотела, чтоб он был теперь с Олей, а не с ней, и Маша будто тоже приклонялась перед её желаниями, слепя веря, что это дарует Диме чуть больше необходимого благополучия. Ей хотелось верить, что они мучают себя не зря.
Но тогда он разрушал все попытки «пытаться действовать на благо», вынуждая запустить то нечто неотвратимое, что приводило, казалось исключительно Романовскую, в самый настоящий ужас. Он правда стал слишком решительным и безрассудным.
Она прерывисто выдохнула, сильно и быстро укусив себя за язык, чтоб отогнать странное и несвойственное желание натурально разреветься.
— Ну, сам же посуди!.. что от этого измениться? Мы всего лишь старшеклассники, да, влюблённые старшеклассники, но разве такая уж это редкость? Какой процент из таких, как мы, после школы действительно остаются вместе, не знаю, заводят собачку или кошечку? Семью? – залепетала она, начав подниматься от него, по лестнице выше спиной, а он упорно продолжал наступать, отчего та волновалась больше и больше. Так сильно, что можно было бы, чтоб спастись, и сознание потерять. — У нас разные профессии, да и ты же всегда планировал продолжать заботиться о матери!.. А вот я её ненавижу до белой горячки, понимаешь?!.. не выношу, не вынесу, терпеть её ни за что не буду, Дима!..
Она громко шептала, не зная, что ещё и придумать. Мария действительно ненавидела его мать до белой горячки: хотя бы за то, что та отказалась их слушать, попытавшись сделать из неё обыкновенную сумасшедшую. Такое оголтелое безразличие и неверие, которое она показала им обоим, вызывало по отношению к ней то же чувство недоверия. С упёртым человеком нельзя играться, а его авторитет невыносимо сложно оспорить. Она вполне могла запереть собственного сына под замок, или настроить людей из села против её семьи, так ненароком распуская слухи. Потому что ничто и никто не смеет останавливать её сына на пути к той цели, к которой они стремятся. И в первую очередь от этого будет страдать сам Дима. Больше, чем если просто скрываться.
Казалось, что он этого не понимает, либо не хочет, либо закрывает глаза. Что они будут делать?
Он её любит - и бросить не сможет. А они.. у них забот всё равно по горло. Особенно эти дети, что никак не могут оставить их, хотя прошло два года, как они пытаются в этом разобраться, скрываясь и от лесных обитателей. То, что они видели там, в лесу..
Если с ними что-то произойдёт, а оно обязательно случится, и он будет идти против матери, то это всё плохо кончится. Тамара Михайловна должна доверять ему. Должна знать, что Дима до сих пор послушен. И защитить. У него должны быть оба родителя, а не распри.
Мария понимает, что не может соперничать с ней.
— Мы можем это пережить. Но если лишим тебя опоры, ты что, сможешь сбежать отсюда один? Или мы вдвоём? Мой отец.. он бы помог, ты знаешь, но твоя мама.. мать, она считает это всё слухами, сумасшедшим бредом.. её не волнует всё ли с тобой в порядке, не сама суть, ты просто должен достичь цели. Так что.. будет неправильно, если мы сейчас станем ей перечить, понимаешь? Ты согласен? Все эти намёки.. оставь их. Она не позволит тебе отклониться от цели просто так.
Упёртый баран. Такой же упёртый баран. Ему это нужно - что-то своё, чего она не понимает: зачем так стоять на этом?
— Скажи, что думаешь. Или что, я зря здесь распинаюсь?
— Зря распинаешься. Я уже всё для себя решил.
— Ну и что делать собираешься? Не знаю, заставишь её действовать так, как хочешь?
— Не стану спрашивать. Недавно я подумал, что чуть не умер, и вечно перечу ей и без того. И ты чуть не погибла. Я могу ждать пока доучусь, поступлю в понравившийся ей университет, или.. – он замялся, они оба остановились. — Вернее потом я, возможно, женюсь на Оле, у нас будет семья, я наконец удовлетворю все потребности и желания матери, стану свободен, найду тебя и скажу, например: я снова рядом, дорогая Машка, и мы сможем быть вместе, если захотим. Но можно избежать этого всего, я просто уеду сам, с тобой, а с ней буду поддерживать контакт. Плевать.. поверит она во всю эту историю с детьми, их демоническим королём. Возможно, он сможет найти нас где-угодно, откуда нам знать?
— И ты решил, что, не знаю, просто отречёшься от всего этого? Ты же все уши мне прожужжал, что!.. – он подошёл слишком близко, касаясь её ладоней, потому что знал, что ей это нравится; что это успокаивает. Знал очень хорошо.
И специально гладит эти ладони, пытаясь расположить к себе, успокоить. Но в подобном положении просто невозможно быть спокойной. Потому что он говорит вещи, которые кажутся правильными, делает вещи, которые кажутся странными.
С ладони Дима аккуратно перешёл на щёку, отчего она вздрогнула, ловя ртом воздух.
— Какая нам разница? Я хочу выбрать что-то сам. – несмотря на то, что он был так близко, тот ждал. — Даже с этой дурацкой дискотекой: какая к чёрту Оля? – усмехнулся он. — Да и два года по углам бегать кого-угодно задолбает, а тебя нет?
Она положила руки на его плечи, посильнее их сжав, но вовсе Новикова не отталкивая: ведь делать этого так сильно не хотелось.
— А мне было весело.
— Как же.
— Вопрос-то в другом, – снова завела свою шарманку Маша, потеряв в голосе твёрдость: он стал более звучным и лёгким от смущения, которое портило всё её планы на отговоры. — Мы вообще в целом ничего не знаем, Дима. И выбрать вариант надёжней…
— Это ты считаешь его надёжным. Для меня, а сама - чего хочешь? Никто не может знать всего наверняка, но мы знаем, чего хотим. И в этом, знаешь ли, суть.
— Какой ты невыносимый!.. – она легонько толкнула Новикова в плечо, но он и с места не сдвинулся. — И она ещё говорит, что это
я сведу
нас в могилу.
Дима снова улыбнулся, поглаживая чужую щёку, осторожно так; внимательно наблюдая за её эмоциями, чтоб увидеть ответ раньше, чем Романовская его скажет. Она тяжело выдохнула.
— Это глупо, предвещает кучу неизвестностей и проблем, что очень опасно, но.. ты, гад, специально давишь на все возможные и невозможные точки, – горделиво начала Маша, сердито нахмурившись. — Вся эта наша идея похожа на нереальный мир, где мы жертвуем важными вещами, ожидая хорошего конца, однако нам также неизвестно, будет ли он. С другой стороны наша жизнь - итак сплошной нереальный кошмар, поэтому.. – её плечи расслабленно опустились. — Я бы предпочла действовать против неизвестности с тем, кто мне очень дорог. Победить неизбежную неизвестность в лице демона - другой неизвестностью, это же сногсшибательная идея, правда? Так что, пусть ты и предвещаешь мой ответ, судя по твоему самодовольному лицу, я всё равно скажу, что согласна пойти с тобой на тупую дискотеку. Чтоб чисто твою мать побесить. Я уже представляю как её лицо просто станет багровым от..
Он почему-то её, вроде, поцеловал. Нет, сначала только коснулся чужих губ своими, отчего Маша мгновенно умолкла, подумав, от волнения и удивления, что забыла, как это - разговаривать и двигаться. Забыла, что её так обрадовало. Всё стремительно улетучилось из головы, но вот мысли остались, и существовали буйно, вздорно; кричали и мгновенно путались в собственных причинно следственных связях.
Кричали они, как та самая орава подружек-модниц, визжащих от радости от того, что им написал мальчик. Гулом. Воем. Чем-то, похожим на истерику. И так раздражающе, но живо.
Она не ответила, потому что не поняла произошедшего, так что Дима попытал Романовсую и удачу ещё раз, и только тогда до Маши дошло, что её чмокнули в губы, получается уже второй раз. А кому важно вести счёт?
Что делают - поняли, что делать - не поняли.
Она ответила тем же, осторожно и без особого энтузиазма. Благо Димка понял настрой, продолжая свои дикие действия с особой аккуратностью, будто надеялся, что когда Мария поймёт как вернуть контроль над телом или хотя бы руками, ощущать которые она перестала вовсе, то такая бережность спасёт его от неминуемой.. смерти, наверное.
Она потерялась. Потому что думать о чём-то сейчас - невыносимо. Сейчас, когда всё, что Маша чувствует - это его самого. Мысли путаются в своей бессмысленности, потому что она не может не сконцентрироваться на этом моменте: на горячем дыхании, опаляющем кожу, на волнении, присущем им обоим, и поцелуе. На самом нежном в её жизни.
Он с опаской облизывает чужие губы, но очень смело обхватывает за талию, не позволяя свалиться ещё и физически. Она ощущала только их обоих, готовая разрыдаться от переизбытка тёплых чувств. От того, что Дима рядом, действительно тяжелее дышать: Мария, сама того не замечая, обхватила его лицо ладонями, притягивая ближе, как будто кто-то пытался утянуть парня от назад, или будто ей не доставало этой и так придельной близости между ними.
Словно она превратилась в ледышку, а он был единственным, что согревало. Хотя скорее опаляло, не принося абсолютно никакой боли. Словно Мария получила то, чего очень хотела, и рыдала от радости. Это как сбывшейся сон. Нереальное желание.
Это не было глубоким поцелуем – лишь бесконечной чередой маленьких касаний, среди которых кто-то из них иногда позволял себе чуточку больше. На секунды - пускай то и неважно, потому что чувствовали они всё слишком чётко и ярко. Жили этим безумным моментом.
Так запредельно близко, горячо и абсолютно искренне и нежно, что, казалось, ничего приятнее они не испытывали либо очень давно, либо никогда. Дима упивался возможностью изучить её реакции сполна, ловя каждый вздох и выдох, понимая, когда ему нужно дать ей короткую передышку. Понимая, чего той хочется, зная, на какие точки нажимать.
Ей определённо точно и запредельно сильно нравятся прикосновения, что дарят ощущение близости ещё большей. Неразрывной.
Поэтому он не спешил ту отпускать, когда она чуть отстранялась, а осторожно поцеловал ту в уголок губ. Её голова снова заработала, но это не было похоже на то, будто бы она опешила; Маша надавила на его скулу, смотря глаза в глаза, наблюдая за весёлыми искрами, присущими больше ей, чем ему: взгляд Димы всегда казался глубоким, задумчивым, хитрым, но тем не менее всё равно очень спокойным…
…И почему-то она подумала сначала о взгляде, а не о том, чтобы как следует настучать ему по голове. Должен же он получить за такое?
— Такое же багровое, как твоё? – с улыбкой выдал он, однако Маша, вместо возмущения, почувствовала внутри нечто тёплое и приятное. Потому просто улыбнулась, легко отодвинула его с дороги, и сделала пару шагов вниз по ступенькам. Дима, сначала лукаво посмеявшийся, насторожился, сделав шаг, за ней.
— Люблю тебя. Только ты можешь сделать что-то безрассудное только ради того,
чтобы впервые в жизни сказать удачную шутку, – Романовская оглянулась, наблюдая, как он начинает хмуриться от раздумий.
— Я просто подумал, что ты не захочешь поцеловать меня на дискотеке. Ты..
стоп. Что? Любишь меня? Первая удачная шутка?? Почему первая??
***
Стремительно их отношения стали чем-то неотвратимым. Потому что они оба этого хотели.
—…Я уверена, что она специально решила так подать мне эту информацию, о вашей этой свадьбе.
— Что ж, не обольщайся, мама.
Только секунды воспоминаний – обрывки, – придали уверенности и гнева. Потому что голос Тамары, звучащий где-то на фоне, но так громко, ужасно раздражал и злил. По настоящему так.
И за те же секунды она хватает стакан с водой, обливая ею женщину перед собой – та охает, трепыхается, и встряхивает юбку. Кот пулей ретируется с места в коридор, судя по шуму, врезавшись в пары обуви.
— Что же вы, право, правда не обольщайтесь так сильно. Вы хоть понимаете, что спорите с ним понапрасну?! Какого бреда наговорили - и не стыдно! Откуда вам вообще знать, что мы пережили, да?!.. – вспыхивает она, тоже быстренько встряхивается, чтоб прийти в себя. Дима аккуратно перешёл с её ладони на предплечье, ожидая, когда та снова заговорит. — Всё нормально. Послушайте, Тамара. Я знаю, что вам очень не нравлюсь, но я тоже забочусь о нём. Тоже люблю его. И.. ни за что не подвергну опасности. Всё, чего я хочу.. чтоб он был спокоен. – на глубоком выдохе и вдохе, она рывком поставила стакан на стол, принципиально стараясь не глядеть на Тамару: а точнее на её багровое от злости и смущение смешное лицо. Такое же, как на той дискотеке. — Это было его идеей приехать, потому что он очень любит вас, что для меня ужасно и странно. Я всеми силами откладывала данную встречу, но давайте говорить уже, наконец, как взрослые люди. Что ж, простите, что я облила вас, это был не взрослый поступок. И накричала. И.. за всё, что вы там считаете неправильным. – Маша затараторила, но речь её всё равно оставалась ясной.
Тамара поправила очки, устремив надменный взгляд, гордо подняв подбородок, точно на неё. Но Романовская уже не чувствовала себя неуютно, заведя собственную шарманку.
— Это всё возмутительно. – сказала женщина едко так, строго, однако никакого эффекта на пару подобное не произвело: пускай и в глубине души, от досады, Маша прыгала и топала ногами, как ребёнок, высвобождая энергию и негатив, которых было в избытке от притока адреналина. Мысленно она уже обрушила на них всех крышу этой квартиры, избавляя себя от мучений. Эта женщина
станет её свекровью. Определённо. Без вариантов. И, чёрт побери, если у них появятся дети, то она не станет оставлять их на неё. Мысленно она уже бежала с Димой к выходу, зная, что они никогда сюда больше не вернуться. На деле же стояла на месте, сжимая и разжимая ладошки, а после скрестив руки на груди.
— Но мы не предлагаем вам выбора, хоть подавитесь от недовольства. Это его жизнь. И наша личная. Либо принимайте, либо так и продолжайте жить с постоянным негативом. Вашему мужу мы отправим приглашение отдельно, и надеемся, что это не спровоцирует разлада. Хватит.
— Но выбора у меня действительно нет. Что ж, счастья молодым. Безгранично рада, что хотя бы мой сын не чувствует тяжбы собственного решения. Надеюсь, раз уж так, между нами не будет обид?
— Вопрос к вам. Постарайтесь не плеваться ядом при виде меня и, может быть, тогда мы будет видеться гораздо чаще, понимаете? Друзьями не станем, но топоры сложим.
— Определённо не станем. Но ради сына ладно, делайте, что хотите. Ты хотя бы теперь не напоминаешь мне..
— Этого достаточно. Зато вы никогда не были.. мягкотелой. Спасибо за ужин, очень вкусно. Могу заново налить вам воды в стакан, и мы..
— Поедем домой. – перебил Дима невестку. — Она ещё не совсем готова к нашей компании.
Ещё раз назовёшь мою будущую жену «девчонкой другого уровня», и я больше не переступлю порога этой квартиры. Кстати, мне надо забрать мою коллекцию, она?..
— В твоей комнате. Но.. отец скоро вернётся, и ты можешь его подождать.
— Как раз закончим к его подходу, может встретим на улице.
***
В рюкзак Димы, благо, всё же поместились все макеты, и домой они поедут со странным багажом.
Как только они вышли, то оба остановились под крышей подъезда, смотря на хлопья снега, мирно падающие на землю: лицо сразу обдало приятной прохладой, и дышать стало легче. Маша блаженно выдохнула, неловко потоптавшись на месте, и сжав ладошку Димы, кидая на него быстрые взгляды.
— Не перегнула?.. – внезапно, среди тишины, прошептала она, неуверенно переводя на Новикова взгляд. Он тут же засмеялся, а Романовская встрепенулась, чуть не подпрыгнув на месте, но налетело на него, постукивая по груди руками.
— А-а!.. чего ты смеёшься! Ты представляешь, какой это стыд.. я на неё вообще-то воду разлила, и про свадьбу рассказала, и! Вот чуть не наорала совсем, а ты смеёшься! Перестань, Дима! – но он не перестал, при этом положив руку ей на волосы, отчего она ещё больше запротестовала.
— Я на месте аж подпрыгнул, Маш. Стояла молча, мне подумалось, что ты специально абстрагировалась, оставив спор на меня, и вдруг как!..
— А зачем ты только спорил, Дим! Она же теперь век на нас злиться будет.
— Я сам разозлился и вспылил. Ужас как. Почувствовал себя упёртым школьником, пытающимся доказать правильность своего решения. Не знаю, какой эффект это произвело, я же столько наговорил.. ты слушала вообще?
— Нет! Вот именно, что нет! Она как заговорила о вот этом своём «девчонка..», так я и отключилась, аж жизнь перед глазами вся пролетела от злости и досады. Страшно стало, ужас, а потом так сильно разозлилась, что.. всё плохое и хорошее вспомнила! Думала: щас ей как расскажу свой план месте на дискотеке, и про наши встречи, плевать на этих животных, а не смогла и рта поначалу раскрыть. За стакан схватилась.. о-о, всё, мы трупы с тобой. Трупы.
— А нам разве не привыкать? Ты так уверенно заговорила с ней, что я сам испугался поначалу. Таким.. рабочим строгим тоном. Думаю, всё путём, она же сразу на попятную пошла. Ты не могла так раньше?..
— Я предлагала!
— А, так вот, что значит: «раз, и навсегда»? Так волновалась, в итоге..
— Не прошло всё гладко всё равно, Дим. Я даже котов наших на неё не оставлю. Ни-ког-да. – он обнял её, и она умолкла, обвив его в ответ. — Ужа-а-с. – простонала Маша уже ему в куртку.
— Вы плачетесь на подходе, или на выходе? – спросил мужской голос, и Романовская повернула голову, и вяло улыбнулась Алексею, протягивающему руку сыну для рукопожатия.
— Уже на выходе, – буднично ответил Дима, опять кладя руку Маше на спину. — Но мы скорее выиграли, чем нет.
— Простите, что дожидаться вас не стали. И вообще.. за всё простите.
— Да ладно тебе, Маша. Знаю, с моей женой очень непросто, поэтому… – мужчина тяжело выдохнул. — И на «вы» перестань ко мне обращаться, пожалуйста. Жалко, что я сегодня припозднился и не помог. Как сами-то?
— Воодушевлены, – с улыбкой и лукавством ответил Дима, девушка же забрала его очки, сунув ладони в карманы. — Приглашаем тебя на свадьбу, кстати говоря. Это должна была бы интрига, но..
— Да ладно?! Господи, наконец-то решился. Поздравляю молодых. Я попробую умаслить Тамару, но сами понимаете.. тут не сказать наверняка, как дело сложится.
— Да пусть, вы.. ты сам главное приходи.. – неловко прозвучало от Маши. — Мы всё чуть позже расскажем. Но приглашение.. о, оно же там! И одно..
— Ничего страшного, посмотрю. Вы уезжаете или прогуляться вышли?
— Уезжаем, к сожалению. Я же изначально хотел хотя бы на ночь остаться, но не хочу так Машу выматывать.
— Эт ладно, правильно.. о невестке заботиться надо! Вы, кстати, не знаете, котяра там дремлет?
— Бдит.
— Опять побираться.. Он с таким характером жутким, только Тамару и любит. А вот я чем-то совсем не понравился, сколько не пытаюсь сдружиться с ним – а толку…
— У тебя всё получится, Алексей. Просто нужно больше времени и особый подход, как с Тамарой. – Мужчина улыбнулся, кивнув.
— Я устал, поэтому мне бы домой пойти, но, может, вы, если зайдёте ещё куда-то, подождёте меня, и мы прогуляемся?
— Да, мы ещё к папе зайдём ненадолго, кружочек тогда сделаем, и сюда вернёмся. У него, к сожалению, не остаться.
— Ладно, спишемся!
Они пропустили Алексея, а сами опять пошли по дорожке, наслаждаясь спокойствием, царившим отовсюду вокруг. Почему-то именно сейчас ничего не пугало, даже лес, а казалось на редкость приятным и атмосферным. Здесь не было этой жары, заставляющей плавиться, злости и таинств, прохладный воздух и узнаваемые просторы умиротворяли, как и предвкушение о возвращении в старый деревянный домик.
Никакой старины, странного едкого запаха, негативных ощущений.. и история совсем детская, не такая древняя, однако точно знакомая им обоим: об их пеших прогулках средь заснеженных сосен, сугробов, выстроенных в горки, и огромного такого пространства, окружённого неким забором из высоких деревьев; ночном небе, темноте, которую они смело встречали вместе, вслушиваясь в каждый шорох. Детских отдалённых и постоянных смешках…
О том, что было - и о том, чего не было, существовавшего только между ними: личного оголтелого страха, боязни за друг-друга и непринятии. Они пережили это, справились со всем, и стали частью этого леса душой и воспоминаниями.
Упокоенные дети теперь являются днём, наполняя это место радостью - но и нечто тёмное, страшное, обладающее огромной силой, всё ещё покоится здесь. Дух лестного короля, видимый каждую ночь, и погружающий лес со стороны в ту же тьму. Но стоит зайти дальше, пройти сквозь, не встречая чужих следов, ты сразу оказывался на безопасном, теперь отныне и навсегда, просторе.
Это не было победой - выживанием, постоянном способом отвоевать. Себя - проще, чем своего будущего мужа у его матери.
С лесом договориться гораздо проще, чем с Тамарой. И даже когда на него опуститься тьма, с ним говорить всё ещё будет проще.
Но они ведь и тут справились.
(Крысе, вороне, мышке и хомяку нашлось место рядом с макетом скелета воробушка; ради этого добра Маша освободила комод, зато они подумали, что это смотрится жутко, но забавно в своей мере)
