Тринадцать

      Эван проснулся рано, как и всегда, за окном еще даже не начало светать. Вот уже месяц он в этой школе, в Дурмстранге, изгнанный из семьи и не принимаемый обществом. Эйвери никогда не думал, что может оказаться по ту сторону занавеса.       Он тихо спрыгнул со второго этажа кровати. Да, это не уютные спальни Слизерина, где у каждого есть свое личное пространство и можно отгородиться пологом. Похоже на какой-то магловский приют для бездомных детей. Хотя, он теперь таким и являлся. У него больше не было дома.       Холод. Несмотря на то, что уже был апрель, в окрестностях школы все еще лежал снег по колено, солнце выходить не спешило, а постоянная тьма очень хорошо соотносилась с его душой. Сейчас ему было очень смешно, стоило ему вспоминать, как в Хогвартсе жаловались то на погоду, то зимой на холод в коридорах и аудиториях. Хогвартс был раем по сравнению с Дурмстрангом. Эван был готов продать душу, но лишь бы вернуться в свою родную школу, хотя бы на семестр.       — Ненавижу тебя, — пробурчал Эван, смотря в окно, откуда виднелся Северный Ледовитый океан.       Конечно, Эван обращался не к бушующей стихии, а к своему отцу. Отцу, которого едва ли можно было назвать таковым. Хоть Эван никогда не представлял себя в роли папы, но был уверен, что чтобы не натворил его сын, он бы никогда от него не отказался. Да и ради чего? Какого-то новоиспеченного Блэка, которому понадобились эти Поттеры?       Собрав свою сумку, Эван вышел из комнаты. В Дурмстранге не было деления на факультеты, поэтому они жили по курсам. Еще одна причина издевательств над ним, что он оказался вместо шестого курса на пятом. В плане учебы, возможно, это было ему на руку, во многих предметах он уже все это проходил, но львиную долю времени отнимали темные искусства, которых в Хогвартсе они просто не изучали. Впрочем, еще одна причина издевательств над ним — что по меркам Дурмстранга он никудышный волшебник.       Несмотря на холод и порывистый ветер Эван вышел в скромный двор школы, укутавшись в форменную шубу. Он любил тут гулять по утрам, когда никого нет, думать о своем, строить планы мести отцу и собственного побега из этой тюрьмы. Сейчас Эйвери предпочел бы Азкабан, будучи уверенным, что даже с дементорами условия там намного лучше.       — Ка-а-ар, — раздалось вдруг над ним.       Эван поднял глаза и заметил, как над двором пролетел большой черный ворон, усевшись на большое мертвое дерево с сухими ветками.       — Везет тебе, — тяжело вздохнул Эван. — У тебя есть крылья и свобода, ты можешь улететь отсюда в любой момент. А я… Безвольная птица.       До завтрака оставался еще час, поэтому Эван решил потренироваться в задании по темным искусствам. Делать тренировки на глазах других он не любил. Однако, во всем можно найти плюсы. Он никогда еще не учился так хорошо, как сейчас. В Хогвартсе он предпочитал списывать, редко захаживал в библиотеку, будучи уверенным, что отец ему поможет устроиться в жизни. Сейчас же кроме себя рассчитывать было не на кого. Хорошая учеба — это его шанс вырваться из этой дыры, он был уверен, что если он будет хотеть, а главное все для этого делать, то жизнь предоставит ему такую возможность.       — Ты не так делаешь, — вдруг послышалось за его спиной, когда ветер сдул его очередную жалкую попытку создать сгусток темной магии.       Эван резко обернулся, сжимая палочку. Но перед ним всего лишь стоял Крам. Откуда он тут взялся?       — Нужно вкладывать в основу… — начал Владимир.       — Мне не нужна твоя помощь, — гордо поднял голову Эван, замечая, что во двор начинают выходить и другие ребята, как с его, так и с более старших курсов. — Сам разберусь.       — Ладно, как хочешь, — пожал плечами Крам, не желая навязываться. — Просто знай, если нужна какая-то помощь или… защита, то я всегда рядом.       Владимир зашагал по направлению к замку. Эван видел, как все перешептываются, показывая на него пальцем. Может, он и мог бы поумерить свою гордость и попросить у Крама поддержки, но он не хотел казаться слабым. Помощь от Крама принимали только полукровки. А он всего добьется сам, и заслужит в этом гадюшнике уважение, докажет отцу, что он и без него достоин еще более лучшей жизни, чем тот хочет получить от Блэка.       — Эйвери, тебе на первый курс надо было с такими способностями, — послышался чей-то противный женский голосок.       Толпа подхватила запевалу и начала хохотать. Эван делал вид, что его это не задевает, поэтому развернулся, снова кутаясь в шубу, и направился обратно в замок. Быть клоуном и веселить всех он не собирался.       Да, по Хогвартским завтракам он тоже скучал. В Дурмстранге их не баловали разнообразием. Каждый день каша. Он сейчас бы отдал многое, чтобы полакомиться хотя бы пирожком с яблоком. Что уж говорить о праздничных пирах или визитах на кухню к домовикам.       От привычной рутины за завтраком (а именно каши и перешептываний о нем, хотя он и сидел один, достаточно далеко от ближайших соседей), его отвлекло письмо, которое сова выпустила над его пустой тарелкой с кашей. Он удивился не меньше, чем вся школа. За месяц, что он тут, ему только один раз написала мама, и то, письмо лично в руки ему передал домовик.              Эван,       Как ты? Надеюсь, что большинство слухов про Дурмстранг не правда и на деле это такая же обычная школа, как и наша. Нашел уже себе новых друзей, забыл обо мне?       У нас тут все по-старому. Даже рассказать нечего. Разве что… В общем, не знаю, насколько это правда, знаешь же, как слухами Хогвартс полнится, но Малфой, кажется, схлопотал условку за то, что сделал с тобой. Я считаю, что это несправедливо, за такое должны были наказать!       Всего тебе самого наилучшего, не забывай нас,       Сойер              Эван нервно сглотнул. Чистокровные едва ли могли похвастаться настоящей дружбой. Скорее все общались по необходимости или из собственной выгоды. После того, как отец его лишил статуса, с ним почти все перестали общаться. Только Сойер его продолжал поддерживать. Так и сейчас. Он написал ему. Сам. Первый. Эван тоже хотел это сделать, но откладывал в долгий ящик. Во-первых, он был уверен, что больше не нужен другу, он никто для этого мира. Во-вторых, не хотел делать больно себе, признавать и вспоминать, что когда-то он был частью той счастливой жизни. Он чувствовал, что даже не сможет ответить на это письмо Сойеру. Да, так будет лучше.       Он отложил письмо, поднимая свой взгляд. Все студенты на него пялились. Кто-то с интересом, кто-то с гаденькими ухмылками. Эван убрал письмо в сумку и встал из-за стола, направляясь на урок. Сейчас он был слишком уязвим, чтобы быть перед этими людьми.       Что он чувствовал? Он не мог понять. Заслужено ли было то, что Скорпиус за свое деяние отделался только условным сроком? Определенно нет. Хотел бы он ему мести? Тоже нет. В конце концов, в том, что произошло между ними, была и его вина.       Не было и ночи, когда бы он не думал о том вечере, не проигрывал его в своей голове. И снова он не мог понять, что чувствует. Наверное, если бы сейчас перед ним оказалась Урсула, он бы перед ней извинился.       Урсула. В Дурмстранге было много девочек, даже красивых, даже тех, кто несмотря ни на что, строили ему глазки. Но отчего-то всех он начинал сравнивать с ней, понимая, насколько Малфой была необычным и чутким человеком, что за эти встречи он… привык к ней.       — Эйвери, — вечером в библиотеке его кто-то окликнул.       Эван поднял глаза и увидел, как над его столом возвышается Каркаров, а за его руку цепляется Волчанская. Только не это… Эван не имел никакого желания общаться с этим человеком.       — Иди, погуляй, — рявкнул он Алане, отчего та быстро ретировалась из библиотеки, а Игорь присел на свободный стул. — Эйвери, у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.       — Да ну, — скептически произнес Эван. — И что же это?       — Если хочешь вернуться в Хогвартс, то у меня есть путь, как это можно устроить, — прищурился Каркаров. — Выполнишь все условия из этого списка, тогда и отправишься домой.       Игорь кинул перед ним пергамент и ушел, а Эван развернул его, находя там список из тринадцати условий.