Одинокий бог

      Ей и Порко отвели крошечый, закрытый от сторонних глаз закуток на третьем ярусе. Здесь было вырезано деревянное окно с расколотым стеклом — один кусок отвалился, и в дыру дул прохладный, пахнущий пылью ветер. Из окна открывался живописный вид на бетонную стену, кучи хлама внизу и людей, несущих караул и что-то яростно обсуждающих. Если прислониться носом и подбородком к стеклу, можно разглядеть тонкую полоску неба, видную из-за нависающей над окном трубы.       Искупавшись и постирав одежду, как следует поев и наговорившись с любопытными местными, Хуан пришла в своё временное жилище, уставшая как никогда. Порко пришёл с ней и уже устроился ко сну. Хуан зажгла тусклую лампу, слыша доносящиеся со всех сторон голоса, и их незатихающее жужжание, казалось, возрастало и возрастало до бесконечности, беспрерывное и постоянное. Оно сменило гул и шипение паровых машин. На Фабрике не было тихих мест — с этим стоило смириться.       Хуан прислонилась спиной к одному из громадных ящиков, служащих подобием стен для её «комнаты». Мимо всё время кто-то проходил, кидал на Хуан короткие тайные взгляды. Дети были понаглее и подсматривали за ней в узкие щели между деревянными ящиками — но когда надоело видеть отсутствие реакции и полное ничегонеделание, ушли.       Мокрые волосы липли к вискам и щекам, беспорядочно падали на плечи, но голова не чесалась и казалась такой лёгкой, словно могла вот-вот взлететь. Чистота… как же Хуан соскучилась по этому. Она провела под землёй два дня, но время это растянулось на невообразимо долгие недели, и логово на окраине Фабрики вспоминалось теперь как нечто зыбкое и далёкое, полузабытое и нереальное. С пола, где она сидела на спальном мешке, небо виднелось чуть лучше, и Хуан любовалась его нежным голубым свечением, постепенно меняющимся и вместе с тем стабильным…       Что-то внутри претило её пути, изначально было против затеи спускаться вниз. Голос разума или трусости? Инстинкт самосохранения? Трудно сказать наверняка — послевкусие это странное чувство оставило самое что ни на есть тоскливое.       Чувствовал ли подобное Исследователь? Жив ли он, далеко ли он? Нашёл ли то, к чему стремился, или ещё скитается, голодный и уставший, прячется от немыслимых чудищ, страшных гибридов человека и робота? Вспомнив о нём, Хуан потянулась к рюкзаку и достала его дневник — давно она к нему не притрагивалась. Он был прочитан чуть больше, чем наполовину. Порко приоткрыл глаз, посмотрел за её действиями и вновь задремал, не обращая внимания ни на гул сотен голосов, ни на не затихающий фабричный шум. Хуан открыла дневник, закладкой для которого верно служил кусок ткани, и продолжила чтение. В слабом свете лампы буквы расплывались перед глазами, но Хуан читала, напрягая зрение, лишь бы отвлечься от созерцания неба, так неожиданно сильно причинявшего боль.       Простыл. Кажется, что подыхаю. Кашляю и трясусь, не могу идти, не хочу — и голова раскалывается, и холодно слишком… Боги, помогите мне. Нашел небольшой закуток — похоже на столовую — спрятался, закрыл дверь. Благо, нашлась груда тряпья и консервов. Всё задаюсь вопросом, как работают эти холодильные камеры в цехах, раз столько лет не ломаются. Всё это очень странно, но не хватает сил думать об этом.       День второй, и всё то же самое. Говорила мать взять с собой лекарства… Дурак, надо было слушаться. Едва заставляю себя поесть. Не знаю, как выгляжу, но рёбра прощупываются даже через одежду. Не хотелось бы стать похожим на скелет и умереть от голода. Пью горячую воду, берегу остатки чая, что взял с собой. Не слишком экономно я отнёсся к припасам — еда есть, ещё и пополнилась, но всё остальное выглядит плачевно.       Слышал топот стража издалека. Лежал, вжавшись в стену, лишь бы ни одной мышцей не пошевелить. Голова гудит, мысли путаются… может, это и не страж был, а всего-то мой пульс. Стучит в ушах, глушит внешние звуки. Здесь бегает много крыс и летают птицы — вижу их через окно. А ещё через окно вижу три высокие башни, что смотрят в небо. Недосягаемые оси Фабрики, центр, к которому не пробраться. Все пути, которыми я шёл, ведут мимо них. Когда поправлюсь, попробую забраться повыше — быть может, по крышам цехов удастся дойти наконец до этих странных помещений. Быть может, там и хранится главная тайна Раскола.       Третий день. Чувствую себя лучше. Не думал, что мой организм столь силён — я всегда тяжело переносил болезни в детстве и потом. При рождении повитухи думали, что не выживу, но всю жизнь, все двадцать лет умудряюсь выживать. Сам удивляюсь.       Земля вибрировала — ритмично и чётко. Узнаю эхо шагов. Это Колосс. Ступил на территорию сектора, ходит где-то рядом и подбирается ближе. Боюсь высовываться. Ночью проснулся оттого, что за окном кто-то прошёл — сверкнули глаза-фонари и исчезли, и громадная тень на долю секунды мелькнула в окне. Страж обходил территорию. Ходят они своими, никому не известными маршрутами. Страшные существа — если их можно так назвать. Ночью я чуть в штаны от ужаса не наложил, но как-то всё же уснул. Утром подумал, что приснилось.       Теперь не знаю, что думать. Выхожу наружу лишь в туалет, делаю дела так быстро, как могу, и самому смешно. Шея болит так резко и часто оглядываться. Никогда не думал, что мне будет настолько страшно. Я впервые не могу никуда убежать — у меня просто нет сил. Это не тупик и не ловушка, не вина Фабрики, а лишь предательство ослабшего организма. Даже засыпать страшно. Иногда.       Итак, почти поправился и набрался сил. И прибавил пару седых волос на голове.       Колосс прошёл мимо меня.       Я вышел подышать воздухом на несколько минут, когда услышал его шаги. Краем глаза увидел тень, мелькнувшую за двумя высокими блоками, и понял: он идёт сюда. Наверное, никогда я не двигался так ловко и быстро. Заперся и прижался к двери, будто это смогло бы помочь. Ждал.       А он шёл так непоропливо и грузно… Клянусь, нервы почти сдали. Ни единого стража в жизни я так не боялся, как его. Мне казалось, что сердце из груди выпрыгнет, а даже если нет — он его услышит и найдёт меня. Я стоял и боялся упасть, так сильно дрожали ноги. Он подходил всё ближе, ближе… и вот наступил на землю совсем рядом с моей дверью. Даже крысы перестали копошиться в стенах, даже птицы попрятались по редким гнёздам. Я закрыл рот рукой, боясь закричать. Он, мать его, остановился. Он стоял несколько минут, думая, куда идти.       Или зная, что я здесь.       Постоял, поскрипел натужно ржавыми деталями — так близко! — и вот стекло задребезжало, завибрировало от его тяжёлых, потрясающих землю шагов. Не знаю, зачем, и не хочу знать — но я осторожно выглянул, когда он отошёл на пару шагов вперёд. Я увидел его ноги толщиной с громадные колонны, его руки, повисшие и кажущиеся безжизненными. Я видел, как он переставляет конечности неловко и неуклюже и с трудом делает каждый шаг. Столь тяжёлый, что сам едва выдерживает собственный вес. Я смотрел на это, раскрыв рот, и глазам не мог поверить. Он был похож на стражей, но всё же чем-то отличался. Его ноги больше походили на человеческие, нежели на слоновьи лапы других; руки с пятью пальцами держались на громадных шарнирах, обеспечивая каждому пальцу подвижность. Стражи могут сжимать-разжимать свои толстые квадратные пальцы, но не двигать ими так, как люди. Этот же… Не удивлюсь, если в лице его тоже присутствуют человеческие черты.       Он был сделан из серой стали, а не из меди, как другие. Эти, медные и коричневые от времени, погнулись бы от единого его касания. Он намного лучше них, сильнее. О размерах не стоит и говорить.       Я наблюдал за ним, пока он не скрылся из виду, пялился до рези в глазах, даже не моргал почти. Он был похож на человека и не похож, и тем ужасен — но ужасен настолько, что невольно притягивал взгляд. Я хотел наблюдать за ним, следить за каждым его нерасторопным движением, хотел зарисовать каждую деталь этого странного массивного тела. Даже мысль возникла — дурная и идиотская, — выйти и последовать за ним. Я себя остановил. Он мог среагировать за любой звук. Я вроде пока не похож на самоубийцу.       Я осел на пол и не шевелился, кажется, пару часов. Его шаги давно стихли, но я сидел и вслушивался, боясь, что каждый малейший вздох скажет ему, что я здесь. Я не понимаю, какими путями он ходит, есть ли цель в его нескончаемом пути, но… боги, не хочу знать.       А всё же любопытно.       …Подождал, пока поправлюсь. Собрал вещички и смылся. Перед сном кручу в голове мысль: может, на хрен это всё? Фабрику, цель, книгу… Это долбаное бесполезное исследование, которое на исследования прошлых лет и не тянет? Но столько осталось позади — было бы глупо возвращаться.       Сколько ещё предстоит выяснить, предстоит ли? Если дорога окончится тупиком, что я буду делать? В сравнении с этим даже смерть не так страшна. Умру — и мне станет всё равно. Но перед открывшимся тупиком я буду стоять, живой и невредимый, и понимать: весь путь, который я прошёл, был абсолютно бесполезен.       Это пугает меня больше всего. Даже больше этого сраного колосса, черти бы его взяли.       Едва наступило утро, временное пристанище осталось позади. Ноги едва держат, тело совсем ослабло, но прохлаждаться времени нет. Я иду вслепую, но, кажется, наметил себе цель. Башни недалеко, попробую добраться. Если они не откроют мне крохи знания, что ж… придётся спускаться под землю.       Хуан отвела взгляд от прыгающих строчек и посмотрела на синее небо. Часть противоположной стены окрасило закатное солнце, и пятна его, ярко оранжевые, почти ослепляли. Она вспомнила свою первую «встречу» с Колоссом — ужас и благоговение, ослепляющий страх и желание увидеть больше, лучше рассмотреть. Он, этот гигант, был подобен Фабрике — столь же огромный и устрашающий, шумный, идущий своим странным, никому не известным путём. От него хочется бежать, но ноги не слушаются и сами приводят обратно, и глаза невольно обращаются к нему, желая рассмотреть, изучить, увидеть чуть больше, чуть больше узнать. Хуан сдалась. Как бы она себя ни обманывала — ей тоже хотелось узнать о Фабрике больше, несмотря на все фатальные последствия. Живя под её стенами так долго, разве могла она остаться к ней равнодушной? Возможно, могла — подобно общине, хранящей вход в подземные пути, но эти люди знали чуть больше, чем она, достаточно, чтобы не желать узнавать остальное. Понять их несложно; тяжелее понять себя. Вопреки страху, вопреки всем опасностям стремиться откопать пласты прошлого, навсегда погребённые под завалами времени…       Она оборвала мысль и повернулась. Спряталась чья-то выглядывающая из-за ящика голова, но Хуан успела рассмотреть любопытствующего и негромко сказала:       — Эй, я тебя вижу. Выходи.       Ответом было молчание. Хуан вздохнула и медленно закрыла дневник, заложив страницы пальцем.       — Шин, если хочешь что-то спросить — я отвечу. Перестань прятаться.       Он поколебался и всё же вновь высунул голову. Лицо его так и светилось смесью сомнения и многих других противоречивых чувств.       — Вряд ли ты знаешь ответы на все мои вопросы.       — Ну, попробуй спросить для начала. На какие-то точно отвечу.       Он медленно, с показной неохотой, вышел из-за ящиков, с недоверием покосился на спящего Порко и подошёл ближе. Взгляд его замер на дневнике.       — Что это?       — Записи человека, которого я ищу, — ответила Хуан. Шин всмотрелся в дневник так, словно хотел прочесть его одним взглядом.       — Он оттуда же, откуда и ты?       Хуан покачала головой.       — Не совсем. Он пишет, что пришёл из западных от Фабрики земель. Я там была, но очень давно.       — Как же вы встретились и потерялись тогда?       — Мы никогда не встречались. Я даже не знаю, как его зовут, — брови Шина поползли вверх. — Я нашла его дневник… точнее, Порко нашёл. Ещё на поверхности. Судя по всему, у него просто не было выбора, кроме как спуститься под землю.       — И ты ищешь какого-то незнакомца… чтобы?..       Хуан скривила губы. Да уж, странная вышла ситуация — себе не объяснишь, а уж постороннему — тем более.       — Трудно сказать. Сначала я думала, что найду лишь его тело, но он наверняка выжил и ушёл. Только куда — пока загадка. Вообще, для начала я бы хотела отправиться на поверхность, а уже потом продолжить поиски.       Наземную часть Фабрики Хуан знала более-менее хорошо, и даже в малознакомых местах ей удавалось ориентироваться. Но под землёй она чувствовала себя уязвимой и потерянной, и это было совсем новое и неизведанное чувство. Всё здесь было другим, чужим и опасным, пустым и отталкивающим. Странный голос в пустом коридоре и недоверчивые, но любопытные лица, чудовищные роботы, примеривающие человеческую плоть. Что-то незнакомое, неизвестное и чужое.       Как сама Фабрика, к слову.       Может, Хуан ещё была под впечатлением от встречи с Колоссом в подземной башне, может, все услышанные когда-то легенды наложились на реальность и дали эффект… Но путь нужно было продолжать. Глупо после всего пройденного идти домой. Ей непременно нужно найти Исследователя.       — Странная ты, — высказался Шин. — Чего ж тебе в логове твоём не сиделось?       Хуан повертела дневник в руках. Он стал вдруг каким-то тяжёлым, весомым, словно все слова, написанные в нём, вдруг обрели неведомую силу.       — Я не думала, что на Фабрике живёт кто-то кроме меня. И уж точно не думала, что он ищет здесь то, чего я бы отыскать никогда не осмелилась.       Шин всё ещё глядел на неё, как на чокнутую, но Хуан было всё равно. Она не умела облекать мысли в слова так, чтобы кто-то её понял. Возможно, её мысли и слова никому и не были нужны.       Она думала, Шин уйдёт, но он вошёл в её импровизированную комнату и сел под окном, старательно обходя Порко стороной. Пёс шевельнул ухом, дёрнул лапой и лениво перевернулся на бок, открывая тощее пузо.       — Ну а ты откуда пришла? — спросил он после недолгого молчания. Перед мысленным взором Хуан пронеслись позабытые картины — полупустые городишки, одноэтажные домики, молчаливые суеверные люди.       — Я не знаю, где родилась. До тринадцати лет меня таскали из одного приюта в другой, а потом меня и ещё нескольких ребят забрал добрый человек, и мы стали путешествовать. У меня не было дома как такового.       — И поэтому ты пришла к Фабрике, — она кивнула. — А с тем человеком и другими что случилось?       — Он умер. Остальные, как я, разбрелись кто куда. Кто-то подался в странствия, кто-то осел в посёлках и городках. Ничего интересного.       Судя по виду, Шин был с ней не согласен. Всё, что для него было недосягаемо и неизвестно, представляло огромный интерес. Он пытался скрыть любопытство, но в глазах его загорелся знакомый огонёк, обычно выдающий не в меру любопытных людей. Хуан вспомнила недавний разговор со старейшиной и спросила:       — Тебя здесь как будто не принимают.       Смена темы Шину не понравилась. Он предпочёл рассматривать Порко, чем смотреть ей в глаза.       — Меня никто не слушает. Застряли тут и сидят десятилетиями… Я им говорил, что жизнь на поверхности есть, а мне никто не верил. А сейчас делают вид, что я вообще такого не говорил. Как ни крути — всё равно не прав.       — Не может быть, что ты один интересуешься поверхностью. Я видела много молодых ребят, твоих ровесников.       — А, эти, — он поморщился и махнул рукой. — Если им что и интересно, так они и слова не смеют сказать. «Шин, давай выберемся наверх, посмотрим, чьи это шаги, Шин, давай это, то, другое!» А как настал час отстаивать право увидеть, что там, так сразу глаза попрятали. Стоило старейшинам выволочку устроить — вся смелость ушла. Кретины.       Он распалялся так зло и искренне, что Хуан хотелось улыбнуться. В каком-то смысле она узнавала в нём себя. И вроде бы такие порывы в ней зрели совсем недавно, но оказалось, что прошло уже много лет, и теперь она не была так резко настроена против остальных. Её бунт стал более тихим, спокойным. Не желая никому ничего доказывать, она молча ушла к Фабрике, и из наружного мира никто её больше не видел.       — Старейшина сказал, знания о поверхности могут настроить Фабрику против вас.       Шин фыркнул, ухмыляясь.       — Сказочки для дураков. Ты не живёшь здесь, потому ничего не знаешь — тебе можно вешать любую лапшу. Они-то всё знают о Фабрике — и что же она ничего не сделала им? Либо их знания — брехня полная, либо им выгодно водить нас за нос и удерживать здесь. Только какая выгода с этого — не знаю.       Закат, должно быть, уже догорел, и пятна солнца со стен исчезли. Небо сиреневело, проявлялись на ровном безоблачном полотне первые редкие звёзды. Хуан смотрела туда, желая поскорее ощутить дуновение свежего прохладного ветра. Уметь бы летать… едва выйдя на открытое небу пространство, она непременно взмыла бы и больше никогда не опустилась под землю.       Опустив взгляд на Шина, Хуан поняла, что он смотрит на неё — с явным сомнением, жуя губы, разглядывал её лицо, словно решался, говорить или нет. С такими лицами ведают секреты, страшные и обличающие. Хуан глядела в ответ, и некий вопрос крутился на языке — с самой той поры, как она его встретила, впрочем, — но не успевал формироваться до конца. А теперь, выдерживая пронзительный взор паренька, она выдала то, что хотела спросить уже несколько часов кряду:       — Ты как будто хочешь что-то мне рассказать.       Шин отвёл взгляд и что-то пробормотал. Глупо было бы думать, что он сразу скажет ей, что пытался скрыть — они знакомы меньше суток. Хуан смотрела, как его лицо меняет несколько выражений, от решимости до напряжённого недоверия, и ничего не говорила, боясь спугнуть. Шин колебался слишком долго, чтобы перевести тему и забыть. Что же такого он хотел ей сказать?       — Шин…       — Неважно, — оборвал он и резко поднялся, качнувшись вперёд. — Забудь. Я ничего не хотел говорить.       Он быстро ушёл, и Хуан только и осталось, что озадаченно глядеть ему вслед.

***

      Беспокойный сон… Хуан просыпалась несколько раз, и казалось, что прошли долгие-долгие часы, но ночь всё никак не желала кончаться. Гул разговоров давно стих, молчание повисло над убежищем. Несмотря на прохладу с улицы, проникающую сквозь дыру в стекле, Хуан было невыносимо жарко. Она стянула с себя одеяло и задремала, потом замёрзла и накинула его вновь. Тяжёлое и плотное, оно накрывало её подобно надёжному кокону. В слабом лунном свете, проникающем снаружи, она видела свернувшегося калачиком Порко. Его сон был безмятежен и тих.       Хуан всё же поднялась, выпила воды. Шин и Исследователь не выходили из головы. Первый что-то скрывал — уж не связано ли это со вторым? Пинг и старейшины говорили, что в их поселении не появлялось людей с поверхности, но было ли это правдой? Если Исследователь проходил здесь, быть может, он мог пообщаться с Шином и намекнуть ему, куда дальше будет держать путь.       Хуан вздохнула. Паренёк вряд ли ей расскажет, а уж старейшины — тем более. Для них она была чужаком, прибывшим невесть откуда и преследующим свои, непонятные для них цели. Они не обязаны были ни оставлять её у себя, ни рассказывать ей обо всех своих секретах. Разговаривая с местными, Хуан задавала лишь общие вопросы, в основном лишь отвечая на их любопытство. Она понимала: ей не расскажут сверх того, что можно рассказать чужаку. Должно быть, как и всегда, докапываться до истины придётся самой.       Она легла, глядя в окно, нависающее над ней, маленькое и побитое, но низменно притягивающее взор. Скоро ли рассвет? Казалось, он должен был наступить уже давно. Заложив руки за голову, она прислушивалась к размеренному потоку собственных мыслей — они текли независимо от неё, словно вовсе ей не принадлежали. Куда пойти дальше? Вышел ли Исследователь на поверхность? Быть может, отправиться к высоким башням, на которые он нацеливался в попытке что-то узнать? Или сразу отправиться домой? Есть ли смысл? Она слишком далеко от дома… Двое суток пути, петляющие подземные коридоры и неизвестность — логово осталось позади. Она слишком много сделала и прошла, чтобы так просто возвращаться назад. К тому же, её не покидала мысль о том, что она должна вернуть Исследователю его книгу. Стоит ли упоминать, что она прочла его дневник нагло и бесцеремонно?.. Об этом можно подумать и позже.       Она не заметила, как уснула, и проснулась лишь от лёгкого толчка в спину. Хуан разлепила глаза. Старейшина, что вчера говорил с ней — насколько она поняла, имена их для чужаков не разглашались, — сидел на корточках и смотрел на неё ровным взглядом.       — Доброе утро, Хуан, — сказал он. — Кажется, тебе пора отправляться в путь.       — Вам так не терпится от меня избавиться? — усмехнулась она, и голос, низкий и хриплый после сна, оборвался коротким смешком. Мужчина улыбнулся и поднялся, кидая взгляд на ещё спящего Порко.       — Не в этом дело. Мои старшие друзья полагают, что ты принесёшь нам беду. Они были не слишком рады моему решению оставить тебя на ночь.       — Понимаю, — глухо ответила Хуан. Старейшина вышел, и она стала собираться.       Быстрый завтрак, быстрое умывание. Старейшина разбудил её чуть позже рассвета — мало кто из общины вставал так рано. Чтобы избежать ненужного столпотворения, он решил вывести её как можно раньше. Хуан, оглядывая склад, ставший приютом для стольких людей, безропотно шла за ним.       Они прошли по нижнему ярусу. Несущие пост охранники у закрытых дверей безмолвно наблюдали за ними. Хуан оглядывалась, стараясь запомнить место. Людей не было видно, все спали, закрывшись в своих тупичках и комнатках. Старейшина повёл её к противоположной от громадных дверей стороне — помещение уходило вдаль настолько, что Хуан едва видела, что там, впереди, кроме пустой стены.       Однако, подойдя ближе, она увидела сетчатый забор высотой метра в два, узкую дверь в нём, закрытую на замок и цепи, и двух других старейшин рядом. Они встретили её недружелюбными, опасливыми взглядами. Хуан решила не задерживать на них взор.       — Мы укажем путь, — сообщил ей старейшина, остановившись. За забором виднелось пустое помещение меньших размеров, чем оставшийся позади склад. Ни окон, ни какого-либо хлама: лишь далёкая, спрятанная в темноте дверь. — За этой дверью коридор. Пройдя по нему, ты увидишь развилку. Иди туда, где стены отмечены красной краской. Следы приведут тебя на поверхность.       Хуан кивнула, поправляя рюкзак. Порко вилял хвостом в ожидании очередного дня пути.       — Спасибо за приют, — сказала она и замолчала, не зная, что добавить. Старейшины лишь кивнули, и младший из них ступил к двери, достав из кармана мантии ключ. Звон цепей разнёсся по складу, и Хуан заозиралась, глядя, не проснулся ли кто — но кроме охранников там, вдали, никто не выглядывал и не обращал на них внимания. Когда дверь открылась, старейшины расступились, молча глядя на Хуан. Она едва слышно вздохнула и вошла в узкий проём.       — Удачи в поисках, Хуан, — сказал младший старейшина, и она кивнула, оглянувшись. Старики переглянулись и не сказали ни слова.       Дверь за её спиной закрылась, повернулся ключ в замочной скважине с отчётливым щелчком. Назад пути не было. Она посмотрела на Порко, что улыбался с высунутым языком. Привычная, приятная глазу улыбка друга. Она потрепала его по холке, и он с радостью подставился под ласку.       — Ну что, мальчик, пошли, — негромко сказала она.       За крошечной дверью и впрямь таился коридор — узкий и довольно мрачный. Хуан пришлось включить фонарь, чтобы увидеть хоть что-то, но впереди, на самой развилке, одиноко горела потолочная лампа, и свет её был на удивление мягок и приветлив. Обшарпанные стены не внушали оптимизма. Чем глубже Хуан проникала в центр Фабрики, тем больше были видны следы разрушения и запустения.       Она пошла путём красной краски, как советовал старейшина. Хуан не оглядывалась, но почему-то ей казалось, что те трое глядели ей вслед, пока она не скрылась за плотно закрывшейся дверью. Пожалуй, подумала она, ей повезло, что она наткнулась на мирное поселение, что здесь был кто-то, кто готов был выслушать её и не погнать прочь, вооружившись ножами и прочими чудесами прогресса. Они боялись, но позволили остаться, несмотря на недоверие к ней. Она вспомнила на миг о вздорном Шине, который мог поведать ей какой-то секрет, но передумал в последний момент. Встретится ли он ей когда-нибудь? Хватит ли у него отваги отправиться за пределы Фабрики, чтобы исследовать мир, открытый его разгорячённому любопытством воображению?       Следы вели Хуан по коридорам, но затем оборвались перед очередной двустворчатой дверью. Хуан толкнула одну из створок, и в лицо ей пахнуло порывом пыльного землистого воздуха. Дневной свет проник на дно громадной ямы, затопил его, раскрасил унылые высоченные стены, украшенные трубами и вращающимися механизмами. Хуан невольно застыла, не решаясь сделать и шага, ибо то, что она увидела, поразило её до онемения в теле.       В стене, увитой трубами, как плющом, на каменных высоких платформах стояли три громадные человекоподобные фигуры. Хуан спряталась за дверью, выглядывая подобно мелкому зверьку, и наблюдала за открывшимся зрелищем, изумлённо раскрыв рот. Фигуры были облачены в тяжёлые медные доспехи, и сами были созданы из меди. Одинаковые лица спокойно смотрели в стену высоко над её головой, потемневшие от времени шлемы покрывали исполинские лбы. Высотой они были метров в десять и стояли спокойно и величественно развернув плечи, открытые любой встрече, могущей случиться с ними в этом пустынном месте. Доспехи их были почти одинаковы, но в мелких деталях различались: узоры на нагрудниках, острые или притупленные закруглённые наручи, поножи у одного шире, чем у остальных… Точно гиганты-воины, готовые к схватке. Один из них — тот, что в центре, — держался за высокое, с его рост, копьё, два других опирались на громадные булавы с грушевидными устремлёнными вниз навершиями. Они стояли на страже чего-то огромного и великого, чего-то, что приводило в движение гудящие и пышущие невиданной силой механизмы за их спинами, прячущиеся за стеной. Хуан задрала голову и увидела небо, такое же далёкое и недосягаемое, и вновь посмотрела на стражей. В облике их было что-то знакомое. Она сразу поняла, что.       Они не двигались, в отличие от своих меньших собратьев, и, похоже, не собирались нападать. Они не были созданы для битв, но являлись символом производимого Фабрикой человекоподобного оружия. Герои-гиганты, наводящие ужас и благоговение, сосуд нечеловеческой мощи и невиданной силы. Несмотря на отсутствие опасности, Хуан не спешила выходить из жалкого укрытия. Она смотрела на них, затаив дыхание, и ждала, когда повернутся три громадные головы, и глаза без зрачков уставятся на неё, показывая: мы видим; когда двинутся опущенные книзу руки, когда ноги грузно сделают первый шаг. Но воины не двигались, не обращали внимания на неё, мелкое насекомое, не способное потревожить их покой. Хуан всё же вышла. Дно пропасти, в которой она опять оказалась, расходилось вправо и влево, и не оканчивалось ничем. Увешанные трубами и гигантскими неподвижными шестернями стены отражали каждый звук её медленных опасливых шагов.       Хуан остановилась, оглядывая троих великанов, величественно смотрящих вперёд. Глаз её зацепился за переплетение лестниц по левую руку от опирающегося на булаву великана. Чтобы добраться к лестнице, нужно будет пройти мимо воинов, будучи угнетённой их присутствием. Лестница стояла рядом с гигантом — при желании с её площадки можно было протянуть руку и коснуться огромной булавы или его доспеха, но Хуан не думала, что решится на это. Лестница уходила далеко вверх и терялась в сплетении труб. Её высокие парапеты и широкие ступени не были похожи на те хлипкие сооружения, что Хуан доводилось преодолевать, лазая по подземной башне.       Оглядываясь по сторонам и косясь на молчаливых стражников, Хуан пошла к лестнице, подзывая любопытного Порко ближе к себе.       Вблизи они казались ещё грознее, ещё величественнее… Хуан невольно застыла под одним из притупленных шипов булавы, упирающейся в самый край платформы. С земли на неё не забраться — разве что попробовать перепрыгнуть с лестницы… Но Хуан не желала пробовать и это. Успокоив мечущееся сердце, она подошла к лестнице и осторожно наступила на нижнюю ступень, будто та могла обрушиться под её ногой или вызвать непредсказуемую реакцию стражей. Но ничто не разрушилось, и воины продолжили нести свой извечный дозор. Хуан проследила взглядом за Порко, что без страха поднялся на площадку выше и нюхал каждый угол, попавший под нос. Его невозмутимость успокоила Хуан, и она поднялась за ним чуть уверенней, чем прежде.       Подъём был спокоен, полон тишины и раздумий. Хуан поглядывала на ближнего к ней стража, тяжёлыми железными цепями прикреплённого к стене. Узкие пространства меж кусками доспехов были затенены, и она не могла толком рассмотреть, что таилось под массивными латами. Детальность образов поражала воображение — сколько же времени и сил ушло на то, чтобы создать таких великанов? Наверняка это результат многолетних трудов. Ноги стражей и постаменты, на которых они стояли, поросли мхом и тонкими веточками плюща, и даже на земле внизу были видны пробивающиеся ростки травы, нашедшей здесь приют и место для жизни. Мох захватил и перила лестницы, и её ступени.       Хуан поднялась на высоту пояса стражей, когда заметила краем глаза некое движение внизу, у оставленных ею приоткрытыми дверей. Порко развернулся и гавкнул в ту сторону и, пока Хуан вглядывалась, силясь понять, что или кто шевелилось там, сверху она услышала странный, не поддающийся описанию звук.       Тот, кто было выглянул наружу и наблюдал за ней, замер с очевидно широко раскрытым ртом. Даже издалека Хуан признала в нём Шина и изумилась — неужели он решил почти за ней?.. Но его взгляд был направлен не на неё. Хуан медленно подняла голову, следя за направлением его взора.       Страж неподвижно стоял на своём месте — изменилось лишь положение головы: она наклонилась. Бесстрастное лицо было обращено к Хуан и Порко, замершим на лестничной площадке, рука всё ещё опиралась на булаву… Хуан, сглотнув, заметила, что головы других воинов как одна повёрнуты к ней.       Гиганты смотрели прямо на неё.       И не двигались.