Защитник государства

      Почти три сотни лет стоит над Черноводной Красный Замок и почти три сотни лет по Семи Королевствам идет молва об устрашающем Железном Троне, о бальных залах размером с добрый господский замок и, конечно же, о темницах. Многие очевидцы, чаще всего септоны, исповедовавшие узников, сравнивали их с владениями Неведомого. В особенности те, кто верил, что Семь Преисподних холодны, а в их центре, в замерзшем озере Эйеном, обманувших доверившихся терзают демоны из льда и снега.       Верхние ярусы темниц располагались практически на поверхности, достаточно высоко, чтобы солнечный свет проникал в пробитые у потолка узкие окна. Это были комнаты, предназначенные для знатных пленников, виновных, но не настолько, чтобы быть отправленными ниже. Примерным поведением, — чаще толстым кошельком оставшихся на свободе родичей, — узники даже могли рассчитывать на дополнительные одеяла, теплую одежду, а то и настоящие свечи.       В коридорах второго яруса уже не было окон. Единственным источником света были лампады, развешанные в коридорах. Они давали тусклый, мерцающий свет. Маленькая металлическая коробочка с отполированной задней стенкой и погруженным в конопляное масло фитилем. То, что тюремщики нередко воровали казенное масло, явно не делало положение заключенных лучше. Здесь было холодно, сыро, но, по крайней мере, узники могли видеть собственные пальцы — свет пробивался через решетчатые проемы в дверях.       Те, кому не повезло попасть еще ниже, были лишены и этой малости. Ни свечи, ни фонаря, ни лампады, ни факела, ни даже жалкой лучины или уголька. Массивные дубовые двери, настолько широкие и плотные, что тюремщик мог пройти мимо камеры держа в руках хоть два десятка фонарей, а узник бы этого и не заметил. Настоящие каменные мешки, вырубленные прямо в скале, на которой стоял замок. Холод, духота, сырость и тьма, отсутствие звуков и самого понятия времени сами по себе можно было назвать пыткой. В том случае, если узники продолжали упорствовать, их отправляли еще ниже.       Пыточные камеры. Эйрис Таргариен обыкновенно устраивал дознания в тронном зале, заставляя присутствовать весь двор, включая жену и младшего сына. Дознание обычно сводилось к тому, что его ручные пироманты пытали осужденного прямо перед Железным Троном. Начинали они раскаленным железом, а заканчивали, — неизменно, — диким огнем. К счастью, прошлые короли-Таргариены были несколько более предусмотрительны. Две крохотных каморки: одна, заполненная «инструментами», и вторая, в которой проводилось само дознание. Соль и дым не могли истребить душный тяжелый запах, казалось, въевшийся в сами стены.       «Хозяин» этих камер выглядел сообразно окружению — бледный, с редкими темными волосами. За глаза его называли «сир Репа», даже несмотря на то, что он никогда не имел рыцарского звания. Невысокий, но крепко сбитый, в чистом но вытертом черном балахоне, Говард Сэнсон уже второе десятилетие исправно трудился на благо короны. — Лорд Хортон, а… — он запнулся, увидев короля и мастера над шептунами. — Ваша милость, — он опустился на колено. — ваше высочество. А я-то думаю, отчего простого вора ко мне привели…       Он повернулся к мальчику, протиравшему большие железные щипцы тряпкой, которая остро пахла вином. — Сегодня я сам. Только подай пожалуйста флакон горькой соли. — Хорошо.       Мальчишка подошел к стеллажу и достал оттуда флакон с желто-серым порошком, после чего, поклонившись, выбежал в открытую дверь. — И часто он здесь? — спросил король у лорда Редфорта, ничуть не казавшегося удивленным увиденным. — Молодой Уолдер помогает отцу с инструментами, по мере возможностей. Полностью с моего ведома и разрешения, — ответил мастер над законами. Кроме того, Королевское Правосудие вправе сам назначать своих помощников, равно как и тюремщиков. — А то иной ведь и обычную жилу от воздушной не отличит, — добавил палач, ничуть не смущаясь тем, что говорит с королем. — Ну разве дело, когда палачом зовут человека, который горазд разве что топором махать, что дровосек? А пироманы эти таргариенские? Жарить человека что свиные ребра, так разве ж дело? Вот мой прадед Пейт цепь ковал, а стал палачом, имя получил, дед мой… — Корона высоко ценит ваш труд, мастер, но, я думаю, пора приступать, — прервал тираду мастер над шептунами. — Конечно-конечно, он уже готов. — палач провел их в соседнюю комнату. — По высшему разряду — он указал на железные цепи, которыми узник был прикован к слегка наклоненной деревянной столешнице. — Только вот что, ваша милость, вам стоило его сразу ко мне вести да в целости, — сказал палач, опуская на пол ведро с водой. — Проще работать, когда они здоровые, знаете ли. — Непременно учту, — процедил мастер над законами. — Ваше величество, я полагаю, на этом мои полномочия окончены. — Лорд Хортон явно был раздражен. Рыцарь до мозга костей, он считал пытки делом недостойным, о чем неоднократно высказывался. Кроме того, узники темниц и тюрем столицы находились в его ведении, так что присутствие мастера над шептунами он расценивал как вторжение в свою вотчину. — Да, лорд Редфорт, — сказал король. — После, поставите печать на протокол.       Мастер над законами вышел, прикрыв за собой дверь. Лорд Лионель достал из сумки свиток пергамента, две металлических гирьки, кусочек воска, перо и чернильницу. Мастер Сэнсон разложил на деревянной колоде протертые вином инструменты и высыпал содержимое флакона с солью в ведро. — Итак, ваше величество, какое признание вам требуется? — спросил палач.       Станнис посмотрел на человека перед ним. Абсолютно голый, с кляпом во рту, он лежал на столе, не имея возможности пошевелиться — руки и ноги были обмотаны тряпками и закованы в кандалы, даже голова была стянута парой кожаных ремней. Он был молод — всего на пару лет старше его племянника, на пару лет младше брата. Людеон, кажется, так его звали, хотя другие слуги звали его Людо. Уроженец Королевской Гавани, один из множества, темноволосый и кареглазый. Простое, прямое лицо, невольно напомнившее королю об одном из сыновей сира Давоса. Людеон рос без отца, мать умерла от чахотки два года назад. Четыре года он провел в Красном Замке, четыре года он находился в одних стенах с королевской семьей. Работал без нареканий, «не хуже и не лучше других». Сухие факты, простые цифры. — Участие в заговоре против наследника престола, — сказал, наконец, король.       Палач с невозмутимым видом кивнул и обмакнул розги в ведро.

***

      После подземелий, даже воздух Королевской Гавани казался чистым и свежим. Впрочем, Красный Замок находился достаточно высоко относительно города и его запахов, да и сам город за полтора десятка лет стал, пусть и ненамного, но чище. Перед королем и мастером над шептунами лежали несколько исписанных листов пергамента. На некоторых из них чернила еще отливали глянцем. — По существу, ничего нового допрос нам не дал, — подытожил король. — Место и состав преступления были известны еще до ареста. Остаются записки у башни Белого Меча. — В первом он признался. Связь с записками отрицал вплоть до методов второй категории. — А после, не смог сказать ничего дельного. Что всего лишь означает, что он хотел сохранить оставшиеся зубы, — заметил Станнис. — И как вы находите его оправдания? — Возможным, — признал Хейд. — Люди, получающие деньги подобным образом, крайне редко задают лишние вопросы. На самом деле, ваше величество, я вполне допускаю, что тот «бородатый рыцарь», о котором он говорил, действительно существовал. Я допускаю, что Людо действительно получал деньги именно от него. Более того, я готов поверить, что этот «таинственный рыцарь» действительно мог наплести ему сказку о «пламенной любви» к, кхм, вашей дочери.       Станнис раздраженно кивнул. Культ «прекрасной дамы» или «принцессы в башне» существовал в Вестеросе еще до Таргариенов. Рыцари посвящали себя служению той, кого провозглашали «воплощением Девы и ее добродетелей», а во имя этой безответной любви были готовы пойти как на любые подвиги, так и на любые унижения. Вестерос полнился историями о немыслимых обетах и невозможных подвигах, от обетов безбрачия, до неучастия в турнирах. — Этот рыцарь дал ему… тридцать оленей и обещал дать еще столько же через два месяца, — король указал на один из пергаментов. - И в то же время, со слов Людо, одет рыцарь был просто, имел при себе одного оруженосца. Из оружия — меч с печатью на ножнах и поясной нож. Да и встречались они на постоялом дворе. — За такие деньги, этот слуга вполне мог бы за год выкупить дом в Королевской Гавани и жить с него до конца своих дней, — согласился лорд Лионель. — Что же до рыцаря, вероятней всего, он сам был подставным лицом. Причем, ему доверяли, учитывая ту сумму, которой он распоряжался. — Вы установили наблюдение за постоялым двором? — В этом уже нет необходимости. С момента ареста прошло уже четыре дня, а покинуть Королевскую Гавань — дело одного вечера. Стража у Львиных Ворот опознала человека с схожими приметами как назвавшегося «Робертом Стоуном, межевым рыцарем из Долины». — Ложное имя и фамилия бастарда, — процедил Станнис. — За городскими стенами вы его уже не найдете. — Откровенно говоря, ваше величество, мы бы не нашли его и в городских стенах. — Избавьте меня от «откровенно говоря», лорд Хейд, — резко сказал король. — Есть то, что вы в состоянии сделать и то, чего вы сделать не в состоянии, и я не считаю необходимым требовать от вас невозможного. — Что же, тогда стоит перейти к записке, которую нашли у Башни Белого Меча? — предложил Хейд.       Записка представляла собой тоненький свиток пергамента, наподобие тех, что привязывали к лапкам воронов. На нем были записаны два ряда чисел. В верхнем их было десять: «5 1 6 8 12 3 7 11 10 4». В нижнем их было столько же: «7 16 8 3 7 10 14 4 12 5». Цифры были записаны короткими аккуратными черточками, с едва заметным наклоном вправо. — Этот шифр… Полагаю, в данном случае мы имеем дело с текстовым шифром. Либо каждое отдельное число обозначает букву, либо же их последовательность. — И что же это такое? — спросил Станнис, раздражаясь все больше. Дело поначалу представлялось простым: шифр и шпион, несомненно обладавший ключом к нему. А теперь оказывалось, что «шпион» оказался пустышкой, а зашифрованная записка, вероятней всего, не имела к нему отношения. — Отк… я не имел дел с подобным раньше. Насколько мне известно, есть несколько вариантов, но все они имеют в основе ключ: текст которой известен и отправителю, и получателю. Числа обозначают порядок букв, слогов или слов в тексте. Здесь числа записаны в строчку и тогда буквы или, возможно, слова, повторяются, как, например, обозначенные числами «7», «4» и «10». Но с тем же успехом можно предположить, что числа в первом ряду обозначают порядок слов, то числа нижнего ряда — порядок букв, из которых можно было бы составить текст послания. Или же наоборот. — Из-за того, что они расположены друг над другом? — уточнил король. — Именно. — И, как вы сказали, «ключом», может быть любой текст? — Совершенно любой. Текст молитвы, куплет песни, стих, отрывок притчи или даже личное письмо. Более того, в таком случае и смысл рядов наверняка будет другим — если речь идет о песне или стихах, то одним из них вероятней всего будет строка, а другим — буква, слог или слово. — То есть, до тех пор, пока у нас нет отправителя или адресата, этот шифр — просто набор цифр, — заключил Станнис. — Увы, ваше величество, но это так. До тех пор, пока мы не выясним кто мог оставить это письмо или же тот, кому оно могло предназначаться. Я даже не могу сказать, на каком языке было записано послание, не говоря о том, что означают цифры сами по себе. — И все же, у вас же должны быть какие-то соображения? — Есть конечно. И я уже говорил вам об этом. Записка может быть адресована только тому, кто постоянно находился в Красном Замке и чье присутствие вне его стен вызывало бы подозрения. Или же отправлена кем-то, кто не мог покинуть крепость по тем же причинам. Иначе весь этот замысел не имел смысла. Заговорщикам было бы намного проще встретиться за пределами замка, как это делал тот слуга. Кроме того, характер шифра предполагает, что им пользуются люди, в равной степени способные и к письму, и к счету. — Что весьма сужает круг поисков, — заметил король. — Вплоть до мейстера и рыцарей Королевской Гвардии, — согласился мастер над шептунами. — Как рыцари отреагировали на отправку в Хейфорд? — спросил Станнис. — Лорд Уэйнвуд предложил отправить Хорпа или Мертинса с принцессой. Более того, уже в Хейфорде, он пресекал любые разговоры среди белых плащей касательно ваших решений. — Вы думаете, он что-то знает? — Подозревает, наверняка. Ваш приказ был неожиданным. И в то же время, он уверен, что рыцарям из Штормовых Земель вы доверяете больше остальных. — Лорды, выступившие против моего брата у Летнего Замка, также были из Штормовых Земель, — ответил король. — А родичи Меррета Чарлтона сражались под знаменами Фреев. — И получили лордство, преклонив колено, — заметил мастер над шептунами. — Но, возвращаясь к вашему вопросу, ваше величество, нет, никто из гвардейцев, не вел себя подозрительно. И это в свою очередь заставляет меня задуматься о том, а не была ли эта записка попыткой отвода глаз? Ведь в первую очередь подозрение пало именно на тех, кто поклялся вас защищать. Но даже тогда, у нас остается несчастный, обманутый, продажный слуга. Которому поручили следить за принцессой. Я имею ввиду то, что это могли быть не Таргариены. В этот раз. Ведь ваша дочь, в первую очередь, ваш наследник.       Станнис прекрасно понимал, кого имел ввиду его мастер над шептунами. — Это крайне тяжелое обвинение, лорд Лионель. У вас есть прямые доказательства? — Нет, ваше величество. Но те новости, которые я получаю, не могут не настораживать. Лорд Ренли вызвал нового мейстера «в помощь» вашему, передал должность кастеляна какому-то межевому рыцарю, отправив сира Кортни обратно в Пергаменты. Кроме того, он крайне часто отлучается из Штормового Предела. — Он совершеннолетний лорд замка, переданного ему в полноценное и наследное владение. И имеет право поступать так, как ему угодно. Даже если зачастую действует как тринадцатилетний мальчишка. Прихоти и капризы моего брата не являются изменой.       Ему сложно было это признать, но им было вполне комфортно держаться подальше друг от друга, каждому в своей вотчине. Ренли был легкомысленным, но щедрым. Он с легкостью покорял сердца людей, не умениями или навыками, но парой удачно сказанных слов или удачно подобранных подарков. В Королевскую Гавань он явился не один, а со свитой из ленных рыцарей и младших сыновей некоторых штормовых лордов. Вместо того, чтобы жить в Красном Замке, юный лорд купил усадьбу близ холма Висеньи и вскоре город начал полнится рассказами о маскарадах и диковинных празднествах, проходивших там. Среди горожан Ренли Баратеон также оставил добрую память — так, во время праздников, посвященных новому году, от его имени на улицах раздавали медяки и мед. Несмотря на это, свои обязанности помощника десницы он выполнял в той мере, которую можно было бы назвать приемлемой.       Перед своими племянницами его брат представал «добрым родичем», у которого всегда мог найтись подарок, угощение или забавная история. «С ними ведет себя не как дядя, а как старший брат» — так ему сказала однажды его леди-жена. И никогда еще смысл этих слов не казался столь ироничным. Станнис не забыл, как в одном из писем Ренли обратился к его старшей дочери, как к «почти наследнице».       Его брат был легкомысленным. Слишком легкомысленным, чтобы составить заговор, или же, напротив, достаточно легкомысленным, чтобы принять участие в подобной крамоле? Он невольно подумал о Роберте: задавался ли тот схожим вопросом, когда Джон Аррен поднимал его именем восстание? Ждал ли он прямого повиновения или так же раздумывал над тем, чью сторону он, Станнис, примет? Даже после стольких лет, призрак Роберта не оставлял его. Призрак брата, чье место он занял и чью корону носил. Его племянник приходит в ярость от сравнений с ним, его брат стремится стать новым Робертом. Мастер над шептунами все так же выжидающе смотрел на короля. Наконец, Станнис сказал: — С ваших же слов, отправителем или получателем послания должен постоянно находится в Красном Замке. Мой брат не посещал столицу три года. Кроме возможного мотива, иных доказательств у вас нет. Я не желаю становиться очередным Эйрисом из-за беспочвенных обвинений. — Как будет угодно вашему величеству, — лорд Хейд покорно склонил голову. — Как вы планируете поступить с слугой? — Вне зависимости от того, какими мотивами он руководствовался, он совершил измену, — отчеканил Станнис. — Если он не смог послужить короне в Красном Замке, то пусть несет службу государству на Стене.

***

      Собрание Малого Совета было назначено на тот же день. Один за другим, лорды, входили в зал, каждый нес свитки, пергаменты и записи. Каждый понимал, что собрались они надолго.       Перед королем, прямо напротив двери, сидел Джулиан Сванн, лорд Каменного Шлема, вот уже пять лет носивший титул Десницы Короля. Крупнейший из феодалов Штормовых Земель, в особенности после того, как Коннингтоны потеряли титул лордов, его поддержка была крайне важна сначала для Роберта, а затем уже и для Станниса. Младший сын лорда Джулиана, Бейлон, удостоился чести надеть белое и охранять брата короля в Штормовом Пределе. Вскоре, после того, как прежний лорд-десница подал в отставку, лорд Сванн предложил короне свою кандидатуру. Часть штормовых лордов все еще оставалась недовольна тем, что решением Станниса они оказались подчинены не Штормовому Пределу, а напрямую короне, так что замена лорда Эстермонта на лорда из другого региона могла показаться им вызовом. Несмотря на свою осторожность, и стремление избежать конфликтов, лорд Сванн оказался вполне достойным десницей. Учтивый и обходительный, он давал крупным лордам Вестероса повод думать, будто новая династия обязывалась чтить их права и привилегии.       Справа от десницы сидел мастер над законами и лорд одноименного замка, Хортон Редфорт. Этот человек удостоился чести дважды заседать в Малом Совете. В первый раз, Редфорт был поставлен мастером над законами еще во время совета в Риверране. Во второй раз, мастером над законом он стал после того как его предшественника Станнис отправил на Стену. Редфорт был немолод еще во время войны, сейчас же это был старик, едва достававший королю до плеч. За старостью и кротким взглядом скрывался гордый и вспыльчивый человек, весьма щепетильный в вопросах чести и оценки собственной деятельности.       Джейсон Маллистер, сидевший справа от короля, напротив, был одним из двух членов Малого Совета, все эти годы служивших короне. Во время Восстания, он отличился и как воин, сразив нескольких знаменосцев Рейгара, и как командир, держа Сигард против объединенной атаки Ланнистеров и Грейджоев, и после, во время высадки королевской армии на Железные Острова. Несмотря на возраст и лорд Сигарда продолжал участвовать в турнирах и даже среди молодых рыцарей считался опасным противником. На Станниса же Маллистер производил впечатление человека, долгие годы лишенного возможности проявить себя. Сигард был богат, но не настолько, чтобы содержать крупный флот. Но теперь в распоряжении лорда Джейсона были средства всего королевства, и он, похоже, всерьез вознамерился превзойти любого из своих предшественников. Достаточно сказать, что под его руководством был выстроен новый королевский флот, сыгравший ключевую роль в разгроме Бейлона и его недолговечного королевства.       Место рядом с мастером над кораблями занял Перестан. Мейстер Красного Замка, казалось, ничуть не изменился за последний десяток лет. Серое одеяние, традиционное для людей его звания, среди складок которого виднелись звенья цепи. Такие же темно-серые волосы, коротко стриженная борода. Этот тихий человек был выдернут Конклавом из недр исторических изысканий исключительно в надежде на то, что тот не окажется столь же амбициозным, сколь его предшественник. За годы службы, он ни разу не давал повода усомниться в его верности или умениях. И все же… донесение о втором мейстере в Штормовом Пределе заставило его думать о Крессене. Всего несколько недель назад, Станнис видел старого мейстера в Штормовом Пределе. Его наставник постарел и ослабел, но не утратил ясности ума.       Мастер над шептунами, сидевший напротив мейстера, меньше всего сейчас походил на человека, еще несколько часов назад участвовавшего в допросе. Лионель Хейд, лорд одноименного замка-маяка на берегу Черноводной, когда-то носил фамилию Шторм и был не более чем присяжным мечом при дворе Эстермонтов. Тогда он занимался совершенно не рыцарским занятием: торговлей за Узким Морем. Бастард лорда Боллинга, ведшего свой род от Дюррандонов, был похож на короля и его брата, такой же темноволосый и синеглазый. За полтора десятка лет бывшему скупщику мирийских кружев, пришлось многому научиться. И пусть он казался бледной тенью всеведущего Вариса или всемогущего Бриндена Риверса, лишь один раз за годы службы он совершил по-настоящему серьезный просчет.       Отношение монарха к Тиреллам в целом и к лордам Простора в частности, никогда не было секретом. Год огромное войско лорда Хайгардена пировало под стенами Штормового Предела. Год в стенах древней твердыни, не склонившейся перед гневом богов, пировали голод и смерть. Тем странней было видеть просторца среди советников короля, людей, помогавших ему управлять державой. Этот молодой рыцарь, сидевший слева от десницы короля, был человеком крайне необычной судьбы. В Королевскую Гавань сир Джаред Рокстон прибыл не как советник или придворный, а как заложник. Его брат Колин Рокстон, лорд замка Звено, был одним из первых лордов Простора, преклонивших колено перед королем. В награду за верность брата, молодого рыцаря повысили в статусе — с заложника до придворного, и он поступил в распоряжение к мастеру над монетой, Виману Мандерли. И вполне успешно заменял его во время поездки последнего в Дорн. Так что выбор короля после отставки лорда Вимана был, пусть и неожиданным, но понятным. Станнис был тем, кто ставил компетентность выше личных взглядов. Впрочем, оказалось, это назначение имело куда большие последствия, чем просто хороший мастер над монетой. Лорды северо-западной части Простора, посчитав это назначение знаком милости, начали тяготеть к короне. Настолько, что Тиреллы посчитали необходимым выдать за сына лорда Рокстона одну из представительниц своего дома.       Еще одно место за столом пустовало. Лорд-командующий Королевской Гвардией, Алессандер Уэйнвуд находился в Хэйфорде. Официально, ему было приказано проверить состояние «королевских всадников». Исполнительный и честный рыцарь из Долины сменил на этом посту скончавшегося от ран Ричарда Дондарриона. Опытный воин и неустрашимый боец, Дондаррион до конца исполнил свой долг.       Таков был Малый Совет короля Станниса Баратеона, таковы были его советники. Первым слово взял мастер над законами: — В городе неспокойно. Комета, ваше величество, из-за нее люди волнуются. Одни говорят, будто это знак скорой зимы. Другие говорят, что Таргариены вернуться. Пока что до открытых выступлений не доходит, но начальник городской стражи посчитал нужным доложить мне о том, что подобного рода разговоры ведутся в том числе и в казармах Золотых Плащей. — Простолюдинам, да извинят меня эти добрые люди, охраняющие наш покой, увы, свойственны предрассудки, — заметил мейстер Перестан. — К сожалению, эти предрассудки уже оборачиваются дополнительными расходами для короны и ее подданных, — заметил десница. — Цены на шерсть и зерно уже начали расти. Еще немного, и за один бушель зерна на рынках города будут требовать серебряного оленя. — А приход зимы, к сожалению, уже свершившийся факт, — признал Перестан. — Из Цитадели сообщают, что дни становятся короче. Уже разосланы вороны. — Что соотносится с донесением, которое мы получили от мейстера Мэрона из Дорна, — негромко сказал король. — Прошу заметить, ваше величество, с донесением, отправленным в нарушение всякого протокола или согласования с Цитаделью Староместа! — обычно спокойный мейстер встал из-за стола. — Показания одной обсерватории никогда не могли… не могут считаться полноценным свидетельством. С тем же успехом мы могли бы обращаться к магии и ворожбе! — И все же это сообщение оказались верным, — сказал лорд-десница. — Милорд, вам известна причина задержки. Здоровье архимейстера Валгрейва… — Не должно было становиться причиной подобных происшествий, — ответил король, — Месяцы, — это слово камнем упало в Зале Малого Совета, — мы потеряли, пока ваш Конклав пытался решить, кто будет исполнять его обязанности чтобы вынести решение по поводу того, пришла зима или нет.       Великий мейстер бросил взгляд на мастера над шептунами. Двадцать один архимейстер — мейстер, считавшийся экспертом в своей области, — составляли Конклав — высший руководящий орган Цитадели. И они отвечали не только за объявление смены сезонов. Под их ответственностью находилось обучение сотен школяров, которым суждено было стать мейстерами. И Конклав, неподконтрольный ни Хайтауэрам, на чьей земле располагалась Цитадель, ни Тиррелам, верховным лордам Простора, ни даже короне, ревностно хранил свои тайны. Вне зависимости от того, шла ли речь об обсуждении новой теории, строительстве новой обсерватории или же здоровье одного из членов руководства ордена. — Мой король, но Цитадель, при всем желании, не может лишить Валгрейва звания, — сказал мейстер. — Даже Пицель, вернувшись в Старомест, оставался архимейстером. — «И прожил не более года». — прозвучала никем не высказанная фраза. Без Тайвина Ланнистера за спиной и места подле короля, бывший великий мейстер оказался никому не нужен. — Корона ни в коем случае не претендует на вмешательство в дела Цитадели, — сказал лорд-десница. — И уж тем более не пытается возложить ответственность за действия Конклава на вас, мейстер.       Если текущий десница и научился чему-то у предыдущего, так это сглаживать наиболее резкие высказывания своего короля. Разумеется, корона не могла вмешиваться в дела Цитадели. Ни Святая Вера, ни короли прошлого, ни Таргариены — даже самые жестокие и безумные из них, не смели выступать против ордена мейстеров. И на то были причины. В Вестеросе, где не каждый дворянин и не каждый служитель Церкви Семерых в полной мере владел грамотой, орден мейстеров был незаменим. Немногочисленные школы при крупных септах и септриях, в которых дозволялось обучаться мирянам, никогда бы не смогли сравниться с Цитаделью. — Я… прошу прощения, милорды, ваше величество, — Перестан сел. — Мне горько признавать, но наш орден действительно подвел Семь Королевств. — Это излишне, — Станнис поднял руку. — Сейчас нам стоит сосредоточиться на приближающейся зиме. Лорд Рокстон? — Я все еще жду окончательного ответа от лорда Арстана, ваше величество. Они согласны продать излишки с текущего урожая, но вопрос с следующим урожаем остается нерешенным. На данный момент, в городе шесть миллионов четыреста двадцать четыре тысячи семьсот два бушеля зерна короны. Еще девять миллионов триста восемьдесят тысяч четыреста бушелей, закреплены за различными торговцами, предназначены для перепродажи, а также, — он указал на один из пергаментов, лежащих на столе, — пятьсот тридцать семь тысяч триста бушелей находятся в церковных хранилищах. — Наших собственных запасов хватит чуть более чем на полгода, — заключил король. — В ближайшие месяцы мы ожидаем получить в общей сложности еще два миллиона бушелей зерна. Включая подати и урожай из Колосьев. Если мне удастся договориться с лордом Селми, то запасов зерна будет хватать на два года без какой-либо дополнительной поддержки во время зимы.       Земли дома Селми располагались между Дорнийскими Горами и рекой Зыбкой, к юго-западу от Эшфорда. Защищенный горами от ветров и штормов Узкого Моря, этот удел веками был житницей Штормовых Земель, превосходя изобилием Мыс Гнева и Дождливый Лес. В отличие от Простора, Запада или Трезубца бывшая вотчина штормовых королей никогда не славилась плодородием. Ферм и деревень хватало, чтобы кормить мелкие городки и мощные крепости, но в крупнейшем городе региона — Скорбящем Городке, не набралось бы и сотой части от числа жителей столицы. Во многом это было связано и с непростой историей этих земель: население куда чаще пережидало многочисленные войны за стенами твердынь своих лордов, чем в стенах городов. — Лорд Арстан не замедлит поднять цены, — проворчал лорд-десница. Владения Сваннов также располагались в Дорнийских Марках и в неурожайные годы им приходилось обращаться к соседям. — Я бы не был в этом так уверен, — сказал мастер над монетой. — Последние годы были благостны к нам. Зерна должно быть в избытке. — Лорду Арстану есть кому предложить свое зерно, — сказал мастер над шептунами. — Значительную часть от своего прошлого урожая они отправили в северную часть Дорна. Точных цифр я назвать не смогу, но считаю нужным подумать об альтернативе. — Лорд Шермер недавно писал мне о том, что лорд Тамблтона отказал ему в сделке. Я понимаю, ваше величество, что вы скорей отдали бы предпочтение дому из Штормовых Земель а не вассалам Тиреллов, но стоит принять во внимание то, что урожай Уайлдов пострадал от недавней бури. — Сначала дождитесь ответа от лорда Селми, — сказал Станнис.       Большая часть дня прошла в бесконечных подсчетах. Королевская Гавань была огромным городом. Зерно, соль, шерсть — и это еще далеко не весь перечень того, что было необходимо, чтобы пережить предстоящую зиму. Когда сугробы подступали к городским стенам а торговые пути могли быть перекрыты месяцами, лишний мешок зерна или ящик гвоздей мог стоить десятка таких же летом.       Солнце уже давно прошло зенит, когда перед Малым Советом остались лишь две коротких записки, доставленные воронами. — Лорд Эддард Старк пишет, что сир Джейме Ланнистер самовольно покинул Стену и отправился на юг, — прочитал мейстер. — Ему это передал лорд-командующий Мормонт.       Несколько мгновений собравшиеся молчали. Новость казалась невероятной. Старший сын Тайвина Ланнистера уже второй десяток лет находился на Стене и до сих пор о нем не было никаких известий. — Он сбежал? — осведомился, наконец, лорд Редфорт. — Как давно это произошло? — Седьмицу назад. Лорд Мормонт сообщает, что один из черных братьев сбежал. А Ланнистер отправился за ним. — Разве обычным дозорным позволяют покидать Стену? — спросил король. — Мне казалось, эта привилегия закреплена за вербовщиками. — В чрезвычайных случаях это допустимо, — признал мейстер. — Последний такой случай произошел в двести двадцать шестом году, когда лорд Масгуд повел войско дозорных к Длинному Озеру. — Я опасаюсь, — признал лорд-десница, — что это может быть второй Эйгор Риверс.       Один из «великих» бастардов Эйгона Недостойного, Жгучий Клинок был разбит и передан в руки Таргариенов Торвином Грейджоем. Эйрис Книжник, вопреки Кровавому Ворону, повелел отправить Риверса на Стену. В итоге, Эйгор был перехвачен на пути в Восточный Дозор, и, вернувшись в Тирош, продолжил пытаться возвести потомков Деймона на престол Семи Королевств до самой смерти. — Особенно если учесть, что права лорда Кивана на Западные Земли до сих пор оспариваются, — добавил Хейд. — Мне не кажется это столь существенным, — заметил Редфорт. — Тем более, что официально этот вопрос уже давно решен. Воля Тайвина Ланнистера, в которой он аннулировал права своей дочери на Утес, была признана как короной, так и вассалами дома Ланнистер, включая Браксов. Заявления леди Серсеи не имеют под собой никаких оснований. — Нельзя так просто взять, и покинуть Север, — сказал Маллистер. — Северяне выдают дезертиров, даже из числа своих. Если сир Джейме и сможет пробраться мимо острогов и деревень, и при этом не умереть от голода, ему все еще предстоит преодолеть болота Перешейка, Ров Кейлин или же стены Белой Гавани. — Все равно, отправьте ворона в Винтерфелл. — сказал король. — Сообщите, что мы знаем о побеге. — Еще что-то? — Из Штормового Предела, ваше величество, — мейстер пробежался глазами по записке, — У вашего брата родился сын. Здоровый мальчик девяти фунтов весом, голубоглазый и черноволосый. Назвали Эдриком.       Мастер над шептунами пристально посмотрел на короля. — Будет ли какой-то ответ, мой король? — спросил мейстер Перестан. — Да. Передайте моему брату наилучшие пожелания. Лорд Джулиан, распорядитесь подобрать подходящий подарок для лорда Ренли. — Да, конечно. Позвольте мне поздравить вас, ваше величество. — Поздравления можете отправить моему брату, — сказал Станнис. — Вы свободны, милорды.

***

      Его леди-жена была в богороще, вместе с дочерью и племянницей. Если бы не волосы, то едва ли кто-нибудь мог предположить, что эти две девочки — кузины. Худенькая Лаена, с бело-бледной кожей, и маленькая, смуглая Кассандра, которая, усердно, выстраивала из деревянных кубиков какие-то замысловатые фигуры. — А теперь что это? — спросила она, завершив свою "стройку".       Ее кузина, стоя на корточках, осторожно провела пальцами по одной из деревянных башенок, затем по другой. — Высокие. Это Близнецы? — Верно! — воскликнула Кассандра, хлопая в ладоши. Она переставила кубики. — А теперь?       У замка было четыре кривых башенки разной высоты. Лаена дотронулась до одной из них и та съехала в сторону. — Кажется, одна упала. — Сейчас поправлю, — ответила принцесса, и поставила кубики обратно. — Хм-м, — ее кузина обвела контур игрушечного замка, — это… Утес Кастерли? — Нет! — Может Риверран? — Нет. Это же Харренхолл! — Но, принцесса, у Харренхолла должно быть пять башен. — Как? — девочка чуть не подпрыгнула от удивления. — Нора же рассказывала, Королевский Костер, где сгорел Харрен с сыновьями, башня Призраков, в которой никто никогда не жил, башня Страха, в которой умер Мейгор Тауэрс, и башня Плача, про которую говорят будто в ней можно услышать крики Харрена Черного… хотя это не так, они ведь были в Королевском Костре… — Кажется, ты забыла о Вдовей, в которой жила леди Рейна Таргариен, вдова Мейгора Жестокого, — мягко поправила ее королева. — Ой! Ну конечно, прости. Прости меня, пожалуйста.       Три года назад девочка начала жаловаться на то, что ее правый глаз стал видеть хуже. Мейстер порекомендовал ей отдых в темной, прохладной комнате, но это не помогло. Не помогли ни компрессы, ни молитвы, ни лечебные кристаллы. Никто не мог понять причины — не было ни лопнувших сосудов, ни пелены, которая могла бы застилать глаз. Два месяца спустя, мейстер признал, что ее зрачок едва реагировал на пламя зажжённой свечи. И в тот же момент та же неизвестная болезнь поразила ее левый глаз. И вновь, все повторилось. За неполных четыре месяца, незаконнорожденная дочь Роберта Баратеона стала практически слепой. Она еще могла различать свет и темноту, могла угадывать неясные очертания, но в остальном, мир, целый мир форм и цветов, красок и оттенков, был для нее потерян.       Сорок дней племянница короля провела затворницей в одной из комнат Кухонного Замка. Это могло показаться жестоким или несправедливым, но никто не мог ручаться за то, что чудовищная болезнь, поразившая тринадцатилетнюю Лаену не была заразной. Говорили о порче, ворожбе, даже о проклятии детей Элии, пока ее сводные сестры и брат безуспешно осаждали мейстера. Увы, но всех знаний и опыта Цитадели хватило лишь на граненый кусок хрусталя в металлической оправе. Да, он помогал видеть вещи четче и ближе, но лишь тем, кто мог увидеть хоть что-то. Тем не менее, Лаена носила его на шее, скорей как талисман, чем инструмент. — Отец! — Кассандра вскочила на ноги, после чего помогла подняться кузине. — Я показывала Лаене замки Вестероса. — Хорошо, — сдержанно сказал Станнис. — Что это? — Королева указала на пергамент, который он держал в руке. — Что-то с Норой?       Станнис покачал головой. — Элеонора вернется завтра утром. Это пришло из Штормового Предела.       Король и королева вышли на открытое солнцу место. Позади, младшая принцесса выстраивала что-то похожее то ли на Орлиное Гнездо, то ли на маяк Хайтауэров. Королеве хватило нескольких мгновений, чтобы пробежаться по тексту записки, — ровные, округлые буквы мейстера Юрна сильно отличались от мелкого, убористого почерка Крессена. Она с силой сжала пергамент. — Почему Эдрик? — голос его леди-жены дрожал. — Боги, почему именно Эдрик?       «Богам не дела до нас», хотел сказать Станнис. Он хотел сказать, что за последние годы в Семи Королевствах могли появиться сотни, если не тысячи Эдриков. Что ни Ренли, ни его жена никак не могли знать об том, как, много лет назад они собирались назвать своего первенца. Что рождение этого ребенка никак не повлияет на его решение по поводу старшей дочери. Хотел. И не мог.       На мгновение, им овладело то, чувство, которое он испытал, когда его леди-жена, мать его детей, бледная и изможденная, смотрела на него невидящим взглядом. Когда маленький мальчик звал старшего брата, который уже никогда не вернется. Когда огромный корабль, казавшийся с высоты парапета крохотной скорлупкой, несся прямо на скалы. Чувство беспомощности.       Королева вновь вздрогнула, но на этот раз оттого, что в нее влетела дочь. Маленькая Кассандра крепко прижалась к матери. Та, слабо улыбнувшись, провела рукой по черным волосам младшей из принцесс. Оторвав взгляд от матери, девочка посмотрела на отца, словно приглашая присоединиться к ним.