Injustice

      Маленькая Ирацибета мякнет на руках перепуганного отца, несущего старшую дочь в замок. Горячие слёзы боли текут по ещё детскому личику, розовому то ли от слёз, то ли от удара, но, вероятнее, от всего вместе.       Король молча прижимает хрупкое тело дочери ближе к себе, словно пытаясь забрать её боль, её мучения. Одной рукой подбирая длинное платье, а другой держа за руку Мирану, королева идёт по протоптанному снегу, не оставляя следов. В глазах Элсмиры паника, и она почти шёпотом повторяет имя старшей дочери, приговаривая что-то ещё неразборчивое, и иногда сжимая маленькую ручку Мираны сильнее, чем нужно.       Ирацибета беззвучно плачет, изредка вытирая слёзы и размазывая их по щекам. Её голова больше не растёт с огромной скоростью, как там, у статуи отца, но боль не уменьшилась, и девочка думает, что голова сейчас у неё пульсирует, как сердце в груди.       — Так больно, папа, — задыхаясь и хрипя от плача, жалуется она. — Это всё из-за роз. Глупые белые розы.       Снег повсюду тоже похож на белые розы. И Ирацибету теперь раздражает и белизна снега. Она смотрит за спину отца, но мир теряет очертания из-за наполняющих глаза слёз, и ей приходится напрячься, чтобы разглядеть в малюсенькой расплывчатой белой фигурке свою младшую сестрёнку.       «Мирана тоже белая» — с нарастающей злостью думает Ирацибета, но думать получается плохо, от этого голова болит ещё сильнее, и она оставляет попытку размышлять.       — Потерпи, милая, сейчас мы вернёмся домой, отнесём тебя в спальню и вызовем доктора, — обещает король, мельком посмотрев на дочь, а затем снова на снежную дорогу. У Олерона внутри всё сжимается, когда он слышит, как всхлипывает его крошка.       Когда Ирацибету приносят в спальню, её сразу укладывают в постель, укрывая сверху одеялом продрогшую девочку. Её лицо всё ещё розовое, голова тоже, а Олерон с Элсмирой с ужасом переглядываются, кивая на Ирацибету, голова которой не собиралась уменьшаться. Королева садится на кровать дочери и трогает ей её увеличившийся лоб.       — Горячая, — растерянно произносит она, поднимая голову и смотря на супруга. — Что с ней?       — Не знаю, — обеспокоенно качает головой Олерон. — Доктор уже в пути, нужно ждать. Мы ничего не можем сделать.       Мирана молчит, опустив голову. Но её лицо не выражает ничего. Ни испуга, ни шока, ни страха за старшую сестру. Маленькая блондинка делает вид, что ей очень интересны её туфли, и именно поэтому она разглядывает их так, как будто первый раз видит.       Элсмира с жалостью глядит на заплаканное лицо успокоившейся Ирацибеты. Руки королевы вздрагивают, словно она хотела обнять дочь, но мгновенно передумала.       Потому что она боится её обнимать.       — Это всё из-за Мираны, — медленно говорит Ирацибета. — Это всё из-за Мираны, — повторяет она громче, когда ей не отвечают родители, и вообще никак не реагируют на слова старшей дочери.       Олерон поднимает брови и с удивлением, вперемешку с непониманием, пристальнее вглядывается в лицо Ирацибеты. Но Ирацибета молчит, смотря в ответ на отца.       — Почему? — вполголоса спрашивает он, но девочка не отвечает ему, ощупывая вместо этого раздувшуюся голову и цедя воздух сквозь зубы.       — Они поссорились из-за пирожков, что я им напекла, — объясняет Элсмира, но сказанное ею мало о чём говорит.       — Ну… — не понимает Олерон. — А дальше что было? — бормочет он, нахмуриваясь, и на его лбу появляются складки.       — Я их наказала, оставив без сладкого, а после выпроводила из кухни. Дети ушли, я в это время готовила. Потом поворачиваюсь к столу — а остатки пирожков, что должны были остаться несъеденными на тарелке после того, как я их наказала — пропали. Это означало, что кто-то ослушался меня, и я решила выяснить — кто съел пирожки. Оказалось, что это Ираци… — Элсмира не успела закончить, как старшая дочь резко села на кровати, тем самым напугав мать.       — Это не я! — в резком голосе Ирацибеты звучали нотки пронзительности. — Это она их съела! — завопила она, вытянув руку и показав пальцем на стоящую поодаль Мирану. — Мирана не послушалась маму, съела пирожки с тарелки, а крошки оставила под моей кроватью! — выкрикнула старшая, дыша полной грудью, наверное, набирая воздух для следующих обвинений.       — Но крошки под твоей кроватью, — неловко возражает Мирана, впервые поднимая голову и наконец посмотрев на сестру. Ужас застывает на её лице, а глаза распахиваются шире, когда она видит распухшую голову Ирацибеты. — Рейси… — одними лишь губами произносит младшая, и словно становится ещё бледнее, чем она есть.             — Правильно, это ты их туда подбросила! Потому что в прошлый раз мама уже ругала тебя за то, что ты неаккуратно ешь и часто мусоришь, поэтому ты решила, что тебе достаточно того, что тебе тогда уже сделали выговор, и потому ты подбросила крошки мне, а не насыпала их где-то в другом месте, потому что если бы мама увидела, она бы сразу поняла, что это сделала ты! — кричала Ирацибета, краснея ещё сильнее.       — Послушай, не делай из своей сестры какого-то настолько дальновидного и всё планирующего человека. Она ещё слишком маленькая, чтобы продумывать столько ходов, — возвысив голос, произнёс Олерон.       — Признайся, что это ты! Скажи правду! — ещё громче закричала Ирацибета, не обращая внимания на отца.       — Это не я, — тихо и с большой искренностью отвечает Мирана, делая честные глаза. Она хлопает длинными ресницами, глядя на Элсмиру.       — С твоей стороны нехорошо обвинять сестру во лжи, особенно, когда солгала ты, — вмешивается Элсмира, вставая с кровати Ирацибеты.       Будто ей противно сидеть на постели дочери.       — Это Мирана! — не уступает Ирацибета, и её голова снова растёт. Лицо девочки искажается, и она кривится, словно вот-вот заплачет. — Признайся им, что же ты молчишь! — требует она, крича так громко, что, наверное, слышит весь замок.       — Ирацибета, скоро придёт доктор, подожди, пожалуйста, — ледяным голосом говорит отец, и от былого тепла и ласкового тона не остаётся и следа.       Он берёт супругу под локоть и выводит из детской спальни. Олерон ведёт её подальше и останавливается у каменных колонн, чтобы обменяться парой фраз.       — Она красная, — потерянно говорит Элсмира.       — И голова всё ещё растёт, — добавляет король. — Ирацибета выглядит с большой головой довольно уродливо.       Элсмира слегка кивает головой, соглашаясь.       — Я надеюсь, доктор скоро придёт, и решит эту проблему, — женщина прикрывает глаза и вздыхает.              — Почему. Ты. Не говоришь. Им. Правду?! — Ирацибета отделяет слова, проставляя везде акценты. Она говорит всё ещё очень громко, но уже перестала безудержно кричать.       Мирана молчит.       — Почему?! — взрывается Ирацибета. — Это же ты! Зачем ты это сделала? Ты можешь мне объяснить?       Младшенькая не произносит ни слова. Она даже не шевелится, замерев в одной позе. Как статуя.       — Уходи, — уже тише говорит на выдохе старшая. — Уходи, я не хочу тебя видеть.       — Но… Рейси, — Мирана снова поднимает голову, и в её глазах мольба.       — Уходи, я сказала! Вон! — визжит Ирацибета, сжимая руки в кулаки.       — Но это и моя комната тоже, — не понимает блондинка, и только когда Ирацибета, сбросив одеяло, в одну секунду вскакивает с кровати, Мирана, запинаясь и спотыкаясь, выбегает из их общей спальни.