Новый год - семейный праздник

      — Быстрее-быстрее! — Эллисон несколько раз махнула рукой, призывая меня скорее зайти внутрь.       Оказавшись в просторной прихожей Академии, первое что я почувствовала это чудесный запах Нового Года. Ну, знаете, немного холодный воздух из-за часто открываемых дверей, в котором витают запахи мандаринов, сдобы, корицы от фирменного пирога Вани и неизменные чуть горьковатые нотки недавно сваренного кофе. И конечно же елка. Куда без этой красавицы?       Она стояла прямо посреди огромного зала, в котором вечерами любили собираться Харгривзы, и была поистине великолепной. Изумрудные маленькие иголочки поблескивали под светом огня, жарко потрескивающего в камине, а стеклянные игрушки отбрасывали на пол, стены и даже потолок разноцветные блики, какие бывают от витражей в готических храмах или загадочных древних замках.       Я сбросила намокший от растаявшего снега плащ и подошла ближе, завороженная этой картиной. Руки сами собой потянулись к мохнатым и колючим веточкам, чтобы потрогать это чудо и удостовериться, что оно на самом деле есть, что мне не снится… — Красиво, правда? — Эллисон стояла рядом, нежно улыбалась и мне, и елке, и, казалось, всему миру сразу. Ее волнистые волосы мягким каскадом спадали на оголенные вечерним платьем плечи, а в глазах поблескивали ласковые огоньки, преобразившие ее обычно спокойное лицо. — Ее Диего притащил утром, сказал, что так дух Рождества и Нового Года будет чувствоваться сильнее. — И разве это не правда? — тот, о ком шла речь, оказался рядом слишком неожиданно. Я вздрогнула и тут же почувствовала легкие объятия. Он, совсем как старший брат, которого у меня никогда не было, но о котором я всегда мечтала, легонько чмокнул меня в висок и одновременно с этим щелкнул по носу. — Я припас одну вещицу специально для тебя. Подойди сюда.       Я подошла ближе к нему, склонившемся над какими-то проводами под елкой. — Вот. Включай.       В мои руки упала черная пластиковая коробочка с единственной кнопкой, на которую я и нажала. Елка тут же буквально загорелась разноцветными огнями, чем вызвала у меня по-детски сильный восторг. — Это чудесно, Диего. Правда, — севшим от волнения голосом прошептала я, оборачиваясь к нему. — Это счастье в твоих глазках того стоит, мелочь, — усмехнулся мужчина, еще раз щелкая меня по носу. — Господи, ну ты еще из штанишек выпрыгивать начни, как маленький ребенок, — донеслось ироническое замечание откуда-то сбоку. — Ай. Диего! Хватит разбрасываться острыми предметами! Тебе мама не говорила в детстве, что это опасно?! — Еще одно нелепое замечание, Клаус, и из штанишек начнешь выпрыгивать ты. Не уверен, что от счастья.       Я фыркнула, закатила глаза, вторя Эллисон, тут же получила легкий подзатыльник от Диего, который, видимо, и впрямь вознамерился полностью войти в роль старшего брата, и, показав ему язык, отбежала на безопасное расстояние, смеясь и чувствуя, как сердце заходится внутри от предпраздничного волнения. Давно я не чувствовала себя такой счастливой. Вернее даже будет сказать «никогда». Да, никогда прежде я не была так счастлива.       На кухне было жарко, а запах стоял настолько насыщенный, что в первые секунды мне даже показалось, что я не могу вдохнуть. Ваня стояла у плиты, что-то сосредоточенно помешивая и отсчитывая про себя секунды — это было видно по немного шевелящимся губам и тонким бровям, которые она хмурила всякий раз, как ей начинало казаться, что что-то идет не так.       Я тихо прошмыгнула мимо нее, стараясь не беспокоить, и села рядом с Лютером, получив от него приветственный кивок. Он усердно резал овощи для салата и мне даже стало неловко от того, что одна я здесь ничего не делаю и никак не помогаю. — Нет-нет, положи на место, — донеслось от плиты, как только мои пальцы коснулись тарелки с еще не порезанным луком. — Отдыхай, Люси. Мы не для того звали тебя, чтобы напрягать работой.       Ваня наконец оторвалась от дела, неторопливо подошла ко мне, привычно улыбаясь чуть застенчивой улыбкой, которая осталась с ней с самого детства — могу судить по фотографиям — и села на соседний стул, положив голову на его спинку. Я никогда не могла разгадать то, о чем говорили ее глаза. Их глубина всегда оставалась для меня загадкой, но вот в чем я была уверена, так это в том, что эта девушка, ее сила, никогда не причинит вреда тем, кто настроен доброжелательно. И если в детстве ее боялись, чем заставляли чувствовать себя неполноценной, одинокой, то теперь, когда мистер Харгривз ушел из жизни, между ней и ее братьями и сестрой больше не было той стены, которую так долго воздвигал сэр Реджинальд. Ваню невозможно не любить. И то, что самый недоверчивый из этой семьи, Лютер, спокойно режет салатики, помогая сестре, тому подтверждение. — Меня наоборот напрягает, что я единственная, кто ничего не делает.       Лютер хохотнул: — А теперь посмотри на Клауса. Хочешь спросить, чем он занят? Он целый день бегает по дому, переворачивает все верх дном, злит Диего и пару раз стаскивал из холодильника тарталетки. Вот по чьей тощей заднице плачет тапок! — заключил он, утирая скупую слезу.       И хотелось бы мне сказать, что его душевная организация была настолько тонкой, что не могла вынести подобного отношения к труду Вани и его самого, но нет. Просто Лютер наконец дошел до лука и теперь плакать хотелось даже мне. — Ну он хотя бы что-то делает, — пытаясь спрятать веселую улыбку за чашкой с какао, которую незаметно впихнула мне Ваня, заключила я. — Я бы с удовольствием привязал его к стулу, лишь бы до 1 января не видеть этот тощий зад, но он каким-то образом умеет выворачиваться из любых узлов! — мрачно всадил нож в деревянную доску мужчина, явно представляя на ее месте своего братца. — Тем более мы уже почти закончили, Люси, — казалось, что мое имя вызывает у Вани приятные воспоминания или доставляет удовольствие, ничем иным я не могла объяснить то, что она единственная из всего семейства Харгривз называла его чуть ли не в каждом предложении, которое было адресовано мне. — Вот, можешь отнести рыбу в столовую, если так сильно хочешь помочь.       Я с готовностью подхватила блюдо, чувствуя нагретый фарфор подушечками пальцами.       В зале царила суматоха: Клаус уворачивался от ножей Диего, смеясь и периодически снова выдавая колкости, которые грозились оставить его без какой-нибудь важной части тела. Ловко лавируя между опрокинутыми стульями, я подошла к противоположной стене и вошла в столовую. — Привет? — неуверенно поздоровалась с чьим-то задом, утянутым в темные брюки.       Зад выпрямился и превратился в недовольного Пятого. Он смерил меня задолбавшимся взглядом, потом в его глазах появились нотки осознанности, а губы расплылись в улыбке. — Явилась наконец-то.       Я закатила глаза. «Наконец-то» ага…просто кто-то не соизволил вытащиться из-под стола, под которым…а кстати… — Ты что под столом делал? — М? Под каким столом? Кто что делал? — состроив невинную моську нашкодившего кота, поинтересовался тот. — Я вот ничего не делал. Меня здесь не было вообще.       И, выхватив у меня из рук блюдо с рыбой, он аккуратно, но быстро поставил его на стол, затем хитро сверкнул глазами в мою сторону и, послав воздушный поцелуй, исчез в голубоватой вспышке. — Не было меня здесь, слышишь? — сильные руки скользнули по моей талии, прижимая ближе к горячему телу, а мягкие губы скользнули по мочке уха, затем по скуле и наконец, развернув мою голову к себе, запечатлели настоящий поцелуй.       Я слабо замычала, затрепыхалась, сама не понимая хочу ли я выбраться из этих объятий или же полностью раствориться в них. Руки Пятого двигались по спине, как будто не находя себе места, одна из них крепче притянула меня за талию, а вторая скользнула на затылок, чуть сжимая волосы, запрокидывая голову и не давая вырваться. — Я скучал, — сладкий шепот, вызвавший толпу мурашек, и у меня возникли сомнения, хочу ли я праздновать этот Новый Год…да кому он вообще нужен, право слово. Кому нужна эта елка, сладкий подарок и вообще подарки, когда есть… Что именно «есть» я не успела додумать, услышав, как медленно открывается дверь.       Собрав всю гордость в кулак, оттолкнула Пятого и развернулась к столу, принявшись подрагивающими руками расставлять тарелки, поправлять салфетки и приборы, лежащие на них. — Голубки, намиловались? — лисьим голоском пропел от двери Клаус, держа в руках бокал с вином и широко улыбаясь. — Намиловался настолько, что сейчас буду гадить, — недовольно буркнул Пятый, медленно надвигаясь на него.       Вилки жалобно звякнули у меня в руках, я положила их обратно и развернулась в сторону парней. — Успокойтесь. Пятый отвали от него. Клаус, дай сюда, — отобрала у него бокал, выпила залпом и, вернув обратно, выдохнула, чувствуя, что волнение куда-то подевалось. — а теперь иди помоги Ване, — сделав акцент на «помоги», попросила я. — иначе тебя Лютер стулом прибьет, вместо того, чтобы к нему привязывать.       Клаус усмехнулся, отсалютовал мне пустым бокалом и вышел за дверь. — Ну ты чего, звездочка? — Отъебись, — я дернула головой, скидывая его руку со своей щеки и тоже вышла в зал, стараясь не оглянуться под прожигающим тяжелым взглядом. — Пятый? — Пятый.       Я завалилась на мягкий кожаный диван рядом с Диего и запрокинула голову назад, чувствуя, как она буквально проваливается среди подушек. — Мне метнуть в него нож? — Ради Бога, Диего, — страдальчески простонала я, который раз за вечер закатывая глаза. — успокой свои ножи и себя, пока не упокоил кого-нибудь. Мне бы не хотелось с Новогодней вечеринки плавно переходить на похороны. — Да они привыкли, увернутся. — Это-то и пугает в вашей семейке, — со вздохом произнесла я, поднимая голову и смотря на слабо мерцающую в полумраке комнаты сотнями огоньков красавицу-елку.       И вновь в голове мелькнула мысль, что она больше похожа на сказку. И что, возможно, все это счастье мне только снится…       Я помотала головой, отгоняя непрошенные мысли и, оттолкнувшись от дивана, подошла к ней ближе. Села на пол совсем рядом и вновь запрокинула голову, пытаясь разглядеть сквозь нависающие еловые ветви золотую игрушку, венчающую макушку дерева.       Мое внимание привлек какой-то предмет, которого в обед здесь явно не было. Потянувшись, я вытянула из-под елки коробочку, завернутую в праздничную бумагу. — Не думал, что твой любопытный нос заглянет сюда раньше полуночи, — вздохнул Диего и добавил уже громче. — Ребята, она нашла подарок!       Я ошарашенно переводила взгляд с коробки на Диего и обратно. Это подарок? Нет, не так. Это подарок для меня? — Ну что сидишь как неродная, — парень весело усмехнулся, опустился рядом со мной на корточки и кивнул на сверток. — Открывай, чего кота за яйца тянуть. — Диего! — Эллисон как обычно появилась в нужном место в нужное время, но с совсем ненужными замечаниями. Ими этого остолопа все равно не исправить. — Подождите меня! — Ваня встала рядом, держа в руках фотокамеру и, улыбаясь, кивнула мне, словно подбадривая. — Теперь точно можешь открывать!       Бумага не сразу поддалась моим усилиям, мне пришлось повозиться прежде чем удалось открыть подарок. Внутри коробки лежал фотоальбом в замшевой обложке, на которой золотыми буквами было вытеснено «Нашей звездочке на долгую память».       Мне на руки упала горячая капля. Вторая. Третья. — Эй-эй-эй! Отставить реветь! — Спасибо… — сквозь слезы прошептала я, пытаясь обнять сразу всех и чувствуя как меня обнимают в ответ.

***

      Вечер, а за ним и ночь вышли чудесными.       Мы посидели за столом, распробовали все салаты и горячие блюда, сошлись во мнении, что у Лютера и Вани есть кулинарный талант, затем поиграли в шарады, какую-то настольную игру. Посмотрели несколько серий новогоднего сериала, плавно переместившись в зал под елку. И, наконец, разошлись по комнатам, унося за собой легкий флер цитрусовых, глинтвейна и корицы, а также многочисленные подарки.       Я прикрыла за собой дверь, сложила упаковки, коробочки и просто пакеты с подарками на прикроватную тумбу, а сама вскарабкалась на подоконник. Спать не хотелось. Хотелось вновь прожить этот день, прочувствовать эту атмосферу.       Звезды высоко в небе жили собственной жизнью. Они плыли куда-то, иногда прячась за тяжелыми снежными тучами, забегая за легкие облачка и вновь выходя на небосклон, освещая пустынные улицы и украшенные витрины магазинов, за которыми сияли огни гирлянд. И над всем миром зависла безразличная и к горю, и к радости луна, похожая на бледно-желтую кляксу, оставленную неловким художником.       В дверь аккуратно постучали. Я шепотом разрешила войти и тут же прямо передо мной из синей, особенно яркой в темноте комнаты вспышки вышел Пятый. — Не спишь, — констатировал факт он, двигая мои ноги и запрыгивая на подоконник. — Почему-то я это предвидел.       Он говорил шепотом, медленно, как будто мурчащий кот, наевшийся жирных сливок. — Не хочешь перейти на кровать? — Пошел к черту!       В ответ — хриплый смех. — И какие же мысли витают в твоей прекрасной головке, м, звездочка? Я хотел предложить посидеть рядом на мягкой кровати, а не на жестком дереве подоконника. — Знаю я твое «просто посидеть», — буркнула я, подтягивая ближе к груди коленки, и укладывая на них голову. — Нет, правда просто посидеть. — Ну, может не совсем просто, — добавил он, когда мы перебрались на кровати и сели совсем уж близко друг к другу.       Горячие мягкие губы нежно коснулись моих, давая время выбраться из объятий и уйти. Я потянулась к нему, сама обвила шею руками и запустила пальцы в жесткие короткие волосы. — Звездочка, — легкий поцелуй в уголок губы. — Моя звездочка, — в кончик носа. — Радость моя, — еще один, но уже в лоб. — Родная, что ты со мной делаешь?       Он уткнулся носом мне в шею, положив голову на плечо и сплел пальцы, полностью обволакивая мою руку своей. — Давай просто полежим рядом…я сильно соскучился по тебе, звездочка. А потом ты расскажешь, где пропадала почти полгода, хорошо?       Я слабо кивнула, чувствуя как спокойно и убаюкивающе бьется его сердце.       Наверное, это была единственная ночь за прошедшие шесть месяцев, когда я заснула спокойно, не боясь каждого шороха и густой, клубящейся в углах комнаты темноты.