Никакой легкой жизни!

Её глаза пронзительного цвета грозового неба с беспокойством оглядывают Перси. — О Боги! — восклицает она, приправляя свою реплику несколькими ругательствами. — Нужно было пойти с тобой… Перси виновато улыбается и прячет Анаклузмос в карман. За окном догорали последние лучи заката, и квартира погружается в мягкий сумрак. Сквозь воздушные тени Аннабет видит его фигуру в дверном проеме — на плече порез, из которого медленно капает кровь. Перси тяжело дышит, словно бежал марафон. — Видимо, синих оладьев нам не видать, — пристыженно заключил он, протягивая ей разорванный бумажный пакет, из которого тонкой белёсой струйкой на пол в гостиной просыпаются остатки муки. Перси весь в муке. Его смоляные волосы вымазаны в светлой присыпке, будто в пудре, на лице запекшаяся царапина — прямо под зелёными глазами, в которых мелькают смешинки. Аннабет ощущает как медленно ползут вверх её губы, и она не может сдержать улыбку. Она хватает его руку и тянет на кухню за собой. Парень безропотно следует за ней, оставляя на полу белоснежные следы от покрытых мукой кроссовок. Что ж… очевидно, уезжать из лагеря на выходные было не очень благоразумным решением. — Кто на этот раз? — раздается в звенящей тишине помещения ее негромкий рассудительный голос. — Парочка гидр. Поджидали на кассе в супермаркете. Притворились мастифами. Он хмурит брови и, качая головой, добавляет: — Жуткое зрелище. Аннабет слегка наклоняет голову и понимающе поджимает губы. Сосредоточившись на его ране, она мягко наклоняет фляжку с нектаром, позволяя каплям скатиться вниз на рассеченную кожу и запустить процесс восстановления. — Только не говори, что ты опять устроил там потоп, пока расправлялся с ними, — заговорщически бормочет она, переключившись на ссадины на его лице. — Да им не впервой уже, — отшучивается он, попутно морщась от щипающего антисептика. Перси с тихим восхищением наблюдает за своей девушкой. Её волосы были собраны в хвост. Как и всегда. И каждый раз он упивается этими острыми линиями её подбородка, тонко очерченными скулами, и губами, малость изогнутыми и слегка шершавыми. Неизменны были и его тягучие, полные сомнений мысли — как так выходит, что она все еще с ним? Чем он заслужил такое благословение? И вряд ли боги Олимпа, и уж подавно всезнающие мойры могли бы дать ответ. — Ты головой не ударился? — смешливо осведомляется она, щуря глаза, с толикой легкого исступления, и щелкая пальцами перед его изумрудными глазами. — Рыбьи Мозги! Перси несколько раз оторопело моргает в неловкой попытке опомниться. Он мямлит в ответ что-то про шарики от сухого завтрака и ментос, которыми он ухитрился закидать гидр прежде, чем испарить их к чертям. Аннабет смеется, беспечно ероша его волосы и сдувая с них муку. Над ними поднимается бесстыжее белое марево. Девушка легким движением опустила свои руки на плечи Перси. — Как новенький, — она гордо похвалилась своей работой. — Только умыться бы не помешало. Парень притягивает девушку к себе и, уткнувшись в ее шею, бормочет еле слышное «спасибо». Аннабет чувствует приятное покалывание, когда теплая волна его дыхания задевает и окутывает ее оголенную кожу. Пытливый ум блондинки мешкается, безуспешно рационализируя все вокруг, но не Перси. На самых глубоких задворках ее души она, с какой-то трепетной уверенностью, признавалась самой себе, что ей так нравилась его безрассудность и, порой, абсолютная непредсказуемость. Она бы никогда не сказала это вслух, но сын Посейдона всегда был для нее глотком живительного воздуха, уносящим ее прочь от бесконечных правил, норм, наблюдений и выводов, без остановки вращающихся в голове. Без сомнения, ей нравилось быть дочерью Афины, ей нравилось искать во всем логику и смысл, ей доставляло удовольствие постоянное жужжание мыслей, складывающихся в спасительные планы и выигрышные стратегии. Но Перси никогда не давал ей скучать. Он — всегда самое непредсказуемое звено в ее плане. Порой это так умопомрачительно, до клокочущей злости в груди, раздражало. Но смогла бы она прожить без этого? Однозначно и бесповоротно — нет. — Умыться, говоришь? — беззаботно повторяет он. — Без проблем. Сейчас все будет. Прежде, чем Аннабет успевает сказать хоть слово, кран на кухне начинает судорожно трястись, и спустя мгновение взрывается фонтаном воды, окатившим их с ног до головы. Точнее, только ее, ведь Перси, по-видимому, не подумал о том, что хочет намокнуть. Втягивая воздух, Аннабет закрыла глаза и, качая головой, явно раздумывала каким образом надрать ему зад за эту проделку. Однако в итоге решив, что сегодня парень и так натерпелся, она привычно цыкает, выжимая теплую воду с хвоста. — Ты по-человечески не можешь, да? — с надеждой любопытствует она. Пол кухни весь покрыт водой. Клетчатая рубашка неприятно липнет к телу. Убирая капли с лица краем ладони, девушка изо всех сил старается сохранить серьезность, прикусывая нижнюю губу. В притворном смущении Перси пожимает плечами. Он улыбается от уха до уха. — Я вообще-то полубог, так что человеческого во мне только половина, — деловито напоминает он. — Выпендрежник, — фыркает она, закатывая глаза, — обе твои половины — рыбьи! Он заходится хохотом, прижимая ее ближе к себе. Его объятия как кокон, такие теплые и укромные, мягкой пеленой обволакивают ее, унося подальше от всех неприятностей, рассеивают боль и тьму внутри лишь кажущейся закаленной души. — Убирай давай, — Аннабет касается уголка его губ своими. — А то что? Поставишь мне двойку за уборку домиков? — допытывается Перси, давясь смехом. С хитрой улыбкой она выгибает бровь, и Перси ловит себя на мысли — он без ума от этой родной и искренней улыбки. Да и от нее самой он тоже без ума. — Даже не собираюсь волноваться на этот счет, — говорит она и, расстегивая пуговицы на своей рубашке, направляется в сторону комнаты. — Пускай твоя мама насладится этим приятным сюрпризом, когда вернется. Перси ошеломленно наблюдает за тем, как ее фигура исчезает в комнате в поисках сухой одежды. Немое изумление застывает на его лице, и он трясет головой, пытаясь развидеть полоску ее загорелой кожи, бесстыдно появившуюся на месте расстегнутых пуговиц. Кипяток возбуждения течет по его жилам, затуманивая слабые остатки здравого смысла. Он успевает даже немного пожалеть о том, что остался сухим — может, вода бы помогла прочистить спутанные мысли? Джексон направляется в ванную, с укором отмечая, что кран на кухне придется заменить. Вот только каким отмазкам поверит его мама? Прохладные струи омывают его лицо, он наклоняет голову, позволяя воде уносить светлые частички злополучной муки с его волос. Шлепая по тонкому слою воды, он возвращается на кухню, где Аннабет, в его футболке, дожидается с пристальным, несколько затуманенным взглядом. Перси небрежно машет рукой, несколько раз плавно обводит пальцами по воображаемому кругу, заставляя воду с пола, звонко журча, собраться в одну большую прозрачную массу. — Когда эти пальцы уже сделают что-нибудь со мной? — шепчет девушка невнятно, словно бы разговаривает сама с собой. Стена воды с настойчивым всплеском шумно возвращается обратно на пол. — Что ты сказала? — Перси застывает как вкопанный и растерянно смотрит на нее. Пара секунд, и его щеки алеют румянцем, а на лице дурацкая ухмылка, как у пятиклассника, впервые услышавшего слово «многочлен». — Ничего! — спешит оправдаться она, невинным взором окидывая Перси. — Прости, что отвлекла. Парень, непроизвольно сглотнув, снова пытается вернуть воду в чертову раковину, но концентрация просто безответно покидает его. И вода, кажется, уже затопившая пару этажей под ними, развязно плещется по кафелю их кухни. Чейз переводит взгляд на окно. Она помнит, как она впервые поцеловала его в Лабиринте, а потом и в день его рождения. Он мог быть бесконечно храбрым в любом смертельном бою, но в отношениях… иногда он заслуживал получить небольшой пинок под зад с намеком. Кое-как, собрав волю в кулак, он с выпрыгивающим из груди сердцем отправляет воду в слив. — Ты просто невозможная, — сверкнув глазами в ее сторону, Перси неловко прячет взгляд, словно его кроссовки вдруг внезапно заслужили столько внимания. — Я же тебе обещала, Перси, — забавляется Аннабет, — никакой легкой жизни!