История Регулуса Блэка

Собачий холод обуздал мои легкие, кожа покрылась ледяной коркой, а глаза слезились от искусственного света прожекторов. Кто в здравом уме тренируется на квидиччном поле в шесть утра, спросите вы, когда идёт мокрый снег и только водонепроницаемые мантии сохраняют свою неуязвимость? Я отвечу кивком в сторону парящих, как фурии во тьме, зеленые униформы, если конечно, мое тело будет способно двигаться- я был одет в легкий для такой зимы пальто и укутан шарф. Ластящаяся мантия создавала иллюзию тепла, на самом деле, ни черта не согревая. Пожилой человек, имени которого я не знаю, вталкивал мне непутевые акции по продаже новых мётел неизвестной фирмы. С его стороны полагать, что моя семья купиться на его провокации просто умозрительно, но я продолжал слушать. — Сами понимаете, мистер Блэк, — по десятому кругу начинал он, игнорируя мои препирания, — такие метла не пойдут для зимы, а она обещает быть холодной, очень холодной, — устрашающе добавил он, наблюдая, как я хмурюсь и мёрзну. С таким успехом я бы уже согласился купить завод по производству тёплых шапок, но у него хватило ума только колоть деревья для мётел. Безнадёжно. — Как рассохнуться старые, закупим новые, — я хотел было махнуть на него, но не чувствовал своих рук. Он, кажется, совсем меня не смутился. Торговый рынок, в кошмарных снах я тебя видел. — Нужно предусмотреть это заранее, мистер Блэк! Неужто дадите своим товарищам проиграть? — Только лишь подарю стимул трудиться дальше. — Но ведь такая зима! — Я вижу, мистер, — я смачно чихнул, так поставив точку в диалоге. Разумеется, по-моему мнению. В один момент мне послышались шаги- все было лучше смешного мужчины в шерстяных кальсонах, и я стал всё чаще прислушиваться, узнав в дыхании позади Пандору. Будет честно сказать, что я уже был безумно рад нашей последующей встрече. Пусть встречались мы крайне редко, не пересекались на занятиях да и с разных мы были факультетов, она всегда уволакивала меня в самые чудные места нашей школы. Я же считал все, что касалось её очаровательным. Вот только она никак не окликала меня и не подходила. Тем не менее я был уверен, что кажущийся мне шелест листьев был ничем иным, как ее развивающейся на ветру светлой косой. Я хотел оглянуться, проверить, угадал ли я, действительно ли там- совсем недалеко- стоит она, Пандора, но было невежливо поворачиваться спиной к человеку во время беседы. Я смирено поджал губы и слушал его, сосредотачивая своё внимание только на вырисовывающуюся в своей голове картину позади. —…Так вот, Мистер Блэк, — подвёл итог торговец, приземляя меня с небес на землю. Я сделал вид, что понимаю к чему он клонит и поспешно кивнул, — В таком случае по рукам! — он протянул мне раскрытую ладонь для рукопожатия, как наконец Пандора обхватила руками мои плечи и повисла на мне, как летучая мышь нависает вверх ногами, когда спит. Своими тоненькими пальцами она пощекотала мою шею. — Я украду его на минутку, сэр! — весело пообещала она, сомкнув наши руки. Я был счастлив. Достаточно быть всего лишь счастливым, чтобы забыть попрощаться с человеком, которого так внимательно слушал все это время. Пандора словно слышала мои мысли. Действительно: кажется я впервые так утончённо оскорбил человека, не хотя этого. — Милый Регулус, до чего же ты задумчивый! — восклицала моя спасительница, выводя меня с трибун вниз, а я просветлённый тащился за ней вслед. — Ты мой ангел хранитель, Пандора, — поделился мыслями я, — Страшно представить, что бы я без тебя делал. — Подписывал бы нежелательные для своих родителей контракты и выпивал бы со слизнями литрами йоркширский чай, давясь резиновыми булками Профессора Слизнорта! — и виновато схватившись за сердце добавила, — Но он так старается! — Он неумолимый сноб, — простонал я, но она разошлась в лёгком смехе. Короткая изморось осыпала ее светлый лоб. Она в бирюзовой юбке выглядела, как обратившаяся русалка. — О чем ты думаешь, Регулус, поделись! Не хочешь начинать первым, я начну! — снег повалил, словно вата- клочьями, Пандора сладостно потянулась к небу, точно ангел, — Что бы ты делал, Регулус, в первый снег? — Остался бы дома с чашкой горячего чая, — медленно ответил я, поддразнивая милую фею, — Но на сегодня у меня были другие планы. — Да, я помню, ты кажется выбирал прочную древесину для своих зелёных кровожадных мотыльков, — небрежно сказала она, бросив мою руку и направляясь к реке. Я поспешил догнать её, больно не нравилась мне затея, пришедшая ей в голову в плохую погоду. Сам я простывал и Пандоре не помешало бы беречь себя. Но она меня явно не слышала. Словно лебедь, свернувший шею опустилась на колени перед замёрзшей рекой и начала молиться на неведомом мне языке. Я сел рядом с ней и поник головой, наблюдая за золотыми локонами её волос. Я заметил сколопендру, тянущую своё бренное туловище сквозь ее прекрасную косу. Как заворожённый я смотрел на создание, молящиеся святой воде реки, наполнявшейся раз в несколько лет дождями, пролившимися с небес, и осквернённое ядом посланным с преисподней. Моей красавице-луне строили козни? Я задел злосчастную гусеницу кончиком своей палочки, ужасаясь напугать бедняжку Пандору, но она ушла в себя. Я не любил моменты, когда она закрывалась от меня, но был благодарен Господу в этот раз, что он избавил ее от вида того, как я убиваю несчастную, гнусную гусеницу, осмелившуюся захотеть отобрать у моей феи крылья, которую она сама вспоминала бы со слезами на глазах и скорбью в сердце. Самой настоящей печалью в душе. Изумительная девочка. Сострадание никогда не оценивалось так высоко. — Я обещаю тебе, Пандора, я никогда не зайду далеко, — невольно вырвалось с моего языка. В наказание я заставил себя прикусить его, но она всё услышала. Способная улавливать ноты, как пианистка. Она всегда слушала мою игру, прислонив голову к стене, с закрытыми глазами растворялась в музыке словно лёд в вине. Затем я вставал, уступая ей место и она лечила своей музыкой сердце. Кошачьей походкой ступая на меня и ложась на больные места, Пандора бесподобно выглядела в своём разноцветном наряде, в нём сверкали изумруды, рубины, кристаллы. Словно радуга окончилась прямо на мне в образе голубоглазой девушки. А я бесприютно, сиротливо развалился на траве, не внимая ничему кроме тела на мне. — Не лги мне, Регулус, — холодными пальцами она обвела мои скулы, нажала на синие губы своими мягкими пальчиками, мне много стояло не улыбнуться, но ситуация не позволяла, —кому угодно, Регулус, только не мне. Я лучше умру от правды, чем сгорю от лжи. А ведь гореть буду именно я, а не ты, Регулус, потому что только я могла тебя остановить, но не смогла. —Ты не можешь наверняка знать, что есть ложь, а что нет, — поправил я, перекладывая руки с земли на её талию, — По твоему ложь это воспламеняющаяся субстанция? Если так, то горит тот, кто начал огонь. — Не всегда, — уклонилась она, — Иногда пожар невозможно потушить. И тогда горят все. Ложь не возникает просто так, моя душевная отрада, Регулус. Она может быть огнём, может быть океаном, может быть выстрелом, всем, что не возникает из ниоткуда, но стремится в никуда! — она умилительно всплеснула ладонями, а потом опёрлась о мою грудь и пронзительно посмотрела мне в душу, — Во всем всегда виноват кто-то. Человек, зверь, Бог, Регулус, кто угодно у кого есть душа. — А у тебя есть душа? Она задумалась, почесывая голову, и вдруг звонко рассмеялась. — У всего есть душа, милый Регулус. — А что тогда ложь? — не успокаивался я, — Разве у лжи есть душа? — мне хотелось узнать каким мыслям она так широко улыбалась, — Это человеческий грех, обречённый на бесплодие души. У него просто не может её быть. — Не может, — повторила она, погрузившись в себя намного дальше, чем я рассчитывал. Снег под нами потихоньку таял, я отлично помню момент, когда холодными руками пощупал землю под собой, но мне и мысли не пришло, что проще было бы наложить согревающее заклинание, чем отчаянно мерзнуть в обнимку. Но моя душа пела. Воспламенялась, когда она инстинктивно прижималась ко мне ближе, и замирала в восторге; никогда Пандора ещё не была ко мне так близко, но все ещё беспредельно далёки ее мысли от приземлённых обывательских моих. — Потому что он чужая душа. — Что ты имеешь ввиду? — я заинтересованно выводил на ее спине узоры, правда не знаю, ощутила ли их Пандора под слоем своей тёплой мантии. — Скажи мне, мой милый друг, что ты увидел в моих волосах? Погляди же, — она запустила руки в косу, расплетая её, — В них ничего нет, — её светлые волосы отливали цветом поблекших от солнца подсолнухов, а глаза, как оранжевые мальки в морской глубине устремились в меня, но я прошу тебя, не жди моего ответа. Я восхищаюсь тобой и твоими идеями так сильно, что не могу позволить себе прикоснуться к тебе, заправить волнистую прядь за ухо. — Ты красивая. Пандора подняла глаза на меня. Перед ней я был как заброшенный алтарь, ждущий, когда человек посетит его, со всеми оставленными на нём свечами, одинокими портретами незнакомых людей и пылью, оставшейся от рассохшихся цветов. Отнюдь, я не был святым, неизменно сохранявшим свою святость, я был чуть менее постоянен, чуть более грешен, и рукам моим суждено было держать топор палача, отрезая себе язык. Всё таки каждый раз, когда её взгляд опускается на мои губы, а нежные пальцы сплетаются с грубыми от корды моими, притягивают меня к себе ближе, я сражаюсь изо всех сил во имя святыни, чтобы прикоснуться к ее лицу. Лицо Пандоры алое, зарумянившееся на морозе, как бесконечно длинные зимние закаты. Я насколько был способен нежно поглаживаю ее щеку, случайно касаюсь ресниц и всё-таки заправляю непослушную прядь за ухо. — В твоей косе вилась сколопендра, — признался я, все ещё молча держа ее лицо в своих руках, — Она могла запросто убить тебя. Я бы не успел спасти тебя. Ты могла разбить голову о толстый слой льда просто потеряв сознание от яда. Я бы мог потерять тебя навсегда. Насовсем. Понимаешь? — Навсегда- это так долго, правда? Целая вечность. Наши жизни не бесконечны, но субъективно каждая приравнивается вечности. Подожди-подожди, милый, они это докажут. Эти юные арифметики, зовущие себя теоретиками. — Мне плевать на них, — тихо, но с вызовом бросил я, — я хочу только тебя. — Человечество мрак, Регулус, — прошептала Пандора где-то совсем близко, отдаляясь от меня и снова приближаясь, как волна снующая к берегу и отбегающая назад, — Человек- спасенье. — Я люблю тебя, — выдохнул я на одном дыхании, — Люблю тебя, — повторил я ещё раз, но она не позволила мне поцеловать себя. И мог бы повторять целую вечность, была бы она бесконечной в моем распоряжении. — Регулус, взгляни, там под льдом, в воде опасность…- она прервала меня, подводя ближе к реке, — Я слышу её голос, как он ломается и искажается в кривизне, шипящий и всевластный, он приказывает мне пойти за ним. Регулус, я не могу видеть его, я не знаю, кому он принадлежит, и чего от меня хочет, но я уверена, что он внутри, — и указала на лёд в полном отчаянии. Я взял себя в руки и с уверенностью в том, что не увижу ничего кроме привычных узоров льда, увидел… себя. — Милый, милый Регулус, — прохныкала она мне в плечо. Время, клянусь, остановилось. Земля рухнула. Когда она плакала я оставался безоружным, а перед глазами проносились миллион осколков так или иначе ранивших ее невинную детскую душу. Я был виновником ее мук. Страшный голос в ее голове был моим голосом. — Твои волосы, Пандора, цвета лунного серба, — принялся успокаивать её я, сочиняя неритмичные стихи, — глаза отражение чистого неба, а губы насыщены садовой вишней. — На моих губах капли снотворного яда, Регулус, — открыла мне тайну она, разрываясь в рычаниях и отворачиваясь от моего лица, — Если поцелуешь меня, то уснёшь со мной и мы вместе встретим смерть погребенные под сугробами снега. — Вместе убежим, вместе умрем, Пандора, а не одно ли это то же? — я приподнялся на локтях, усадив ее на себя, чтобы совсем не замёрзла и присмотрелся к ее ядовитым губам; от того они не стали менее желанными, — Если бы я не любил тебя, Пандора, я бы умер здесь и сейчас вместе с тобой. Да всё-таки люблю я тебя, ненастную, как погода весной, — притянув за затылок к себе, мы столкнулись с ней лбами; я чувствовал на своих губах ее горячее дыхание смешанное с парами яда и этого было достаточно, чтобы сойти с ума и потерять голову, поэтому я глухо простонал и выдохнул пар через зубы, — Ранимую, изящную, совсем не глупую… — Я тебя люблю, мой друг, я люблю! — ее голос был заполнен непередаваемой печалью. Она была готова броситься мне на шею, но держалась лучше меня; и страдала тем сильнее, — Но не могу я быть с тем, кто клянётся служить и любить двум разным людям одновременно. Она вскочила, как фурия, я не успел ее поймать, ухватился за подол юбки, но отпустил, не желая порвать, а она убежала намокшая и размякшая. Трогательная, до невозможности сладкая. Я встал на колени и пал; надышался. Снег был близок, чтобы принять меня в свои владения, но преклонившись воде, что моя любовь так почитала и верила; тебе- вода- она верила! А в моих словах сомневалась. Я совру, если скажу, что напрасно. Перед тем, как потерять сознание, я вспомнил это нежное создание, мое одиночество в виде разбитого сердца. Сорвав с невидимых ветвей я миллион и три желтой мимозы, я проклинаю весь этот мир и первый снег тоже. *** Обветшалый стул прогнулся подо мной отчаянным скрипящим звуком. Библиотека это четыре стены, обставленные великим достоянием времени и Хогвартс может этим гордиться. Я восхищался этим нескончаемым потоком книг- это словно другая Вселенная или множество сконцентрированных в одной. Вообщем я был очень восхищён, когда впервые попал сюда, часто уединялся здесь с учебниками или романами, которые брал у Пандоры и только потом узнал от неё, что сестры Бронте были магглами. Я понял это сразу после того, как в их романах стали мелькать комнаты с приведениями и страдания от неразделенной любви. Но сейчас глаза на автомате скользили по строчкам истории магии, не вчитываясь. Я не мог перестать думать о ней. А сердце будто назло изливалось кровью. Она. отказала мне? — Рег, что ты кислый такой, как скарлатина? — возник как из ниоткуда парень, с которым я не помню, чтобы имел знакомство, но то, как без фамильярно он ко мне обращался должно мне что-то давать. — А ты возьми томик Фридриха Ницше и поймёшь. Он для тебя написал целый цикл, — соврал я на половину. На самом деле писал он не для таких лопоухих, как этот. Я вспомнил парнишку. На каком-то из мероприятий он опрокинул на меня свой пунш и на этом построил диалог, правда выводы у нас были разные: он видимо решил, что мы друзья, я же предпочёл забыть этот вечер. — Вряд ли мне оно интересно… Ты лучше скажи, как зовут твою подружку? Я затаил дыхание, как дикий зверь, наблюдающей за добычей. Он говорит о моей Пандоре? Этот несчастный хмырь? Да она и не взглянет на него! Подумал я, осекаясь, конечно, взглянет, ударь он мизинец или ушибись головой. Это же Пандора, моя Пандора, которая не видела зла ни в ком и ни в чем. — О ком ты? — я решил сыграть дурака, чтобы разузнать его истинные намерения, которые мне все больше не нравились. — О той девушке, что убежала от тебя в слезах на реке. И чем она тебе не понравилась? — с укором посмотрел на меня он через толстое стекло очков, — Не надо было так. разбивать ей сердце. — Не твоё дело, — отрезал я, вникая в новые рассуждения. Значит, со стороны это выглядело совершенно иначе, словно это я. отказал ей. Мог бы я когда-нибудь отказать ей, жизнь была бы совсем другой. Теперь этот парень делится со мной, как он хочет «успокоить» её после тяжелого отказа? Нашёлся герой. — Да-да, не мое дело… Она та ещё чудачка, но ты свалил ее на повал в прямом смысле, — я насторожился и поднял на него глаза, встретившись с безумный взглядом. Мне стало немного не по себе, — Она упала прямо на снег после того, как убежала. Я отнёс ее к врачихе, но не знаю очнулась ли она. Поэтому я вернулся на то место, чтобы найти тебя, но тебя след простыл, не знаю, каким чудом ты выбрался, хотя я сам тебя лично лицом в снег опущенным видел. Вот я и подошёл к тебе сейчас спросить ее имя, чтобы подписать и отослать букет… Постой, куда ты! Я не дослушал его, сразу вскочил. В горле пересохло, как бывает жаргонно говорят и мне пришло осознание, что я оставил Пандору, оставил своё небо и звезды умирать. Черт, я убивал ее, мешал ей жить. Не по-светски скрытно, как привык я, а как свободная перелётная птица жить. Я хотел порвать свои голосовые связки и шейные позвонки лишь бы мой голос в её голове умолк. Но он был в её голове. А в её голове я всегда был бессилен. Я люблю тебя, Пандора! Мысленно взывал я, ударяя себя по щекам. Отчасти я понимал, что пусть она спит сейчас в больничной койке, то все равно страдает от кошмара, в котором настойчивый голос преследует и кричит ей люблю тебя. Я не мог заткнуть его. Не мог заткнуть его в себе; заставить своё сердце забыть её имя. «Пандора, Пандора,» — кричало оно, — «я смертельно проклят и несчастен!». Как я собираюсь быть верным Темному лорду, если мое сердце уже покорено, а я знаю, как Темному лорду важно быть первым. Я перестаю гнаться в больничное крыло со скоростью света и прислушиваюсь к тихому шёпоту. Узнаю в этом кротком голосе с хрипотцой Северуса, своего товарища, и с места на котором я остановился слышно его, как нельзя отчетливо. Он был не один. Я прислушался. — Спасибо, Северус, это. очень красиво. — Я достал ее для тебя. — воодушевлено ответил мой товарищ, — и хочу, чтобы ты ее носила. — Носить звезду на голове, Северус! — Твоим волосам бы очень подошло, Лили. Ты сверкаешь, как альфа Центавра и. — Мне очень приятны твои слова, Северус, — нежно сказала Лили, наверняка приложив звезду к груди, — Но давай лучше повесим ее на рождественскую ёлку? Или увеличим и наденем ее на самый вверх, чтобы все ученики Хогвартса смогли увидеть ее красоту! — Нет, Лили, ты не поняла. Это она подчёркивает твою красоту, Лили. Я дарю ее тебе. Они. — Ты про Джеймса, да? — отрезала девушка так, что мне сразу стал понятен исход их разговора и я пошел дальше туда куда шёл, пока не услышал исчерпывающий треск, нет, читатель, не сердца, я не столь лиричен по отношению не к Пандоре. Это был треск звезды, что подарил Лили Северус. Я не знаю, кто разбил ее. Мой товарищ или эта девушка. Но знаю точно, что на это Рождество одиночества не поубавилось, а стало только больше. О нем никогда не говорят в открытую, скажут так, небрежным тоном, что их пригласили на вечеринку или куда там, а они не знают пойдут ли. А их не зовут на вечеринки. В любом случае- они не идут. *** Удивительно, но по пути я встретил Джеймса Поттера. Он шёл развязной походкой, донельзя уверенный в себе. К счастью без сопровождения своих друзей. Иначе был бы парад планет, проще говоря цирковое выступление в полном составе. Он просто шёл, напевая себе под нос, очевидно совать букет роз в нос Лили Эванс, пока я бежал мимо него к девушке, которую оставил умирать на холоде. Думаю не нужно спорить, кто из нас лучший ухажёр. — Эй, смотри куда идёшь! — Прости не знал, что ты ведёшь народ и я должен тебя пропускать. — Стильная рубашка, малыш Регулус! — он узнал меня и чуть ли не набросился на шею. Видимо у него было хорошее настроение, потому что обычно он хочет мне ее свернуть. — Мерси. — Подожди-подожди! Не к даме же ты так спешишь! — он схватил меня за руку, вызывая волну раздражения, которой я захлебнулся. Я спешу к Пандоре, хотел ответить я, но вовремя прикусил язык. Сколько ненужных проблем проносит любовь к человеку, которого знает вся школа, как добрую чудачку. Но банда моего брата и Поттера снисходительно относилась к странным личностям, поэтому Джеймс спокойно мог увязаться за мной, а я не мог этого допустить. — Чего тебе? Хочешь выведать пароль от подземелий, так я не стукач. Хотя не думаю, что тебе нужно это, ты мог бы спокойно подкупить первокурсников или запугать, что намного больше в твоём репертуаре. — Какой ты сообразительный, малыш! Гениями говорят рождаются, — льстил мне Поттер, обхватив меня за плечи так, что мне стало неудобно, — Я уже узнал ваш пароль. Memento mori! Восхитительно! Что бы это ни значило. -1 Помни о смерти, — мрачно ответил я, не желая продолжать односторонний диалог. Я в меру своей сообразительности догадывался, чего он хотел, и к сожалению угадал. — Передай это письмо своему товарищу, Северусу. Поработай посредником, — он позвенел монетами в карманах, — И не говори от кого оно. Ну, это понятно, что не от моей Лили, — усмехнулся он с лицом победителями и к моему горлу мгновенно поступил рвотный позыв. — Я не предаю друзей, — отчеканил я, как можно быстрей вырываясь из его хватки. — А кто сказал, что предаёшь? — риторически спросил он, прищурившись, —Ты просто. делаешь мне услугу. — Ave Maria, с чего бы мне помогать тебе?! — скептично отозвался я. Моя Пандора. Всплыло в моей голове и мои ноги уже были готовы бежать, но Поттер не собирался так просто меня отпускать. — Я могу помочь тебе с братом. Помирить вас или наоборот сделать так, чтобы он никогда не вспоминал о тебе. Могу познакомить тебя со своими друзьями и знакомыми девушками, тебе не помешало бы расслабиться, вон, смотри, как наделся. Я могу организовать тебе встречу с моей кузиной, мало ли вы поладите, я буду, честно говоря, не против, ты мне всегда симпатизировал, но вот себя я конечно тебе предоставить не могу, — он потряс букетом, — как видишь, сердце занято, но все остальное- пожалуйста… — Спасибо, Джеймс, — сказал я, как можно ровней и спокойней, пока мои последние нервные клетки полыхали в гневе, — Я понял тебя, но я скорей откушу себе язык, чем попрошу тебя о чём-то взамен. Я тоже люблю девушку, которая не любит меня, потому сочувствовать Северусу мне гораздо проще, чем помогать тебе. — Так я и с этой твоей девушкой могу договориться…- неопределённо ответил Джеймс, но я решительно развернулся и скрылся за углом, сразу упираясь в дверь в больничное крыло. Надо же, как близко мы разговаривали к нему. Мысль, что Джеймс до этого посещал Пандору пришла ко мне после, только когда я сам увидел, что она ещё не очнулась и понял, что цветы в руках Поттера были для неё, но он подумал, что ничего с него не станется, если он подарит их Лили, чем оставит без вазы на тумбочке у лежачей. — Нет, — вслух проговорил я, — С ней ты никогда не сможешь договориться. *** Снейп все-таки получил своё письмо. Мы стояли на открытом воздухе в одних мантиях и разделяли одни и те же чувства- боль и отчаяние. Нельзя было описать атмосферу, воцаряющуюся в слизерине как либо лучше. Мы проиграли, но дело было отнюдь не в старых мётлах, скорее в старом-добром тщеславии. Победу ты празднуешь в кругу поистине благородных змей, а во время проигрыша проваливаешься в змеиную яму, там же себе яд и вводишь- до того глубоко презираешь себя, ненавидишь. — Как ты думаешь, если я соглашусь на дуэль и выиграю, Поттер действительно даст мне быть с Лили? — У меня нет времени на то, чтобы решать твои проблемы, Северус, — сухо ответил я, устав от его страстей и достаточно наслушавшись сегодня Джеймса Поттера, —Дуэль- очередная его шутка над твоими чувствами. Прекрати на них вестись. Не будь тряпкой. Мои слова он пропустил мимо ушей. Что делает с ним любовь! И топчет и топит, а он все равно всей душой её любит. Это уже не аффект, а по спинозовской философии самое настоящее высшее чувство. Снейп демонстрировал его в самой настоящей глупости. — Я повалю его с одного экспеллиармуса, Регулус, не смей сомневаться во мне. Могу даже поспорить, — он воодушевлено протягивает мне руку, но я лениво отталкиваю ее. Я слишком измотан для споров. Пандора так и не проснулась, но под её глазами стали закладываться синяки, словно она не спала вовсе. Я хотел было убить себя, внушил это себе тем, что она не встаёт только потому что я жив, но сейчас ко мне пришла новая идея и я интуитивно повернулся в сторону выхода, что сейчас загородил Северус. — Бесполезно спорить, Северус, — ответил я на его вопросительный взгляд и не желая того все равно ляпнул, — Ну победишь ты его, что с того? С пеной во рту позволит он тебе ухаживать за этой Лили. Но подумай захочет ли она. или, точнее будет сказать, отдастся ли она тебе сама? — он замешкался и я сразу же поспешил выйти, и уже через несколько секунд он остался один наблюдать за тем, как Джеймс целует Лили за углом, а она ему… бесповоротно отвечает. Я не увидел их тогда, хотя, по словам Северуса, пробежал мимо них, свалив Джеймса в кусты (за что он сказал мне отдельное спасибо). Но я был так поглощён своими мыслями, которые рождались и умирали во мне, что мне было плевать на него и его драму. Я направлялся к реке. *** Река встретила меня погибшим молчанием, но никто не говорил, что побеждённым. Под первыми же тёплыми лучами солнца она вернёт свой прежний вид и продолжит бурное течение. Вопрос: в какую сторону? Ответ лежит в том, с какой стороны идёт течение. Моё течение с ранних лет направлено от родителей прямо по курсу служения Темному лорду. А я сбился с пути и как влюблённый кретин не смогу яростно запустить в воду блинчик- все погибло, завяло, покрылось льдом. Я должен также. Иначе не перезимую. Как вдруг мой внутренний монолог с самим собой прервал безобразный поступок на уровне маленьких детей: в меня кинули снежком; не раз. Я сказал себе, Регулус, остынь и возвращайся в подземелья, не обращая внимание на Северуса. Хотя было очевидным, что Снейп исчез сразу за мной. Он либо совсем дурак и решил устроить дуэль с Джеймсом прилюдно, со скандалом либо обладает поразительными умственными способностями, чтобы догадаться пойти потренироваться. Когда снег у моих преследователей неожиданно стал слишком быстро таять в руках, я усмехнулся. Со временем у меня стало лучше получаться управлять своей стихией. А значит в будущем подгорелые задницы в очередной раз продувших слизеринцев обеспечены. Кто после этого осмелится сказать, что я плохой капитан? Получив свою долю самолюбия, мне все равно не оставили выбора. Я почувствовал, как в спину мне снова зарядили снежком, в который на этот раз был завернут камень. Игры с огнём плохи, вы знали? — Очень жаль, что на земле лежит снег, так бы я поджег вокруг вас круг. Вы можете думать, что я глупый и слепой, но я не думаю, что в Сладком королевстве просто так кидались конфетами, как пулями. У кого-то в Хогвартсе очевидно есть мантия невидимка и этот кто-то отличителен в своей натуре и сейчас вызвал один на один Северуса Снейпа, я прав, не сказав ни одному из вас? Я слышу, что вас двое, хвалит прятаться. Сириус… и Питер… Петигрю? Или с тобой щенок, который трется у твоих ног, братец? Ты с ним? — у меня получилось театрально вздохнуть, — Я разочарован. — Да как ты смеешь, сопляк, говорить так о Ремусе, — из кустов под ручку с крысой вылез мой любимый старший братец. Он всегда защищает своего товарища, как бы я не глумился, а это забавляет. Но я не перебарщиваю, я знал Ремуса гораздо раньше его дружбы с Сириусом. Столкнулись где-то да кое-как и поладили, но после того, как грифы образовали нерушимый квартет, я удалился в свои подземелья. Я почувствовал себя словно меня замели под ковёр. — Как банально, — я презрительно свёл уголки губ, — Мне плевать на его имя. Завязывай кидать в меня снежки и не будь маленьким ребёнком. Поворачиваться к нему спиной было тотальной ошибкой. Нет, читатель, он не кинул в меня снежок и даже не столкнул меня на лёд. Он тронул и так натянутую струну и она издала душераздирающий звук моей души, но в лице я не изменился. — Я слышал ты отказал Пандоре Лавгуд, — я вздрогнул, но заставил себя собраться. А на что я надеялся? Сплетни разлетаются со скоростью света, — И бросил ее умирать на морозе. Поступок достойный будущего Пожирателя смерти. — Заткнись, Сириус. Уходи, — я раздражено ступил одной ногой на лёд. Мерлин уберёг, но он не раскололся. Мой брат зардевшись вскинул голову, подобрал валявшегося на снегу в мантии невидимке Питера, кажется рявкнул на него и уже через секунду они исчезли в пучине заснеженного Тёмного леса, а я увяз в болоте своих чувств, не имея шанса выбраться да и не желая этого. *** Я сидел у кушетки. Моя спасительница выглядела чуть лучше, чем прежде. Я продолжал чувствовать вину, а сплетни, расползшиеся по каждому углу Хогвартса, как паутина, способствовали этому. Я высокомерный, надменный, бесчувственный, наглый, самовлюблённый, заносчивый и бессердечный, раз уж смог отказать такой прелестной девушке, как Пандора Эйвери. Хогвартс разделился на две группы- это первая, которая считала меня врагом народа и вторая, которая повторяла все предшествующие слова за первой, но втайне строчила местные газеты с нелепыми заголовками: «В кого же влюблён Регулус Арткулус Блэк?» и «Кто следующий?». Всего за пару дней я из одинокого, слонявшегося в тени Пандоры, человека превратился в главного холостяка Хогвартса. И самое страшное, рядом не было Пандоры, чтобы меня пожалеть. В дверь тихонько постучали. Не хотелось, чтобы нашу с Пандорой идиллию в тишине нарушил посторонний. Это был Ремус Люпин. Да-да, тот самый, которого я прозвал щенком, виляющим хвостиком при виде моего брата, не держи на меня зла, читатель, если бы ты своими глазами увидел его, понял бы, что я тебе не врал. Он встретился со мной взглядом и мигом отвёл его, смутившись. В руке он сжимал завёрнутый в упаковочный пакет подарок. — Привет, — неловко пробормотал Ремус, переступая порог и закрывая за собой дверь. Надо мной преобладало желание встать и выйти, но я не хотел оставлять свою Пандору с ним, хотя из всего квартета мародёров Люпин- самый безобидный. В последнее время моя вежливость хромала и я проигнорировал его приветствие, как и присутствие. Он аккуратно обошёл стул на котором я сидел, чтобы положить на тумбочку около моих цветов, принесённых Пандоре свой подарок. — Хотел поздравить Пандору с Рождеством, — пояснил он, — если вдруг она пропустит его. — Не пропустит, — сказал я, теряя бдительность и поглаживая конверт в руках, прикрытый краем одеяла. Ремус заметил его, но промолчал, а это, знаете ли, развязывает язык, — Я хотел пригласить ее на бал, но смотря на неё, я думаю, она проснётся не раньше, чем выберут короля и королеву бала. — Не сомневаюсь, что вы там всех перетанцуете. Она выглядит гораздо лучше, чем вчера, — он подбодрил меня, — Это ты обставляешь ее палату растениями? — Ей нужно больше кислорода- это очевидно, — предвзято бросил я, прикусив губу, на что Ремус улыбнулся. Он всегда недоговаривает, будто забывает озвучить мысль, — Что-то не так? — Всегда знал, что слухи врут, — просто ответил он, подходя к окну и отворяя форточку. Я моментально натягиваю на Пандору одеяло и раздражено озираюсь на Люпина- что он черт возьми делает? Ремус вытряхнул из своих брюк пачку сигарет и дрожащими пальцами пытался вытащить одну. Не знаю, что заставило его нервничать. Это меня не касалось. Я как можно ненавязчиво подошёл к нему и протянул свой портсигар. Он вытаращил на меня свои волчьи глаза и отказался. Я сказал: — Правильный ответ. Не стоит забывать, что курить в палате запрещено. Я вырастил все эти гортензии не для того, чтобы безмозглый гриффиндорец пришёл и испоганил никотиновым дымом весь воздух. — Прости, — искренне извинился он и вышел из палаты. Я метнул взгляд на Эйвери. Она лежит в цветах: в розах, в лилиях, орхидеях, колокольчиках. Как похороненная заживо, мой последний увядший лепесток счастья, я прикладываю в твоей груди день за днём алые розы, а они все никак не расцветают на твоём лице. Я вышел вслед за Ремусом, оставив свой конверт рядом с его рождественским подарком. Он выронил свою сигарету из рук, убегая. Почему все люди убегают от меня? Не хотел признаваться себе, но последнее, что меня ужасало- это остаться в одиночестве. Компания Люпина не изобиловала ничем особенным, но была терпима, поэтому я подобрал сигарету и вышел за ним, оглядываясь на Пандору. Моя фея, хотел обратиться я к ней, я скоро вернусь проведать тебя. За эти несколько дней без неё я успел напрячься так, что мои плечи не расслабляли осанку. Люди вокруг, неважно кто они и кем они были, совсем не похожи на тебя, Пандора. Я потерялся в злых, шепчущихся сзади меня лицах и был вынужден порочить твоё имя, только потому что ты просила меня молчать, а я всегда исполняю твою волю, Пандора. Наконец-токи я понял чем ты отличаешься от других и почему никто не заменит мне тебя. Ты, Пандора, не имеешь никаких намерений, ни добрых ни злых, ты всегда поступаешь так как считаешь нужным. За это я и полюбил тебя. Я мог обходиться без тебя неделями, месяцами, но всегда знать, что ты где-то порхаешь рядом, как мимолётная бабочка, а я никогда не буду посягать на твою свободу, Пандора. Я позволял тебе лететь и не сминал твои красивые крылья. Ты самое солнечное, самое ласковое и светлое в моей жизни, Пандора. Не солнце освещает мне путь- без солнца я умру максимум через девять минут, а без тебя моментально, Пандора. Я всегда знал, что ты окутаешь меня своим теплом, когда ненароком со мной заговорит неприятный тебе человек — будь это старый маразматик и продавец метел в одном лице или просто милая девушка. Ты всегда спасала меня в нужную минуту, словно всегда наблюдала за мной, каждую секунду. Не помню, рассказывал ли я тебе теорию, что Вселенная существует только потому что за ней наблюдают, но если она верна, то будь уверена- я живу только потому что ты приглядываешь за мной. Я прикрываю за собой дверь и закрываю глаза, что было чуть ли не фатальной ошибкой. Передо мной (в моих мечтах) стоишь ты, в своём любимом бело-голубом платьюшке и машешь мне так, словно встречаешь меня на палубе после долгого путешествия. Я склонялся без тебя по необитаемым безлюдным островам и верил в высшую цель- быть с тобой. Мои мысли, а тем самым и образы твоей красивой фигуры обрывает назойливый голос, надоевший мне до безумия, до аморали, я был готов пойти на абсурдность, лишь бы заткнуть своего брата да хоть рыбьей косточкой рассечь глотку. А потом я вспоминаю Пандору и ее растерянный печальный взгляд, немой вопрос, повисший в воздухе «Зачем ты убил ее? Разве яд сколопендры так опасен?», но я не хотел подвергать тебя какой-либо опасности, Пандора, тем временем собираясь преклониться перед Темным лордом и только сейчас я понимаю, насколько глупым и безрассудным было мое заявление. Откуда взялся Сириус? Неужто тебя пришёл проведать, Пандора? Столько невыразимых поклонников у тебя, что их не счесть, ты погляди. Наверно, любой другой бы кипел от ревности на моем месте, но отчего-то я был убеждён, что тебя это не интересует: все эти дуэли, которые безбашенных дуэлянты устраивают ради Лили, цветы, которые два месяца подряд подкладывали аллергичной Мартин. Ты смеялась, ужасалась, проносила эти события через себя, но ничего более. Я влюбился в тебя и признал это с уверенностью в том, что тебя не интересует любовь. Я всегда в шаге от смерти. Поэтому тебе всегда было спокойно меня донимать: обнимать, выводить за руку, трепать за волосы и долго-долго водить по лужам, обходить муравейники, собирать грибы. Я был для тебя чем-то вроде облака в небе. А ты- мечтательница, откинувшая голову и разглядывающая, как синее небо становится темным. Ты знала, что я не облако, облаками были другие- те, кому ты махала каждый раз, встречаясь взглядом и те, с кем-ты сидела на уроках и варила зелья. Я был для тебя чем-то другим, я становился напротив, стоял всегда позади, не поднимая головы, но так хорошо различая твой благоухающий запах, Пандора, твой очаровывающий вкус блеска на губах. Ты рассказывала своим подругам о море, что ты видишь вглядываясь в небеса и все до единой посчитали тебя поехавшей- как можно- это же небо и земля! Но я знал, Пандора, я догадывался, что все было сложней, чем кажется на первый взгляд, а ты просто умела все прелестно скрывать ладошкой в белой перчатке, что не поцеловав её, я не мог сделаться принцем аристократизма. Так я в тебя и влюбился- вверх идиотизма. — Лунатик, я тебя разыскался! — встревожено возник мой брат, хватаясь за «Лунатика» обеими руками. Они не видели меня, а сами не могли остаться мной незамеченными- их тени разыгрывали мне высококлассный театр. — Всё в порядке, я относил свой подарок Пандоре. Она идёт на поправку! — добавил он с позитивной ноткой в голосе, но что-то моего брата заставило встревожиться. Он спросил: — Разузнал кто этот ловелас, обставляющий ее горшками? — Как я и догадывался, Сириус. — с победным тоном ответил Ремус и я был готов поклясться, что вечно игривая улыбка на лице моего брата уныло спала, —У него есть сердце, Сириус, что бы не говорил. — А что насчёт моего подарка на Рождество? — перевёл тему Сириус, явно не желающий разговаривать обо мне. Он нервно причесывал свою гриву, приглаживая её руками. Я ненароком подумал о себе и о своих отросших кудрях, которые Пандора любила натягивать себе на палец, пока учила историю магии, а я тем временем листал свои записи по зельеварению на которых абсолютно разными чернилами было написано «Разрезать мелкими кусочками» и «Здесь была Пандора^^». Я любил её так сильно. — Свой подарок на Рождество ты получишь на Рождество, — недовольно ответил Ремус, — Ты же не лежишь умирающе скрестив руки на груди, как Спящая красавица. В отличии от твоего брата, я не смогу ухаживать за тобой так размашисто с растениями и с цветами. Где он их только берёт! — Из теплицы Вальбурга. Просит своего Кикимера привезти ему саженцы, а дальше сам здесь колдует, — быстро бросил он, — Ремус, это моя роль, которая с растениями и цветами. Я спрашиваю про другое: чего ожидать от тебя? Ремус неожиданно смутился. — Н-не знаю… я приготовил совсем не то, что ты наверняка ожидаешь… Не заговаривай мне зубы! — резко отрезал он. — А ты долго разговаривал с моим братом? — С твоим братом возможно долго разговаривать? — съязвил Люпин и я усмехнулся в кулак. — Значит он не говорил тебе о том, что может спасти принцессу лучше всяких цветов, шоколадов и зелий? — Святой дух одарил его партизанским молчанием, — опять, видимо от того, что становится чуточку жарче, ведь их диалог качает из стороны в сторону, как неуправляемую палубу, Ремус пытался подражать мне и дразнить Сириуса. — Это ему пригодиться, — выплюнул Сириус с отвращением. Я отшатнулся от его тона, но не тут-то было. Ремус ещё не знал, что внутри моего брата живет великая актриса, способная этого двухметрового Люпина так перекрутить перевинтить, что шарики за ролики выкатятся. — Мой глупый младший братик, скажем так. неудачен в делах амурных, поэтому он не знает, что нужно принцессе… Я чуть не поперхнулся воздухом! Как он может судить так безосновательно! Мы не общаемся дольше пяти минут. — Что? — вопросил Ремус, в глазах которого постепенно стал загораться едва заметный взгляду Сириуса огонёк. Мне он был незаметен, но от запаха догоревшего фитиля всё было и так понятно. — Ей нужен поцелуй… — Прошу прощения, — кашлянул я, выходя из своего укрытия. Ремус инстинктивно хотел отпрыгнуть от моего брата, но он так цепко прижал его к стене, что тот дернулся и сразу же утих. Сириус сверлил меня взглядом. — И долго ты здесь? — если бы мой брат был собакой, у него бы потекли слюни, так он был зол, что его гениальную аферу прервали. Извольте, но сцену поцелуя я предпочитал бы не видеть. — Достаточно, чтобы скурить одну сигарету, что ты обронил, Люпин. Извини, не донёс. Ситуация обстояла напряжённая. — Шагай отсюда, умник, ты мешаешь. Или тебе не с кем лобызаться пока твоя драгоценная Эйвери без сознания? Из-за кого же? Из-за тебя! — Сириус набросился на меня со столь знакомыми мне обвинениями, что я решил драматично промолчать, если бы Люпин не захотел открыть свой рот, чтобы очевидно начать спорить со своим бойфрендом по поводу того, что все слухи про нас с Пандорой- неправда. Я сказал: — Сотни девушек отправляют мне сов с просьбой разбить им сердце, — неприятно оскалился я, наблюдая за его бешеной реакцией. В любой ситуации мне всегда нравится Ремус- он и сейчас, смог спокойно разжать кулаки, чтобы пригласить меня на вечеринку. — Да-да, вечеринка, правда, Регулус, ты придёшь? Ты кажется хотел позвать Пандору на бал, так залетайте с ней и к нам на вечеринку! Безусловно будет весело! — О, я подумаю над этим, — сказал я спокойным, чуть ехидным тоном, — Что ж, прощайте. — Только не надевай свой белый фрак, в нем ты выглядишь, как утопленник! — елейным голосом пропел Сириус, но я уже открывал дверь в палату моей Пандоры и не слышал ничего, кроме ее нормализованного дыхания. *** Она сидела на своей кушетке, как русалка на скале, проснувшаяся от долгого сна и свежая, словно сорванная слива. Когда я зашёл в ее ногах запуталась лента от моего конверта, сам он откупоренный лежал на тумбочке, а мое письмо было в ее руках. Сердце пропустило стук. — Привет, Регулус, — сказала Пандора, посмотрев на меня, улыбаясь, —Не стой в дверях, проходи и осмотрись! Посмотри, как здесь всё красиво! Я не догадалась бы, что лежу у миссис Пормфи, как больная, если бы не эта серая рубашка, как смирительная! Регулус! — она просмотрела на меня глазами полными огромной надежды, — Я уверена где-то в моих сумках должна быть другая майка! Подай мне её! Я сглотнул и перевёл взгляд на пол, увидев разноцветные сумки в цветочек. Как символично. С Пандорой спорить я не стал, подразумевая, что останусь в проигрыше и полез в её сумки. Что было мне на руку- она не видела меня, потому и не видела моего красного лица, когда я обнаружил, что она носит. Вскоре с непробиваемым лицом я протянул ей желтенькую майку. Сколько помню её, она была ей к лицу. Я сразу же отвернулся на что Пандора неудовлетворительно цокнула. — Не отворачивайся! Я не хочу, чтобы на меня смотрел кто-то другой! — Никто на тебя и не смотрит, Пандора, — успокаивающе ответил я, — Дверь закрыта, окна зашторены, я, клянусь, выколол себе глаза. — Нет же! Они смотрят. Цветы! Они нашепчут тебе всё! — Я закрою уши, Пандора, — я действительно закрыл уши руками. — Растения выделяют кислород! Они всё видели, а ты это вдыхаешь! Регулус, повернись же! — Тогда я перестану дышать. Тебе бы поспешить, моя душа, с переодеваниями, а то боюсь мои легкие страдают. Она затихла и я надеюсь, что не в размышления. Глухой, незрячий и без доступа воздуха я могу сказать вам, что Пандора Эйвери идёт на поправку. Я скучал по ней и не мог дождаться, когда смогу обнять ее в этой лимонной майке. — Я всё! — взвизгнула моя спасительница и прежде чем повернуться и посмотреть на неё я глупо улыбнулся в стену. Как легко меня может обрадовать только ее мелодичный голос и это милое «я всё!» — Как себя чувствуешь? — спросил я, не сдерживаясь и улыбаясь кончиком рта. Когда я замечаю, что не могу убрать с лица улыбку, то прикрываю ее ладонью, как и в этот раз, но Пандоре это не нравится, поэтому она подзывает меня к себе, пока я стою, обескураженный и смущенный, пытаясь прикрыть свою улыбку. — Отлично, Реги, мне точно нужно было так долго поспать! — Моя маленькая ночная сова, — ласково назвал её я, не ожидая, что «маленькая ночная сова» взаправду будет стучаться нам в окно. Я настороженно поднялся с края койки, стянул с себя верхнюю одежду, подавая ее заинтересованному взгляду Пандоры и оставаясь в одной рубашке. Мысленно я передал ей скромное «Укройся» и вслух добавил, что оно тёплое, как печка. — Правда, очень тепло… — я услышал, как удивлено проговорила это Пандора, пока открывал створку и впускал назойливую сову к себе на руку. Она была материнская, из Вальбурга и привезла на своей лапке не самое долгожданное письмо, но я, в той или иной степени, догадывался, что и на это Рождество нам с братом придётся провести вместе с ними. — Можешь оставить себе мой пиджак, Пандора, — ответил ей я, сворачивая письмо и складывая его в карман. — Что там написано? Оно адресовано не мне? — Мать прислала сову. Обязывает нас рождественским ужином. — Так это же хорошо. Разве Рождество справляют не в кругу семьи? — Я давно не часть их семьи, — ответил я, мыслями уносясь в холодный Вальбург, окружённый цементными горгульями и мертвыми цветами, — Знаю, Сириус бы подошёл под это больше, но я тоже давно не чувствую себя обычным сыном с любящей матерью или отцом, это не так то важно, Пандора, — дёрнулся я, ощутив затылком холодок с окна. Я закрыл его, отряхнул руки и посмотрел на девушку. Она совсем, непохоже на себя, молчала. Я решил, что ей не помешало бы вздремнуть и рискнул подойти ближе, чтобы поцеловать в щеку. Не промолвив ни слова я вышел, устремляясь в подземелья собирать вещи на три дня домой до Рождества. А головой и мыслями я остался в палате Пандоры поливать цветы. *** Мы с Сириусом стояли на станции и оба слышали совершенно разные звуки. Я слушал, как он безостановочно фырчит на то, что поезд опаздывает, а он, в свою очередь, пыхтел именно на звук металла о металл. Что бы это ни было он меня тоже раздражал. Сириус затаил на меня задушевную обиду. Кажется, с того момента, как я прервал их с Ремусом диалог, они так нормально и не поговорили, но меня это не особо волновало. Точит на меня зубы- пожалуйста. Я буду только рад, если какой-то вампир или оборотень или Сириус сгрызет мне глотку. Как вы могли понять, ехать на семейный ужин я не хотел. Я скорее переживал по поводу того, что может на нем случиться. Мой брат давно плевал на покрытый всеми видами деликатеса рождественский стол. Он присутствовал только потому что выбора не было. Как и у него, так и у меня. Впрочем, в этом году мы сбежим оба. Не сговариваясь. По небу летели маленькие стаи птиц, не успевшие улететь или не желавшие этого. Может быть их всё устраивало. С высоты птичьего полёта мы с Сириусом наверняка выглядели, как две вороны. Примите меня за своих, птицы, хотел сказать я, но не мог, ведь рядом была не принимающая все странности во мне Пандора, а злобный комок, разодетый в красное, как тряпка для быка. Это он специально нарядился, даже завязав гриффиндорский галстук, чтобы побольше побесить родителей. Неожиданно я почувствовал тепло человеческого тела, обнимающего меня со спины. Я обернулся и удивился в два раза больше застав Пандору в моем пиджаке и болтающейся когтевранской мантией. Она отпрыгнула от меня ослепительно улыбаясь. — Думал я не приду попрощаться? — это чудесное создание склонило голову на бок и подняло вопросительный взгляд на меня. Я, клянусь, растерялся и забыл про существование времени, поезда и колючего Сириуса, который кашлянул, привлекая внимание. Мстит, скотина. Моя фея махнула ему рукой в знак приветствия и такой небрежный жест для моего брата оказался оскорбительным, что сыграло мне на руку. Он отвернулся. — Что ты тут делаешь, Пандора? — искренне спросил я и не мог налюбоваться ей. Она стояла посреди перрона, как маленький зелёный росточек, пробившейся сквозь холодный асфальт. Я смотрел на неё так упоительно, запоминал ее образ и расположение очаровательных ямочек на лице. Заметив мой взгляд она хохотнула и достав из кармана моего пиджака, кстати сидящего на ней идеально, некий браслет, как я понял после амулет, который она радостно нацепила на меня перед тем, как Сириус устремился заталкивать меня в вагон. — Да отстань же ты! — плюнул ему я, пробираясь обратно к Пандоре. Она стояла на том же месте, непоколебимая и прекрасная и я проклинал время за то, что его было так мало. — Спасибо, — сказал я, вставая к ней вплотную, чтобы не мешать другим людям забираться в вагон. Кондуктор непонимающе смотрел на меня, но мне было чертовски плевать. — С наступающим Рождеством, — с грустной ноткой поздравила она, натянув уже не такую радостную улыбку и я тут же перебил ее: — Я буду на Рождество, Пандора, вместе с тобой, — на одном дыхании пообещал я, наблюдая за тем, как широко и счастливо распахиваются её глаза. Я не смог удержаться и рукой прижал её светлую макушку к себе для поцелуя, — Ты только не печалься. Нельзя так перед Рождеством. — А почему нельзя, Регулус? — сказала она мне в шею, полностью опираясь на мою грудь. Сейчас она казалась мне такой крохотной. Я так не хотел покидать ее. — Грусть навевает мысли о том, что может быть, если бы люди преподносили младенцу Иисусу яд и нож вместо игрушек и печений. Всё равно ведь ель- какая разница сейчас, что ему преподносить. — Тогда бы они не были людьми, — легко и просто сказала она, не задумываясь, — Это ты грустишь, Регулус, — поднимая взгляд на меня, но я спрятал глаза в ее волосах. — Я не могу не грустить, Пандора, обнимая тебя перед поездом, на котором вынужден тебя покинуть. — Этот амулет, Регулус, — она зашевелилась у моей груди и вытащила амулет, запутавшейся в моей одежде, — он защитит тебя от воздействий матери. Я остолбенел и пару секунд не моргая смотрел на неё, поражённый до глубины души, замечая в ее серо-голубых глазах невыразимую, но твёрдую уверенность в своих словах. — Она не сможет прочесть твои мысли. — Сэр, поезд уходит! Пожалуйста, покажите билет и займите своё место! — тараторящий голос кондуктора растворялся в шуме людей и не доходил до меня. Я продолжал смотреть на Пандору, мою спасительницу, сияющими глазами и был готов расцеловать ее, если бы меня не потянули за руку, разлучая с ней. Мне всё так пресытило! Я отмахнулся от надоедливого кондуктора, растолкал, не извиняясь, мешающих мне людей и поцеловал Пандору быстро, опрометчиво, но так отчаянно и нежно, что на ее глазах выступили капельки слёз. После того, как я занял своё место в купе, я не мог остановиться дрожать. Как бы косо не смотрел Сириус мне было плевать. Я вернусь, Пандора, вернусь к тебе. Ты только дождись меня. Пожалуйста, дождись и не покидай меня. — Твои мысли слишком громкие, Рег. — прозвучал Сириус где-то рядом. У меня не было никакого желания спорить с ним или браниться. Я прекрасно понимал, что никто не может слышать мои мысли. Только Пандора, сейчас шагающая вдоль станции 9 ¾ могла представить мои мысли. Если она, конечно, не запуталась в своих. *** Обменявшись безнадёжными взглядами, мы с Сириусом переступили порог Вальбурга. Он слишком громко катил свой чемодан на колёсах, я же избавил себя от лишнего шума и приобрёл дорожный саквояж. Мысли о Пандоре не выходили из моей головы: была ли она одна? Дошла ли она до Хогвартса? Если одна, то была ли она осторожна? Если с кем-то то с кем? Я настолько глубоко задумался об ответах на эти вопросы, что и не заметил, как прошли два часа поездки до Вальбурга. Прибывши, я думал, может, написать Пандоре письмо, Сириус как раз тоже остановился для того, чтобы передать что-то своим друзьям. Я нашёл перо и пергамент, разложил его, но совершенно не знал, что и о чем писать. Начеркав коротенькое: «Мисс Эйвери, я прибыл и в момент когда вы получите письмо уже буду окружён стаей голодных касаток. Я должен спешить, но не могу не написать вам. Ваш Регулус Блэк». Проверив, не написал ли ничего лишнего, я отправил письмо в порыве самых нежных чувств. Величественные газоны Вальбурга распластались у моих ног ядовитыми змеями. Я больше не хотел ужинать в этом доме и переступать его скользкий порог. Мои кузины разноцветным веером кланялись мне реверансом. Нарцисса была облачена в восхитительное вечернее платье, специально высланное моей матерью на Рождество. Я был уверен, что другая кузина, Андромеда в розовой юбке пришла не по своему желанию, ведь юбки в пол любимый фасон моей матери. Беллатриса, как всегда, прыгала по всем углам комнаты в чёрном платье со шлейфом. Безумие, или может в обиходе оно зовётся иначе, поглотившее её юное тело не воспринималось мной, как чужое. Честно говоря, я уже сам считал себя душевнобольным собственной жизни. По крайней мере сейчас в этом талантливом доме прирождённых актеров и искусных лжецов я начинаю видеть насколько стал далёк от них и насколько ограничено я жил, соглашаясь с ними и их идиотскими моральными заповедями. Я был преисполнен смутных чувств осуждения. В этом Сириус преуспел лучше меня и он никогда не изменится, целуя тыльные стороны ладоней кузин с кислым лицом. Он считает себя храбрым грифом, но он трусливый лев; прямое олицетворение насмешки. Ох, читатель, успевал бы я записать свои мысли быстрее, чем меня захлестнут новые, ты знал бы меня лучше любого другого человека, знал бы и то, что как бы не раздражал меня Сириус, он был дорог мне, как старший брат. Но я, как не умел, так и не умею писать; как не умел, так и не умею разговаривать, делиться и рассуждать с открытым сердцем. Потому никогда не раскроется немногословность, парящая в этом рассказе. — Ре-гу-лус! — пропела Беллатриса и, чтобы никто не заметил ее очередное помутнение рассудка, я уволок ее в первую попавшуюся комнату, пока Сириус любезничал с остальными кузинами. Я не слышал ни властный голос матери, ни неровное покашливание отца. Держался я по-мужски, невозмутимо, как должен был вести себя шестнадцатилетний подросток рядом со своей больной сумасшедшей родственницей. — Здравствуй, Беллатриса, — обречено вздохнул я. Я был выше где-то на голову, но моя кузина проносилась словно вихрь, снося всё на своём пути и я не был исключением. — А теперь объясни мне, что за безделушку ты на себя повесил, — проворковала она, поддев амулет, одетый на меня Пандорой. Я грубо оттолкнул ее от себя, держась за амулет, как за сердце. Она подняла на меня исступлённый взгляд и я понял, что в этой комнате мне нет товарищей. — Какое твоё дело, — сдерзил я, на что Беллатриса зарычала и с новой силой сорвала с меня амулет, бесчинно врываясь в сознание, а я не рассчитав насколько сильным будет ее воздействие, упал перед ней на пол. — Так-так, хитрый бесёнок, — сладко протянула она, разглядывая мой амулет в своих руках. Я почувствовал себя полностью беззащитным, — Если бы не эта безделушка весь дом прознал бы про твой первый поцелуй. Кто эта счастливица? — Верни, — по слогам сказал я, вызвав у неё только смех. — Регулус, нельзя быть таким наивным! Он мне подходит больше, — она примерила его на себя, красуясь перед маленьким зеркалом на стене, — Они все считают, что я схожу с ума, — невзначай добавила она. Я театрально закатил глаза. — Разве это не очевидно? — Как же я скучала по твоей скупой язвительности! — воскликнула она, хватаясь за сердце, — Не то что они- устроили вокруг меня карнавал, и думают, что я не замечаю. — Тебе нужна моя помощь? — догадался я, потирая виски. — Больно надо! Я хочу тебя опозорить. — Спасибо за откровение. — Развеселиться. — Достаточно слов, говори, что хочешь! — Регулус, признайся мне в любви на ужине! — она потянула меня за воротник к себе, но я отпрянул. — Ты спятила! — выкрикнул я, но сразу же остыл, — Хотя, что это я удивляюсь. Ненормальная. Я отказываюсь. — Жаль, а мне так хотелось повисеть на твоей шее, — разочарованно выдохнула она, наматывая кудряшку на палец и мечтательно заговорила, — Кто же все-таки эта девушка, что так тебя одурманила, раз ты отказываешь своей любимой кузине? Я чувствую от амулета ауру, очень отличную от твоей. Если от тебя за километр несёт слабохарактерностью, то твоя спутница берёт на себя всю ответственность. А ещё она сумасшедшая. Ты ее не заслужил. Слова моей проклятой кузины напомнили мне последние слова Пандоры, когда мы чуть ли не замёрзли в лесу. Она тогда ясно сказала, что я должен выбрать между ней и Темным Лордом, а я по глупости решил, что просто ей не нравлюсь. — Я и не служил, — огрызнулся я- не любил я слушать о Пандоре с чужих уст, пусть и хорошие слова. Беллатриса игриво усмехнулась. Вот чертовка, подслушала мои мысли. — Интересные у тебя планы, Регулус. Мой Лорд заинтересован в тебе, как коллекционер в последней картине из серии, которую он собирает, а ты решил скосить на дорогу «любви»?.. Хахаха! Да скажи ты ему это в лицо, он убьёт твою подружку- и все дела. Не думай упустить свой шанс, Регулус, Темный Лорд возлагает на тебя большие надежды… — Следи за языком, Беллатриса. Темный Лорд и надежда- тебе должно быть очень стыдно. — Маленький ублюдок, ещё раз попробуй заговорить со мной в подобном тоне. — Имею право- ты в моём доме я хозяин, а я прямой наследник. Ты, как и твои сестрички должна прыгать у ног моей матери. — Твоя мать прыгает у ног Темного Лорда, бесхребетный английский щенок. Да и Сириус ещё не отказался от наследства. А твоя Пандора, я думаю, слишком хорошо живет? — меня бросило в жар. Откуда она могла знать ее имя?..— Пандора Эйвери, ты писал ей письмо, надеюсь не стихотворение. Вот, Малыш Реги, ты и попался, — она булькнула губами, и покачала амулетом перед моими глазами, — Ты знаешь условия. Таким образом я оказался в западне в собственном доме. И, о, святой Мерлин, мне нужно было соблазнить собственную кузину. Как хорошо, что Пандора меня не видела. *** Жизнь без амулета (как и без Пандоры) заиграла иными красками; я стал чаще озираться, что очень неподобающе особенно в этом культурном доме и в конце концов столкнулся лицом к лицу со своей матерью, которая спешила принимать гостей. Наступило Рождество и нам пришлось задержаться. По правде мы должны были остаться здесь до первого января, но Сириус и я негласно решили, что свалим во что бы то не стало. Разумеется, разными путями. Тот незабываемый ужин, который устроила мне Беллатриса прошел, как на иглах. Я боялся, что амулет пал в бездонную пропасть, но как и обещала- она вернула мне его, но с ещё одной услугой- поклясться служить Темному Лорду. Я поклялся за что получил круциатусом на холодном роду ванной. Неискренность моих слов просто жужжала в воздухе, как выразилась моя кузина Беллатриса. И мне пришлось поклясться ей. Снова и снова. Бесчисленное количество раз и каждый раз я все больше разочаровывался в своём выборе. Я вышел из ванной комнаты бледнее мёртвого, смахивающим на призрака из какой-то гостиной Хогвартса. Если бы я не был ее кузеном она бы пытала меня до смерти. Беллатриса из тех, кто наслаждается любым страданием, даже своим, поэтому никто никогда не излечит ее от безумия. Смешно притворяться обеспокоенными и следить за ней, как бы она что не учудила. По пути теряя равновесие и ход времени я пересекся с Нарциссой, несущей поднос с любимым чайным сервисом матери. С амулетом на шее я позволил себе подумать, что они заигрались в двойную бухгалтерию. Если вы монстры, хотел сказать я, то уже жрите руками человечину, а не притворяйтесь людьми. — Регулус, все в порядке? — вежливо спросила она, не моргнув глазами. Я был на грани того, чтобы перевернуть её поднос, но я был сильнее своих желаний абсолютно всегда. Это лишало мою жизнь удовольствия. Но не уколоть языком я был не по силам. — Вы не теряли свою сестру? — учтиво спросил я, прижимаясь руками к голой стене. Вальбург не был построен предками из кирпича, он был обрамлён льдом к собственной семье. Наш род обречён на исчезновение. Я никогда не смогу быть со своей любовью, потому что ныне (и ранее, однако я позволил возомнить себе, что все процессы обратимы) обязан примкнуть к падали, доедавшей останки трупов вилкой за столом и с завязанным на шее платком. — Андромеда обсуждает с вашей матерью новую коллекцию платьев от «Морской жемчужины», не думаю, что вам могут быть интересны женские журналы, — она терпимо мне улыбнулась, видимо устав ждать с подносом в руках. — У вас только одна сестра? — я вскинул бровь, — Тогда что делает в моем доме эта ёлочка-монашка, — я указал на дверь ванной комнаты, которая тут же распахнулась, выпуская Беллу. Она пренебрежительно нас осмотрела, послала мне воздушный поцелуй и убежала на цыпочках в главный зал. Я перевёл тяжелый взгляд на мою «правильную» кузину в ожидании типично женского уклончивого ответа. — Вы извините её, Регулус, — как я и думал она перешла на шёпот, чтобы придать словам мнимую важность, — Мы думаем, что Беллатриса сходит с ума и лишний раз не нагружаем ее. Приношу вам извинения и искреннюю благодарность за то, что приглядели за ней. — Вы сойдёте с ума следом за ней, — Нарцисса удивлено выпрямила лицо, пока я широко улыбался ей, довольный своей выходкой, — Вы же родственницы. — Как бы вам, любезный кузен, не простудиться в одной рубашке. — Благодарю, мисс Нарцисса. Спешу исправить. Голубой камень пульсировал на ключице и придя в свою комнату, заперевшись, я начал рассматривать его. От него поступало тепло и сила. Нехотя я соглашусь со словами Беллатрисы- Пандора в этом амулете прямо-таки чувствовалась. Словно в нем сосредоточена сердцевина ее души. В моей руке. Я откинулся на кровать, обессиленный и вспомнил о тебе, как бывает обычно. Ты лепесток, опавший с самоцвета. Каждая моя мышца желает почувствовать твои пальцы на себе, вся душа рвётся к тебе, но она заточена в этом лишенном красоты теле. Даже мое имя дурацкое, а твоё- красивое. Вытканное фантазией твоей матери, я бы ей ни за что не понравился. При произношении твоего имени звук проходит через призму янтарных кристаллов, облачая тебя в величественную мантию солнца. Ты бесподобна, я беспомощен. Я лежу, мое тело болит, бал в Хогвартсе начинается через два часа. У меня нет ни малейшего понятия, как попасть в школу легально, черт возьми, ведь я даже не уверен смогу ли встать с кровати и написать тебе телеграмму. Что я в ней напишу? Дорогая Пандора, я солгал тебе и не приду? Я прекрасно помню цвет твоих ребяческих глаз, когда я сказал, что вернусь к тебе в этом декабре. Поверила ли ты мне я не знаю, но на вид словно поверила; ожила в моих бережных руках. Я просто не мог не прийти. Откинув мысли о боли я постарался встать, но скрипела подо мной не кровать, а я сам. По крайней мере я решил ни за что не сдаваться. У меня был такой чудеснейший шанс поцеловать тебя снова, пусть это будет ещё порочней нашего первого поцелуя: теперь я знал, что ни за что не отделаюсь от метки Темного лорда, но продолжаю идти к тебе, как мотылёк к свету, как корабль к маяку, как путник к огню, который он завидел издали. До стола я добрался с трудом, отодвинул стул и уселся передохнуть. В дверь постучали, у меня не было голоса ответить «я занят», но Сириусу это и не помогло бы. То, что он пришёл ко мне уже говорило о чем-то, что до меня, как до тугодума, не доходило. — Ужин с предками или вечерок с Пандорой? — Что тебе нужно… — измучено выговорил я. Не хватало мне ещё старшего брата с его гениальными идеями за осуществление которых место в психбольнице. — Дурень! — забранился на меня Сириус, — Собирай манатки и валим отсюда. Я посмотрел на него безоружным испытывающим взглядом, все так же восседая на стуле, как повисший трупик. — Если я не приведу тебя Лунатик мне болты открутит, — рявкнул он, но вскоре отчего-то замолчал и присмирел. Тут моя способность выстраивать логические цепочки вернулась и я сразу же приобрёл осознанный вид. Мой старший брат был взъерошен и раздражён с утра не потому что опаздывал поезд, а потому что Ремус Люпин не пришёл даже его провожать. А я, как его козырная карта, мог помочь Сириусу с ним помириться. Мол, смотри, Люпин, помирился я со своим братом и теперь мы не разлей вода. Чёрт бы тебя побрал, хотел ответить я, но лишь показал это жестом. Эта махинация Сириуса несправедливая по отношению к Ремусу. Пусть он не импонировал мне, он всё равно приходил к Пандоре с самыми чистыми намерениями и защищал меня от сплетен. Как бы я не хотел поскорее очутиться в объятиях моей милой, принципы наступали мне на пятки. В конце концов я всегда был признателен людям, которые не поддаются обворожительности моего братца. Да и Люпин, так уж и быть, славный парень. — Выметайся, — холодным тоном приказал я и не поленился повторить, встретившись с его якобы непонимающим взглядом, — Выметайся, Сириус. Я сам решу этот вопрос. — Значит, ужин с предками, — поддел он меня, оскалившись. Радовался бы, что у меня не было палочки рядом, я оставил ее в ванной комнате. Так бы он бы не избежал парочки проклятий. — Выметайся, — в последний раз повторил я, указывая на дверь. Он гордо вышел, больше ничего не сказав. Во мне неожиданно проснулись все внутренние резервы энергии и я вскочил, как ошпаренный, чуть не навернувшись, чтобы крикнуть ему вслед: — Постыдился бы своих грязных волос, холостяк несчастный! *** Отец позволил слугам разлить всем шампанского. По часовой стрелке члены семьи и почтенные гости начали произносить свои речи. До бала оставался час, не больше и я нервничал, так как не имел идей. Сириуса не было за столом, надеюсь он выбрал добираться до Хогвартса автостопом. Я старался сохранять трезвость ума, стукал, но не глотал; делал вид. Так постепенно у всех опустели бокалы кроме моего. Настала очередь матери произносить торжественную речь и она основательно решила держать глаза на мне. Она была сильной волшебницей и без особых усилий читала мои мысли, как открытую книгу и «очень невежественную!» тем не менее сегодня амулет Пандоры превзошёл всякую драгоценную безделушку на руках и шеях моих кузин. Никто, даже мать, не мог прочесть мои мысли и могу сказать, что это несказанно их бесило. Я наслаждался их уязвлённым видом. — Поколениями наши предки собирались в Вальбурге для того чтобы отметить Рождество. Этот год принёс нам много, как радостей, так и невзгод, но мы оставались несокрушимыми. Случилось огромное несчастье: по нынешней статистике магглы размножаются, как кролики, рождается все больше полукровок, впоследствии становившихся террористами. Так несколько лет назад потенциальный партнёр моей племянницы Беллатрисы пал жертвой безжалостного маггловского кровопролития. В день рождения Христа мы позволим себе присвоить часть его чистой души себе и вновь станем непорочными святыми и, очистившись от заржавевшего маггловского гнета! Да прибудет с нами великая сила Христа! — она с широкой улыбкой подтолкнула свой бокал вперед и все, как загипнотизированные потянулись к ней. На этот раз я остался и не стал стукать бокалом вместе со всеми остальными, пытаясь сообразить чем наша неприязнь к магглам, отличалась от неприязни магглов друг к другу, подталкивающая к войнам? Чем, собственно говоря, отличались мы, волшебники от людей? Мысль поразила меня и я встал изо стола, с гонором оттолкнув стул. — Господа и дамы, придержите бокалы! Без Регулуса не пьем, — скомандовала мать так, что все приняли приказ и встали смирно кроме Беллатрисы. Она с интересом и даже с каким-то вызовом смотрела на меня. Мне стало ужасно смешно. — Мальчик Регулус хочет сказать тост! — певуче протянула она, захлопав в ладоши, предвкушая что-то жаркое, почти паленое. Как вдруг в главный зал вбежал Сириус, ищущий меня глазами. Видимо его план не удался, но я, как и все, не обратил на него внимания. Я притворился, решил подыграть Беллатрисе и действительно поднял бокал вверх, как будто собирался озвучивать тост. Возможно мистер, сидящий рядом со мной возмутительно заговорил, что я перескочил свою очередь, но я его не слышал. Зато всё семейство прекрасно слышало меня; акустика позволит Сириусу услышать отголоски моей самой мудрой мысли в жизни. — А что значит быть человеком? — с апломбом сказал я, — Быть истребителем наций, разрушителем зáмков, рвать гобелены потомственных родов диких птиц, охотившись на них в своё удовольствие, отрицать существование лжи, но всюду чтить традиции и легенды, соблюдать обычаи, просочившиеся в наш век, убивать людей, чтобы их же осуждать в терроризме. Мы ничем не превосходим магглов, магглы ничем не превосходят нас. Мы все хороши во владении ножом и в умении врать, я уверен, что каждый из вас придерживает два клинка, а не один. Быть человеком- это мстить, продолжать цепь чистой ненависти, чистой злобы, бесконечной лжи, отсутствия любви, моральных ценностей. Поэмы Шекспира на полках давным давно сменили социалистические идеи Тёмного лорда, кто только этот писарь, пишущий под диктовку? Вы все ещё хотите быть людьми после того, как бьете друг друга по лицу, загораживайтесь друг от друга скалами, морями, беспросветной тайгой и убиваете невинных в целях превратить кровь в вино, только чтобы погреб не пустовал. Там Христос родился и сразу умер, как можно молиться Богу, Мерлину, и одновременно наслаждаться видом распятого в обычный день? А потом вы говорите, матушка, быть человеком. А что значит быть человеком? Это- любить… — Довольно! — оборвала меня мать, превратившаяся в обыкновенную старую свирепую женщину. Я бросил воодушевленный взгляд на всех и заметив рассерженные лица всех и сжатые кулаки мужчин, понял, что, вероятно, наговорил лишнего. Однако было так хорошо на душе. А потом я встретился взглядом с Сириусом, имеющим потерянную физиономию, так, братец, не ожидал? Единственная, кто выстояла мой монолог и которой он понравился была Беллатриса. Она аплодировала мне в зале полном взбалмошных взрослых, как так- их осадил маленький шестнадцатилетний подросток! Я был удивлён, что моя кузина не накинулась расцарапывать мне лицо своими когтями. Я только что красиво и целомудренно раскритиковал всех присутствующих и их Бога, а Бог их явно не Христос, как они хотят показать. — Регулус Арктулус Блэк, — меня одернул голос отца и я невольно поежился, но оставался таким же непоколебимым, — Ты понесёшь серьёзное наказание за испорченное Рождество. — Ты умрешь в колодце с акулами, Регулус! Я тебе устрою-юююю…- безумно захохотала Беллатриса. Матери поплохело, вокруг неё закружились Нарцисса и Андромеда, а дядюшка рассчитывал, как будет удачней на меня замахнуться. Я почувствовал себя на тонущем корабле полном паники и хаоса. Я не знал куда себя девать. Как вдруг меня схватил за руку Сириус и мы побежали, отскакивая от проклятий, посыпавшихся на наши головы от матери. Теперь я понимал, как ему жилось все это время в нашей семье. Он был до того одинок. — Ты был просто неотразим, детка, — сказал он мне, пока я переводил дыхание, держась за колени, а он искал волшебный порох, чтобы телепортироваться через камин в Хогвартс, — Но больше так не делай, — угрюмо сказал он и я растаял. Он звучал точь в точь, как старший брат, беспокоившийся о младшем, то есть обо мне. Я не слышал такие доблести от него с детства и это выбило меня сильней, чем то, что я устроил на семейном ужине. Черт возьми, я же толкнул очень провокационный тост! — Я сказал то, что думал. — Ты редко говоришь то, что думаешь. Реги, сегодня я вообще не слышу твои мысли, но так прямо выражаться против Воландеморта… ты ведь понимаешь к чему это может привести. — Но ты ведь поможешь мне? — обратился я к нему с мокрыми глазами. Сириус в нормальном положении сравнил бы их с щенячьими, но сейчас он смотрел на меня с перепуганным лицом, не покрытым идеальной вуалью. — Что? — в конце у него сел голос. — Ты поможешь мне? Как брат? Как друг? — Регулус, я… — потерялся он, — Я обещаю. — Я понимаю, Сириус, что я не заслужил никакого доверия, я… — мое сердце колотилось, как бешеное. Я был на грани того, чтобы начать исповедоваться в том, в чем я не был виноват: мои мысли сталкивались одна с другой, перемешиваясь. — Заткнись, малой, — нахмурился Сириус и взял меня за плечи, встряхнул два раза и подтолкнул к полыхающему камину, —Шагай смирно, держи спину ровно, не забудь подушиться, ясно? — Ясно… — неуверенно ответил я, немного боясь делать шаг вперёд, что означало бы нарушить закон Хогвартса, то есть быть исключённым по глупости, но… это была не глупость. Это был шаг вперёд. *** Я очутился в слизеринской гостиной, а конкретно в своей комнате, которую делил со Снейпом. Сначала я его не увидел, но вскоре заправленная постель зашевелилась и из-под одеяла вылезло мрачное лицо, разочарованное в жизни во всех аспектах. Я немного запаниковал, не зная с чего начать, сколько времени и что мне делать. — Ты что тут делаешь? — с недоумением спросил он, — Впрочем, мне все равно, — и снова полностью залез под одеяло. Я взглянул на настольные часы, опаздываю. Нацепил на себя первый попавшийся фрак, который наверняка не совпадает с дресс-кодом вечеринки, но на бал в самый раз. Быстро надушился ароматом, который любила Пандора и мимолётом взглянул на себя в зеркало: посмотреть не такой ли я страшный. Стараюсь не обращать на депрессивного Северуса внимание, но ощущение другого человека в комнате заставляло меня время от времени озираться на его постель. Но он не вылезал и в конце концов я сдался и сдёрнул с него дурацкое одеяло, которое никогда не согреет этого аскетичного мерзляка. Северуса способно согреть только любящее женское сердце. Однако и оно подвело. Лили ушла на бал с Джеймсом. Северус остался в обнимку с подушкой. Он вызывал у меня чувство жалости и собственный трепет перед тем, что зовут любовью. Он был бессилен перед той, кого называл любовью и я понимал его чувства, как никто другой. — Не пойдёшь со мной развеяться? — Я не развеюсь, — строго сказал он, — если ты будешь крутиться вокруг своей Пандоры, делая вид, что я как либо тебе интересен. — Может быть прогуляешься?.. — предложил ему я, — Весь Хогвартс сейчас опустошён. Эта моя идея пришлась по нраву Северусу и я сразу понял, что так он и сделает после того, как я уйду. В данный момент он слишком вжился в роль умирающего лебедя. — Какая разница, если я что там, что тут страшно одинок. — Разница в том, Северус, — сказал я, с нарочито важным видом, приподнимаясь с коленей, — Что нашепчет тебе северный ветер. Одному тебе остается решать: быть погребённым в сугробах снега или растаять в руках человека, как снежинка. Хотя, кажется, ты давно принял решение… Мне пора идти. Пандора и впрямь меня заждалась. Я оставил его одного, надеясь на то, что он изберёт третий путь, самый логичный и правильный из всех, про который я не сказал: греться у костра, выдыхая клубы морозного дыма вместе с горечью любви. Северус больше не скажет ни слова про Лили, но я уверен в том, что думать о ней он будет постоянно, каждый день, ведя монолог с самим с собой, он будет сочинять ей письмо, длиною на всю жизнь. Это я знаю точно. Потому что так бы поступил я, оставшись с разбитым сердцем и таким же хлястиком другом, как я сам. Я прервал свой путь к Большому залу. На руку мне села сова, придерживающая в своих лапках письмо. Я развернул его, а после перечитал дважды, трижды и всё не мог понять, где я допустил ошибку и что Пандора хочет мне сказать. То, что наш с ней союз безнадёжен, как союз кентавра с русалкой, я и сам прекрасно понимал. Возможно, если бы я сдержался и не поцеловал её она бы не ушла от меня так скоро, я не знаю. Я поменял курс и теперь спешил в Тёмный лес, на место которое она указала в конце письма, сочиняя на лету все слова и оправдания насчёт моей любви к ней. Мое сегодняшнее безрассудство перевернуло все мои морали. Я мчался не чувствуя собственных ног к мечте, что так долго вырисовывала мне чернилами «прости». Нет, Пандора, как ты неправа! Просить прощения должен я. Прости, милая, что свел тебя с ума. Силуэт скрылся, но я успел углядеть, куда он устремился. Пандора, как я был уверен, что это была ты! Скольких соблазнов мне стоило не схватить тебя за хрупкий локоть на себя, а терпеливо стоять и ждать, когда же ты выглянешь сама. Я погладил кору дерева, отдавая ему свою силу, которую полностью исчерпал, чтобы передать ее тебе, Пандора, и я был так счастлив, когда ты приняла позу верной слушательницы. — Моя нежная, я так спешил, — прерываясь сказал я, чтобы подобрать нужные слова, —Я совершил главную ошибку в своей жизни за которую ты будешь гордиться. Как я счастлив, Пандора! Снова быть рядом с тобой, вдыхать тот же воздух, что и ты. Я так сильно по тебе скучал, — Тёмный лес окутала снегом метель, что могло быть ироничней. Не взирая на непогоду для «пикников» я сполз вниз по дереву, нырнув в сугроб снега и сразу почувствовал, как холод пронзает голые участки кожи. Она все ещё молчала, наверное, тоже вслушивалась в стук своего или моего сердца- того, что стучало в её ушах сильней. Для меня в тот момент ее молчание располагало открываться больше и больше. Если между нами и был момент откровений, то это тот самый вечер. — Я написал тебе письмо, возможно, оно показалось тебе слишком фамильярным, Пандора. меня не покидает чувство, что я должен перед тобой извиниться. Я бросил тебя одну на перроне снова. Прости меня, Пандора. Я самый ужасный кавалер из всех болотных чудовищ. По отношению к ореолу святыни вокруг тебя, Пандора, я поступил просто варварски; но я так люблю тебя, что застываю в полумраке с мыслью о тебе, дышу, пока моя кровь несётся по сосудам, насыщенная мыслями о тебе, глаза закрываются в мольбе сделать меня положительным героем этой истории, чтобы хоть как то стать ближе к тебе, похоть обретает нежное желание прикоснуться к тебе. Я бы хотел, если ты позволишь. Но она не позволила, дёрнулась, как дикая пантера от моей руки и я почувствовал себя всем миром отвергнутым. Моя Пандора никогда, никогда не отталкивала меня. Я неожиданно захотел к морю, к тому необъятному и несокрушимому, что задушит меня наверняка. Я разбиваюсь о волны продолжая плыть вместе с кровью. Голос в моей голове приобрёл блинообразную форму скатов, сокрушительным всплеском смывая обратно все сказанные слова. — Твои пальцы сильны, но не жестоки, Пандора, задуши меня если захочешь и похорони в этом снегу, я все равно буду целовать твои руки и когда я целую их, то чувствую только как гнилы мои. Я не мог больше так долго томиться и пытаться предугадать её мысли, потому я ловко сцепил наши пальцы друг с другом, молясь, чтобы она вдруг не захотела уйти. Потому что захоти она уйти, я бы не смог противиться. Не скажу, что моментально или безболезненно, но я сделал бы все, что она пожелает. Отнюдь, Пандора осталась. Она стояла неподвижно, не моргая и не поднимая взгляд на меня, словно была отброшенной тенью от могучего дерева. Невмоготу было находиться так близко к ней и не хотеть её. Я хотел согреть её руки в своих и я грел; я хотел подарить ей тепло, но его было недостаточно, чтобы согреть нас двоих. Мы оба умирали от холода. Страсти не было. Внутри меня заржавели и не захотели опускаться мосты. Неожиданно Пандора кашлянула и ее кудри спали ей на плечи. Кудри, которые она держала под шапкой; и они были шоколадного цвета. Разве такое возможно? Когда она успела покраситься и для чего? Я неловко вытянул прядь рукой, а после настороженно вгляделся ей в лицо. Это было не лицо Пандоры Эйвери. Лицо Пандоры никогда не смотрело на меня вот так— словно ее поймали с поличным. — Кто ты?! — я оттолкнул ее от себя, как тифозную и направил на неё палочку, —Одна попытка сопротивления и ты не больше, чем труп. Сзади послышались шаги. Я обернулся. Их тут несколько? Однако это всего лишь были Сириус с Ремусом и я, обрадовавшись, что мне пришли на помощь, смахнул выступившую испарину. Тем не менее, картина вблизи существенно отличалась от той, что мы видим издали: подойдя ближе Ремус встал около меня на вооружение, игнорируя Сириуса, как только возможно. Я тоже не сводил взгляда с фальшивой Пандоры, но на старшего брата все же взглянул и это было достаточно жалкое зрелище. — А мы ждали тебя, Регулус, — спокойно сказал Ремус, присаживаясь на корточки перед «Пандорой», — Вот и отправились тебя искать. — Вечеринка и без того скучная, — вставил свои пять копеек Сириус. На секунду мне показалось, что все будет хорошо. Пока я не увидел, как Сириус незаметно поправляет мантию невидимку в которую обволок ненастоящую Пандору. Я почувствовал себя бесстыдно обманутым. Я замахнулся на «Пандору» ступефаем и после того, как обездвижил «её» смахнул мантию-невидимку. Под ней были Джеймс с Питером. Я сдерживался, чтобы не пнуть им в лица. Сириус разыграл меня. Сириус, которому я доверял все эти годы, несмотря на то каким самодуром он не был. Он променял меня, родную кровь, на развлечение своей шайки-лейки. Ну и живи в своём мире, где только вы четверо самые главные и сильные. Я больше не потребую от тебя ничего кроме отказа от меня, как от младшего брата. Не хочу даже знать его. Он попытался что-то мне объяснить, но я пропускал его слова мимо ушей- с меня достаточно. Ремус Люпин выглядел столь же не осведомленным, что и я. Он отволок от меня исповедующегося в грехах Сириуса. — Какого дьявола вы здесь творите? Джеймс, Питер, Сириус?! — в сердцах говорил он, — Как можно было так поступить?.. Друзья, вы не понимаете, что творите! Сириус, а ты что? Это твой, черт возьми, брат! Я столько раз говорил тебе, что он не заслуживает такого к нему отношения. Если бы ты поступил так со мной, Сириус, я бы ни за что тебя не простил. Вас всех! — А сейчас? А сейчас ты простишь меня? — Сириус дребезжал перед перед Ремусом, как слон перед мышью, — Я не хотел так, Ремус, честное слово, я не хотел. Я не знал, что Регулус тоже может быть человеком. — Лучше бы ты сомневался в моей человечности! Я говорил тебе сотни раз, что за человек твой брат, — подавлено бросил Ремус, — но ты никогда меня не слушал. — Ремус, Послушай, — Сириус переключил внимание на себя, — Когда мы были на ужине он произнёс речь против Тёмного лорда. Он спросил у всех, что значит быть человеком, но никто не ответил ему ничего кроме проклятий. Я помог ему сбежать и планировал даже пригласить за наш мародерский столик, который посередине зала, мы его с тобой специально подбирали… — Не заговаривай мне зубы! — Я не заговариваю тебе зубы, Ремус! После того, что Регулус сказал, я помчался останавливать Джеймса, но он уже отправил письмо! Я сказал ему, чтобы он забыл про наш план и хотел сейчас с тобой забрать Регулуса одиноко ждущего Пандору! Но Джеймс соврал мне! — А что значит быть человеком, Сириус? — шёпотом спросил Ремус, — Я тоже часто задаюсь этим вопросом. Нахожу ответ, но теряю его в полночь. А ты так просто говоришь мне это, Сириус. — Я слишком часто причиняю тебе боль, Ремус, — захрипел Сириус, хапнув его в сильные объятия, — А ты, как бы несносен я не был, прощаешь. Я слышал их урывками. Больше всего я был заинтересован в придурке Поттере. Мысль, что где-то в другой части леса одиноко гуляет Северус, а я врукопашную избиваю его заклятого врага меня позабавила. За тебя Северус! За тебя и твою глупую любовь! Пусть будет благословенна твоя неземная тяга к той, что избрала кнут вместо пряника! — Вы будете плясать под мою дудку весь последующий год, кретины. Я растолковал вам всю свою душу, вашу же и высосу, — выпалил я, выбросив их на снег. Ко мне пришло осознание, что Пандора, может быть, ещё ждёт меня, в неизвестном мне платье, все та же прекрасная спина и длинная шея. Я огляделся и заметив пики зàмка, направился в сторону Хогвартса. Проходя мимо Сириуса я не удержался и дал ему в нос. — Я ненавижу тебя, — презрительно выплюнул я и скрылся за густыми деревьями. Я вбежал через ворота в школу, пытаясь ориентироваться на звук музыки. Без понятия сколько было времени. Для меня оно остановилось. Мечты остались за моими плечами вместе с квартетом ублюдков. О, Мерлин, я рассказал им все свои тайны. Все свои сны и желания, которым не суждено исполнится, особенно после того, как я не пришёл. Я повиновался интуиции и распахнул дверь в кабинет, номер которого я не запомнил и угадал; это была Выручай комната, здесь и ошивалась молодежь после бала. Мне бы только найти Пандору, мысленно произносил я. Этого будет достаточно. Но её всегда было не хватало… — Ха-ха-хааа! — прозвенел знакомый голос любимой женщины. — Вы юны и прелестны, мисс Эйвери, — лукавый голос утвердил личность Пандоры, впрочем я и не сомневался, что это была она, — Почему бы нам все же не станцевать? — Я же объясняла вам, я не могу. — Кого-то ждёте? — Разве это не очевидно? — Для меня очевидно то, что вы заигрываете со мной. — Вы неправы. — Почему же, милая моя, я подарю вам все, что тот, кого вы ждёте, не в состоянии вам обеспечить: безопасность и любовь. — Я лучше умру в погребе, чем поверю в безопасную любовь. Она неустойчивая, взрывоопасная, доколе несчастная, как искра любого заклинания. — Опасные искры я тоже смогу подарить вам в нужном месте, Пандора. А он- не уберёг вас совсем, вы правда хотели умереть на морозе? Он не придёт. Один раз отказал-всё. Чего вы его ждёте? Моя любовь заливисто рассмеялась, а я стоял совсем рядом, умиротворённый и с улыбкой до ушей, все ещё был незамеченный ими. — Я люб-лю его, Лав-гуд! Люб-лю! Всё в самом деле было иначе, не то, как сплетни расплели! Не вижу надобности рассказывать, что было в самом деле, если ты поверил третим лицам. — О нет, расскажи мне! — спохватился он, — Я хочу знать, Пандора, что сподвигло им оставить тебя одну. Она опять, совсем не прикрываясь рукой, рассмеялась; до чего же прекрасная. — А я расскажу тебе, Ксенофилиус! Смешной и надутый маленькими девочками, Ксенофилиус! Мне так жаль, тебя, Ксенофилиус! — Прекрати! — гавкнул он, а она продолжала раздразнивать его, пританцовывая в такт играющей музыке. — Мы могли даже заняться любовью в тот день, на морозе, укрылись бы снегом, как одеялом, простудили бы все, что только можно и я бы никогда не родила ему детей, но я убежала! В слезах! Отчаянная. Для лишней драмы или просто потому что устала, Пандора развернулась и ушла, обиженная тем, что я не пришёл, но гордая своей любовью ко мне. Я поспешил появиться перед ее глазами, не мог выносить её печальное лицо. — Как я скучала! — прощебетала она, обхватывая моё лицо руками, как драгоценность, — Милый Регулус! Как я волновалась, что не увижу твоё лицо снова! — От чего такие мысли, Пандора?.. Я обещал вернуться, я вернулся, с честолюбивым опозданием. — Ах, ты! Не сомневался в моей любви к тебе? — Сомневался, — честно признался я. — А не должен был, — мягко ответила она, прильнув к моему плечу. Я крепко обнял её, — Что будет дальше, Регулус? Ты можешь мне что-нибудь обещать? — Я ничего не могу обещать тебе, моя душа. Обещать- слишком сложно для такого, как я. Мне нужен приказ, — телом я ощутил, как замерло её чудесное дыхание, — Пошутил! Родная, я не самый безнадёжный из всех. Я понял свои ошибки, однако в жизни их нелегче исправить, чем у Слизнорта. — Много шутишь за вечер, Регулус. К чему бы это? — я только учтиво вздохнул, зарываясь носом в ее волосы. Как рассказать тебе, Пандора, что за сегодня я разглагольствовал против Темного лорда, признавался в любви Джеймсу и Питеру, думая, что это ты и поссорился со своим братом окончательно и навсегда? — Это больше не имеет смысла, сейчас всё хорошо. Ведь только ты моя надежда, Пандора. — Надежда умирает последней, Регулус, — проговорила она с любовным трепетом, —Но никто не говорит, что она умирает… В зале погасли огни, в Выручай-комнату нагло ворвались, кто они- я не понял, но зачем они здесь, а точнее за кем, я с ужасом догадывался. По залу прошлась волна громких перешёптываний и недоумений, Пандора испугано прижалась ко мне. Сердце разрывалось, но она не должна была быть замеченной со мной. Не сейчас. — Я обещаю. — не успел прошептать я, как меня грубо схватили за накрахмаленный воротник и отправили в бездну ничем не сулившую мне долгую жизнь. Было глупо думать, что мой побег останется таким же безнаказанным, как побег Сириуса. Я обещаю, Пандора, я никогда не зайду далеко. *** Он был не таким, каким я его представлял. Не таким, каким являлся мне во снах. По крайней мере у него не было носа, как я по инерции представлял. Что ж, теперь я буду уточнять. Пожиратели бросили меня перед его. носом? Как хорошо, что мои мысли невозможно услышать. Я вскинул голову. Боялся я не за себя, а не заметили ли со мной Пандору. Однако с вечера забрали меня одного. Я предстал перед Темным лордом, как шут при дворе и словно ждал, когда мне дадут приказ станцевать чечётку. Противно. Конечно, моим родителям ничего не оставалось делать после того, что я учинил. Они называют себя семьей. как бы не излилось кровью материнское сердце. Я нахально оскалился. Темный лорд заметил. — Тебе. шестнадцать? Юный-юный… Круцио! Я сбился со счёта в который раз на меня использовали это заклинание сегодня. Это и удивило его; то, что я не сильно дёрнулся. Настолько поразило, что он решил задушевно со мной поболтать; притворился таким же джентельменом, как мой отец. — Ты приблизил нашу с тобой встречу, — он гадко усмехнулся, — Я всегда рад тебе, мой мальчик. Я упрямо делал вид, что держу ситуацию под контролем, но услышав звуки шагов под придурковатый смех, я буквально повис над полом и он начал плыть перед моими глазами. Этот день рано или поздно должен был наступить, но сегодня, особенно сегодня это было жестоко и несправедливо. Я жаждал стать грешником, овладев запретным плодом, а не стать им сейчас, подчинившись чужой воле. — Регулус, встань, — приказал Воландеморт. Я мешкал. Мать, окутанная сомнениями по поводу того, что сделала крикнула мне: — Встань, Регулус, как тебя просят! — Замолчи, женщина! — рявкнул Лорд. Она задрожала и встала за спину отца. Его видимо оскорбило то, что она назвала просьбой его приказ, который в свою очередь я должен был исполнить незамедлительно. Я встал, но только из-за того, что считал их своей семьей очень долго- ради своей матери. Не хотел, чтобы он пытал её. Мое геройство не самое лучшее в данный момент- Темный лорд будет использовать это, как рычаг давления. Поэтому я старался обыграть ситуацию, словно я трепещу перед своей семьей, как мародёр перед своим наворованным золотом, но разве я знал, что смерть обыграть невозможно… — Твой дерзкий взгляд, — он приблизился, хватая меня за подбородок ледяными пальцами, — Круцио! Я не мог избавиться от мысли, харкая кровью, что он мёртвый. Он просто не мог быть живым, не мог быть человеком. Воландеморт- это всего лишь название какого-то плана, некой системы, сложенной из нескольких кусочков пазла, это не один человек. Разве что Мерлин мог иметь такую силу, Воландеморт- не мог. Я был в этом уверен, остался в этом уверенным до конца своих дней, но тогда я беспорядочно пытался прервать поток своих мыслей. Беллатриса, в основном стоящая тихо, что-то вспомнила: — Мой лорд. — Замолчи, мерзкая крыса! — Мой лорд, вы не сможете прочесть его мысли! — Круцио! — то, что я увидел навсегда останется у меня в глазах. Беллатриса не падала на пол, не билась в конвульсиях, не начинала по-уродски реветь, а наслаждалась этим, даже как-то противостоя ему благодаря этому, — А ты, — он направил палочку на меня, блефуя, я приготовившись, закрыл глаза. Я не был уверен, что амулет, сделанный с любовью, сможет выдержать легилименцию Воландеморта, но потом… я вспомнил то, как она обхватила меня руками, задерживая дыхание, чтобы нас не обнаружили и понял в чем заключалась сила ее амулета… в нем была часть её души. Которую она беззаветно подарила мне. Темный лорд опомнился ровно в тот момент, когда я открыл глаза. Мы встретились взглядами: его был нечитаем, а мой решителен, как с вытканного гобелена в спальной комнате матери, где молодой человек в доспехах смотрел в лицо своей смерти в виде дракона или какого-то лох-несского чудовища. — Почему я не могу прочитать его мысли! Беллатриса! — скомандовал он, хватая меня за шкирку и оставляя на мне ожог, пропуская через кожу свою неисчерпаемую магию. Приёмом, которому я учился, он владел в совершенстве. — Да, мой Лорд! — пропела она, играя мимикой, владея ей, как музыкант движением пальцев. Она пританцовывая подошла ко мне и ловко поддела палочкой амулет, я дёрнулся от неё, но Темный лорд направил свою палочку прямо на меня, — Эта финтифлюшка обладает невиданной силой, мой Лорд… Она блокирует его сознание, поэтому Вы не можете проникнуть в его мысли. — Ты, паршивая овца, — он не убирая палочки потянул меня за ухо в сторону стола, с которого он, как истеричка смахнул скатерть вместе с бокалами. Такие импульсивные действия с его стороны немного подначивали меня к мысли, что он все-таки человек со скверным характером. Он не дал мне додумать, сорвал с меня амулет. Я сделал попытку забрать его, но Беллатриса использовала на меня Круцио. Я валялся на полу, теперь беззащитный и обессиленный, и с муравьиных низин видел, как Воландеморт осматривает амулет, а Беллатриса подходит к нему со спины, кивая непонятно чему. — Да-да, — подтверждала она, — мальчишке сделала это его подружка, Пандора Эйвери, он к ней, знаете ли, не ровно дышит… Темный лорд оттолкнул ее от себя, подходя ко мне и снова пытая меня Круцио. Потом он схватил меня за волосы, приказывая идти, но мои ноги дрожали. — Встань, живо, да, так. А теперь смотри, видишь? Он бесцеремонно подтолкнул меня к столу, где бесконечными лапками бежала в мою сторону сколопендра, имеющая поразительное сходство с той, что вилась в косе Пандоры в тот день… — Убей её, — скомандовал он. Я вздрогнул, но поднял на неё свою палочку. — Экспеллиармус! — Я сказал убей её! — приказал Темный лорд. Мог я не повиноваться?.. Что мог я?.. не мог я использовать убивающее заклятье. Мне казалось это уловкой; когда я убью сколопендру, что-то должно было произойти. Не просто так я видел её тогда, когда ещё верил в святость Тёмного лорда. Это глубже, чем кажется на самом деле, но решать нужно было прямо сейчас. Я бросил палочку. — Регулус, делай, как тебя просят! — снова прозвучал голос моей матери. Она вывела Лорда из себя окончательно. Он применил на ней Круцио. Раз, два раза, три раза и на четвёртый я уже не выдержал, устыдившись молчанию своего отца: — Остановись немедленно! — закричал я, что есть силы, придерживаясь за край стола и забывая про сколопендру, которая, как только я отвернулась укусила меня. Я вскрикнул. — Как ты смеешь мне приказывать? Твои мать и отец обещали мне верного слугу и что я вижу? Круцио! — направил он в сторону матери, — невоспитанное живое существо! Мерзавца, смотрящего на меня с вызовом. Я делаю тебе услугу, Регулус Блэк… — сказал он, вдавливая меня в стол магией. Они со сколопендрой, этой гнусной гусеницей, делали своё дело вместе. Я безрезультатно пытался вырваться. Мое тело парализовало, мысли бегали, стукаясь о стенки сознания и сталкивались друг с другом, соединяясь в одну: он вживил в меня змею. Голос был сорван, цепь мыслей порвана, я задыхался в собственной крови и в собственном бессилии. Сфокусировав взгляд на голубом пятне я заметил, что это осколок разбитого амулета Пандоры. Я пополз к нему, но не успел взять в руки, как на мою ладонь наступили каблуком. Снежинка в моих руках растаяла. С Рождеством.