Пустое пространство

Ещё один всхлип пронеслось по лесу, остановившись на краю, словно Шинобу поместили в звуконепроницаемую клетку. Листья мялись под её ногами, а деревья наверху качались на пронизывающем ветру. Ей нравилось представлять, что лес слушает и жалеет ее, наблюдает за ней мягкими глазами и заботливой улыбкой, как у Канаэ. Она задавалась вопросом, как Канаэ управляла Поместьем Бабочек, будучи такой счастливой. Шинобу всегда могла сказать, что улыбка Канаэ была искренней, как она могла сохранять её такой, будучи окружённой смертью? Она все ещё могла представить себе кровь пациента на своих руках, когда смотрела на них сверху вниз, так многие из них были мертвы. Почему Канаэ была такой грациозной? Почему она была таким хорошим человеком, таким доверчивым, таким умелым? Когда Шинобу снова всхлипнула, лес ответил, послав на неё лёгкий дождь. Почему-то казалось, что лес плачет и жалеет Шинобу. Она остановилась, было глупо быть такой одинокой, чтобы начать думать, что лес может заботиться о ней, быть такой одинокой было болезненно. Конечно, у неё была Канао, но Канао была её младшей сестрой. Канао прошла через смерть Канаэ. Шинобу никогда не могла беспокоить свою ученицу своими проблемами. Она должна была быть независимой и сильной. Но нет, у сильных людей был кто-то, кто их спасал, кто-то, кто их тренировал, поднимал с земли и вжигал практики и навыки в их мозг, в их руки, в их память. У Шинобу больше не было человека, который делал её сильной, неужели она теперь просто слаба? Время от времени улыбка Шинобу трескалась, но Канаэ больше всего ненавидела не это. Канаэ ненавидела, что улыбка Шинобу была ненастоящей, она хотела, чтобы Шинобу была счастлива, улыбка не должна была быть обузой, но Шинобу этого не понимала. «Будь ты проклята, Канаэ», — кипела от злости Шинобу, но она знала, что это неправильно, Канаэ любила её, Канаэ хотела для неё лучшего. Из-за дождя белые части хаори Канаэ, нет хаори Шинобу стали прозрачными. Когда она посмотрела на него все, что она увидела в чётких пятнах, была кровь Канаэ. Иногда, когда Шинобу только что потеряла пациента и на ней была кровь, она снова видела, как Канаэ истекала кровью. Теперь она не могла дышать, дождь не должен был быть причиной всего этого. Шинобу сорвала хаори с плеч, как будто с неё сняли какой-то тяжелый груз. Теперь хаори сидело на лесной подстилке, словно накрывая мёртвое тело Канаэ. Шинобу сделала несколько шагов назад, ударилась об дерево и грубо схватилась за ногу. Она издала полувсхлип, полукрик. Это было из-за ужаса, печали, гнева и стыда. Это было слишком сложно для Шинобу. Она опустилась на землю, подтянув колени к подбородку и закрыв глаза, желая, чтобы что-то привело её в божественный покой. Шинобу задавалась вопросом, достойна ли она быть Хаширой? Или достаточно ли она хороша, чтобы управлять поместьем Бабочек? Была ли она виновата или она просто была следующей в очереди после Канаэ? Шинобу знала, что не может злиться на Канаэ, но часть её злилась. Канаэ была свободна, она оставила Синобу, чтобы разобраться с вещами, о которых и не мечтала. Хотя Канаэ не хотела оставлять её позади. Вдалеке послышался тихий шорох. Это был кто то из Хашир, ни один демон так бы не двигался- подумала Шинобу. — Прошу прощения, что прерываю, но все интересуются где ты — тихо сказал Гию, Канаэ так разговаривала с Шинобу. — Как ты узнал, что я здесь? — спросила Шинобу, незаметно вытирая слёзы с лица. «Я видел, как ты бродила по лесу некоторое время назад», — ответил Гию. Шинобу подумала по его взгляду что он вероятно заметил много вещей, которые нормальные люди не заметили бы в ней. -«Ты ничего не сделал по этому поводу? Я ушла посреди собрания», — ошеломленно спросила Шинобу. «Скорбь — это самое тяжелое чувство, она настигает тебя в самые тяжелые времена. Особенно, когда ты понимаешь, что если бы ты сделал что-то по-другому или попытался стать сильнее, они бы выжили. Она была бы горда, если бы это сделало что-то лучше», — ответил Гию. Он говорил как какой-то поэт. — Ты знал её — заявила Шинобу, это было больше для неё самой, чем для Гию. Конечно, Гию знал, о Канаэ. — Да — ровно ответил Гию. «Что бы ни случилось, какое-бы горе не сделало с тобою пусть оно не говорит тебе, что ты должна умереть» — добавил Он. — Тебе знакомо это чувство? — спросил Шинобу. -- Да, я давно и очень близко знаю это чувство-- ответил он кивнув. — Больно — пробормотала Шинобу. — Я знаю, мне очень жаль— коротко сказал Гию, вздохнув. Ей все еще было трудно поверить, что Канаэ мертва её больше нет и никогда не будет. Через 20 минут — Сегодня ты больше говоришь, — сказала тихо Шинобу, идя по лесной тропинке с Гию аккуратно перекинув хаори через руку. —Я не такой черствый, чтобы оставлять тебя рыдающей в лесу— ответил Гию — Ну, только не влюбляйся в меня Томиока! Шинобу захихикала на что Гию промолчал, но именно так проходило большинство их взаимодействий. Месяц спустя Гию снова нашел Шинобу, на этот раз она была вся в крови. Пациента, предположительно. Не только Шинобу была залита кровью, но и почти вся комната. Губы её отвисли от улыбки, которую она носила так строго, глаза были широко открыты, а руки дрожали перед лицом. — Кочо… Шинобу, ты меня слышишь? — крикнул Гию, стоя в дверях. «Я была недостаточно хороша, я не могу этого сделать»— заикалась она задыхаясь между словами. — Эй, эй, давай приведем тебя в порядок. Попробуй придумать что-нибудь другое я знаю , что у тебя на уме, но тебе нужно сохранять спокойствие, — осторожно сказал Гию, помогая Шинобу встать слегка держа её за запястья. — Я просто скучаю по Канаэ, — всхлипнула она. — Я знаю тяжело, когда рядом нет нужного тебе человека— ответил Гию, он не собирался заставлять Шинобу чувствовать себя лучше. Гию хотел, чтобы он позволял себе часто оплакивать Сабито и свою сестру , так что он не собирался мешать Шинобу чувствовать эту пустоту от того, что кто-то, кого она любила, ушла оставив её одну навсегда. Гию часами продолжал помогать ей привести себя в порядок помогая смыть кровь с её волос, давать ей что-нибудь поесть, позволять ей плакать, кричать, бить его, все, что могло помочь ей почувствовать то, что она подавляла. Большую часть времени он молчал отвечая только тогда, когда Шинобу говорил что-то, что давало ему приглашение ответить. Он знал, что в конце концов она расскажет ему о своих чувствах, но физически выплеснуть разочарование и печаль, казалось иногда удавалось лучше, чем говорить. — Я злюсь — прошептала она через некоторое время, казалось, не зная действительно ли она хочет говорить. "Почему?" — спросил Гию, давая Синобу возможность отступить. «Я злюсь на Канаэ и я знаю, что не должна злиться, потому что она не нарочно умерла, но она оставила меня одну здесь. И я злюсь на этого проклятого демона я злюсь на всё, и я не могу». Я не справлюсь, — проворчала Шинобу. «Ты знаешь, что гнев — это стадия горя. Я хотел бы предложить тебе какой-нибудь способ остановить это— объяснил Гию. — Тебе следует больше говорить, может быть, тогда ты начнешь нравиться людям — мягко сказал Синобу, начиная улыбаться. «Я лучше промолчу. Не только личный опыт помогает мне утешать тебя, но и тот факт, что я наблюдаю за людьми» — ответил Гиюу, выражаясь проще. — Может ты не так уж и плох Томиока. Всего несколько недель спустя для Шинобу всё снова изменилось. «Она умерла за что-то, или это было просто бессмысленно? Не то чтобы её смерть изменила то, как устроен мир», — пробормотала Синобу, она выглядела так, как будто только что глубоко задумалась. — Ну, она погибла, сражаясь за важное дело, — коротко ответил Гию, поняв, что Шинобу не поднимала вопрос о смерти Канаэ уже несколько дней. «Она была такой доброй, я бы хотела, чтобы её знали больше людей. Она рассказывала мне истории, когда я не могла спать, или заставляла меня смеяться, когда я нервничала». Шинобу вздохнула, вертя в руках какой-то кристалл. Она задавалась вопросом, могла ли Канаэ видеть её, была ли она сейчас чем-то вроде ангелом хранителем. Она смеялась над тем, что делала Шинобу, или над тем, как она почти не могла разговаривать ни с кем из Хашир в первые несколько дней. Она определенно качала головой всякий раз, когда Шинобу разговаривала с Гию, задаваясь вопросом, что объединяет такие противоположности. Шинобу стало интересно, что Канаэ думает о Гию. «Ее история будет широко распространена, я могу обещать вам это. Может быть, она не будет широко известна, но поверьте мне, всегда найдется человек, который знает её историю», — спокойно сказал Гию, думая об историях, которые ему рассказывали. «Канао и Аой знают это», — думала Шинобу вслух, когда говорила, замолчав в конце предложения, чтобы посмотреть, знает ли кто-нибудь еще. — Я уверен, что они расскажут, — сказал Гию, беря со стола чашку чая. Солнце садилось перед ними, над большими горами и высокими деревьями. Конечно они оба знали, что это означает скорое прибытие демонов. «Томиока-сан, кто-нибудь знает историю твоего друга? Как там его зовут ? О, Сабито!» — весело спросила Шинобу находя утешение в том, что кто-то еще поделился с ней жизненным опытом. Кто-то, кого она не будет обременять своими проблемами. «Полагаю, нет, по твоим словам, у меня нет друзей. Так что, мне некому рассказать об этом», — саркастично ответил Гию, редко можно было увидеть, как он шутит. — Тогда расскажи мне историю, если не сложно, — попросила Шинобу. — Хорошо, но это займет у меня некоторое время, — со вздохом сказал Гию, поворачиваясь к Шинобу. Гию знал, что будет дальше, он справился с этим сам, иногда ему всё равно приходилось с этим сталкиваться. Он ждал до второго дня без признаков Шинобу, чтобы проверить её. Весь свет в её доме был выключен, и обычное счастье, которое было в нем несколько раз, когда Гию посещал её, исчезло. Даже рой бабочек, который обычно летал над её домом, исчез, Гию был удивлён, увидев, что они не всегда следовали за ней. Когда он постучал в дверь, никто не ответил, тишину было почти больно слушать. — Кочо? — позвал он, подождав несколько секунд, прежде чем проникнуть внутрь дома. Дом казался мёртвым, он начал задаваться вопросом, дома ли Шинобу, стало ли горе слишком тяжелым для неё? Нет, он не позволит своему разуму пойти туда. В конце концов, он нашел её свернувшись калачиком в постели, со спутанными волосами, в нестираной одежде, в целости и сохранности. — Ты не говорил мне, что это произойдет, — простонала Синобу в подушку. «Если бы я сказал тебе, что будет дальше, ты бы не позволила себе чувствовать так. Вместо этого ты бы нацепила на себя эту чёртовую улыбку и сделала вид, что всё в порядке.— объяснил Гию, садясь рядом с Синобу. — Я не могу заставить себя что-нибудь сделать, — пробормотала она, не в настроении объяснять свои чувства Гию. — Я знаю, позволь мне помочь тебе, — предложил Гию. «Хорошо, если этим всё закончится», — пассивно-агрессивно ответила Шинобу. — Не могу этого обещать, — пробормотал Гию, поднимая хрупкое тело Синобу и неся её в ванную. Гию знал, что это, должно быть, было плохо, когда Синобу не сказал ни слова о том, что он мыл ее лицо и руки. Вместо этого она сидела молча, Гию предположил, что она делала это какое-то время, учитывая, что на её лице не было пятен от слёз, а глаза совсем не были опухшими. Она просто думала, думала о том, что Канаэ никогда не вернется. Он заставил её что-нибудь съесть, буквально что угодно, похоже, она ничего не ела уже несколько дней, и Гию не собирался позволить ей умереть. Впрочем, и стыдить её за это он тоже не собирался. Он знал, каково это — физически не иметь возможности двигаться, иногда даже переворачиваться в постели было тяжело, Шинобу в этом не виновата. Он поймал себя на том, что часто напоминает ей об этом. «Канаэ мертва, её больше нет», — наконец признала это Шинобу, она наконец выплюнула слова, которых так боялась. Но теперь они не были такими страшными, она начала смиряться с тем, что Канаэ мертва. Ей казалось, что с её плеч свалился груз, поэтому она обняла Гию. Он почти отпрянул от этого движения, учитывая, что его не обнимали много лет, но это было так искренне. Шинобу не плакала, вместо этого она искренне улыбалась. "Спасибо, Гию", Они могли бы быть счастливы вечно. «Кочо Шинобу мертва!» Гию сохранял хладнокровие, до тогда момента пока не добрался до леса, и тогда он потерял самообладание. Он кричал, кричал, пока горло не пересохло, а потом зарыдал, отчего жжение только усилилось. Это было именно то место, где он нашел Шинобу всего через несколько дней после смерти Канаэ. Но на этот раз никто не приходил за утешением, Гию был один. Он колотил кулаками по деревьям, ломая мелкие веточки и швыряя камни на землю. Он не был готов принять это, Шинобу не должна была так умирать, она была сильнее этого. Гию работал сам, пока каждая кость в его теле не заболела, и он больше не мог нормально дышать. Даже тогда он не хотел останавливаться. Он не вел себя так уже много лет, так долго всё было заперто внутри него. Все это время он говорил Шинобу, что ей нужно позволить себе что-то чувствовать, но он подавлял каждую крупицу гнева из-за любого незначительного или серьезного неудобства. Каждый раз, когда ему должно было быть грустно, он просто затыкал и сохранял невозмутимое выражение лица. Почему он не мог послушать себя? Некому было перевязать его окровавленные руки, когда он уходил, некому было высмеять его за то, что он настолько глуп, что так много работает, никто. Мир не казался Гию реальным, он почти думал, что находится в каком-то сне. Нет, он не думал, что во сне, он пытался убедить себя, что это какой-то сон, что он должен кончиться, он должен кончиться. Второй день был самым болезненным, Гию понял, что он больше никогда не увидит Шинобу, когда тот прибыл в поместье Бабочки. Он посетил Канао, пока был там, они мало разговаривали, но Канао молча плакал большую часть времени, проведенного вместе. Для Гию было просто приятно находиться рядом с кем-то, кто знал Шинобу так же хорошо, как он. Гию был неописуемо зол. Он злился Доума за то что тот убил Шинобу, но какая-то часть его злился на Шинобу. Мысль об этом напугала его, это была не вина Шинобу, но он был зол на неё за то, что она ушла. Всякий раз, когда люди разговаривали с ним, он просто хотел наорать на них, не из-за гнева на них, а на Доуму. Они никогда не прощались, Шинобу почти всегда прощались перед тем, как отправиться на задание. Все заметили, что Гию вёл себя по-другому. Смерть Шинобу затронула всех, но явно сильнее всего она ударила по Гию. Он постоянно нервничал, ерзал, заикался на очень многих словах, которые говорил, чувствовал тошноту и отключался во время встреч. Он, казалось, прекрасно осознавал все, что с ним происходило, это было почти на грани паранойи. Следующие несколько дней он каждую ночь ходил в лес, бросая камни , но это было уже не от печали и потрясения, это был просто гнев. Бабочки больше не порхали над тропами, по которым шла Шинобу, и сладость, которую её настроение отбрасывало на лес, казалось, полностью исчезла. Было пустое пространство, все менялось. К десятому дню Гию был готов к делу, он хотел, чтобы это прекратилось. Вся боль, которую он чувствовал, лишила его жизни, и он был на грани срыва. Он хотел получить больше информации о её. Была ли её смерть болезненной? Она испугалась? Гию ненавидел мысль о том, что его последние мгновения жизни будут страшными и болезненными, он был уверен, что все остальные чувствовали то же самое, включая Шинобу. В конце концов, через несколько дней он поговорил с Танджиро, Зеницу и Иноске. Танджиро слушал, пока Гию рассказывал ему об удивительных вещах о Шинобу, это было не то, что они планировали сделать, но Танджиро знал, через что проходит Гию, и он был просто счастлив, что Гию впервые заговорил. Он использовал слова, которые говорила Школаинобу, чтобы держать себя в руках, пока боролся. «Она погибла, сражаясь за важное дело», — бормотал Гию каждый раз, когда у него возникали сомнения. Ему нужно было убедить себя, что её смерть не была бессмысленной. Так же, как Гию знал, что произойдет с Шинобу, он знал, что произойдет с ним. Он не испытывал такого горя со времен Сабито и Цутако, это накладывало на него отпечаток. Он не мог ни двигаться, ни говорить, весь день просто сидел в своей гостиной со стаканом воды. Казалось, что мир движется в замедленном темпе без Шинобу. Он даже не мог заставить себя плакать, это было просто чувство пустоты, и оно медленно разъедало Гию. Он смотрел, как люди в городе смеялись друг с другом, задаваясь вопросом, найдет ли он когда-нибудь кого-нибудь, с кем он мог бы снова так поговорить. В конце концов, Мицури была у его двери и сказала, что Убуяшики начинает беспокоиться. Гию заставил себя собрать достаточно энергии, чтобы сказать Мицури, что с ним все в порядке, просто он перенес внезапную смерть Шинобу немного тяжелее, чем Ренгоку. Иногда Гию чувствовал себя виноватым из-за этого, они с Ренгоку не были очень близки, но Гию любил с ним разговаривать. Однако по какой-то странной причине Гию быстро оправился от его смерти, уход Ренгоку, похоже, не изменило его жизнь. Это сильно смутило Гию, он должен был научиться выражать свои эмоции, пока проповедовал об этом Шинобу. После десяти дней, когда Гию не мог ничего сделать, все казалось встало на свои места. Наконец-то он был готов пойти на встречу без Шинобу. Конечно, ему все еще не хватало шуток о себе, но он мог бы жить и без них. Он знал, что жизнь продолжается, и он обязательно когда-нибудь снова увидит Шинобу. Рядом с Гию всегда было пустое место, и это не могло исправить никакое принятие. Она ушла, и с Гию все будет в порядке.