А я тогда так и не понял, из-за чего ты ушла.
Я был в шаге от того, чтобы уйти в запой, или, не дай Бог, подсесть на что-то более запрещённое. Так сильно невыносимо было без тебя. Но я держал себя, знал ведь, что вернёшься. Вновь сломаешь себя, вновь обожжешься, но придëшь. И я снова стану твоей спасительной скалой.***
С того момента прошло два месяца. Я уже практически свыкся жить один, просыпаться по утрам в холодной постели, не чувствовать твоего тëплого, ровного дыхания. А так хочется открыть глаза, увидеть тебя рядом, такую родную, домашнюю. А потом долго-долго валяться, целовать тебя, обнимать, говорить, что ты у меня самая-самая. Я сам не понял, как оказался на пути к какому-то элитному бару. Не моё это — напиваться в хлам, а потом просыпаться ни пойми где и ни пойми с кем. Я оставил это в бурной молодости, когда мои глаза ещё огнём загорались при виде чего-нибудь крепкого. Закрыв машину, убираю ключи во внутренний карман куртки, где помимо них лежит ещё и фото дорогого мне человека. Твоё. Когда тебя нет рядом, оно помогает мне пересилить страхи и сомнения, и я уверен, что несмотря ни на что ты всегда будешь моей опорой и поддержкой. Наивен ли я? Нет, просто люблю любить. Тяжёлая дверь оказывается преодолена и в мои уши ударяет громкая музыка. Я недолго стою, пытаясь привыкнуть к басам, после чего двигаюсь дальше. Ещё одна дверь — и я оказываюсь в самом зале. Охрана подозрительно косится на меня, но всё же не задаёт никаких вопросов. Прохожу дальше, пытаясь найти барную стойку. Именно сегодня мне было абсолютно плевать, что я поеду домой поддатый, что меня могут остановить гайцы, могут заставить меня подуть в трубку, составить протокол и так далее. Я просто хотел расслабиться. Наконец, заприметив барную стойку, увешанную красной светодиодной лентой, я двинулся в её сторону, как вдруг до моих ушей дошёл до боли знакомый смех. Резко оборачиваюсь, дабы убедиться, что мне не показалось, и да, я вижу тебя. Хоть я и не отличался отличным зрением, но даже так я смог разглядеть, что ты была явно не в трезвом состоянии. Ты была в окружении каких-то здоровых мужиков, так бесхозно лапающих твоё тело. Хотя, видимо, и не против была, до того момента, как один из них не схватил тебя за руку и потащил в направлении к выходу. Твой смех теперь сменился криком. Сердце неприятно закололо, то ли от отвращения, то ли от...ревности? А может и всё вместе. Я стремительным шагом пошёл за вами, пытаясь себя сдержать от не очень положительных мыслей и желаний в отношении этих придурков.***
— С-сука, — единственное, на что хватает моих сил, когда я затаскиваю тебя в машину, пристëгивая и захлопывая дверь. Стремительно быстро обхожу миник, садясь на своё место, параллельно вынимая ключи. Щелчок, поворот, и вот мы уже выезжаем с территории этого злополучного бара. Мысленно заношу его в чёрный список, обещая себе даже на километр не подпускать тебя к нему. Вжимаю под 120км/ч, только чтобы не дай бог не словить хвост. Рука болезненно саднит после драки с одним из тех идиотов, но это мелочи. Главное, что ты, девочка моя, теперь со мной. И пусть твоё сознание сейчас ещё не особо ясное, но это всего лишь шок, скоро ты отойдëшь.***
— Марик... — тихо шепчешь ты, улыбаясь, чувствуя аромат родной, но такой надоедливой освежайки в машине, — приоткрой окошко, пожалуйста. — выполняю твою просьбу, нажимая на кнопку на руле. Характерный жужжащий звук сопровождает за собой свежую прохладу в салоне. — Как ты себя чувствуешь, Юль? — знаю, что далеко не прекрасно, но всё же решаюсь задать этот надоедливый вопрос. — Хуëво... — кладу руку поверх твоей, ты не отталкиваешь. Холодная. Будь я не за рулём, я бы обязательно всучил тебе перчатки, но сейчас я лишь ненадолго отрываюсь, чтобы включить печку. Возможно, кто-то покрутит у виска и скажет, что включать обогрев при открытом окне это ненормально, но мне всё равно. Неужели кому-то вообще до этого дело есть? — Поговорить хочешь? Или потом, на свежую голову? — разворачиваюсь к тебе и понимаю, что вопрос был крайне неуместен. Вижу твоё убитое состояние. Тебе бы отоспаться хорошенько, девочка моя, а потом уже задумываться о разговорах и прочем. Ты отрицательно мотаешь головой, устремляя свой взгляд в окно. — Ты только не закрывайся от меня, Юлëк. Я всё ещё твой близкий человек и в любом случае тебя поддержу и пойму. Главное, чтобы ты сама этого хотела, понимаешь? — снова поворачиваюсь к тебе, когда мы в очередной раз останавливаемся на светофоре. — Понимаю... — единственное, что я слышу от тебя, когда мы встречаемся взглядами, от чего внутри меня что-то вновь рушится, и, кажется, не собирается заново строиться, а после, ты снова разворачиваешься к окну, наблюдая за мелькающими домами, единичными силуэтами людей, которые, скорее всего, если рассмотреть их во всей красе, окажутся обычными алкашами. Дальше мы едем в полной тишине, я не решаюсь что-то сказать, дабы не давить на тебя, а ты просто не находишь слов для разговора после своего глупого побега.***
А сейчас ты лежишь, вся такая беззащитная, на моих коленях и рыдаешь. Я медленно перебираю твои волосы, смотрю куда-то в стену, не в силах перевести взгляд на тебя, ибо понимаю, что сам вероятнее всего не смогу сдержать слëз. Тебя снова разбили, растоптали, словно ты какая-то игрушка. Я снова вижу в тебе маленького, загнанного, зашуганного котëнка, которого хочется приласкать, закрыть от всего мира, так несправедливо обращающегося с тобой. И пусть меня при этом осудят, скажут, что я наивен, глуп, слишком доверчив, что я должен быть "мужиком" и не обращать больше на тебя внимания, забыв и вычеркнув из своей жизни. Но я не такой, совсем нет, я не брошу тебя в любом случае. Ты — тот лучик света, который когда-то вывел меня в счастливую жизнь. И я не могу просто забыть тебя, оставив на растерзание глупым мужикам, похожим на тех, что были в том баре. Я люблю тебя. До сих пор люблю. Как тогда, всей душой и сердцем, до дрожи во всём теле и порхающих бабочек в животе, а может даже чуточку сильнее. — Марик, — впервые за долгое время ты решаешься что-то сказать, — какая же я глупая... — ты поднимаешься на локтях, пытаясь отдышаться после очередного срыва. — Ну ты чего, дорогая, всё хорошо, сейчас ты в безопасности, тебя никто не тронет, уж поверь, я не позволю, — аккуратно касаюсь твоего плеча, шеи, веду выше, задерживаясь на скуле, стирая большим пальцем вот-вот только скатившуюся слезу. — Прости меня... — пытаешься начать долгое извинение, но я прерываю тебя. — Я не держу на тебя зла, Юль, не стоит всего этого, побереги силы... — коротко целую тебя и укладываю обратно на колени. Ты не сопротивляешься, только обнимаешь меня за торс, носом утыкаясь куда-то в район солнечного сплетения, а я лишь чуть съезжаю ниже, чтобы тебе было удобнее, запускаю руку в твои волосы, массируя, распуская по твоему телу волны наслаждения. Сейчас всё снова так, как ты любишь: тишина, спокойствие и тактильность. Последнее всегда было важным пунктом в наших отношениях. Ни с кем ты не была так телесно близка, как со мной. И я очень ценю это. Мы обязательно поговорим с тобой, обсудим всё, что тебя беспокоит, но это будет потом, когда-нибудь, когда ты сама будешь к этому готова. Но это будет потом. А сейчас важен момент. Сейчас всё хорошо.