Правильный выбор

— Когда Морозов позвонил мне первый раз и начал жалеть меня несчастного, вынужденного сидеть взаперти в США и при этом расписывать, как всё может быть легко и красиво, если сменить Америку на Европу, я его проигнорировал. Второй раз уже прозвучало конкретное предложение: сменить Дишу на Аню. Я его послал. Далеко. Потом позвонила сама Аннабель. И несмотря на то, что она девочка, я её тоже послал. Потом объявился снова Морозов — И ты его снова послал? — Этери немного даже развеселилась от этого рассказа. — Нет, в тот раз послал уже он меня. — Ну вот, нормальная ситуация. Нафакали друг другу и разошлись. Глеб, если бы ты знал, сколько у нас в фк все друг друга посылают, а потом в дёсна лобызаются! Я поняла тебя, какой ты совет от меня хотел. Как вести себя с Колей? Слать дальше и дальше с каждым разом. И делать вид, что ничего не произошло. — Нет, проблема не в этом. — молодой человек по-прежнему чем-то грузился. — Проблема в другом. Николай мне пригрозил, что я ещё к нему приползу на коленях и сам буду просить встать в пару с Аннабель. — И? Этери решила его не перебивать. Видно, что ещё не всё сказал. — Они взялись за Дишу. И Глеб посмотрел Этери прямо в душу. Душа дрогнула. Голос тоже. — В каком смысле «взялись за Дишу»? — Они обрабатывают уже её. Аннабель звонит ей, записала Диану в лучшие подруги. Жалуется: на ситуацию, на мальчиков-катательных, на всех. И тоненькой такой змеёй внушает ей, что у нас всё плохо. Она настраивает её против меня. Я сегодня лично слышал их разговор. А сколько таких их разговоров я не слышал? А ведь она с ней на трубке висит ежедневно. — И что, ей Диша верит? — недоумевала Этери. — Так она вроде и реальные вещи говорит, но выходит так, что я деспот, абьюзер, чуть ли не садист. Вы же понимаете, перекручивая факты, как того хочется Аннабель, Дише можно внушить всё, что угодно. Я теперь понимаю, что имел в виду Морозов. У него не получилось нас разбить с моей стороны, они зашли со стороны Дианы. Результат будет тот же: пара разваливается, я к ним прибегаю поджав хвост. Это как они видят. И я так понимаю, что для них это обыденное дело. Они ведь развалили пару Дэвида с Лизой. — Ну допустим, не они. Дэвид сам ушёл оттуда. За длинным рублём. Вернее долларом. — Да, я знаю, Николай ему платил. — Кто Колька? — засмеялась Этери, — тот кроме своих яиц… ой, прости Глеб. — Этери старалась соблюдать приличия внутри семьи. — Тот кроме себя-любимого ничего этому миру предложить не может. Хоть и старался всю жизнь присосаться к богатым — то к Дуаренам, то к Даванковым. Но отовсюду был пнут под задницу, как шелудивый пёс. Поэтому за Аньку платит не папа, а мама. Богатейшее французское семейство Дуаренов на внучку денег не жалеет. Как и на дочку. Тем более, что деньги эти старые, политические и не их. Платить собирались националисты, давние соратники Дуаренов, Ле-Пены, позорно продувшие выборы в апреле. И для восстановления реноме на внутренней арене им был очень нужен несчастный мальчик Дэвид, чьих родственников беззастенчиво отминусовали в Харькове свои же сограждане. Это была бы кардинально новая история для Европы, непохожая на ту риторику, которая сейчас заполонила мир. Мальчик Дэвид стал бы тем самым мальчиком в трусиках, которого не успели распять, так как героические партийцы из Национального Фронта Франции его спасли. И не просто спасли, а поставили на коньки и теперь он катается во славу своих спасителей. Вот такая нас ждала принципиально новая сказочка. Марин Ле-Пен приходится отрабатывать те деньги, которые она возила из Москвы годами, сидя на подсосе. — Так получается, он ушёл от Морозовых не из-за того, что отказался набрасывать на Россию, а наоборот… — Кто его знает. Кто его знает. Одно дело тихо себе кататься и не вникать в политику, а другое дело выступить открыто. Да ещё и бабушку свою в этот цирк втянуть. Глянула на него Этери с прищуром. Эта индифферентная, даже ироничная реакция Этери на всё рассказанное ним, его просто выбешивала! Речь идет о спортивной жизни их пары, её дочери, конец-концом, а она тут шутит и глазки строит! И Глеб взорвался. Вся его нордическая сдержанность уплывала в ночь вместе с тьмой — врезкой линии неба, переходящей горизонтом в океан. — Этери Георгиевна!!! Помогите нам!!!!! Он не остановится ни перед чем. Это страшные люди. Тем более, если за ними стоит политика — это мясорубка, для которой мы тьфу. Перемелют — и выплюнут. Я уже вижу, что будут подставы и провокации. Им ничего не стоит подставить меня, чтобы скомпрометировать перед вами. Они могут смонтировать наш разговор, где я соглашаюсь с ними сотрудничать и оскорбляю Диану. Например. Я узнавал, сейчас есть такие технологии. Могут сделать какой-то фотошоп, я не знаю… Я в отчаянии, правда. И пытаюсь сейчас быть на шаг вперед от них. Они думают, что гордость и юношеский максимализм не позволят мне пойти к вам на поклон. Они думают, что я буду с ними пытаться бороться в одиночку. А пока я буду искать выход, они меня подставят перед вами и уже не я уйду из пары, а меня уйдут. Я это понимаю. Но я ничего не могу сделать. Помогите! Помогите нам, пожалуйста… Я не хочу, чтоб они разбили нашу пару!!! Растрёпанный, возбуждённый, он метался по номеру, как по клетке. Большой белый лев, который пытается защитить свой прайд. Пусть всего из двух человек — он и Диана. Но они уже стая, они уже семья. И он главный. Этери, на контрасте с ним, плавными движениями, вытянула руки, размяла суставы изящных кистей. И только откинутая назад голова в длинном вдохе, знающим Тутберидзе людям, дала бы понять, что как раз, она относится ко всему сказанному серьёзно. Очень серьезно. И длинными пальцами накручивая локон, словно направляя верным вектором, повела длинную мысль. — Понимаешь, всё то, что ты мне рассказал, это, конечно, складно получается. Но где гарантия, что было именно так, как рассказываешь, а не по-другому? А если всё было вот так? Ты с Морозовыми уже договорился за нашей спиной, но понял, что тебя аки Дэвида поюзают и выбросят и пошёл на попятную. А товарищи Морозовы пригрозили, что все ваши переговоры обнародуют. И вот теперь ты крутишься, придумываешь, как оправдать запись разговора, ищешь выход, чтобы не вылететь ещё и отсюда. — Вы что, мне не верите? Отчаяние плескалось в глубоком светлом взгляде. Такого от Этери он точно не ожидал.