Black death

Энид: Уэнсдей, ты НЕ ПОВЕРИШЬ!!!🙀

Уэнсдей: Твоя мама приняла твой союз с горгоной?

Энид: Ну ты и обломщица👿

Уэнсдей: Ты бы начала названивать и писать слезливые тирады, если бы что-то пошло не так. Или приехала бы.

Энид: *Входящий видеозвонок*

Уэнсдей: Я тебя ненавижу.

      Уэнсдей даже не почувствовала раздражения. Она не почувствовала ничего. Она этого хотела, так? Но почему тогда эта пустота вызывала глухую боль?       Повинуясь непонятному чувству, она приняла звонок.       В кадре показалось улыбчивое лицо Энид. Она осмотрела подругу, и улыбка некрасиво сползла с ее лица. — Уэнсдей, что случилось?       Уэнсдей, смотрела куда-то поверх камеры. За ее спиной было небо, так что Энид поняла, что Аддамс сидела на крыше. Лицо было бледнее, чем обычно, тушь осыпалась, кое-где даже потекла. Но, что поразило Синклер больше всего — ее волосы. Они были распущены, в жутком беспорядке. В горле Энид встал ком. — Уэсндей… Ксавье? — Он жив. Пока что.       Пока что.       Уэнсдей вернулась на крышу через пару часов. Ксавье без движения лежал под капельницей. Она украдкой видела поблескивающие дорожки от слез на его скулах и в уголках глаз. Она не выдержала удушающего отчаяния, наполняющего комнату. Это было слишком даже для нее, питавшейся чувствами такого рода. Уэнсдей вышла на крышу и села на парапет. И не двигалась последние часа полтора.       Все стало таким искаженным, таким неправильным. Она всегда четко знала, чего она хочет. И всегда четко понимала, чего, — и кого, — не хочет. Почему теперь все так спуталось?       Энид облегченно вздохнула, шмыгая носом. Помолчала какое-то время, так что Уэнсдей почти забыла, что она была на линии. — Уэнсдей, — мягко начала Энид. — Я переживаю за тебя. — Почему? — Глупая. Такая умная, но глупая до трясучки, — Энид закатила глаза, — Потому что ты моя лучшая подруга, и я люблю тебя. — Почему вы все твердите, что любите меня? Это иррационально. Неправильно. Как вы вообще это поняли? — Уэнсдей нахмурилась. — Это не поддаётся логике, Уэнс. Ты просто в один момент понимаешь, что это так. Что к определенному человеку ты чувствуешь нечто особенное. Это даже не надо понимать. Только чувствовать. — К тебе я чувствую снисходительность. Ты безрассудная и слишком много болтаешь.       Энид улыбнулась и пожала плечами. Все не так уж плохо, Уэнсдей еще может бурчать. — Ну, а что насчет Ксавье?       Уэнсдей моргнула. — Ого. Это серьезно, — прокомментировала Энид.       Аддамс обожгла ее холодным взглядом. — Ксавье слишком наивный. Слишком уязвимый и слабый. — Поэтому ты и осталась, да? Чтобы защитить? — Нет, — ответила Уэнсдей прежде, чем успела подумать.       Энид победно улыбнулась. — Уэнсдей, ответ у тебя прямо под носом. Почему ты так упрямишься? — Потому что я не такая… — Я не такая, — передразнила ее Энид писклявым голосом, состроив рожицу. — Ты закрыла его собой от стрелы. Спасла от смерти! Ты проехала ради него полштата и провела две недели в больнице! И кто знает, что ты сделала для него за это время. Я точно нет, ведь моя лучшая подружка не рассказывает мне, — Энид закатила глаза, состроив гримасу. — Я играла на виолончели… для… для него, — выдавила Уэнсдей. — Мы с ним разговаривали о моих любимых серийных убийцах и нераскрытых преступлениях. Я обрабатывала его раны. Мы гуляли. — она сделала паузу и попыталась морально подготовится к тому, что последует дальше. — Он меня почти поцеловал. А потом я остановила его паническую атаку поцелуем. — Что?! Он, что?! Ты, что?! — завизжала Энид.       Уэнсдей поморщилась. А потом механическим голосом она рассказала все с самого начала. Что удивительно, Энид выслушала ее молча и настолько внимательно, что Аддамс даже удивилась, что Синклер такое умеет. — Спасибо, — мягко произнесла она в конце. — За что? — За то, что рассказала. Я это ценю. — Если я увижу хоть одну запись в твоем блоге об этом, я выколю тебе глаза. — Ты читаешь мой блог? — ухмыльнулась Энид. — Ни слова больше.       Синклер тепло рассмеялась. — Уэнсдей. Ты его любишь, — сказала она, как отрезала. — Нет. — Да. — Нет. — Да! Уэнсдей, ДА! Тебе трудно принять то, что ты оказалась чувственной и ранимой девчонкой, но тебе нужно это принять. Посмотри на себя, ты сама не своя. Эта внутренняя борьба тебя изводит.       Уэнсдей против воли взглянула в маленькое окошко в углу, где было ее изображение. Как бы ее это не раздражало, Энид была права. — Все равно это бесполезно.       Уэнсдей рассказала Энид о видениях. Винсента, ее и Ксавье. Синклер плюхнулась на подушку, состроив задумчивое лицо. — Как сказал отец Ксавье — существуют миллионы вариантов будущего, — кивнула себе Энид. — Три медиума видели три видения с одним и тем же исходом. — Ты слишком пессимистичная. — А ты отрицаешь факты. — Энид? — Аякс, подожди минуту. — Иди. — Что ты будешь делать, Уэнсдей? — обеспокоено спросила Энид.       Уэнсдей не ответила и отключилась. Она отложила телефон и вернула руки на колени. Спина идеально ровная. Лицо спокойное. Вот и все, что она может — пытаться сохранить чувство собственного достоинства и манеры. Мортиша бы ею гордилась. Отвратительно.       Вот что странно, как у таких любящих и довольно эмоциональных родителей родилась такая холодная девочка? Так ведь было с самого детства. Она не смеялась, не улыбалась и не агукала, когда была младенцем. Мортиша с улыбкой вспоминала, что их маленькая грозовая тучка награждала всех презрением и ненавистью с колыбели. С тех пор ничего не изменилось. Только вот все до одного пытались доказать ей обратное. И она действительно начала колебаться. — Парень умрет, будут классные похороны, — Вещь заполз на парапет и устроился рядом. — Не делай вид, что тебе все равно. — Чья бы корова мычала, — обиженно простучал Вещь. — Он хороший. Разрешает играть в его телефон. — Ты как ребенок, Вещь. — Ты тоже, мисси. Упрямишься, будто это тебя убьет. — «Это»? Так теперь называются чувства? Чувства, выворачивающие мою черную и безжалостную душу наизнанку? Я — любитель хороших пыток. Но эта убивает меня, Вещь. В плохом смысле. — Что страшного в этом? Что тебя так пугает? — Все виды отношений, которые я видела меня не устраивают. — «Cara Mia!», — Вещь изобразил обморок. — Ты же знаешь, что это просто их причуды? — Если у меня будут отношения, придется уделять им время. А я занята, — Уэнсдей дернула плечом. — А сейчас ты ведешь себя как ребенок. Ничего не изменится. Ксавье бы не стал тебя ломать ради того, чтобы ему было хорошо. Тем более, у парнишки страсть к жертвенности и саморазрушению. — Тоже это заметил? — Сложно не заметить. Все будет хорошо, — добавил Вещь и похлопал Уэнсдей по ладони.       Уэнсдей запрокинула голову. Вещи показалось, что он даже слышал, как хрустнули несколько позвонков. Она упала назад на крышу, ударившись головой. Но даже не пискнула и не пошевелилась больше. Обеспокоенный Вещь бегал вокруг нее. У девчонки было видение. Благо, что вперед не кувыркнулась. Смерть посредством случайного суицида она бы не приняла, и ее неприкаянный дух приходил бы ночами и мучил его за то, что он ее не поймал.

***

      Уэнсдей попыталась открыть глаза. Ослепительный солнечный свет достиг наверное самого дальнего уголка ее мозга и со всех сил врезал по черепной коробке, вызвав непередаваемую боль. Было бы приятно, если бы Уэнсдей не чувствовала себя так паршиво. Она с трудом села и коснулась затылка. Крови не было. Но это видение, кто знает, может в реальности она уже умерла, упав с крыши.       Оглядевшись, Уэнсдей медленно поднялась. На секунду она задумалась, а в свое ли видение попала? Вокруг был сплошной и вечнозеленый лес, залитый солнечным светом. Похоже на ее персональный ад.       Под ладонями она почувствовала буйную свежую траву. Терпкий запах леса наполнил грудь. Уэнсдей поднялась и прислушалась. Она слышала смех. Где-то совсем близко.       Уэнсдей бежала, пока звук не стал предельно четким. Она замедлилась. Деревья стояли так близко друг к другу и были такими высокими, что начинала кружиться голова. Может, она треснулась об крышу прежде, чем окончательно нырнуть — куда? В прошлое или будущее? Уэнсдей выглянула из-за дерева. Чуть дальше стволы слегка редели, образуя крохотную полянку.       По которой бегала не менее крохотная девочка. С каштановыми волосами, ловившими всполохи света. Звонкий смех разносился эхом по лесу. Уэнсдей была готова побиться об заклад, что у девочки были темные, почти черные глаза и нос, усыпанный веснушками. Это девочка из видения Ксавье, которую он потом нарисовал.       Что удивило Уэнсдей по-настоящему, так это то, что девочка, смеясь и звонко повизгивая, убегала от Вещи. А довольный обрубок скакал, чуть ли не искрясь от удовольствия и радости. — Ты ведешь себя, как ребенок, Вещь, — послышался холодный голос.       Такой знакомый голос.       Уэнсдей почувствовала, как по ее спине бежит холодок. Она вышла из укрытия и сделала несколько шагов вперед, обойдя дерево, закрывавшее обзор.       Чуть поодаль горделиво и статно, сложа руки на груди стояла… она. Немного повыше, в платье в пол с гипюровой отделкой, пошитом точно по ее фигуре. Белый воротничок безоговорочно проигрывал бледному ничего не выражающему лицу. Более взрослая версия носила помаду на несколько оттенков темнее, а глаза подводила черным. Волосы свободными волнами струились по спине. Челка была длиннее и разделена на две стороны, обрамляя острые скулы.       Уэнсдей смотрела на будущую себя и видела уверенную в себе, состоявшуюся женщину. И вдруг к этой сильной, самодостаточной, властной и независимой женщине подошел моложавый мужчина и без страха и сомнений приобнял ее за плечи. В щегольском костюме, частично убранными назад волосами, открывавшими ясные глаза с первыми лучистыми морщинками в уголках, Ксавье Торп широко и нежно улыбнулся, глядя на девочку. — Он ведет себя как ребенок, потому что играет с ребенком. — Ариадна уже достаточно взрослая. Эта глупая игра только мешает ей развиваться, — на лице не дрогнул ни единый мускул. — Дорогая, ей три года.       Дорогая? И Уэнсдей-старшая никак не реагирует на это? Уэнсдей-младшая недоуменно моргнула. — Наша дочь пошла в Торпов. Немыслимая несправедливость, — сказала Уэнсдей Аддамс-Торп, глядя на каштановые растрепнные локоны девчушки.       Дочь. «Наша дочь». Уэнсдей показалось, что кто-то выбил весь воздух из нее. Она — мама. Она — жена.       Она — жена Ксавье Торпа. Мама маленькой ужасно очаровательной девочки по имени Ариадна.       Ксавье тихо засмеялся. Он приподнял лицо жены указательным пальцем и вгляделся в ее глаза. Он был окончательно потерян в них и даже не пытался это скрыть. По-глупому влюбленно улыбаясь, он произнес: — Она вылитая ты, миссис Аддамс-Торп. У нее твои глаза, твои губы и твой острый ум. И некоторые… м-м, интересные привычки.       Губы женщины растянулись в острой и кровожадной улыбке. — В нашей семье ножи лучше меня метает только отец. Но она переплюнет нас обоих.       Как бы она не пыталась это скрыть, ее тон сочился гордостью. — Поймала! Поймала! — Сдаю-юсь! — стучал Вещь по земле. — А я поймал тебя! — Ксавье подбежал к визжащей девочке и подбросил ее в воздух.       Уэнсдей Аддамс-Торп по-прежнему стояла на месте. С теми же сложенными на груди руками и безразличным выражением лица. Но в ее глазах было странное выражение.       Уэнсдей Аддамс почувствовала на губах солёный вкус. Она знала это выражение. Она видела его в глазах Мортиши и Гомеса. В глазах Энид, когда та смотрела на Аякса.       В глазах Ксавье, когда он смотрел на нее.       Ариадна вырвалась из папиных рук и побежала к маме. Она обняла ее за ноги. — Мама! Мама, ты видела?       Уэнсдей Аддамс-Торп снисходительно оглядела ее. Подумав несколько секунд, она изящно оплела малышку руками и подняла ее. — Пять минут тридцать две секунды. Это лучше, чем в прошлый раз, — женщина кивнула. — Либо Вещь стареет.       Вещь простучал что-то явно очень нецензурное, раз Ксавье на него так шикнул. Но Ариадна еще не до конца понимала его язык жестов. Девочка лишь улыбнулась и поцеловала маму в щеку. Обняла ее за шею и, кажется, планировала хорошенько выспаться у нее на плече. Ксавье с Вещью стояли в стороне. Торп тепло улыбался, глядя на удивленное лицо жены. Она все еще не понимала, за что и как сильно можно любить человека. Как маленькая девочка может так всецело доверять такой женщине, как она.       Уэнсдей Аддамс-Торп прикрыла глаза, слушая быстро-быстро стучащее сердце дочери. Почувствовала, как руки Ксавье обнимают ее за талию.       Она по-прежнему не понимала. Но как когда-то давно сказала одна ее подруга…       Это не нужно было понимать. Только чувствовать.