Горячая кровь, холодное вино

Синьора терпеть не может Мондштадт; все в этом королевстве вызывает у нее отвращение, а тлеющая в сердце злость разгорается сильнее и ярче, грозя совсем выжечь Розалину изнутри, стоит ей только увидеть рыцаря Ордо Фавониус или высокие шпили храма Барбатоса, мерцающие на солнце. За годы ее боль и скорбь не уменьшились; несправедливо ведь, что орден продолжает править Мондштадтом, когда ее Рустан мертв. Пока рыцари Ордо Фавониус носят свои нарядные доспехи и пьют хваленое мондштадтское вино, Синьора вынуждена жить без Рустана, однако рано или поздно она даст почувствовать всему городу свою боль и скорбь, напомнит жалкому бродяжке, что из-за его легкомыслия и равнодушия погибли те, кого он был обязан защищать, и пройдет по улицам города не просто как Предвестник Фатуи, а как Горящая Алая Ведьма, и испепелит любого, кто встанет у нее на пути. Начнет с магистра ордена, превратив ее в живой погребальный костер, а закончит - монахинями в храме Барбатоса. Он не заслужил ни почестей, ни любви, ни молитв, так же, как Рустан не заслуживал смерти. Но Рустан мертв, а Розалина зачастую не в силах вытерпеть жара собственного огня, который ревет, бушует внутри, требуя выпустить его наружу, чтобы пронестись смерчем и бурей по всему Мондштадту, однако Синьора находит в себе силы улыбаться. Даже забавно наблюдать, как ее улыбки выводят из себя Джунн, которой приходится быть любезной с доверенным лицом Царицы Снежной. Розалина не глупа и прекрасно понимает, что в Мондштадте ей никто не рад, хоть и принимают ее любезно. В местной таверне, знаменитой на весь город, но больше похожей на хлев, Синьоре выделяют лучшее место, освобождают ради нее одной зал от прочих посетителей, и бард поет только для Розалины, которая болтает вино в бокале, не спеша пить. Ее окружает охрана, хотя в этом нет никакой нужды; свита нужна для статуса. Никто из Фатуи в узких полумасках не подпевает барду, не просит подать вина и закусок, не разговаривает: все агенты сохраняют важное молчание, выстроившись вдоль зала, пока менестрель старательно выводит высокую ноту, одновременно стараясь не смотреть на Синьору и при этом заинтересованно косясь на нее блестящими глазами. Щеки барда горят, как при лихорадке, но поет славно; по крайней мере, от ее пения голова не болит, и Розалине не хочется, чтобы у молодой певицы, темноволосой, с веснушками на переносице, от жара лопнули глаза. Синьора безжалостна к своим подчиненным, а к чужой прислуге не питает ни уважения, ни жалости, однако не видит смысла тратить время на барда, которая за игрой на арфе скрывает дрожь в пальцах, и переводит взгляд на владельца винокурни "Рассвет", который сидит напротив нее, невозмутимый и сдержанный. Мастер Дилюк Рагнвиндр качает головой в такт незамысловатой мелодии, и рыжие пряди скользят кончиками по его щеке; глаза Дилюка спокойные, словно его никак не трогает то, что он сидит за одним столом с Восьмой Предвестницей Фатуи. В черноте зрачков Синьоры отражаются красные отблески огня; изогнув губы в усмешке, она поднимает бокал, зажав ножку между пальцами. - Так это и есть знаменитое вино из одуванчиков, - певуче тянет Розалина; Синьора намеренно говорит тихо, чтобы собеседник напрягал слух, стараясь ее расслышать, но Дилюк только поворачивает голову, качая под столом ступней в едином ритме с музыкой, льющейся из-под пальцев барда. Нет, все-таки девчонка выступает отвратительно; Розалина и так не слишком жалует бардов и давно горит желанием увидеть смерть одного из них. - Это вино - лучшее, что может предложить винокурня "Рассвет", - ровно отвечает Дилюк; Синьора лукаво щурится, откидываясь на спинку стула, и медленно закидывает ногу на ногу. Ее округлое колено виднеется в смелом разрезе юбки, носок туфельки практически касается сапога Рагнвиндра. - Вот как, - Розалина мягко поводит голыми плечами и, не отрывая взгляда от лица Дилюка, опрокидывает бокал; вино льется на пол, брызги летят на туфли агентов Фатуи, которые не пытаются отойти в сторону; на лицах свиты Синьоры - каменно-безразличные выражения, лишь глаза остро поблескивают в прорезях масок. Бармен, увидев, как женщина выплескивает вино прямо на пол, стискивает зубы и тот час же отворачивается, продолжая увлеченно протирать лакированную столешницу, бард срывается с ноты, всего на мгновение, но этого хватает, чтобы мелодия оборвалась, а под пальцами менестреля родилось мерзкое дребезжание, отзывающееся зудом в ушах. Мелочное злорадство вспыхивает в груди светлячком и тут же гаснет, рассыпаясь искрами, под бесстрастным взглядом Дилюка, на которого провокация Синьоры не производит никакого впечатления. Продолжая улыбаться, Розалина разжимает пальцы, и бокал летит на пол; звон бьющегося стекла вплетается в мелодию, вынуждает вздрогнуть бармена, а Синьору - предвкушающе податься вперед, но Дилюк, равнодушно посмотрев на осколки, щелкает пальцами, подзывая служанку. Розалина намеренно переставляет ногу так, чтобы стекло захрустело под ее каблуком. - Подадите госпоже чистый бокал, - негромко просит Рагнвиндр; он выглядит расслабленным, даже ленивым, как кот, пригревшийся на солнце, что немедленно приводит Синьору в ярость. Как он смеет быть таким холодным? Подобное равнодушие... просто возмутительно! Появление Розалины-Кручки Лоефальтер никого не оставляло безразличным, ее отметила и приблизила к себе сама Царица Снежной, Синьора могла за один вздох спалить дотла эту проклятую таверну, а Дилюк, этот жалкий винодел, держится с ней ледяным почтением, словно отбывая повинность, и... и все! Рагнвиндра не пугает сила и мощь Синьоры, ее высокое положение не внушало трепет, даже красота Розалины его будто не трогает. Да как он смеет?! - Если не хотите вина, могу предложить вам яблочный сидр, - произносит он, пока служанка в накрахмаленном переднике старательно вытирает пол; Синьора следит за девушкой из-под ресниц, стоя подошвой туфли на битом стекле, и крылья ее носа хищно трепещут, когда служанка робко просит: - Госпожа... позвольте... - О, разумеется, - Розалина с тихим смешком ведет носком туфли по полу, и битое стекло царапает паркет; усмешка внезапно пропадает, бледное, холеное лицо женщины выражает досаду, только взгляд остается колючим, полным едкой злобы и необъяснимой жажды отнюдь не по воде и не по вину: - Кажется, несколько капель попали мне на обувь? Не будешь ли ты так любезна вытереть мои туфли? Предвестнику Фатуи не полагается ходить в грязной обуви. - К-конечно, - бормочет девушка и тянется за чистой тряпицей, которую носит за поясом, однако Синьора повышает голос, от чего служанка втягивает голову в плечи. - Ты хочешь коснуться моих туфель какой-то тряпкой? - женщина кривит губы, презрительно щурясь, но тут же начинает говорить вкрадчиво и ласково, играя диким огоньком в глубине глаз. - Нет-нет, так никуда не годится. Розалина повелительно бьет каблуком по полу, бросая на Рагнвиндра коварный взгляд из-под ресниц. - Твой передник для этого подойдет гораздо лучше, - заявляет Синьора и грациозно вытягивает ногу, подставляя носок туфельки онемевшей, растерянной служанке. Дилюк мрачно сдвигает брови, и Розалина торжествующе усмехается: наконец-то ей удалось вывести Рагнвиндра из себя. Пожалуй, стоило потребовать, чтобы его служанка вытерла вино с ее туфель своим чепцом или подолом платья, чтобы еще сильнее унизить владельца винокурни; пусть знает свое место. Скоро всему Тейвату придется склониться перед мощью Снежной! Служанка прерывисто вздыхает; она медлит всего долю секунды, но этого оказывается достаточно, чтобы один из агентов Фатуи, молодой и светловолосый, порывисто шагнул вперед. - Госпожа, позвольте мне!.. - пылко просит он, выхватывая из кармана платок, но взгляд Синьоры, мимолетное движение ее губ, раздраженно поджавшихся, и отсветы огня под ресницами, вынуждают юношу отступить и пристыженно опустить голову. Розалина не сердится, подобная горячность ее веселит, только сейчас она совсем не уместна; гораздо приятнее женщине было, если бы сам Дилюк предложил ей свой платок, но Рагнвиндр продолжает греть стул своим задом, хотя явно мысленно давно указал Синьоре на выход. Не то, что из таверны, - из города. Улыбнувшись мужчине почти с нежностью, Розалина нетерпеливо покачивает ногой; служанка покорно снимает передник, белый, как горные вершины Снежной, и осторожно вытирает острый носок туфельки Синьоры, на котором нет и следа от винных брызг. - И подошву тоже, - распоряжается Розалина, - вдруг останутся липкие следы. Этого нельзя допустить, верно? - Разумеется, - сухо соглашается Дилюк и вздыхает шумно, на грани приличия, когда некоторые из агентов Фатуи начинают откровенно посмеиваться; пока служанка аккуратно вытирает ногу Синьоры, стройную, манерно приподнятую, женщина скользит пальцем по краю стола. - У вас не подают "огненную воду", мастер Дилюк? - невинно спрашивает она, и черты Рагнвиндра заостряются, напрягаясь; улыбка Розалины становится шире и пакостнее: шпионская сеть Фатуи работает великолепно, Предвестнице известно куда больше, чем Дилюк готов поделиться. - В Снежной ценятся такие крепкие напитки. Всего пара глотков согреет вас даже в самый холодный день. - К счастью, в Мондштадте достаточно тепло, - отвечает Рагнвиндр, - если вдруг почувствуете холод, воспользуйтесь теплой шалью или подбросьте дров в очаг. Как правило, это помогает прогнать холод. - А как на счет путешественников, идущих через Драконий хребет? - озорно осведомляется Синьора. - От его холодов шаль не спасет, и огонь на продуваемой всеми ветрами дороге не развести. - В Мондштадте немало других, более безопасных маршрутов, - Дилюк сцепляет пальцы под подбородком, упираясь локтями в столешницу, - а крепкий алкоголь - плохой помощник при переходе через горы. - Знаете на собственном опыте? - насмешливо подмечает Синьора и в мнимой стыдливости прикрывается ладонью. - Простите, мастер Дилюк, это просто шутка. Далеко не все могу выдержать нашу "огненную воду". Даже тем, кто владеет Пиро элементом, непросто выдержать настолько высокий градус. - Поэтому я не счел рациональным решение о поставках "огненной воды" в Мондштадт, - поясняет Рагнвиндр, не обращая внимания на глумливые усмешки агентов Фатуи; открыто насмехаться над первым виноделом королевства, приближенным магистра Ордо Фавониус и некоронованным королем Мондштадта они не посмеют, но атмосфера в таверне царит недобрая, воздух кажется густым, раскаленным, заряженным взрывоопасным газом; достаточно одной искры, чтобы прогремел взрыв, и Синьора ждет этой огненной бури, хочет, чтобы Дилюк перестал изображать из себя глыбу льда и открыто продемонстрировал ей всю мощь и глубину своих эмоций. Мужчинам не полагается сохранять хладнокровие, когда дело касается красивой женщины, а Розалина-Кручка Лоефальтер по праву считает себя одной из первых красавиц в Тейвате; соперничать с ней может разве что сама Царица, но эти мысли Синьора благоразумно держит при себе. Пожалуй, Крио Архонт - единственная, к кому Розалина питает уважение; если бы не она, у Предвестницы не вышло бы отомстить. Когда план Царицы воплотится, Синьора в отместку за преступное равнодушие Дилюка спалит до углей его драгоценную винокурню. Вместе со всеми работниками и прислугой. - А, может, вы просто испугались конкуренции? - медово улыбается Розалина. Рагнвиндр позволяет себе скупую улыбку. - Не могу себе позволить такую роскошь как страх, госпожа. - Неужели? - Синьора срывается на свистящее шипение, угрожающе подается вперед, едва не ложась грудью на стол; глубокий вырез на корсаже выглядит вызывающе, почти вульгарно, от глубокого вздоха грудь женщины грозит выскочить их лифа, а зрачки становятся похожи на пару угольков; бард, неловко ударив по струнам, перестает играть, Фатуи практически синхронно отступают на шаг, вызывая всплеск презрения у Розалины. Жалкие трусы; но им хотя бы хватает ума не бросать вызов самой Восьмой Предвестнице, а Дилюк, этот самодовольный, напыщенный дурень, наглый и самоуверенный, варивший свое мерзкое пойло и млеющий от того, что каждый папаша в Мондштадте мечтает пристроить к нему свою дочь, заставляет Синьору чувствовать себя пустым местом. Она и так отравлена собственной беспомощностью, тоской и отчаянием, невозможностью вернуть Рустана и вынужденным подчинением Царице, чтобы терпеть такое возмутительное отношение. Стол под ладонью Розалины начинает дымиться, дерево чернеет, обугливаясь, горько пахнет гарью; агенты Фатуи беспокойно переглядываются, бармен забивается в угол, совсем в стороне от барной стойки, а Дилюк продолжает сидеть за одним столом с Синьорой, держа спину прямо. Пока женщина наливается смертоносным жаром, будто пчелиное жало - ядом, Рагнвиндр смотрит на нее так, словно ей просто принесли куриный шашлычок вместо заказанной яичницы по-тейватски. - Осторожнее, госпожа, - тихо говорит Дилюк, - иначе я могу решить, что ваш приезд в город очень далек от дипломатической миссии. - В Бездну дипломатию, - хрипло выдыхает Розалина, морщась, словно от боли; ей и вправду больно. Синьора страдает все пятьсот лет без Рустана, а Рагнвиндр точно льется кипящим маслом на открытую рану, гноящуюся, никак не желающую заживать. Желанное облегчение ей принесет падение Анемо Архонта, но для начала пока хватит и Дилюка у ее ног; он - не Рустан, никогда им не станет и не сможет заменить, и все же Розалине отчего-то мучительно необходимо, чтобы он признал ее. Признал - кем? Самой красивой женщиной в Тейвате? Сильнейшей среди Предвестников? Рагнвиндр не нужен Розалине, скорее всего, ему придется умереть, ведь он так любит этот город, но он слишком много мнит о себе, чтобы Синьора с ее болезненной гордостью смогла закрыть на это глаза. Потребность сломать Дилюка, заставить склониться, признать ее силу, едва не душит Предвестницу, и за это она презирает сама себя. Какой-то мондштадский торгаш, еще и отметившийся службой в Ордо Фавониус... отвратительно! Пойло у него подают омерзительное, вино из одуванчиков ни в какое сравнение не идет с "огненной водой", и вообще... Почему Дилюк не женат? Неужели и вправду настолько любит свою винокурню? Грязные, неприличные мысли немного отвлекают, Синьора медленно выдыхает, остывая, и плутовски улыбается, внимательно оглядывая Рагнвиндра; ей хочется увидеть его с распущенными волосами. А ему - ее, покидающую Мондштадт. - Госпожа... - несмело зовет одна из агентов Фатуи, невысокая, рыжеволосая и худощавая. - Госпожа, вы, наверное, устали?.. День был долгий и насыщенный... - Если бы в этом заведении подавали "огненную воду", она бы меня взбодрила, - сетует Синьора, изображая печаль, словно не готовилась мгновение назад пронестись огненным смерчем по таверне, - но ты права, Саша. Мы довольно долго пользовались гостеприимством мастера Дилюка. Еще немного - и он устанет от нашего общества. - Что вы, госпожа, - галантно возражает владелец самой знаменитой винокурни в Тейвате; как будто и не было угроз и унижения ни в чем не повинной служанки. - Я был счастлив встретиться с вами. Это честь для меня. - Тогда не сомневайтесь, что я почту вас еще раз прежде, чем покинуть Мондштадт, - Розалина поднимается, жеманно одергивая подол платья; шнуровка корсажа кажется ужасно тугой, Дилюк, вставший вслед за женщиной, - возмутительно высоким; а было бы сладко смотреть на него сверху вниз. - Буду ждать, - Рагнвиндр склоняет голову и берет Синьору за церемонно протянутую руку; он едва касается губами тонких женских пальцев, не отрывая взгляда от лица Розалины. Предвестница вздрагивает ладонью от поцелуя Дилюка и почти с сожалением отнимает руку, но, проходя мимо хозяина таверны, будто бы случайно касается его волос, собранных в низкий хвост на затылке. Пальцы поддевают рыжие пряди, вьющиеся крупными кольцами, тут же Синьора опускает ладонь на спинку стула, словно опираясь в попытке удержать равновесие; агенты Фатуи окружают ее, сопровождая к выходу из таверны, Саша, верная, преданная и такая надоедливая Саша, старается оказаться поближе к Синьоре, которая зловредно усмехается, думая о следующей встрече с Дилюком. Она приедет прямиком на его винокурню, и Рагнвиндр не осмелится отказать Предвестнице в теплом приеме. Иначе - пожалеет.