Задушевный разговор в девичьей светелке

- Миша, что случилось? Кто звонил? - Катино больное воображение, сосредоточенное сейчас лишь на одном, почему-то нарисовало страшную картину: Жданов угрожает уничтожить Мишин бизнес. То есть, вопреки всякой логике, она была уверена, что вмешался в их разговор все равно именно он. - Звонил дядя Володя, в ресторане по непонятным причинам прорвало канализацию. Видимо, отъезд в Питер придется отложить, я собирался ехать уже завтра… - Господи, какой ужас! И что теперь? Надо ехать в ресторан? Я могу чем-нибудь помочь? - Наладить канализацию? - усмехнулся Михаил, - Катюша, это уже слишком, ты и так сделала все, чтобы этот ресторан открылся. И я помню обо всех твоих многочисленных талантах, но благодаря твоему отцу у меня теперь целая армия замечательных помощников. Так что справимся, конечно. Но нужно срочно ехать. Придется завершить наш ужин… Миша весело и непринужденно бросал дежурные фразы, но в глазах появилась лёгкая грусть. Он действительно любил эту девушку и интуитивно чувствовал, что теперь его план вряд ли сработает - момент упущен… - Ничего страшного, что же теперь поделать… - Давай я тебя подвезу. - Не надо, Миш, я на такси, ты же спешишь. Напиши потом, как дела. - Как скажешь. А насчёт Питера… - Я обещаю подумать. Предложение, конечно, заманчивое, но я должна все взвесить. Миша хотел было спросить ее о "Зималетто" и Жданове, но теперь это было не к месту. Надо расплатиться и скорее мчаться в свой ресторан. Катя ещё раз пожелала Мише удачи, чмокнула его в щеку и убежала. Миша вздохнул, криво улыбнулся и вручил официанту кредитку. Тем временем Андрей сидел в одиночестве на Катином диване. Периодически поглядывал на дверь, откуда на него дразнился Эйнштейн. Высунув язык, тот сверлил Андрея насквозь веселым и умным взглядом. И всякий раз сбивал его с мысли. Сегодня был безумно длинный, какой-то бесконечный день. Визит этого самодовольного повара в белом, откровения женсовета, а самое главное и страшное - Катин дневник, который он, ослеплённый дикой ревностью, посмел забрать и прочитать и тут же был наказан за это по полной программе. Читая его, он словно погружался в бездну, проживая вместе с Катей все заново… Затем ссора с Малиновским, сейчас - такой трудный и такой откровенный разговор с Катиной мамой… Все это совершенно выбило его из сил. Он снова и снова думал, что скажет Кате, как убедит ее… Он вообще не привык так долго говорить и так искренне. Он все время играл какие-то роли: послушного сына, строгого начальника, легкомысленного друга, дамского угодника… Жизнерадостно летел по жизни, как испорченное дитя. Иногда он уже не понимал, где игра, а где реальность. И что ему нужно на самом деле. Вся его жизнь уже давно определялась лишь одним словом - Катя. Остальное не имело никакого смысла. Хотя после ее отъезда он научился работать... Но говорить с ней после ее возвращения в "Зималетто" он не мог. Во-первых, из-за ее нового облика. Она была холодная, насмешливая и сухая. Иногда, правда, вдруг в ее взгляде и голосе прорывалось что-то настоящее, прежнее, из каморки, но словно по щелчку исчезало, и она снова как бы отключалась, говорила бесцветным голосом, источала равнодушие и деловое рвение. Во-вторых, он ее до конца не понимал. Что она думала, чувствовала, почему так поступала? Лишь дневник окончательно расставил все по своим местам. Но теперь Андрею было страшно. Она любила его с самого первого дня и простила, но… как убедить ее, что он любит ее тоже? Должен ли он признаться, что прочёл ее дневник? Не уничтожит ли он этим все окончательно? Наверное, пока не стоит говорить об этом. Хотя Катя и пишет там, что мечтала бы, чтобы он его прочёл, но вряд ли она рассчитывала, что это произойдет вот так вероломно… Андрей в который раз взъерошил волосы, выпил воды, потом, виновато озираясь, вынул из-под полы пиджака дневник и бережно положил его на Катин стол - не на видное место, а сбоку, чтобы не сразу бросался в глаза. Андрей видел, что Катя после возвращения в "Зималетто" хоть и яркая, новая, более уверенная в себе, но в то же время какая-то неестественная, напряжённая, словно просчитывает каждое сказанное слово, каждый жест. Как будто внутри нее теперь постоянно работает некий механизм. А ту, настоящую, он сам сломал... Жданов, впрочем, и сам был не вполне живой, словно вырублен из сети все эти месяцы после совета. Катино возвращение принесло радость, но надежда быстро потухла. Недавняя командировка помогла встряхнуться и даже неожиданно найти друга, точнее, подругу. Кто бы мог подумать… С непривычки говорить прямо и честно было нелегко. Разговоры с Кирой, Надей, Еленой Александровной облегчили его душу, но морально вымотали до предела. Жаль, что Малиновский так его и не понял - дело кончилось старыми добрыми кулаками… Ромка получил, конечно, за дело, давно пора, но ведь и сам он хорош, и виноват, конечно, больше… После командировки Андрей решил бороться за Катю заново, долго и упорно добиваться ее, но все карты спутал этот треклятый повар, и пришлось нервничать, торопиться, ошибаться... В коридоре раздался телефонный звонок, а потом - торопливый шепот Елены: - Да. Володя, да, да, слышу. Ты уверен? Слушай, ну а все будет нормально? Точно? Ох, извини, пожалуйста, но дело такое - счастье дочери на кону. Миша? Хороший, конечно, но что же поделать… Насчёт Валеры не волнуйся, я с ним сама потом поговорю. Ну, я твоя должница. Да. Спасибо большое. Ну давай, пока. Пушкарёва-старшая приоткрыла дверь в Катину комнату. - Андрей Палыч, в общем… Катюша скоро будет. Андрей ожил и был готов расцеловать свою спасительницу, но она приложила палец к губам и охладила его пыл, строго добавив: - Дальнейшее зависит только от вас. Счастье дочери для меня всё. Обманывать ее больше я никому не позволю. Но поговорить с ней вы имеете право. А решать будет она, и только она. Пойду посмотрю, как там Валера, не надо, чтобы он вмешивался в ваш разговор. Подождите ещё немного. Прикрыла дверь и удалилась на кухню. Судя по доносившимся оттуда крикам, как раз закончился первый тайм. Андрей вздохнул и забрался с ногами на диван. Прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями… Минут через двадцать Катя открыла дверь и замерла на пороге. К обычному пушкаревскому запаху вкусной еды и уюта примешивался лёгкий, едва уловимый и болезненно знакомый аромат одеколона… Мама тихонько вышла из кухни, прикрыв дверь. - Привет, Катюша. Папа там второй тайм смотрит и дремлет немного. Ну что, как ужин? - Да ничего. Представляешь, у Миши ЧП в ресторане случилось, ему пришлось срочно уехать. - Да ты что? Ай-яй-яй. Как же так? - Сама не знаю. Мам, а чем это пахнет? К нам что, кто-то… приходил? - Эээ… - Мама! - Катюш, не приходил, а пришел. Андрей Палыч у нас. Он в твоей комнате. Катя почувствовала, как ее затрясло от волнения и страха. Глаза округлились. - Он где??? - В твоей комнате. Что-то принес. Поговорить ему с тобой надо. - Мама, ты что? Какое поговорить? Это же Жданов! Не ты ли была все время против него? Ты же все знаешь! - зашипела Катя. - Ну, он боится, что ты уедешь в Питер, и все… - Конечно. За "Зималетто" он боится, больше ни за что! - Только за "Зималетто"? А он мне сказал, что любит тебя… Катя отчаянно засмеялась. - Ма-ма, у него другая женщина! Но теперь хоть понятно, в кого я такая наивная. - Знаешь что, дочка, поговорить вам все равно придется. Настроен он решительно. Выслушай его - и решишь окончательно. Кстати, что там Миша - убедил тебя? Катя расстроенно махнула рукой, поняв, что разговор неизбежен. В самом деле, против Жданова в собственной светелке нет приема! Не уходить же ей, в конце концов, из родного дома. - Да не знаю, мам. Обещала подумать. Всё-таки это большое решение… - Вот-вот. Подумай. И с Андреем поговори. А отца я на себя возьму пока. Давай, дочка, не волнуйся. И не руби сплеча. Поцеловав Катю в лоб и перекрестив, Елена Александровна быстро направилась на кухню. А Катя, приняв на себя максимально суровый и гневный вид, собралась с духом и резко открыла дверь в свою комнату. И тут ее взору предстала чудная картина: около дивана стояли ботинки Андрея Павловича Жданова, а их владелец мирно дремал на диване, свернувшись калачиком и укрывшись собственным пиджаком.