Старый и Новый

Илья вышел во двор, спустил Бублика с поводка и задрал голову в небо. С неба медленно падали крупные снежинки. Он оглянулся и, никого не заметив, поймал на высунутый язык пару штук. Ему двадцать четыре, но детство в жопе до сих пор играло. Иногда Илье казалось, что большинство людей просто изображают из себя взрослых, как делал это и он. Он не мог не бояться, но делал вид, что ему не страшно. Не страшно мотаться по конторам, оформляя на себя завещанную бабушкой квартиру. Не страшно разгребать доставшееся жильё от хлама, периодически утопая в воспоминаниях или острых сожалениях, что вот этого у бабушки так и не спросил, и того не узнал. Не страшно делать ремонт там, где живёшь. Ему было двадцать, когда он неожиданно получил так давно лелеемую эмансипацию от родителей, оказавшись к ней совершенно не готов. Оказывается: платить за квартиру муторошно и дорого; ремонт сделать сложнее, чем сдать матан; пыль оседает везде на следующий день после уборки; то, что ты готовил несколько часов, пара мужиков сжирает за полчаса. Бояться было не по-мужски, поэтому Илья делал вид, что ему не страшно. А потом втянулся и привык. Смело сменил работу, смело отбил щенка у подростков во дворе, смело купил в строительном перфоратор и иногда «радовал» соседей установкой полок в ванной или повешением картин в комнате. А, однажды, они с Сашкой даже отремонтировали балкон, ободрав старую вагонку и оббив его пластиком. И ещё он перетянул старый диван и гордился собой невероятно. До Нового Года осталось четыре часа, Илья свистнул Бублика. Его восхищало как малыша, что собака всегда приходит на зов, в отличие от кота. Иногда Илья звал пса, чтобы просто подуть ему в нос. Бублик возник из темноты, посмотрел на своего человека с укоризной и снова убежал по своим собачьим делам. Дома ждал Тим. Тим – кот из метро. Он сидел в переходе и его все пинали. Видимо, выкинули кота совсем недавно, потому что он был чистый и совершенно не понимал, почему люди гонят его и толкают ногами. Бежал за всеми, пытался заглянуть в глаза, мяукал тонко и тревожно. Илья засунул его в куртку, хорошо, та свободновата была. Кот некоторое время колотился там, потом пригрелся и замурчал басом. Домой он ехал "беременным" котом и всю дорогу поглаживая выступающее пузо, ловя дикие взгляды попутчиков. Зато ему уступили место и вообще – старались близко не подходить. Бублик Тима принял хорошо. Учитывая, что Тим был здоровущим котярой килограмм под семь, а Бублик – худым длинным кривоногим бобиком с задорным хвостом-бубликом пяти килограмм. Только у Ильи мог быть кот крупнее собаки. Зато на прогулке никто не требовал надеть на Бублика намордник, взять на поводок, а твёрдые отходы спокойно помещались в небольшой пакет. Видел Илья, как однажды друг Бублика – Граф, дог серого цвета, навалил. Такое на лопате не поднимешь. Бублик вдруг заскулил и Илья ломанулся в кусты. В сугробе под фонарём сидел старик. Вначале Илья подумал, что БОМЖ, но от деда не воняло и глаза были не пьяные. Грустные, но не пьяные. – Вам помочь? – спросил Илья. – Да, споткнулся и ногу подвернул. Встать не могу, – голос у деда был звучный, окладистый. Илья схватил за протянутую руку и с хеком дернул деда на себя. Тот встал, опираясь на одну ногу. Закинув руку деда на плечо, Илья спросил: – Вы далеко живёте? – К сожалению, да. – А родные могут за вами приехать? – Сын, но боюсь только утром. Я на кладбище ходил, – в километре действительно было кладбище, – да вот так неловко вышло. – Не страшно, у меня побудете. – А что скажут ваши родные и друзья? – Ничего не скажут. Я этот Новый год один встречаю, так вышло. Вы ведь не против составить мне компанию? – Не против, – хмыкнул дед и они заковыляли к подъезду. Бублик трусил рядом с таким видом, словно он спас целый мир. В квартире дед, разоблачившись, оказался крепким стариком лет под семьдесят. В джинсах, свитере с оленем, хороших зимних ботинках, аккуратно постриженный и с ухоженной бородой. Усадив его на банкетку, Илья стянул ботинки и осмотрел подвёрнутую ногу. Сустав распух, поэтому вначале он приложил лёд, а потом перебинтовал туго эластичным бинтом. Выдав деду тапки, помог встать и отвёл в ванну. – Справитесь? – Справлюсь, – снова хмыкнул дед. – Как тебя звать-то? – Илья. Простите, не сообразил. А вас? – Я Николай. – Приятно познакомиться, – кивнул Илья и прикрыл дверь. В бабушкиной однушке он снёс стенку между кухней и комнатой в попытке придать квартире вид не клетки, а пространства. Нихрена не вышло, конечно, двадцать пять квадратов от этого не стали тридцатью, но накрывать стол стало удобнее. Завтракал Илья за кухонной инсталляцией, которая была одновременно подоконником и узким столом. А вот ужинал обычно в кресле за журнальным столиком. На столе в царственной позе лежал Тимофей и, чавкая, выкусывал что-то между растопыренными пальцами задней ноги. – Тим, у нас гости! – с укоризной сказал Илья. Он коту разрешал лежать где попало, но знал, что многие такое попустительство осуждают. – Не тревожьте кота, – глубокий баритон сзади высадил Илью до седины. Заметив, как он вздрогнул, дед извинился: – простите, не хотел вас пугать. – Как ваша нога? – Лучше. Могу даже на неё немного опираться. Но всё же попросил бы вас провести меня до места посадки. На сегодняшний вечер – вы мой диспетчер, – пошутил дед. Привычно закинув руку Николая на плечо, Илья проводил его до кресла и сгрузил туда аккуратно. Тим тут же впёрся на колени к неожиданному гостю и начал его отаптывать. Иногда люди боялись такого крупного кота, иногда брезговали, что он их шерстью засыпет и отталкивали. Илья всегда очень расстраивался, потому что Тим расстраивался. Кот искренне не понимал, почему тёплый человек не хочет его любить, он ведь – любит и дарит людям свою любовь, шерсть, слюни. Дед оказался небрезгливым и котолюбивым. Илья улыбнулся про себя, и пошёл в зону кухни, чтобы накрыть на стол. Ну как «пошёл», сделал всего три шага. В духовке с середины дня томилось мясо, в холодильнике стоял салат, холодец и красная рыбка. Ничего особенного, но и не совсем убого. Илья выложил красиво рыбу, салат из миски переложил в салатник, хреном заполнил соусник и снял лишний жир с холодца. Мясо извлёк и нарезал толстыми ломтями. – Вы что пить будете, Николай? – А что есть? – не стал ломаться дед. Всё это время он наглаживал кота и наблюдал за Ильёй. У Тима текли слюни, он закатил глаза, громко урчал и ушёл в свою кошачью нирвану, где все люди добрые и созданы Богом, чтобы любить котиков. Илья вообще иногда думал, что Бог завёл котов, а потом ему надо было отлучиться и он налепил людей, чтобы те за ними ухаживали. Не сильно он старался, поэтому коты идеальны, а люди – не очень. Бублик цокал по кухне, боясь пропустить нарезку мяса, и Илья его в лучших ожиданиях не обманул, отдав целый неровный край буженины. – Повезло вашей собачке, – заметил дед. – Да мяса много, – успокоил Николая Илья. Заодно вспомнив, что в холодильнике есть ещё отварной язык. Это тоже под хрен хорошо покатит. Гарнир он не делал, нафиг ему эта картошка не нужна. Но вот свежий лаваш был, он наломал его крупными кусками и положил в корзинку для хлеба. Порезал тонко огурчик, который сразу разлил трогательный, беззащитный запах свежести, добавил к нему помидоров-черри и пучок рукколы. А, напитки! – Есть шампанское, вино, водка, коньяк. – Однако! Я буду шампанское, а потом коньяк. – Хорошо! Шампанское стояло на балконе. Эх, ведёрко бы со льдом. Илья любил красивую подачу и правильные бокалы под напитки. Несколько лет отработал официантом в ресторане, сдружился с барменом, и тот, по доброте душевной, охотно делился секретами мастерства. Сам он тоже собирался выпить традиционный бокал шампанского, а потом цедить коньяк под кальян. – Как вы к кальяну относитесь, Николай? – С уважением! Илья внутренне расслабился. Не всем нравится густой ароматный дым от наргиле или шиши, как прибор для курения называют турки. А он очень любил под хороший алкоголь раскурить любимый аромат «спелое яблоко» и смотреть, как сизые клубы дыма медленно закручиваются под потолком. Расставив всё на столе, уточнил: – Вам телевизор нужен? – Господь с вами, Илья, нет конечно! Смотреть на одутловатые неискренние рожи масс-медиа и артистов желания нет. – Я тоже не люблю. Вы не против, если я фоном поставлю на компьютере «Один дома»? – Я у вас в гостях, а такое впечатление, что вы у меня, – улыбнулся дед и лучики морщинок пролегли от уголков глаз на скулы и виски. – Включайте всё, что вам нравится. Сыну я позвонил из ванной, он придёт за мной в следующем году. Илья завис, а потом захихикал. Дед тоже захихикал, очень смешное лицо было у Ильи. Илья разложил по тарелкам мясо, с приятным чпоком ловко раскупорил бутылку игристого вина и разлил по высоким бокалам: ему нравилось смотреть на бег пузырьков к поверхности. – Давайте проводим Старый Год, – поднял он бокал. – Давайте! Он у вас тяжёлый был? Илья передёрнул плечами. Год был страшным. Единственная радость – это Тимка, что лежал сейчас в кресле рядом с дедом. – Знаете, Николай, я никогда не думал, что мир так хрупок. И жизнь человеческая ничего не значит. Что слова можно так искажать, а правду насиловать: прилюдно, гадко, грубо. Мерзость, низость, дрянь – а не год. – Да, мне тоже пришлось нелегко. Я обычно к концу года не так удручающе выгляжу. А сейчас – просто развалина. Слава Богу всё это закончится в 00:00. – Ну, насчёт развалины вы погорячились. – Конечно, развалина! Ногу подвернул! Позорище! – Простите, а сколько вам лет? – А сколько бы ты дал? – Семьдесят. – Ну, вот столько и есть. – У вас тоже год был сложным? – Он для любого здравомыслящего человека был непростым. А, чёрт с ним! Давайте выпьем. Проводим. Не чокаясь. Илья и Николай выпили и принялись потрошить стол. – Ты, Илюш, углеводы не любишь совсем? – Вы про гарнир? Да, как-то не очень. Я этой картошки и макарон столько за год съел, что не хочется сейчас этой банальщины. – Согласен. И рад, что для вас это банальщина. Илья непонимающе посмотрел на деда, а потом осёкся. Он никогда бы не подумал, что в 21 веке цивилизованное общество заговорит о таких вещах, как голод… Захотелось водки и на ручки. – Простите, Илья, я не хотел вас расстраивать, – тихо сказал дед. Наблюдательный, какой. – Да я что. Мне ещё повезло относительно других. Просто гадко это всё и знаете, что меня больше всего убивает? – Что? – Бессилье! Я чувствую себя импотентом! Я всё понимаю, я всё осознаю, но я НИХРЕНА не могу сделать! – Почему же не можете? Вы вот кота спасли, – погладил разомлевшего Тима по доверчиво подставленному боку Николай. – Мимо меня тоже не прошли. – Ай, да бросьте! – Махнул рукой Илья и вспомнил, что у него в морозилке бутылка водки лежит. «Наебенюсь!» – подумал он, – «деда спать уложу и наебенюсь в говно!» – Буженину по какому рецепту делали? – Да ни по какому. Обмазал горчицей, соевым соусом и мёдом, натыкал чеснока и запёк. – Божественная! Похвала неожиданно порадовала Илью и он вдруг понял, что умудрился разделить своё выверенное и выпестованное одиночество с чужим человеком и это оказалось не маятно, не неловко, а очень даже неплохо. Николай казался родным, понятным и... Тёплым, что-ли. Сложно сформулировать словами мешанину чувств. – Николай, как вы думаете, почему это происходит? – Что? Илья покрутил рукой в воздухе. – Ну вот это вот всё? – Я могу ответить лишь за этот год, за предыдущие не я в ответе, а следующий ещё дождаться надо. Думаю, мир переживает муки самоопределения, отделяя зёрна от плевел. Знаете, как будто перебираешь старый шкаф, определяя, что годное, а что – уже нет. Илья покивал согласно. Он бабушкину квартиру в своё время разобрал от коридора до балкона. Друзья советовали всё выкинуть нахер, а он не мог. Это была чужая жизнь и нельзя было относиться к ней с неуважением. – И как понять, что годное, а что нет? – А это каждый внутри себя определяет. Вот этот фужер, – дед покрутил в пальцах тонкостенный бокал на высокой ножке. – Он для кого-то хлам, а для меня воспоминание о переломном годе. Это было пятое марта 1953 года. Моя приёмная мама достала из серванта бокалы, которые папа подарил ей на Новый Год, налила нам всем, даже мне, а чтобы вы понимали, я был тогда совсем юным, и мы выпили. – За что? – За надежду на будущее и веру в лучшее в людях. – А что случилось в этот день? – Ой, потом погуглите, Илья, – отмахнулся дед. – Дело не в дате и даже не в событии, с ней связанным. Дело в том, что даже в самые темные времена в людях живёт надежда, вера и любовь. – Вы как Дамблдор, – прыснул Илья. – Простите. – Забавный был старик. «Всеобщее благо» отлично мотивировало его растить мальчика на убой и плакать крокодиловыми слезами. «Прости Гарри, но так нужно, чтобы ты умер за всех за нас». Хотя я считаю, что мальчикам не нужна героическая смерть, им нужна банальная жизнь. Им нужны близкие, уверенность, что те не отвернутся от них вне зависимости от политических взглядов, сексуальной ориентации и языка, на котором они говорят. Мальчикам просто нужна любовь, принятие и чувство опоры за спиной. Счастливые люди не причиняют зла. Илья, истинный поттероман, опешил от знания дедом канона культовой книги. А потом до него дошло и остальное. – Девочкам тоже нужна любовь! – Им особенно. Девочка – это ведь существо настолько прекрасное, что может дарить жизнь. И лишь от того, как её воспитали и насколько её любили или не любили – зависит то, как она будет растить своих детей. И будут ли у неё дети в принципе. – Вы пролайфер? – брякнул Илья. – О, нет, что вы! – Николай протестующе поднял руки. – Я скорее прочойсер , то есть – «её тело – её дело». Просто к слову пришлось. Знаете, у добра ведь тоже есть круговорот, как и у зла. Просто крутится он в другую сторону. Можете называть это кармой, законом бумеранга, происками вселенной, высшей энергией, божьей волей – суть от этого не меняется. И бумеранг всегда возвращается в кинувшую его руку. Илья переваривал услышанное некоторое время, а потом разлил шампанское по бокалам. – Давайте за это выпьем! – Давайте! После выпитого они перекусили: салат оказался удачным, сёмга тоже идеально зашла под шампанское. – Николай, простите, если я излишне любопытен, а вы кого на кладбище навещали? – Свои бывшие годы. Лежат рядком и не кашляют. – Сослуживцев? – Уточнил Илья, не понявший метафоры. – Да, можно и так сказать. Я терял друзей раз в год и это очень тяжело… Каждый из них запомнился по-разному, но каждый из них уйдя, забрал часть меня, оставив взамен память. – Сочувствую, – сказал Илья, не решаясь уточнить подробности. А потом подумал, что так и не нашёл времени заглянуть на могилу к бабушке. Он обычно туда перед Новым Годом заезжал, с небольшой ёлочкой, украшенной дождём и с пакетом мандаринов. Он и себе в этому году ёлку не поставил. Какая, в жопу, ёлка? Хотелось не праздновать, а поминать. – Это жизнь, – философски заметил Николай. – Знаете, все эти смерти близких показали мне, что жизнь, несмотря ни на что продолжается. И что рано или поздно, я лягу рядом, а надо мной будет лишь камень с датой. 2022, допустим. – 2022, слава тебе Господи, скоро нас покинет. – О, да! Выпьем за это вновь не чокаясь? – Год же не виноват, что он стал точкой надлома, – грустно сказал Илья и взял бокал, грея в руках. – Хорошо, что даже такие молодые люди, как вы, это понимаете. Тогда за что пьём? – Давайте выпьем за то, что мы живы, у нас есть пища и крыша над головой. – Отличный тост! До полуночи оставалось всего ничего и Илья пошёл на балкон за второй бутылкой. Вскрыл, подал новые бокалы вместо залапанных, разлил пенистое вино. – Я хотел вас поблагодарить, пока есть время, – сказал Николай, глядя на Илью. – За что? – За человечность. Я мало видел её в этом году. – Людям страшно. От страха они делают глупые, гадкие и страшные вещи. – Но, вам ведь тоже страшно. – Да. Преимущественное время. – Как вы справляетесь? – Ну, я мужик. Взрослый мужик. Стыдно быть размазнёй и всё такое. – Не стыдно, – отрезал дед. – Стыдно обвинять чужих в своих неудачах или воровать без нужды. А вот искренние эмоции и чувства – не стыдно. И если вы не справляетесь с ситуацией – это тоже не стыдно. В первую очередь вы человек, а потом гендер! Говорите правду! Илья смутился. Дед напирал и язык не поворачивался соврать. – Я вру! – решился Илья. – Изображаю из себя взрослого, потому что так принято! Ясно! – Более чем. – Осуждаете? – Зачем? Я и сам такой. Я вроде как старик и должен быть мудрым и всепонимающим. Только вот мудрость не всегда случается с людьми, иногда возраст приходит один. И если ты был мудаком, то с возрастом ты просто становишься старым мудаком, ни больше и ни меньше. Илья приоткрыл рот. – Вы были мудаком? – Ну как вам сказать... Скорее, я был сложным. Время! Илья вскинул глаза на часы, включил телевизор и увидел циферблат, отсчитывающий оставшиеся 40 секунд жизни старого года. В голове крутилось, чтобы загадать, но кроме слова "мир" ничего больше не приходило на ум. А потому вдруг Илья понял, что у него всё есть, кроме последнего. "Пусть будет мир!" – истово пожелал он и зажмурился. Часы в телевизоре мелодично забили, раздался звон и мявк. Открыв глаза, Илья увидел откинувшегося в кресле деда: рот его был приоткрыт, глаза застыли, а рука, держащая бокал безвольно свисала с кресла. – Николай! Илья схватил деда за плечи, тряхнул. Голова того запрокинулась как-то так, что стало понятно, что он мёртв. За окном грохотали фейерверки, орали люди, сигнализации машин, Бублик лаял, а Тимофей завывал под дверью. Илья аккуратно уложил деда в кресло и трясущимися руками шарил по карману, ища телефон. Когда в дверь раздался звонок, он даже не сразу понял, что звонят. Просто смотрел на умиротворённое лицо деда и всё ему казалось, что тот спит. Бублик подбежал и ткнул его носом в колено. И тогда Илья сообразил, что в дверь настойчиво трезвонят. Пошатывясь, он пошёл открывать. На пороге стоял неуловимо знакомый парень: высокий, крепкий, в куртке нараспашку и без шапки. Ходить так зимой можно, если тебе шестнадцать. – Привет, я Николай! – протянул он руку. – Я за дедом. Илья похолодел, а потом пол ушёл из-под ног.

***

– Вставай, спящая красавица! Бублик ссать хочет! А учитывая, что он сожрал весь холодец, ещё и срать! Илья резко распахнул глаза. Над ним нависал молодой парень. – Ты кто? – Новый Год в манто! Вставай, гулять свою собаку! Мы в ответе за тех, кого приручили. Вдруг воспоминания накатили с неотвратимой силой и Илья вскинулся. – А дед? – Помер дед. – Но... Парень, Николай, кажется, вздохнул. – Вот зачем Старый попёрся на это кладбище?! Теперь мне тебе всё объяснять... Ладно. Кофе сделать тебе? Бублик заскулил и Илья встал, пошатываясь, и выудив из кресла мятые штаны, начал натягивать их, не попадая в штанины. – Позже. Собака. Гулять. По дороге расскажешь, – во рту было сухо, в голове мутно, на душе погано. Как же так? Дед выглядел крепким. И с полицией надо как-то разбираться. Хорошо хоть сын дедов его не убивает и не обвиняет. Деда жалко было невероятно. За короткий период он стал для Ильи кем-то большим, чем случайный знакомый. Бублик цокал и вздыхал. Илья оглядел квартиру и увидел, что со стола всё убрано, посуда помыта. Что-то было неправильно, но голова вообще не работала. Илья поддернул сползающие штаны и поймал собаку. Надел на Бублика сбрую, накинул куртку, рассовал рулетку от сбруи и шапку по карманам, сунул ноги в угги. Открыв дверь на лестничную клетку, поморщился, когда Бублик пулей вынесся из квартиры, дождался пока парень выйдет и загремел ключами, пытаясь совокупить ключ с замочной скважиной: руки слегка тряслись. А у лифта вдруг сообразил! – Деда куда дел? – окинул он подозрительным взглядом Николая. – Проводил. Благо тащить было недалеко. – В смысле "проводил"? – Вытаращил глаза Илья, от чего в голове словно разорвалась петарда, "одаривая" слепящей болью. Илья вцепился в виски руками и замычал. С немилосердным скрежетом раскрылись двери лифта и они зашли туда плотной толпой: сипитящий Бублик, похмельный заторможенный Илья и невозмутимый Николай. Николай поддерживал Илью за локоть. – В смысле проводил в последний путь. Похоронил я его, что непонятного? – Похоронил?! А полиция, а свидетельство о смерти, как там всё это происходит? – Так и происходит. Старый год умирает, Новый его хоронит. Я – Новый. Ты умудрился познакомиться близко со Старым и даже провести с ним оставшееся время, за что тебе отдельное спасибо. Последние часы Старого года – самые тяжёлые обычно. Илья приоткрыл рот, но в этот момент двери лифта открылись и Бублик рванул в подъезд, увлекая за собой нерадивого хозяина. Они стояли у дерева и ждали, когда пёс, подняв лапу, выжурчит все свои накопления. На морозе Илье полегчало и он начал соображать, категорически игнорируя сводящее с ума ощущение сюрреалистичности. – А как так? – расплывчато спросил Илья, но парень отлично понял, что он имеет ввиду. – Прости, не в моей юрисдикции тебе рассказывать суть. Могу только сказать, что Новый получает память Старого. – То кладбище, что он говорил, – ваше? – путано уточнил Илья, но Николай и тут сообразил. – Наше. – А можно мне туда? – Пошли, теперь можно. Взяв Бублика на поводок, они пошли вглубь парка. Илья гулял в этом парке сто раз, а тут они оказались в какой-то чаще. Николай уверенно пёр буром по глубоким следам и Илья топал за ним. Выйдя на опушку леса, он присвистнул. Ряды могил уходили за горизонт. – Твой крайний, – махнул рукой Николай и Илья подошёл к свежему захоронению. Обычный серый камень гласил, что под ним покоится: "Николай 15 238 (2022)" Ниже была эпитафия: "Доверие невинных – полезный инструмент в руках лжеца. До тех пор, пока они устанут его оправдывать. И тогда бойтесь обманутых!" – Мне жаль, – в пустоту сказал Илья. – Мне тоже. – И ты через год, да? – Да. – Не страшно? – Страшно, но такова наша суть. У нас мало власти, но много обязанностей. Я постараюсь не быть последним для ныне живущих. Отец с этим не справился, но он сделал, всё что смог. – А сейчас ты куда? Новый пожал плечами. – Не знаю. Как придётся. Я... Мы всегда следуем за судьбой. – Пошли ко мне. Николай мельком глянул на Илью, а потом улыбнулся, становясь очень похожим на Старого. Подхватил Бублика на руки. – Пошли. Тем более ты мне обещал кальян. – Не тебе. – Теперь уже мне.