***
Когда Китти дочитала «Удольфские тайны», то едва дождалась окончания завтрака, чтобы, невзирая на накрапывающий дождик, побежать в Лукас Лодж. Там они с Марией за чашкой чая превосходно провели время: почти три часа горячо обсуждая все ужасы, что выпали на долю Эмилии, но главное — счастливый финал, который увенчала пышная свадьба героини с её возлюбленным. И уютный, но обыденный Лукас Лодж растворялся, сменяясь зловещими старинными замками, в которых обитали смелые, благородные мужчины, невинные, прекрасные девы и, разумеется, коварные злодеи. Никогда прежде Китти не погружалась столь глубоко в вымышленные миры и грёзы. Это удивительное ощущение полностью захватило её. Прежде подавленная настырной Лидией она во всем следовала интересам младшей сестры, в которые ни коим образом не входило чтение книг. И вот теперь её воображение словно пробуждалось от глубокого сна. Возможно, если бы вокруг Китти находились приятные молодые люди, а досуг занимали балы, то даже готические тайны миссис Радклиф не смогли бы отвлечь её от этих дивных развлечений. Но в Лонгборне царила сонная скука, Меритон опустел, а редкие гости тётушки Филипс одним своим унылым видом навевали тоску. И Китти залпом прочитала ещё один роман миссис Радклиф, а потом — ещё один, написанный уже другой леди, но не менее захватывающий. Так и бродила она по дому, погруженная в прекрасные миры, которые столь сильно отличались от блёклой будничности ее существования. Дамы в этих мирах всегда были несказанно красивы, носили роскошные платья и то и дело падали в обморок. Джентльмены обладали всеми возможными на свете достоинствами или, на худой конец — прекрасными чёрными, как ночное небо, глазами. За это время Китти очень сдружилась с Марией. Они называли друг друга по именам, гуляли только под руку и частенько, закрывшись в комнате, читали вслух очередной роман. Одна беда — скромные литературные запасы Марии закончились куда быстрее, чем дождливая осень. К несчастью, библиотека мистера Беннета ничем не могла им помочь — стоило отцу собирать такую гору книг, в которой, однако, самого главного-то и не оказалось! Китти написала тётушке в Лондон в надежде, что та пришлёт пару новых романов. Но пока письмо путешествовало по Англии, нашим барышням не оставалось ничего иного, как переделывать свои шляпки, да представлять, что было бы, если бы какой-нибудь таинственный граф Клермонт посетил их провинцию. — И у него имелся бы замок где-нибудь на севере, — мечтательно вздыхала Мария, усердно работая иглой. — Лучше пусть он будет офицером, героем войны! Например, молодым полковником или генералом, — возражала Китти, украшая шляпку лентами. — Генералы молодыми не бывают, — рассудительно отвечала Мария. — А он совершил что-то героическое, вот и получил это звание! — не отступала Китти. — Но граф… Из гостиной донеслось заунывное пение. — Опять Мэри воет! — раздраженно пробормотала Китти. — Сил больше нет слушать эти кошачьи вопли. Мария тихонько хихикнула, а потом сказала: — Я слышала, что Джорджиана Дарси прекрасно поёт и играет. Ах, Китти, ты подружишься с нею и забудешь меня. — Никогда! Я буду тебе писать, милая моя! И потом мисс Дарси такая гордая — я даже немного боюсь. Мне и говорить с нею не о чем, — Китти нежно сжала руку подруги. — О, у меня есть прекрасная идея: я привезу в подарок Лиззи экземпляр этого нового чудесного романа «Лорелия». Если она его не читала, какое упущение! — Ты уверена? — задумчиво спросила Мария. — Говорят, у мистера Дарси богатая библиотека, вряд ли у него не найдется этой книги. — Ах, дорогая! У мужчин совершенно отсутствует вкус в некоторых вопросах. Мой папа тоже гордится своей библиотекой, а между тем там даже нет произведений миссис Радклиф. Так что и на мистера Дарси полагаться нельзя. В гостиной Мэри особенно пронзительно взяла высокую ноту. Китти встала, плотнее закрыла дверь комнаты, а потом вернулась обратно в кресло. — Ты увидишь самый настоящий замок, — Мария накрутила на палец свой рыжеватый локон. — Ты такая счастливая — просто настоящая героиня романа! — Маменька обещала мне новый голубой муслин на платье и даже кружево к нему. Заказ уже отправили в Лондон. Так что, надеюсь, я и выглядеть буду, как героиня романа, — не без самодовольства ответила Китти. Несмотря на то, что она побаивалась надменного мистера Дарси, надежда на пышные балы в Пемберли неугасимо пылала в её сердце. — И всё-таки мне жаль, что Лорелия не ответила на чувства графа, он так страдал, — вздохнула Китти. — Он же такой мрачный и саркастичный! Нет, я рада, что она вышла замуж за своего кузена Эдварда — блондины очень милы, — с неожиданными для такой застенчивой девушки решимостью и откровенностью возразила Мария. — Но граф — он прекрасен! Когда он упал перед нею на колени в той ужасной черной комнате, разве у тебя сердце не заколотилось?! — возмутилась Китти и даже вскочила на ноги, от чего рукоделье соскользнуло на пол. — Заколотилось, — кивнула Мария, — но, скорее, от ужаса, чем от восторга. Я бы в этой жуткой комнате просто умерла от страха. — По крайней мере, Лорелия не выбрала пастора Крофорда. Да и кому вообще может понравиться этот занудный священник? — Он добродетельный человек. Думаю, он противопоставляется графу, чья репутация довольно сомнительна, — второй раз за этот разговор Мария неожиданно проявила незаметные в ней прежде качества: на этот раз — проницательность. И тут можно отметить, что, вероятно, чтение романов всё же не столь бесполезно, как полагают некоторые члены нашего почтенного общества. А Мэри наконец-то закончила на сегодня свои ежедневные занятия музыкой, чем принесла немалое облегчение всем находящимся в доме.***
«Лорелия вскрикнула, увидев высокую и мрачную фигуру графа. — Ах милорд! — воскликнула она. — Вам нельзя находиться в моей комнате! Как вы попали сюда, в башню? Вы погубите мою репутацию! Лорелия была младшей и самой красивой из всех дочерей знатного, но обедневшего семейства. Ей не позволялось выезжать в свет, пока старшие сестры не выйдут замуж — они же всё выбирали и выбирали из немногочисленных женихов, пока бедная Лорелия сидела запертой в высокой башне. — Я забрался по веревочной лестнице, — завораживающим голосом прошептал граф, подходя к ней очень близко. — Вы могли разбиться! — Лорелия побледнела. — Зачем? — Ничто меня не остановит, любовь моя! — вскричал граф. — Позвольте мне броситься к вашим ногам!» Китти дописала эти строчки и отложила перо. Её ладони были все в чернилах — так не пачкала руки даже Мэри в своем упорном стремлении к самосовершенствованию. Но сейчас мисс Кэтрин Беннет не думала об подобной ерунде, а, улыбаясь, перечитывала написанное. — Да, такой финал куда лучше, — тихонько прошептала она и укутала шалью озябшие плечи. Сердце быстро стучало, разгоняя по телу приятное тепло. Теперь оставалось только наведаться завтра утром в библиотеку и посмотреть, как пишутся некоторые сложные слова. Китти задула свечу и улеглась в постель.***
Однако на следующий день Китти пришлось вступить в самую настоящую битву с Мэри за столь необходимый в литературных трудах словарь. Если бы мистер Беннет увидел в эту минуту двух своих дочерей (которых прежде почитал невежественными пустышками), то он бы резко изменил о них свое мнение… или не изменил. Ибо Мэри словарь был необходим для очередной весьма скучной записи в дневнике, о творческом же порыве Китти мы и вовсе умолчим, дабы излишне не смущать умы юных девиц. Итогом сей борьбы стало решение Мэри прочесть тот роман, который так взволновал её сестру — конечно, исключительно с целью составления собственного критического мнения, ибо мисс Мэри, будучи весьма рассудительной барышней, предпочитала всем на свете романам проповеди. А через два дня перо, направляемое девичьей рукою, уже летало над пергаментом: «— Только столь благонравная и разумная девушка, как вы, может составить счастье особы духовного звания, — с нежной любезностью произнес пастор Крофорд. Сердце Лорелии затрепетало, но она лишь с должным достоинством и скромностью ответила согласием. Этот союз двух людей безупречного воспитания и поведения служил самым лучшим примером не только для паствы преподобного Крофорда, но и для любого общества, в котором появлялась молодая чета». — Крофорд?! Мэри, да не лишилась ли ты рассудка?! — в ужасе воскликнула Китти. — Отдать Лорелию этому зануде! Погода за окном была настолько кошмарна, что мистер Беннет всерьез опасался за предстоящее путешествие в Дербишир. А томящиеся в Лонгборне сестры и сами не поняли, в какой момент поделились друг с другом плодами своего вдохновения. И теперь, сидя у камина и обменявшись листами, они читали самое сокровенное. — И кстати, у тебя и Лорелия какая-то странная… что-то с ней не то, — Китти была неопытным читателем, но резко изменившаяся героиня её насторожила, — она скучная и всё время произносит длинные монологи о морали. Мэри, стараниями которой Лорелия обрела изрядную долю благоразумия, притом начисто утратив весёлость и обаяние, ответила неожиданно язвительно: — О, ты знаешь слово «монолог» и слово «мораль», а по написанной тобою истории этого не скажешь! — Зато у меня там есть чувства! Настоящая любовь! А у тебя молодожены ведут себя так, словно им все семьдесят. — А твой рассказ — безнравственный! — А твой — унылый! Мэри и Китти вскочили и уже кричали друг на друга так, что в комнату заглянула обеспокоенная Хилл, и им пришлось поспешно умолкнуть.***
Первое Рождество, которое миссис Элизабет Дарси встретила, будучи хозяйкой Пемберли, стало на редкость счастливым. Вокруг находились дорогие ей люди: муж, отец, тётя и дядя Гардинеры, а также две сестры: Джорджиана и Китти, по которой Лиззи успела соскучиться больше, чем предполагала. Мама и Мэри, оставшиеся в Лонгборне, передавали наилучшие пожелания. Не хватало только любимой Джейн, но та в своем последнем письме ненавязчиво упоминала, что Бингли как раз сейчас подыскивает для них имение неподалеку от Дербишира. И Лиззи смеялась, болтала, угощала гостей и всячески старалась, чтобы праздник получился семейным и тёплым. Домоправительница миссис Рейнолдс хлопотала с не меньшим воодушевлением и была весьма довольна, что Пемберли наконец-то по-настоящему ожил. Фицуильям Дарси, замкнутый по своей натуре, обычно не слишком жаловал гостей, но общество тестя и Гардинеров доставляло ему искреннее удовольствие. И Лиззи это весьма радовало. За полгода супружества она успела лучше понять мужа. Фицуильям не умел и не слишком стремился сходиться с людьми, за редким исключением. Обладая резким умом и проницательностью, он мгновенно замечал в окружающих недостатки, но, в отличие от Элизабет, не умел посмеяться над ними. Высшее общество казалось ему фальшивым и тщеславным, низшее — вульгарным и безалаберным. Отец и мать Лиззи хоть и имели весьма несхожие между собой характеры, смотрели на все, происходящее вокруг, очень (порою даже чересчур) легко и передали это качество своим дочерям. Вероятно, родители Дарси были куда более суровы и щепетильны. Во всяком случае, в характере Джорджианы, так же, как и у ее брата, присутствовали замкнутость и отстраненная сдержанность. Но насколько Дарси настороженно относились к чужим, настолько нежно и крепко любили своих близких. Время от времени Лиззи испытывала смешанные чувства. С одной стороны, она искренне жалела, что за внешней холодностью окружающие не видят благородства и доброты Фицуильяма. Но с другой… мистер Дарси и без того был умен, красив, знатен и богат — и вокруг него вечно кружились какие-нибудь дамы, которых если и могло что-нибудь остановить, то только его равнодушие и надменность. А Лиззи оказалась весьма ревнивой особой. Судьба иногда столь прихотлива, что порою в браке даже недостатки супруга превращаются в достоинства; впрочем — как и наоборот. Китти с очень гордым и даже заговорщическим видом преподнесла сестре роман «Лорелия», назвав его «совершенно восхитительной книгой». И Лиззи немало посмеялась, читая про некую невероятно романтическую героиню, которая умудрилась в свои шестнадцать лет пережить столько страстей и ужасов, что хватило бы на десяток подобных девиц. С другой стороны, Элизабет порадовалась, что Китти способна так увлеченно думать о чем-то, помимо флирта и офицеров. Пока мистер и миссис Дарси развлекали старших гостей, на долю Джорджианы выпала сама Китти. Мало кто знал, что сие было вполне осознанным решением. Фицуильям, хоть и хотел уберечь сестру от искушений общества, но понимал, что ей пора выходить в свет, где её чрезмерная застенчивость могла помешать успешному дебюту. Конечно, не отличающаяся умом, необразованная и не очень воспитанная Китти Беннет вряд ли стала бы столь уж хорошей подругой для мисс Дарси. Однако, как сказала без обиняков Лиззи, когда осталась с мужем наедине: «Безусловно, моя Китти — глупышка, но зато она добродушна и не имеет корыстных стремлений. И потом она очень повзрослела за прошедшие месяцы». Эти слова окончательно всё решили. Так что теперь Джорджиана, сгорая от смущения, пыталась занять беседой Китти, которая в свою очередь тоже чувствовала себя крайне неловко. — Надеюсь, вы ни в чем не нуждаетесь в Пемберли, мисс Беннет? — О нет, спасибо. И девушки принимались преувеличено заинтересовано разглядывать камин. — У вас очень милый дом, мисс Дарси, — после долго молчания добавила Китти. Она испытывала сильную робость перед сидящей рядом с ней знатной особой, которая, к тому же, казалась ей совершенно неприступной. Роскошь Пемберли поразила Китти, и теперь рассказы Марии Лукас о великолепном Розингс Парке уже не выглядели преувеличением. — Вы так любезны, благодарю, — улыбнулась Джорджиана, и в маленькой гостиной вновь повисла тишина. — А вы читали романы миссис Радклиф? — наконец решилась спросить Китти. — Я только слышала о них. А они действительно так хороши? — О да! Они невероятны! — Тогда я попрошу брата привезти их мне. И мисс Дарси уже хотела рассказать о её любимых книгах, но Китти, воодушевленная тем, что сумела произвести впечатление своей начитанностью даже на такую умную и знатную барышню, радостно воскликнула: — Как жаль, что я не взяла их с собой! Но мне пришлось выбирать между книжками и новыми шляпами. А папенька никак не желал брать в дорогу больше двух сундуков. Но у меня есть «Лорелия» — мой любимый роман! Мисс Дарси прежде не имела возможности познакомиться с этим великолепным творением, зато теперь по прочтении столь бурные страсти и тайны удивили и восхитили её. Прежде брат выбирал для неё, безусловно, очень хорошие, но серьезные книги, ориентируясь на свой взыскательный вкус. И хотя Джорджиана Дарси была куда талантливее и образованнее сверстниц, но в мир лихих приключений и неистовой романтики она окунулась с не меньшим пылом. И вновь столь порицаемые почтенным обществом романы способствовали зарождению дружеской близости. Так что через несколько дней мистер Дарси с изумлением наблюдал, как его скромная сестренка о чем-то шепчется и хохочет с Кэтрин Беннет — так свободно она не вела себя даже с Лиззи, которую действительно нежно любила. Сама Элизабет только засмеялась и тихо сказала ему: — Они совсем молоденькие девочки, Фицуильям. И порою, возможно, лучше понимают друг друга, чем мы их. И он улыбнулся ей в ответ.***
Вот почему, когда мистер Дарси зашёл в библиотеку и увидел на столе неосторожно забытый Джорджианой роман, то решил полистать книгу, что так увлекла сестру в последние дни. «Лорелия» произвела на Фицуильяма незабываемое впечатление! Его возмущение было не описать словами: не имея права отчитать Китти, он устроил довольно неприятный разговор Джорджиане. И бедняжка вышла из библиотеки такой грустной, что, увидев её лицо, Лиззи поспешила к мужу за объяснениями. — Это пустая книжонка! — с трудом сдерживая гнев, высказался мистер Дарси. — Более того, я даже опасаюсь, что она вульгарная и безнравственная. — Фицуильям, — Лиззи только вздохнула. — Я согласна, что эта история — глупая и неправдоподобная, но она вовсе не безнравственная. Людей всегда завораживают ужасы, а описание бурных страстей приятно тревожит сердца. Ты абсолютно напрасно беспокоишься. Она подошла к мужу и попыталась его обнять. Но тот только резко повел плечами. «Знаменитый характер Дарси», — мысленно усмехнулась Лиззи. — Моей сестре не может нравиться подобное! — категорично заявил Фицуильям. — Ей шестнадцать! — вышла из себя Элизабет. — Все девочки любят романы, неужели ты не понимаешь? Это естественно. На моей памяти только одна девица такого возраста предпочитала проповеди, и скажу тебе откровенно: то была не самая умная девица. — А что ты, любезная моя супруга, скажешь на это? И мистер Дарси выложил на стол лист бумаги. Бедная, бедная Джорджиана — она оказалась столь неосторожна, что оставила страшную улику прямо в книге. «Лорелия сидела у окна и смотрела, как чайки белыми всполохами летают над морем. Она ждала своего возлюбленного из дальнего плавания. Отважный капитан, он вновь пустился в нелегкий путь». Наивный мистер Дарси — он ещё не видел литературных опусов Китти и Мэри! — По-моему, очень трогательно получилось, — мягко сказала Лиззи, по-прежнему надеясь решить миром назревающую ссору. — Данный лист далеко не единственный. Джорджиана ещё и своё продолжение написала, как будто мало самого романа, — тяжело вздохнул мистер Дарси. Ему было трудно понять и принять столь существенную разницу во взглядах на мир. Его отделяло от сестры целых десять лет. Его острый ум желал трудностей, её пылкое воображение — нежности. Его воспитывали как будущего наследника, её — как младшее балованное дитя. Он рано вынужден был взять на себя груз ответственности за семью, дела и поместье. Она жила в уединенном мирке с гувернантками и своими мечтами. — Можно подумать, что ты никогда не придумывал продолжения понравившимся историям, — усмехнулась Лиззи. Оскорблено поджав губы, Дарси промолчал. И ей это надоело. — Значит так, — сухо сказала она. — Если бы ты заявил подобное мне, то я бы не обиделась, ибо при всём моем уважении и любви к тебе, я привыкла полагаться на свой вкус и свои суждения. Но Джорджиана считает твое мнение непреложной истиной, поэтому не удивлюсь, если бедная девочка сейчас плачет где-нибудь в уголке, считая себя испорченной и недостойной твоей любви. И пока ты не разберешься с ситуацией, я не вижу смысла продолжать наш разговор. И Лиззи удалилась. Дарси был неприятно удивлен. Он уже успел привыкнуть, что в их семье всегда легко вспыхивала яростью именно жена (впрочем, надо отметить, что она столь же быстро остывала), а холодное безразличие было его привилегией. И вот они впервые поменялись местами.***
Вечером Фицуильям и Джорджиана помирились. Лиззи сгорала от любопытства: ей хотелось знать, чем закончилась вся эта история, но затронуть сию тему в гостиной, полной народу, было просто невозможно. Миссис Гардинер уговорила Джорджиану сыграть, и та со сдерживаемым удовольствием уселась за фортепиано, Китти же устроилась рядом, чтобы переворачивать ноты. Лиззи не удержалась и бросила вопросительный взгляд на Фицуильяма, тот в ответ таинственно улыбнулся. Когда наступила ночь и супруги остались наедине, Лиззи, стараясь выглядеть безразличной, спросила: — Так что ты сделал? Она сидела за туалетным столиком перед зеркалом. Дарси встал у неё за спиною и запустил пальцы в её локоны, руша прическу: — Ты будешь удивлена таким решением проблемы, моя Элизабет. Пожалуй, впервые за долгое время, лукавое выражение его лица оказалось для нее полнейшей загадкой. — Не томи. Он наклонился и прошептал, щекоча теплым дыханием её шею и ухо: — Я попросил прощения. — В самом деле? — она резко обернулась. Фицуильям тихо засмеялся, что случалось с ним крайне редко: — Хорошего же ты обо мне мнения, Лиззи, если тебя так изумляет мой поступок. Ведь всем известно: когда человек кого-то незаслуженно обидел, он должен принести извинения. — Значит, ты признаешь, что был неправ? — живо поинтересовалась она. — Признаю. И не смакуй это так откровенно, — он больше не улыбался, но его тёмные глаза блеснули смешливыми искрами. — Хотя и по-прежнему считаю, что роман «Лорелия» совершенно ужасен, судя по тем отрывкам, которые я имел несчастье успеть прочесть. Даже продолжение, написанное Джорджианой, выглядит по сравнению с ним довольно приятным. Элизабет засмеялась и встала: — Что же изменило твоё мнение? — Многое из твоих слов, сказанных сегодня утром. Ты обладаешь странной способностью, Лиззи, переворачивать с ног на голову даже те мои мысли, которые казались мне прежде правильными. Они оба замолчали, вспоминая другой разговор, когда-то столь много открывший для них друг в друге. Это был тяжелый разговор, полный предубеждения и резких фраз, но он сыграл в их жизни слишком важную роль, чтобы его можно было просто забыть. — Ты меня часто воспитываешь, Фицуильям, должна же и я хоть изредка влиять на тебя, — наконец проговорила Элизабет и прижалась лицом к его груди. — Я? Воспитываю? — он изумился вполне искренне. — Ну, дорогой, ты такой идеал, что рядом с тобою просто стыдно за свои несовершенства. Будь ты героем романа, в тебя на протяжении нескольких столетий влюблялись бы самые разные девушки. Дарси иронично вскинул брови. — Это всё твои выдумки, Лиззи. И идём спать, хватит уже на сегодня героев и героинь романов. И миссис Дарси поцеловала мистера Дарси. Право, его высокий рост, которым столь восхищалось общество, был не слишком удобен в такие моменты. Лиззи приходилось запрокидывать голову и буквально повисать у него на плечах. Сие было ужасно неудобно, но в то же время каким-то странным образом только еще больше добавляло трогательности и чувственности. Особенно, когда супруг в ответ вдруг с силой прижимал её к себе.***
Через несколько недель мистер Беннет и Гардинеры засобирались домой. Китти же пригласили остаться в Пемберли до весны. Под влиянием Элизабет и Джорджианы она становилась всё менее невежественной и раздражительной, и пускай из книг по-прежнему всему остальному предпочитала готические романы, но и другие, более серьезные и достойные, произведения постепенно стали ей интересны. Мисс Дарси же в свою очередь училась у новой подруги лёгкости и открытости. И хотя именно Элизабет оставалась её любимейшей сестрою и примером для подражания, зато с Китти можно было устраивать всякие невинные, полудетские шалости, которые не пристали миссис Дарси, да и были ей уже не слишком интересны. Китти переписывалась с Марией Лукас и надеялась увидеться с нею в марте. К своему огромному изумлению из этих писем она узнала, что Марию (одну из немногих) устроил авторский финал «Лорелии». Да, такие преданные читатели тоже порою бывают, хоть и весьма редко. А однажды Лиззи разбирала свои бумаги и нашла забавную вещь. Посмеявшись, она показала её мужу со словами: — Вот ты ругал Джорджиану, а твоя жена ничем не лучше. Дарси взглянул на листы и прочитал: «