Двое на балконе

Тарталья не любил, когда люди называли его настоящим именем – Аяксом. Позволял он делать подобное лишь самым близким и дорогим людям, кровным родным. Но Царица...    Её Величество было исключением, идущим против установок мальчишеской гордости, зародившихся ещё в юности.    Она была нежна и мила, словно только что раскрывшийся мерзлоцвет  , пробивавшийся сквозь толщи снега, росший лишь в условиях снежанского холода. Её пепельные волосы, собранные в косу, напоминали лепестки, а одеяние, дорогое и красивое, были стеблем и листьями. В её чистом взгляде цвета светло-голубого, будто лёд, можно было утонуть.    Её голос напоминал звон маленьких колоколчиков. Он холоден, всегда спокоен и твёрд.     Но Тарталья помнит его другим. Нежным, тонким, наполненным теплом. Когда парень был ещё подростком, гордым и вспыльчивым, за что его невзлюбили многие жители родного села, Царица приняла его, будто родного.     Он всё ещё помнит те мгновения.      Царица осторожно взяла его за руку и повела к огромному балкону. Вид с него выходил на площадь, где часто стекался народ, чтобы услышать голос Её Величества.    «Взгляни же, Чайльд Тарталья, как великолепна твоя страна, твоя Родина!» — сказала она, взмахнув руками. Сила в голосе. Бесконечная любовь в глазах.     Иногда, ночью, когда страна погружалась в сон, она вновь выходила на тот балкон. Руками облокачиваясь на перила, щёку подпирая рукой. Каждый вечер, если дана ему была возможность отдыхать во дворцовых покоях, Аякс стоял в коридоре в того самого балкона, считая минуты, ожидая госпожу. Она никогда не гнала его прочь. Напротив, часто они выходили на улицу вместе, вели беседу. Непринужденную, словно два старых друга. Смеялись и печалились вместе.     Кто знал Царицу лучше, чем Аякс? Кто знал его лучше, чем Царица? Наверное, никто.    Он умрёт в одном из сражений. Никто не будет знать, кто его убил, никто не будет знать, как мог допустить Тарталья ошибку, стоившую ему жизни.     Его похоронят со всеми почестями, достойными Предвестника. Но взгляды людей будут прикованы лишь к Её Величеству, изволившей посетить церемонию. В пышном чёрном платье будет восседать она на заметнейшем месте. Девушка приблизится к покойнику, чтобы поцеловать его в лоб, и никто не заметит, как смахнула она с щёк слезу.     Императрица снова и снова, каждую ночь будет выходить на тот самый балкон, в той же самой позе замирать у перил. Теперь уже не разговаривая, а молча, тоскливо улыбаясь и вспоминая рыжеволосую макушку и голубые, будто вода в глубокой реке, глаза.    «Я люблю тебя, сынок».