У старых грехов длинные тени

Хазар

Рейян сидела во дворе, прямо на холодных каменных ступенях и задумчиво накручивала на палец прядь волос. Хазар улыбнулся, увидев ее, подошел, погладил ее по голове: — Холодно ведь на улице-то, дочка, ты бы шла в дом. Она подняла на Хазара грустный и усталый взгляд и пожала плечами, сделавшись вдруг удивительным образом похожей на Зехру: — Да нет, пап, мне не холодно. И здесь так хорошо… Тихо. Я просто хотела немного посидеть, подумать… — Нечего тут думать, — Хазар протянул ей руку, помог подняться и обнял за плечи, — идем, а то простудишься. Да и мама наша наверняка уже волнуется, куда это мы пропали. — Папа, — остановила она его, — а ты… скажи, ты тоже мне запрещаешь? — Рейян, доченька, — вздохнул Хазар, — давай мы с тобой поговорим об этом позже, хорошо? — Нет, — упрямо тряхнула непослушными кудряшками Рейян, — ты мне скажи прямо: запрещаешь? Сегодня днем Рейян вернулась из колледжа в весьма приподнятом настроении. Напевая себе под нос какую-то веселую песенку, она впорхнула в столовую, поздоровалась со всеми членами семейства, которые уже собрались за столом. Отец, правда, недовольно проворчал, что она вечно опаздывает к обеду, но видимо, у него было довольно-таки хорошее настроение, поэтому не стал дальше отчитывать внучку. Обед шел себе своим чередом: Хандан с Зехрой вполголоса обсуждали не пересолено ли мясо, отец с головой углубился в газету, хотя Джихан постоянно тормошил его, пытаясь вывести на разговор о завтрашнем подписании нового контракта с покупателями, а Ярен время от времени дергала свою мать, допытываясь, поедут ли они завтра за покупками, как собирались ранее. И тут вдруг Рейян, которая до того сидела, молча глядя в свою тарелку (Хазар даже забеспокоился, не заболела ли она), подивнула к себе стакан с водой, сделала несколько глотков, откашлялась и повернулась к нему: — Папа, — спросила она, глядя ему в глаза, — у нас в колледже сегодня начали согласовывать списки тех, кто может уехать по обмену во Францию. Там нужно подать заявление до конца следующего месяца. И еще нужно ваше согласие, твое и мамы. — Ну, раз дело принимает такой оборот… — улыбнулся Хазар, но тут отец вдруг отложил газету и уставился на них: — Какое еще заявление? — спросил он. — Чтобы поехать учиться, дедушка, — ответила за Рейян Ярен. — Во Францию. А кстати, тебя разве берут? — спросила она у кузины. — Если я сдам все экзамены, — объяснила Рейян, — то, как мне сказал учитель, вполне могу получить место. — А может, тогда и мне попробовать? — оживилась Ярен. — Могли бы вместе ехать, не так страшно, как одной. — Так это же просто здорово! — просияла Рейян. — Хватит глупости болтать! — чуть повысив голос, проговорил отец, и улыбка на лице Рейян мгновенно увяла. — Папа, ну зачем же так нервничать? — робко проговорила Зехра. — Затем, — отозвался он, — чтобы вы с Хазаром велели своей дочери раз и навсегда выкинуть из головы эту дурь. Тебя, Джихан, — повернулся он к брату, — это, между прочим, тоже касается. — Да я вообще в первый раз слышу про эту Францию! — пожал плечами Джихан. — Впрочем, если у нас будет возможность… — Никакой возможности нет и быть не может! — отец стукнул по столу кулаком, отчего Зехра вздрогнула. — Все это — чушь и лишний перевод деньгам. И чтобы я про это больше не слышал, ясно? — по очереди строго посмотрел он на Ярен и на Рейян. — Да, дедуля, конечно! — грустно вздохнула Ярен, переглянувшись при этом с кузиной. — Но почему? — воскликнула вдруг Рейян. Зехра дернула ее за рукав, но она не обратила никакого внимания. — Почему нам нельзя поехать, дедушка, ведь если появилась такая возможность, то зачем упускать? Кроме того, из нашего класса… — Ты меня учить, что ли, вздумала? — отец вскочил на ноги, чуть было не опрокинув при этом на себя тарелку супа. Прежде, чем Зехра, которая собралась было что-то сказать, Рейян, упрямо поджав губы, гордо вскинула голову и, взглянув своему деду прямо в глаза, проговорила: — Мы же не собираемся делать что-то… неприличное, дедушка, просто поедем учиться. Вместе с нашими же одноклассниками. Кроме того, учительница сказала, что это послужит нам хорошей подготовкой, чтобы потом поступить в университет, правда, Ярен? — повернулась Рейян к кузине, явно ища у нее поддержки. Однако же, Ярен, переглянувшись с Джиханом и, поймав его хмурый взгляд, опустила голову и промолчала. Отец же побагровел еще больше, а это без сомнения свидетельствовало о том, что он разъярен сверх всякой меры. Он быстро обошел стол, приблизился к Рейян и отвесил ей звонкую пощечину: — Это тебе за то, что надерзила мне, нахалка! — выкрикнул он. — И чтобы я не слышал больше этих глупостей про университеты, ясно? Выдумала тоже мне: поедет она… И чем ты вознамерилась там заниматься, а?! Я не позволю позорить свой род, чтобы потом встречный и поперечный мог упрек мне бросить, мол, у Шадоглу внучка… незнамо кто! Еще раз услышу — выпорю! И не погляжу, что ты якобы уже выросла! Поняла? Рейян, с трудом сдерживая слезы, кивнула. — Я не слышу! — вновь стукнул кулаком по столу отец. — Да, дедушка, — отозвалась она. — Прекрасно. А теперь — выйди вон из-за стола! Иди и обдумай еще раз свое мерзкое поведение. — Папа… — покачал головой Хазар, провожая глазами сгорбившуюся от боли и унижения Рейян, — ты, мне кажется, слишком перегибаешь палку. — Это вместо того, чтобы мне «спасибо» сказать за то, что наставляю твою дочь на путь истинный? — строго спросил отец, после чего вернулся на свое место. — В самом деле, папа, — подала голос молчавшая до сих пор Хандан, — что плохого в том, если девочки поучатся и поживут какое-то время в Европе? Вот брат Хазар ведь учился там, верно? — Вот именно, — отец налил себе воды и сделал большой глоток, — учился! Чтобы потом — работать на благо семьи! А Ярен и Рейян это зачем? Вы бы лучше научили их вести хозяйство, заботиться о доме, чтобы потом мужья не вернули их вам обратно! — Папа, — улыбнулся Хазар, — но согласись, что в современном мире место женщины не только… — Хазар, ради Аллаха, перестань ты нести эту чушь! — перебил его отец. — В мире каждый должен заниматься своим делом, а иначе ни толку, ни порядку не будет. Все, хватит, я больше не желаю говорить на эту тему! Давайте уже поедим спокойно! Остаток обеда прошел в молчании, а после все разошлись по своим комнатам. Джихан сочувственно взглянул на Хазара и неопределенно пожал плечами, мол, извини брат, но ты же знаешь нашего отца. Хазар усмехнулся про себя: в свое время отец точно так же не отпустил Джихана на учебу за границу, заявив, что «это перевод деньгам», потому что из такого разгильдяя толку все равно не выйдет. Хотя самому Джихану, и Хазару это было прекрасно известно, хотелось поехать, потому что его лучшие приятели и одноклассники уехали все вместе. А вот Азат напротив не захотел уезжать, как он сам выразился, не поймешь куда, за тридевять земель, и поступил в университет в Стамбуле. Джихан, да и все остальные члены семейства, были рады; Хандан без конца повторяла, что хоть сын все равно от нее далеко, но это все же лучше, чем если бы он на другом конце земного шара. Азат и вправду часто навещал свою семью, привозил подарки родителям, сестре и, конечно же, кузине. Хазар, признаться, умилялся всякий раз, когда видел, как трогательно Азат заботился о Рейян и Ярен. Он постоянно играл с ними, рассказывал какие-нибудь веселые истории, разнимал, если девочкам случалось повздорить, успокаивал, когда они ссорились. Когда он уехал, Ярен с Рейян целых три дня ходили, точно в воду опущенные, пришлось Хазару с Джиханом объяснить, что брат уехал не навсегда. Рейян вздохнула, откинула назад прядь волос, которая лезла ей на глаза и повторила: — Скажи, папа, ты тоже запрещаешь? Хазар вздохнул, уселся с ней на ступеньку и обнял за плечи: — Доченька, — спокойно проговорил он, — послушай, давай мы сейчас не будем с тобой так сильно расстраиваться, хорошо? Сейчас, видишь ли, нам приходится не так уж легко, у твоего дедушки… У него небольшие затруднения на работе. Мы только-только выплатили большой кредит, который взяли для строительства новой фабрики. Да и обучение твоего брата Азата тоже недешево обходится. Поэтому-то дедушка против. Надо просто подождать, наберись терпения, родная моя. В конце концов, тебе всего только четырнадцать лет, пройдет время, ты подрастешь… — Нет, папа, — покачала головой Рейян, горько усмехнувшись при этом, — дедушка ведь сказал, что не позволит. И не потому, что денег нет! — На дедушку не надо обижаться, Рейян, он… Иногда может вот так вспылить, но на самом деле он просто переживает за тебя. Да и я, честно тебе скажу, сильно волновался бы, если вдруг ты уехала бы куда-то очень далеко. А вдруг с тобой что-то случится, а меня не будет рядом? Ну, сама подумай, если я не успею прибежать на помощь и спасти мою красавицу-доченьку, что будет? — Ты всегда будешь со мной рядом! — рассмеялась Рейян. — Я же знаю, и поэтому могу не волноваться: папа придет и поможет мне. Ты всегда так говорил. — Так и будет! — Хазар покрепче прижал ее к себе и поцеловал в висок. — Ну, выше нос, моя красавица! А сейчас, пойдем в дом, а то наша мама наверняка уже места себе не находит. Рейян поднялась, отряхнула платье и пошла наверх; Хазар задумчиво посмотрел ей вслед и покачал головой. Вот уже много лет он старается изо всех сил, но так и не может до конца понять своего отца. Ну почему он не желает хотя бы немного посочувствовать своему родному сыну?..

***

Когда Хазар очнулся в тот страшный день в больнице и узнал, что Дильшах погибла, он понял, что и его жизнь закончилась. Отец твердил ему, что боль пройдет, нужно время, оно, дескать, лечит… Хазар слушал, но ему было все равно. Он думал тогда лишь об одном: застенчивая улыбка и задумчивый взгляд зеленых глаз Дильшах были и останутся для него самым дорогим сокровищем, и он попросту никогда не сможет вырвать образ своей возлюбленной из сердца. Дильшах была его первой и единственной любовью, вряд ли другая женщина, пусть даже самая добрая и прекрасная, сможет занять когда-нибудь ее место. Вспоминая их встречи, разговоры, клятвы, поцелуи и ласки, Хазар силился понять, почему она не дождалась его возвращения. Неужели Дильшах, пусть хотя бы и на миг, но усомнилась в нем? Но ведь он же писал, что ждет не дождется того дня, когда вернется и воссоединится с любовью всей своей жизни. Или во всем виноват этот негодяй — Мехмет Асланбей? Скорее всего, так и есть: этот подонок решил заполучить, так сказать, очередной трофей. Наверняка же у него, наследника одной из самых богатых семей, любимца, как говорили, матери, привыкшего, что все ему достается по первому требованию, не было недостатка в девушках, готовых на все, ради знаков его внимания. Но ему понадобилась чистая, наивная и невинная Дильшах! Она же, очевидно, не устояла перед искушением, а потом горько раскаялась в этом. Бедняжка поняла, что жестоко ошиблась: Мехмет Асланбей не любил ее, и она никогда не питала к нему нежных чувств. Получив свое, Асланбей охладел к Дильшах, а потом и вовсе стал вымещать на ней злость и обиду за свою несостоявшуюся семейную жизнь. Иногда Хазару казалось, что он зря поверил тогда отцу, мол, Дильшах забыла и разлюбила его. Ему не стоило выжидать столько времени, а прямо сразу, по возвращении из армии пойти к Асланбею и поговорить с ним как мужчина с мужчиной. Пусть бы он, глядя Хазару в глаза, сказал, как посмел посягнуть на чужую невесту, украсть ее, а потом обращаться с ней столь жестоко. Это просто в голове не укладывалось! Отец Хазара, к примеру, не был слишком уж ласков с матерью. Родители часто ссорились, мать плакала, повторяя при этом, что муж «никогда ее не любил по-настоящему», а отец кричал, дескать, она сама себя накручивает. Но когда скандал утихал, мама с отцом вновь жили мирно. Собственно, в этом, если вдуматься, нет ничего необычного, разногласия случаются время от времени в каждой семье. Но отец никогда не поднимал руку на мать, такое даже и представить невозможно! А того, кто унижает и бьет свою жену, даже и мужчиной назвать трудно. Разве мог Хазар, после всего, что он узнал, просто отступиться и не помочь бедной Дильшах? Даже если она действительно разлюбила его, он принял бы это, просто отвез ее вместе с сыном в безопасное место, обеспечил бы их всем необходимым и больше не стал бы ничего требовать. Если бы вдруг Дильшах сама захотела вернуться к нему, тогда… Тогда Хазар вновь обрел бы утраченное счастье. Но увы, сейчас уже ни к чему гадать на кофейной гуще; Дильшах мертва, как и ее муж, а сам Хазар, судя по всему, до конца дней своих обречен страдать. Кроме всего прочего, иногда приходила в голову мысль, от которой все так и холодело внутри: а вдруг это он, Хазар, на самом деле убил Мехмета Асланбея. Что произошло той ужасной ночью, Хазар так и не вспомнил. У него в памяти только то, как он уехал из дома, как ждал Дильшах в условленном месте, и она пришла к нему. Хазар отчетливо помнил, как они стояли друг напротив друга посреди заброшенного, полуразрушенного дома. Он смотрел ей в лицо и старался запомнить, каждую черточку, чтобы никогда не забыть. Потом она что-то сказала ему, вернее, хотела сказать, но не успела, произнесла лишь: «Хазар, прежде, чем уйти, мне нужно тебе сказать…» — и замолчала, потому что с улицы вдруг послышался голос ее мужа. А дальше все было как в тумане… Кажется, они бежали вдоль по улице, крепко держась за руки, а потом Дильшах умоляла Мехмета успокоиться и выслушать ее, потому что «он с самого начала не так все понял и должен наконец узнать правду». Потом Хазара будто обожгло огнем, и он упал на камни, застонав от боли. Пришел в себя он уже в больнице, а рядом сидел отец. Он взял Хазара за руку и сказал, что безмерно счастлив, поскольку «все обошлось». Оказывается, отец узнал, что Хазар собрался увезти Дильшах, примчался в тот заброшенный квартал и увидел раненого Хазара и убитых Дильшах и Мемхета. Он сказал, что судя по всему, всех троих ранили какие-то бандиты, которых предостаточно в трущобах. Скорее всего, они услышали громкие голоса, увидели машину Хазара и решили, что могут поживиться. Следователь пришел к такому же выводу, дело было закрыто, но семейство Асланбеев обрушилось на самого Хазара и на его отца с обвинениями и оскорблениями. С подачи Азизе Асланбей все газеты наперебой трубили о том, что именно Хазар — подлый убийца, который к тому же осмелился посягнуть на честь добропорядочной женщины, и потому место его — в тюрьме, поскольку «должна быть на свете справедливость». Отец злился и грозился лично придушить эту бессовестную женщину, которая осмелилась столь наглым образом оклеветать Хазара. В конце концов Асланбеи, кажется, поняли, что ничего не добьются, и никогда не смогут доказать виновность Хазара. Они уехали из Мидьята, и, как любил повторять отец, больше не вернутся, потому что если только вздумают сунуть в Мидьят свой нос, горько пожалеют об этом. Но самое ужасное заключалось в том, что Хазар иной раз и сам начинал верить в то, что Азизе Асланбей была права в своем гневе. Именно он — главный виновник гибели ее сына. Хазар отчетливо помнил и готов был поклясться, что взял тогда с собой свой пистолет. Правда, его так никто и не нашел, а отец говорил, что когда он приехал на место, оружия у Хазара не было. Несколько раз Хазару снился странный сон, будто он бежит по узкой улице, а Дильшах зовет его и просит не оставлять одну. После их вдруг окутывает плотный густой туман, и сквозь этот туман Хазар видит высокую фигуру Мехмета Асланбея. Хазар будто вскидывает свой пистолет, но тут туман вдруг неожиданным образом рассеивается. Хазар отчетливо видит дуло пистолета Мехмета, направленное прямо ему в грудь. А потом Хазар уже не в силах ничего разглядеть в кромешной тьме. Он будто лежит на холодных камнях, силится открыть глаза, но не может, и слышит при этом истошный женский крик. Всякий раз Хазар просыпался в холодном поту и силился вспомнить: действительно ли это было на самом деле? Получается, он хотел выстрелить в Асланбея, но тот первым разрядил в него пистолет, а после убил Дильшах, хотя, кажется, когда Хазар упал на землю, то видел ее, лежащую рядом. Значит, именно в нее Асланбей выстрелил сначала. А кто же тогда кричал?.. Или это просто сон, и видит он его лишь потому, что постоянно думает о том, что произошло. Отец убеждал Хазара, что лучше не терзать себя понапрасну: что случилось, то случилось, и теперь остается лишь смириться: — Ты одно должен запомнить, сынок, — повторял он, — твоей вины во всем, что случилось, нет! Поэтому раз навсегда выкинь из головы все сомнения, ты понял меня? — Да, папа, — неизменно отвечал Хазар, но как бы там ни было, он все равно время от времени мысленно возвращался в ту роковую ночь, тщетно силясь вспомнить все от и до. Он думал, что ему легче было бы узнать правду, какой бы она ни была, нежели прожить в неведении до конца своих дней. Но увы, кроме перепутанных и неясных снов, у него больше ничего не было, и оставалось только гадать: неужели же он запятнал свою душу убийством?.. Когда Хазара выписали из больницы, первое, что он сделал — это отправился на кладбище. Ему хотелось навестить последнее пристанище своей возлюбленной, попрощаться с ней и попросить прощения. У свежей могилы Мехмета Асланбея стояла женщина в черном, и Хазару пришлось спешно спрятаться неподалеку за чьим-то высоким мраморным надгробием. Убежище оказалось весьма надежным, так как от посторонних глаз Хазара скрывали еще разросшиеся, раскидистые деревья. Прежде Хазар не встречался с Азизе Асланбей, но догадаться, что это была именно она, труда не составило. Азизе Асланбей долго не двигалась с места. Она молилась, плакала, гладила могильный холмик, что-то тихо приговаривая при этом. Хазар уже устал стоять, не шевелясь и боясь даже вздохнуть, чтобы не выдать своего присутствия. Начал накрапывать дождь, но Азизе Асланбей не обращала на него никакого внимания. Наконец она поднялась, постояла еще какое-то время, молча перебирая четки, после чего ушла; на могилу несчастной Дильшах, как успел заметить Хазар, она даже не взглянула. Хазар выждал, пока она скроется за поворотом, и после этого подошел к могиле Дильшах. Слез уже не было: он просто смотрел на деревянную табличку с именем и двумя датами и вспоминал, как накануне его отъезда на службу они с Дильшах сидели в обнимку на полу в ее крохотной квартирке и обсуждали фильм, который посмотрели тем вечером в кинотеатре. А потом Дильшах накрыла на стол, угостила его чаем (она заваривала восхитительный чай, такого он никогда и ни у кого больше не пил!) со свежей пахлавой, которой угостила ее квартирная хозяйка. Хазар, жмурясь от удовольствия, смаковал каждый кусочек, а Дильшах, подперев рукой щеку, сидела напротив и смотрела на него. Рано утром он потихоньку, чтобы не заметила хозяйка, ушел от нее, пообещав, что непременно вернется к ней, и они всегда будут вместе. Она не хотела его отпускать, словно чувствовала, что не суждено им быть счастливыми… В годовщину ее смерти Хазар вновь отправился на кладбище. Дело уже было к вечеру, и потому он надеялся никого там не встретить, полагая, что если Асланбеи и решили почтить память Мехмета, но наверняка приезжали раньше. Однако, ему вновь пришлось прятаться за чужой могильной плитой. На сей раз Азизе Асланбей пришла не одна. Хазар сразу заметил маленького мальчика, который испуганно жался к Азизе и при этом безостановочно тер глаза ладонями. Она положила руки ему на плечи, и некоторое время они стояли молча, разглядывая черное мраморное надгробие Мехмета Асланбея. Затем Азизе развернула мальчика к себе лицом, опустилась на одно колено, чтобы глаза ее были на одном уровне с глазами внука, и спросила, запомнил ли он все, о чем она говорила. Мальчик кивнул, после чего бросился к ней и уткнулся ей в шею. Азизе погладила его по спине, прошептала что-то на ухо и прижала к себе. Наконец она чуть отстранилась, вытерла ему слезы, а потом взяла за руку и увела. Хазар смотрел им вслед, и ему не давала покоя одна мысль: этот мальчуган мог бы быть их с Дильшах сыном, и если бы он мог, он бы сделал все, чтобы этот малыш вырос, не зная бед и огорчений. Если бы только они с Дильшах успели уехать, то, кто знает, может быть сегодня сын Дильшах звал бы его отцом. И Хазар действительно мог бы стать ему отцом, пусть не по крови, но по сути. Но сейчас остается только пожалеть малыша: бедняжка остался круглым сиротой, и кто знает, какая судьба его ждет. Отец, узнав про его прогулки на кладбище, пришел в ярость. Он накричал на Хазара, что ему, судя по всему, мало было одного ранения. — Ты окончательно рехнулся? — кипятился он. — Пойми же, если тебя там увидят… От этих людей всего можно ожидать, я же предупреждал тебя. Держись подальше от этой семейки, Хазар, повторяю тебе. — Я все понимаю, папа, — вздохнул он, — но ты тоже пойми меня, я не могу взять и забыть ее! Я хотел просто почтить ее память, и все! И меня никто не видел. — Прошел уже целый год, Хазар, — покачал головой отец. — Пора прийти в себя. Да, тебе больно, я очень хорошо понимаю тебя, потому что потерять любовь — это… мучительно, но ведь жить-то надо. Идти вперед… Найди себе кого-нибудь, женись… — Нет! — воскликнул Хазар. — Даже и не проси, папа, и не говори со мной больше на эту тему. Я никого не смогу впустить в сердце! — Но ты не сможешь прожить жизнь в одиночку! — всплеснул руками отец. Хазар пристально посмотрел на него: — Ты ведь живешь, — тихо проговорил он. Отец недоуменно моргнул: — Не сравнивай! — тут же возмутился он. — Отчего же? — пожал плечами Хазар. — Ведь мама умерла много лет тому назад, мне тогда было всего семнадцать лет. И с тех пор ты живешь один… — Я — глава семьи, — перебил его отец, — и я обязан думать обо всех вас! Вы — моя семья: ты, твой брат, мой внук, — поэтому я не один, Хазар. Почему мне приходится объяснять тебе очевидные вещи? — Но я тебе говорю не о детях и внуках, папа, ты же меня прекрасно понимаешь, не уходи от темы! Ты ведь тоже мог взять еще одну жену, уверен, стоило только захотеть, и нашлась бы женщина, которая согласилась стать твоей спутницей. Но ты отказался от этой мысли, и мы оба знаем, почему, верно? Глаза отца вдруг потемнели, и он, коротко вздохнув, быстро отвел взгляд. — Сейчас речь не обо мне, сынок, — вздохнул он. — Речь о тебе и о твоем счастье. Я ведь хочу, чтобы ты устроил свою жизнь. И твоя мать, будь уверен, хотела бы того же. — Отец, — Хазар перехватил его взгляд, — скажи, только честно, ведь даже если предположить, что ты женился бы на другой, скажем, ради блага твоей семьи и детей, неужели ты так просто смог бы забыть маму? Ты же любил ее, как ты сам говоришь, больше жизни! Просто представь: ты каждый день смотрел бы на другую женщину, был с ней, но все твои мысли были бы о другой. — Все, хватит! — нервно махнул рукой отец. — Давай лучше прекратим этот бесполезный разговор, Хазар, он все равно ни к чему не приведет. Что ж, — тяжело вздохнул отец, — живи как знаешь. Я больше не стану ни на чем настаивать. С тех пор отец и впрямь больше не досаждал ему разговорами о женитьбе, и Хазар вздохнул спокойно. Он помогал отцу с делами фирмы, ездил во все командировки, если вдруг возникала необходимость, не только для того, чтобы отец меньше напрягался и поберег здоровье, но и для того, чтобы хоть ненадолго сменить обстановку и развеяться. Он помогал брату воспитывать маленького Азата, и привязался к мальчику, как к родному сыну. Да и сам племянник души в нем не чаял и, случалось, прибегал к дядюшке пожаловаться на какие-либо огорчения и поделиться своими радостями. На могилу Дильшах Хазар наведывался довольно-таки часто, и пару раз вновь чуть было не столкнулся с Асланбеями: один раз он вовремя заметил братьев Мехмета и попросту свернул на другую аллею, чтобы они его не заметили, а во второй раз он чуть было не попался. Он как раз сидел подле надгробия Дильшах, когда услышал вдруг за спиной чьи-то голоса. Быстро вскочив на ноги, он еле успел скрыться за той самой могильной плитой, за которой обычно прятался. Братья Асланбеи вместе с матерью подошли к могиле Мехмета, и Хазар слышал, как младший брат сказал, мол, ему показалось, будто он кого-то видел. Старший ответил, что скорее всего кто-то приходил на соседнюю могилу, и ушел по другой дороге, в обход, поэтому-то они и не столкнулись. Хазар и сам не знал, почему, но ему очень хотелось вновь увидеть сынишку Дильшах, но больше им так и не удалось столкнуться. А ездить к дому Асланбеев он не хотел, отец прав, как там ни крути, от этих людей всего можно ожидать, тем более, что по городу до сих пор ходили слухи, мол, именно Хазар — подлый убийца и чуть ли не насильник. И распространяли эти грязные сплетни мать и братья Мехмета. Что ж, Аллах им судья за это! Прошло уже довольно много времени, но рана в душе Хазара все никак не заживала. Он безумно тосковал по Дильшах, вспоминал ее, силился вспомнить, что же произошло тогда, была ли в ее смерти его вина. Отец, казалось, махнул наконец на него рукой и перестал донимать бесконечными нравоучениями и требованиями «взять себя в руки», жениться и продолжить род. И надо же было такому случиться, чтобы как раз именно в это самое время Хазару написал один из его лучших армейских друзей, Ильяз. Он пригласил его приехать к нему в гости, потому что на общую встречу, которая должна была состояться в скором времени в Стамбуле, ему никак не успеть. Хазар, к вящей радости отца (он постоянно настаивал на том, что Хазару нет нужны сидеть в четырех стенах, нужно «отвлечься хоть ненадолго»), согласился и отправился в Урфу. Как выяснилось, в семье друга Хазара случилась серьезная неприятность: его младшая сестра, как он сам выразился, «попала в сети к какому-то мерзавцу, который воспользовался ей и бросил». Бедняжка надеялась, что они всегда будут вместе, и счастье будет безграничным, но когда она призналась избраннику, что ждет ребенка, тот заявил, что не собирается на ней жениться, а ребенок ему не нужен. — Я хотел было просто взять и голову ему оторвать! — горячился Ильяз, рассказывая обо всем Хазару. — И не только голову, знаешь ли… — Подумать только, — вздохнул Хазар, — сколько на свете людей без совести и без чести! — Но хуже всего то, — продолжал тем временем Ильяз, — что мои родители выгнали Зехру из дома и заявили, что пока она не избавится от ребенка, они не желают ее знать. А как только сделает аборт, они найдут ей мужа, который согласится взять ее в свой дом, невзирая на то, что она уже… «порченная». — Какой ужас! — воскликнул Хазар. — Зехра не хочет избавляться от ребенка. Она попросила у меня помощи, но… Что я могу, Хазар? Дал ей денег, приютил, но, видишь ли, моя жена тоже косо на нее смотрит. Да и родители… Они отказались знаться с нами, пока Зехра живет под нашей крышей. Но не могу же я ее выставить сестру на улицу! Ильяз еще долго говорил, жаловался на мать, на отца, на «подлеца», который воспользовался наивностью и влюбленностью юной девушки, и на саму сестру, которая поверила сладким речам «какого-то ничтожества». Хазар слушал, и у него сжималось сердце. Ему вдруг вспомнилась его милая Дильшах, она ведь точно так же осталась совсем одна, и некому было протянуть ей руку помощи. А если бы вдруг она оказалась в положении несчастной сестры Ильяза, то и от нее все отвернулись бы. Впрочем, так оно и случилось, с той лишь разницей, что Дильшах не была беременна. И именно это одиночество и отчаяние толкнуло ее в объятия мерзавца Асланбея, который притворялся добрым, обещал помочь, а потом издевался над ней, вымещая какую-то свою выдуманную обиду. И если Дильшах Хазар, к несчастью, не смог защитить, то может быть, хотя бы сестре своего друга он поможет. Ильяз опешил, когда Хазар объявил ему о своем решении. Он даже пытался отговорить его, говоря, что, безусловно, был бы благодарен, но Хазар, судя по всему, не понимает, что связывает себя на всю жизнь. То же самое сказала ему и сама Зехра. Когда Хазар впервые увидел ее, тихую, застенчивую, с покрасневшими глазами, она взглянула ему в лицо, робко улыбнулась и тихо проговорила: — Брат рассказал мне о… вашем предложении, и я, конечно же, благодарна вам, Хазар бей, но с моей стороны было бы попросту эгоизмом принять его. — Но почему? — мягко улыбнулся Хазар и взял ее за руку. — Ведь мы с вами даже и не знаем друг друга толком… — У нас будет время, чтобы узнать, — отозвался Хазар. — Поймите, Зехра ханым, я просто хочу вам помочь. Поверьте, я никогда ни к чему вас принуждать не стану! Мы просто заключим брак, и это избавит вас и ваше дитя от всяких пересудов. — Вы же на всю жизнь себя свяжете, Хазар бей, — покачала головой Зехра. — А вдруг вы встретите кого-то… — Как и вы. Но все-таки давайте не будем заглядывать так далеко, Зехра ханым, — перебил ее Хазар. — В любом случае, если такое и произойдет, мы просто разведемся, и я обеспечу вас всем необходимым. Но с моей стороны, могу вас заверить… Вряд ли я, как вы выразились, встречу кого-то, — тяжело вздохнул он. — Вас тоже кто-то ранил, да? — дотронулась она до его плеча. — Можно и так сказать… Подумав еще пару дней, Зехра согласилась принять его предложение. Хазар не знал, убедил ли ее в этом брат, или же она приняла решение самостоятельно, но так или иначе, они с Зехрой официально заключили брак, и через три дня отправились в Мидьят. Отец схватился за сердце, когда Хазар привез свою молодую жену домой и представил ее семье. Джихан же лишь усмехнулся и похлопал брата по плечу: — Ну, брат, ты, конечно, устроил нам сюрприз! — хмыкнул он. — Мог бы и не наводить тень на плетень, к чему тайны в таком-то деле. — Просто, — развел руками Хазар, — так уж сложилось, мы и сами не ожидали. — Добро пожаловать, дорогая! — кисло улыбнулась Зехре Хандан. — С вашего позволения, папа, — повернулась она к своему свекру, — я покажу новой невестке дом. — Да, конечно, — кивнул отец. — А мы пока с Хазаром поговорим… по душам. Отец привел Хазара в кабинет, уселся за стол и в упор уставился на него: — Что все это значит? — строго спросил он. — Папа, — вздохнул Хазар, — я могу все объяснить… — Да уж, потрудись, будь добр! — повысил голос отец. — Уму непостижимо! — всплеснул он руками. — Мало того, что вот уже скоро пять лет, как весь Мидьят судачит о тебе и той… твоей. А теперь ты притащил в дом не пойми кого и ставишь меня перед фактом, что женился! Ты меня в гроб хочешь уложить, Хазар?! — Отец! — воскликнул Хазар. — Ну зачем ты так говоришь? Я вовсе не хотел тебя огорчать и идти против твоей воли. Просто так уж сложилось. У этой девушки несчастье, она… овдовела, а у нее ребенок, — при этих словах отец побледнел, но Хазар вскинул руку. — Подожди, дай мне договорить! Да, у Зехры будет ребенок, и у нее никого не осталось, а семья брата не может взвалить на себя еще двоих человек. — А ты, значит, такой добрый выискался, да? — хмуро взглянул на него отец. — Лучше было бы обречь ее на позор, а то и смерть? — вопросом на вопрос ответил Хазар. — Пойми, папа, — вздохнув, прибавил он, — я сделал это ради памяти Дильшах. Если уж ее не уберег, то хотя бы этой несчастной руку протяну. Это же благое дело, отец: дать кров нуждающимся. И я уверен, что мама, будь она сейчас здесь, поддержала бы меня. Да и ты… — Ладно, — махнул рукой отец, — делай как знаешь. В конце концов, это — твоя жизнь. Что ж, я велю Джихану и Хандан обращаться с твоей женой почтительно, как и подобает. Зехра, разумеется, поначалу стеснялась, она не никак не могла освоиться и привыкнуть к роли хозяйки дома. Хандан, правда, изредка ехидничала, что, мол, вот, прежде она была старшей, а теперь, выходит, «ей приходится переучиваться». Джихан же и вовсе, казалось, обиделся на брата, что тот ни словом не обмолвился о том, что у него «появилась сердечная привязанность», и сколько бы Хазар не убеждал, мол, все получилось спонтанно, брат ему не верил. Но постепенно жизнь все-таки входила в свою колею. А уж когда родилась Рейян, Хазар и вовсе вдруг почувствовал, будто у него открылось второе дыхание. Стоило ему только взять малышку на руки, он понял вдруг, что теперь они вместе с Зхерой станут жить для этой очаровательной крошки и постараются сделать ее жизнь светлой. — Пускай она никогда не узнает боли и разочарований, — сказал Хазар жене в тот день, когда она с Рейян приехала домой из роддома. — Дай Аллах, Хазар бей! — улыбнулась Зехра, укачивая малютку. Чем больше проходило времени, тем больше Хазар убеждался, что поступил правильно. По мере того, как Рейян подрастала, она все больше привязывалась к нему. Она обожала своего «милого папочку», и Хазар всякий раз, когда обнимал ее, чувствовал, что оживает, и старая рана немного зарубцевалась. Девочка росла смышленой, озорной и непоседливой. Она обожала играть с братом Азатом в его старые машинки (он с радостью дарил ей их), собирала с ним конструктор, а уж со двора ее просто не вытащишь. Азат, кстати сказать, тоже любил проводить время с ней и с Ярен, своей родной сестрой. Хандан родила дочку на полгода раньше Зехры, и девочки, естественно, росли вместе. Правда, Ярен была более домашней, если так можно выразиться. Если Рейян предлагала ей поиграть в прятки на конюшне или залезть на крышу, чтобы «проследить за бандитами, которые хотят пробраться в замок», она пугалась, говорила, что лучше уж играть во дворе, а не то «родители заругают». Рейян вздыхала и звала дочку прислуги, Мелике, та никогда не отказывалась составить ей компанию во всех проделках. Иногда, впрочем, Ярен удавалось, как отец выражался, «благотворно влиять на свою кузину», и она утаскивала Рейян к себе, играть в куклы. Оканчивалось, правда, все тем, что приходил Азат, и тогда вместо того, чтобы спокойно накормить своих кукол и уложить их спать, игра принимала неожиданный оборот. Скажем, Азат придумывал и вводил в игру нового «персонажа» в виде своего старого и порядком уже потрепанного плюшевого медведя. Оный медведь исполнял роль «престарелого дядюшки», который отобрал наследство у двух несчастных сестер. И тогда Рейян, как она говорила, вступала в «борьбу за справедливость», чтобы изгнать «зловредного старикашку» из кукольного замка. Ярен, как правило, становилась на этом этапе зрительницей и заливалась от смеха, глядя на представление, разыгрываемое братом и Рейян. Впрочем, иногда девочки могли и поссориться из-за какого-нибудь пустяка, и тогда обе бежали жаловаться своим родителям. Зехра виновато опускала глаза и говорила, что в другой раз «приглядит за дочкой», а Хандан на это, как правило, беспечно отмахивалась, мол, сейчас поругались, а через пять минут, глядишь, помирятся. Хазар был с ней полностью согласен, вспоминая, как Джихан вечно обижался на него из-за какой-нибудь ерунды, но очень скоро прибегал к нему и говорил, что «вовсе не хотел ссориться». Правда, если отец становился свидетелем их споров, то Джихану крепко попадало. Как и Рейян… Отец отчего-то никак не мог смириться с тем, что Хазар удочерил девочку и дал ей свою фамилию. Когда он выговаривал Хазару, что тот, дескать, «неправильно воспитывает дочь», то всякий раз подчеркивал, что «Рейян — выродок, и в ней нет ни капли крови Шадоглу». Хазар терялся в догадках: кто и когда подменил его отца! Да, у него всегда был довольно-таки суровый нрав, он быстро выходил из себя, кричал и ругался, если что-то было не по его. Джихан, к слову сказать, точно такой же, и наверное, именно поэтому, если случалось им с отцом схлестнуться, то чуть только искры не летели. Но все же отец никогда не позволял себе оскорблять других людей, и уж тем более был чужд всякого рода предрассудков. Даже когда Хазар хотел в свое время жениться на Дильшах, то отец до того, как случилось то, что случилось, не был против, если, как он сам говорил, «Хазару это принесет счастье». Но вот после женитьбы Хазара на Зехре, и особенно после того, как он удочерил Рейян, отец стал вести себя более грубо и высокомерно по отношению к своему старшему сыну, невестке и особенно — к бедняжке Рейян. Хазара отец пилил теперь чуть ли не каждый день; поводом могло послужить что угодно, но каждое замечание заканчивалось неизменным: «Я принял твое самоуправство, смирился с тем, что ты дал свою фамилию безродной девчонке, и хотя бы в благодарность за это ты мог бы прислушаться ко мне». Заканчивались же все нравоучения одинаково: отец требовал от Хазара «родить истинного наследника их достойной во всех отношениях фамилии». Сказал ли кто-то отцу (все ж таки, прислуга в доме чрезвычайно любопытна), или же он сам догадался, но ему стало известно, что Зехра с Хазаром ночуют в разных комнатах, и с того момента Хазару натурально житья не стало. Отец то и дело напоминал, что Зехра ему «жена лишь на бумаге», и пора бы уже прекратить играть в ненужное никому благородство, дескать, «добром это не кончится». Что же касается Рейян, то ее отец, как говорится, держал в черном теле. За малейшую провинность он ругал девочку, а частенько даже и бил. Однажды (Рейян тогда было лет семь) дети играли в гостиной, потому что на улице шел сильный дождь, и совершенно случайно кто-то из них расколотил две фарфоровые чашки, которые Ханифе то ли забыла, то ли поленилась убрать со стола. И хотя Азат клятвенно уверял деда, что это целиком и полностью его вина, Ярен, шмыгая носом, лепетала, что «больше они так не будут», выпорол отец именно Рейян. Видите ли, именно она «подбила кузину на дурацкую шалость». — Отец, ну это же просто случайность! — пытался убедить его Хазар. — Нечего поощрять непослушание, — отрезал отец. — Если уж ты и твоя жена не можете воспитать эту девчонку, то придется мне это сделать. Я выбью из нее всю дурь! — Папа, — вздохнул Хазар, — ты… ты не прав. — А ты слишком ей потакаешь, до добра это не доведет! Посмотри хоть на Джихана. Назлы вечно кудахтала над ним, вот он и рос неуправляемым! Но все же мне удалось худо-бедно усмирить его нрав. Хазару в ответ оставалось лишь обреченно махнуть рукой. Кажется, отца не переубедить: он предвзято относится к Рейян из-за ее происхождения, и с этим остается только смириться. Когда Рейян пошла в школу, они с Зехрой наконец-то стали мужем и женой по-настоящему. Тем вечером за ужином все обсуждали отъезд Азата в колледж в Стамбуле, и отец с Джиханом спорили, какой факультет ему лучше выбрать, когда придет время поступать в университет. Джихан говорил, что, дескать, лучше выбрать юриспруденцию, потому что «сейчас это модно», а кроме того, им в компании не помешает толковый юрист. Отец же настаивал, что лучше выбрать финансовый, потому что «пользы будет больше». Хазар, усмехнувшись и подмигнув племяннику, поинтересовался, а не лучше ли будет спросить мнение самого Азата. На миг за столом воцарилось молчание, а потом все захохотали, и громче всех — отец. Тем же вечером Зехра, как обычно, помогала Рейян приготовиться ко сну, и хотела причесать ее. Рейян же ненавидела это занятие, она говорила, что хуже нет того момента, когда мама возьмет в руки «оружие пытки» — так она называла расческу и примется приводить в порядок ее непослушные кудряшки. Поэтому Рейян всячески отлынивала от так называемых парикмахерских процедур. Вот и в тот раз она сбежала от матери и спряталась в комнате Хазара, а он, разумеется, пообещал ей «ничего не говорить маме». Когда Зехра зашла к нему спросить, не видел ли он Рейян, он притворно испугался, мол, куда же пропала его милая доченька. Зехра усмехнулась и указала глазами на занавешенное окно. Хазар в ответ еле заметно кивнул, приложив при этом палец к губам, и некоторое время они с Зехрой делали вид, будто ищут Рейян. Когда Зехра отдернула штору, Рейян, взвизгнув от неожиданности, спрыгнула с подоконника и бросилась к двери. Следующие же полчаса они все втроем бегали друг за другом по комнате, кидались подушками и хохотали, как сумасшедшие. Затем Хазару удалось уговорить дочку спокойно причесаться (пришлось пообещать, что завтра они с мамой еще так поиграют), и наконец они с Зехрой уложили ее спать. — Спасибо! — улыбнулась ему Зехра, когда они вышли из комнаты Рейян и вернулись в его комнату. — За что? — не понял он. — Только тебе удается сладить с Рейян, когда она упрямится. Ну и… утешить ее, когда она бывает огорчена. Она так любит тебя, Хазар бей. — И я люблю ее, Зехра, ты же знаешь. Она — наша с тобой дочь, и по-другому просто не может быть. — Я знаю, — Зехра положила руки ему на плечи. — И я до конца дней не смогу отблагодарить тебя. — Я ведь тебе говорил, Зехра… — начал было Хазар, но тут Зехра приподнялась на цыпочки и поцеловала его в уголок губ. Хазар, широко распахнув глаза, ответил на ее поцелуй, покрепче прижал ее к себе. А дальше… дальше все случилось само по себе. И Хазар ни на секунду не пожалел об этом, потому что с того самого вечера они действительно стали настоящей семьей. Теперь он был твердо уверен в одном: ради жены и дочери он пойдет на все, и вытерпит что угодно.

***

— Рейян ушла к себе? — спросила его Зехра, стоило только Хазару переступить порог спальни. Он кивнул: — Да, она… немного расстроилась. — Я хотела было с ней поговорить, — отозвалась Зехра, — но она сказала мне, что слишком устала. — Ничего, — Хазар обнял жену, — все обойдется! — Насух Ага слишком суров к ней, — тихо проговорила Зехра, положив при этом голову на плечо мужа. — Да уж, — тяжело вздохнул Хазар. — Я пытался говорить с ним и не один раз, ты же знаешь, но отец, ко всему прочему, чрезвычайно упрям. Он всегда таким был, Зехра, если что не по его — сразу в крик. Однажды Джихан, ему тогда лет десять, кажется, было, — вспомнил вдруг Хазар, — сбежал с уроков. Они с приятелями решили, что лучше пойти в кино, нежели на урок географии. Я узнал об этом первым, так как заехал за ним, хотел забрать пораньше и отвезти в больницу, проведать бабушку. Она тогда была уже очень плоха, не вставала с постели, с трудом узнавала нас, еле-еле могла говорить… Отец был очень занят работой, не мог ее часто навещать, а я ездил к ней ежедневно. Она постоянно звала отца, все твердила, что ей надо «облегчить душу», не знаю уж, в каком грехе бедняжка хотела покаяться. Утром мне позвонил врач, сказал, что надо готовиться к худшему, я сообщил отцу, он сказал, что сразу же приедет, как только проведет очередные деловые переговоры. Джихана же бабушка обожала, наверное, больше всех на свете, он для нее был светом в окошке! Я подумал, она рада будет его видеть, но мне его учитель сказал, мол, он в школу вовсе не явился. Домой он пришел уже ближе к ужину, у мамы тогда чуть сердечный приступ не случился. Мы же с отцом до вечера просидели у бабушки, правда, когда мы пришли, она впала в забытье, и к несчастью, больше не пришла в себя. Отец был очень подавлен, и я ему не стал говорить про Джихана. Но мама случайно проговорилась… Как же отец ругался! Он кричал, что его младший сын — дрянь и неблагодарное ничтожество, раз в такой тяжелый для семьи период, он только и думает о развлечениях. Джихан расплакался, мама тоже ударилась в слезы, а отец отхлестал его по щекам и сказал, что запрет дома до конца дней. На другое утро нам сообщили, что бабушка умерла… И Джихан потом очень долго винил себя, а мне оставалось только утешать и убеждать его, что он ни при чем, так уж сложилось. Да и отец, я видел это, пожалел о тех словах, но… Раз уж слово сказано — ничего вернуть нельзя. Хазар замолчал, позволяя воспоминаниям ненадолго унести себя в прошлое. Зехра вздохнула, отстранилась от него, вгляделась в глаза, а после снова прильнула к его груди: — А знаешь, Хазар бей, — сказала она, — если начистоту, то… я даже рада, что твой отец против того, чтобы Рейян ехала в эту самую Францию. Только представь, что она будет где-то там, совсем одна! А если вдруг с ней что-то случится, как мы сможем ей помочь? Она же росла здесь, всегда была у нас на глазах… — Да, — отозвался Хазар, — мне тоже было бы боязно отпускать ее. По крайней мере пока, Пусть еще немного подрастет, а там… видно будет. Слушай, — оживился он, — ты помнишь заветную мечту нашей Рейян? — Про море? — улыбнулась Зехра. Рейян и вправду бредила морем: кажется, она увидела его в каком-то фильме и теперь мечтала увидеть бескрайнюю синеву своими глазами. — Именно, — кивнул Хазар, — и я вот что придумал: давай как-нибудь съездим навестить Азата в Стамбуле. Покажем дочке море, проведем вместе выходные. — Но ведь Азат вскоре сам приедет на каникулы, — пожала плечами Зехра. — Ну, мы подумаем тогда, куда нам лучше съездить. Вот придет лето, и я думаю, мы сможем… — Летом вряд ли получится, — отвела взгляд в сторону Зехра. — Потому что… летом, думаю, у нас будет очень много дел. — Каких? — не понял Хазар. — Хазар бей, — она взглянула ему в глаза, — я… У нас тобой скоро будет ребенок. Вчера я была у врача, он подтвердил. Уже восемь недель. Хазар чуть было не закричал на весь дом от радости. Подумать только, он ведь уже и не надеялся на такое чудо, кажется, Аллах все же решил улыбнуться ему, раз вновь дарит такое счастье. Выходит, отец был прав, когда говорил, что время может быть хорошим лекарем, и судьба, если даже и забрала самое дорогое, однажды непременно воздаст тебе за все мытарства. Да, прошлого не вернуть, но настоящее уже не кажется ему совершенно беспросветным. — Зехра! — он поцеловал жену и крепко прижал ее к себе. — Ты не представляешь, как я рад. — Я знаю, — счастливо улыбнулась она. — Потому что я давно уже мечтала, чтобы это произошло. Мне хотелось подарить тебе ребенка. Сына или еще одну дочку… — Теперь наша семья станет еще крепче, Зехра, — уверенно сказал Хазар. — И все мы будем очень счастливы. Я обещаю тебе. Клянусь!