🎵The Fray - She is
Синица, настойчиво просившаяся обратно в его руки, уже очень давно не была ему нужна, а его журавль только что взмыл в небо рейсом Стамбул-Рим. Серкан сидел в машине на парковке аэропорта ещё три часа, пока flight radar не оповестил об успешном приземлении самолета в Риме. И ещё два часа, пока не опомнился окончательно и не увидел, что давным-давно стемнело. Ни на один из шести звонков Селин он не ответил. На следующий день он избегал смотреть ей в глаза, явившись в офис в гордом и убивающем одиночестве. Он знал, что привязался, что понадобится какое-то время, чтобы разорвать эту связь и перестать испытывать чувство пустоты и одиночества из-за её отсутствия. Чувство пустоты и одиночества тем временем абсолютно плевало на его планы и не собиралось ослабевать. Вещи Эды в его доме никак не помогали, и он попросил Сейфи убрать их. Парадокс — без них стало только хуже. Серкан откопал в недрах книжной полки фотографию, сделанную на их помолвке, повертел её в руках, и сердце сжалось от желания повторить тот день. Когда она была рядом, богиня в своём простом платье, когда они целовались на глазах у всех гостей фиктивной помолвки, когда вместе смотрели на звезды после. Как он набросил на её плечи пиджак, чтобы согреть, а хотел бы согреть своими объятиями. Его прошиб холодный пот. Он же любит Эду. Вот так просто и глупо влюбился в совсем юную девушку, очень красивую и очень рассерженную на него — какое клише. Но предательски ускоряющееся сердце, реагирующее на каждое воспоминание и упоминание о ней, на любую мысль, не хотело и слышать о клише. Сердцу было всё равно, как назвали бы эти чувства. Оно хотело быть рядом с ней и ощущать взаимность. Почему все твердят о том, что любовь — это счастье? Пока что эта самая любовь методично загоняла Серкана в гроб. Определённо, это состояние было одним из худших, что он испытывал в своей жизни. Глухая тоска, бессонница и безысходность. Он тренировался каждое утро с остервенением, надеясь измучать себя настолько, чтобы вечером рухнуть в постель и уснуть. Вместо сна его воспаленный мозг подсовывал ему воспоминания и мысли — тяжёлые и бесконечные, о том, что вот это существование без неё — навсегда. Теперь только так и будет. Это твоя жизнь, добро пожаловать, Серкан Болат. Уныние, самоуничтожение, одиночество. И никакой Эды Йылдыз. Никакой теплой ладони в его руке, как тогда, в Анталье, когда он вёл её к водопаду. Никакого смеха, заполнившего его дом и сердце. Никакой надежды. Две недели в таком режиме сделали своё дело. В два часа ночи он позвонил и лично заказал себе самолёт до Рима на ближайшее доступное время — 10 утра. Плана не было. Впервые в жизни Серкан Болат собирался импровизировать, впервые делал что-то без чёткой цели и понимания, чего хочет достичь. Нет, он знал, чего хочет достичь в идеале. Но это казалось настолько запредельно недосягаемым, что он запрещал себе даже думать о том, чтобы вернуться с Эдой в своих объятиях.***
Серкан наблюдал, как она выходит из дверей университета и приближается к воротам в окружении других девушек и парней, и мир вокруг почти перестал существовать. От его внимательного взгляда не скрылась ни бледность Эды, ни перемены в её поведении. Она не смеялась даже тогда, когда остальные прыскали от хохота. Она молчала, пока другие наперебой что-то обсуждали. Это было так непохоже на ту яркую, жизнерадостную и немного бешеную девушку, которую он узнал два с половиной месяца назад, и которую не мог выбросить из головы. Неужели и она переживает вдалеке от него? Или это новая страна и сложная учёба сделали из неё бледную тень прежней Эды Йылдыз? Она знала английский, так что языковой барьер не мог встать между ней и новыми друзьями по учебе, наверняка собравшимися из разных стран и континентов. Из размышлений его вывел знакомый голос, уронивший все внутренности куда-то в пропасть. — Серкан? Ты что здесь забыл? Она стояла так близко, что он мог протянуть руку и коснуться её. Только вот Эда совсем не выглядела как та, которая хотела бы, чтоб он её касался. На что он вообще рассчитывал? Что она увидит его, кинется на шею и будет рыдать от переполняющей её любви? Он молчал, подняв солнечные очки с глаз, не в силах перестать смотреть на неё, как на восьмое чудо света. Красивая, потрясающе красивая, и такая родная, что всего кислорода мира не хватает, чтобы сделать вдох, пока её нет рядом. Удивительно, но из них двоих Эда не лезла за словом в карман, хотя именно для неё эта встреча была сюрпризом. — Опять меня преследуешь? Приехал на свадьбу пригласить? Не обязательно было делать это лично. — Она продолжала отчитывать его с каким-то особым остервенением. Аллах, она что, ревнует? — Я хотел поговорить с тобой. Можно?***
Дурацкий разговор в дурацком кафе совершенно не клеился. Серкан не знал, на что надеялся, когда летел сюда, но явно не на это. Уже десять минут они цедили свой кофе, а тишину прерывали только шумные и темпераментные посетители из-за соседних столиков. Эда заняла выжидательную позицию и даже не спрашивала, что ему нужно от неё. Он старался перестать смотреть на неё так жадно, возмещая две недели без её глаз. Она, наоборот, смотрела куда угодно, только не на него. — Как учёба? Нравится? Серкан мысленно взвыл от тупости своего же вопроса, единственного, который смог выдавить из себя. Эда посмотрела с недоумением. — Нравится, всё прекрасно. Ты прилетел, чтобы это спросить? Взгляд Серкана упал на её руку, державшую кружку. Бледная полоска на безымянном пальце была единственным напоминанием о том, как он когда-то надевал на него кольцо. Отказалась. Даже если и было что-то, она отказалась. Ободок кольца, которое он так и не смог снять, будто сильнее сдавил его палец. — Почему ты так легко уехала, будто я для тебя ничего не значу? Нервная рука крутила ложечку, поданную с кофе. — О чём ты? Я выполнила все свои обязательства, почему ты решил, что значишь что-то для меня вне рамок договора? Слышать это было больно, но Серкан успокаивал себя, что это нормально, ведь Эда всегда так говорила об их отношениях. Где-то глубоко внутри себя он надеялся — будь он действительно ей безразличен, она бросилась бы разубеждать его, боясь обидеть. Перейдя в нападение под названием «мне плевать на тебя больше, чем ты можешь себе представить», Эда дала ему слабую надежду. — Не отрицай, что между нами было нечто большее. Судорожный вздох и округлившиеся глаза не ускользнули от его внимания, но Эда мгновенно взяла себя в руки. — Это не имеет никакого значения теперь. У тебя своя жизнь, у меня своя. Кстати, если привёз приглашение на свадьбу, самое время его вручить. — Голос еле ощутимо дрогнул. Либо он совершенно не знал эту девушку, либо она ревновала и надеялась, что никакого приглашения у него с собой нет, и не потому, что её приглашать не собирались. — Я не женюсь. — Неужели удалось спустить все на тормозах, и Селин ушла от Ферита безо всяких гарантий? — Она подняла брови в наигранном удивлении. — Я не возвращался к ней. Более прямого взгляда от неё он, кажется, не получал никогда. — Почему, Серкан? Мы два месяца убили на это, я рассорилась с тётей, с подругами, врала всем, так почему ты не вернулся? Что она хотела услышать? Что он любит только её всем своим существом? Что прекрасно знает, каково жить без неё, и эта жизнь ему совершенно не нравится? Серкан рассматривал свою пустую чашку. — Потому что я не люблю Селин. — И что? Тебя это не смущало в самом начале, правда? Эда упрямо смотрела на него, изо всех сил стараясь не сдаваться в этой борьбе. — А потом стало смущать. Прогуляемся? — Он подал ей руку, которую она не брала мучительно долго, но в конце концов, закатив глаза, приняла её и встала. Атмосфера города захватила их и сбила градус напряжения. Они провели остаток дня на улицах Рима, разговаривая на отвлечённые темы и поглощая мороженое. О большем он не мог и мечтать. Ему казалось, что весь бездонный колодец тоски и печали она вычерпала одной лишь улыбкой, когда рассмеялась на его невпопад сказанную шутку. Когда стемнело и Эда взволнованно посмотрела на часы, он предложил проводить её, а она не отказалась. Стоя в дверях крохотной квартиры, он внутренне молил, чтобы она предложила ему остаться. — А где ты остановился? Далеко отсюда? — она была совсем не так строга, как днём. Он пожал плечами. — Ты не забронировал номер? Нисколько не веря в успех просьбы, Серкан озвучил её, пристально рассматривая свою обувь. — Если у тебя есть свободное спальное место, я мог бы… если ты не против, конечно. Она посмотрела на него как-то… странно. Будто боялась ночевать с ним под одной крышей, но в то же время хотела этого не меньше, чем он сам. Её следующие слова затопили грудную клетку теплом. — Могу постелить тебе на диване.***
Дверь в маленькую спальню была прикрыта, и он мог только догадываться, как она выглядела, и висел ли там на стене его истыканный дротиками портрет. В гостиной, объединённой с кухней, всё было пропитано уютом и теплом — широкий удобный диван, яркие подушки, картины на стенах, комнатные растения разных размеров и оттенков зелёного. Серкану не верилось, что она смогла так обжиться за две недели, а потом он вспомнил, как она завалила его дом «ненужным барахлом», которое вдохнуло жизнь в его сдержанный интерьер всего за один день. Получив футболку, безразмерную для Эды, но вполне обтягивающую для него, он отправился в душ, чтобы быстрее смыть с себя безумие этого дня и так и не суметь уснуть до рассвета. Серкан уже лежал, когда услышал шум воды из ванной, почти краснея от собственного воображения, нахально рисующего картинки обнажённой девушки под струями воды. Вскоре шум прекратился, дверь ванной, а затем и спальни, хлопнула, а ему только оставалось гадать, вышла ли она в пижаме или в одном полотенце. Он проклинал планировку квартиры и расстановку мебели, из-за которой ему не были видны ни эти двери, ни ходившая между ними Эда. Пока он размышлял о том, как докатился до такой жизни, что ночевал на диване в крошечной квартире в Риме вместо привычного отеля, хозяйка его временного пристанища приоткрыла дверь своей спальни и проговорила в его сторону: — Спокойной ночи, Серкан Болат. Вот она. Та самая причина, по которой он здесь. Бешено стучащее сердце подбрасывало сотню воспоминаний, будто Серкан находился сразу везде — в освещенной тысячами звёзд Анталье, в темноте парка у её дома, в шале — везде, где они были вместе. Спинка дивана заслоняла её, и он сел на постели, чтобы увидеть Эду. — Спокойной ночи, Эда Йылдыз. Её ответная улыбка была такой мягкой, что он завис, пока не услышал звук выключателя и закрывшейся двери. Укладываясь обратно, он размышлял, что будет более неловким — лечь в брюках или в нижнем белье, и выбрал первое. Сон никак не приходил, и он подумал, что, возможно, осмелится и пойдёт посмотреть на неё спящую, когда звуки скрипящей кровати из её спальни затихнут. Интересно, почему она тоже вертится и не может уснуть? Он так давно не видел, как она спит. Вспомнив самую первую их ночь, Серкан улыбнулся в темноте. Она тогда так устала от экспресс-ремонта в доме певицы, что уснула прямо там, а ему было жаль будить её. Но это была только половина правды — когда Эда улеглась на его грудь, обняв руками за торс, он не смел шевелиться, чтобы не разорвать эти прикосновения, которые оказались такими желанными. Вдруг дверь спальни скрипнула, прерывая его воспоминания, и шлепки босых ног проследовали по полу. Эда деловито подошла к дивану, а он даже не успел сделать вид, что спит. — Подвинься. Серкан ошарашенно смотрел на неё, отодвигаясь к спинке дивана, но в темноте почти не видел её лица. Она по-хозяйски улеглась рядом, слишком близко к нему. Не смея верить в своё счастье, он накрыл её талию своей рукой и придвинул ещё ближе, но только вполовину от той силы, с которой хотел прижать к себе женщину своей жизни. Сердце заходилось от стука, и Эда наверняка слышала это, удобно расположившись на его плече. Она пришла сама и лежала рядом по своей воле — не от безысходности, когда все остальные кровати в загородном доме залило через протекшую крышу, не из жалости к его лихорадке, когда его колотило от переживаний об их расставании. Она хотела быть с ним сейчас. Тишина не была гнетущей, она ощущалась слишком комфортной и правильной, хоть никакие важные слова и не были произнесены за весь день. Когда дыхание Эды стало ровным, он, наоборот, перестал притворяться спящим и осторожно укрыл её. Даже если Серкан выиграл всего лишь ещё одну, последнюю ночь, когда мог обнимать её и тихо умирать от эйфории и приближения рассвета, от неизбежности расставания — оно того стоило. Пока она спала, он невесомо целовал её волосы и чувствовал себя наркоманом. Два дня назад он мучался и метался без сна, мечтая хотя бы увидеть её издалека, хотя бы заглянуть в глаза. А теперь ему и целой ночи в её объятиях было ничтожно мало. Темнота не позволяла видеть почти ничего, а остальные 4 чувства обострились в такой обжигающей близости. Кончики пальцев поглаживали запястья, легкий едва уловимый запах тела смешался с парфюмом, оставшимся на волосах, и дразнил обоняние. Чуть слышный звук дыхания успокаивал. Губы прикоснулись к плечу осторожно, чтобы не разбудить, но этого было достаточно, чтобы почувствовать вкус её кожи. Как глупо было думать, что эту дыру в форме звезды в его душе можно заткнуть мыслями о ней, парой часов с ней, всем чем угодно, но только не самой звездой его жизни? Когда за окном начало светать, Серкан почувствовал, что засыпает, ещё крепче прижимая девушку к себе и ощущая теплое дыхание на своей шее. Просыпаясь оттого, что Эда заёрзала в его руках, одним глазом он увидел, что на улице уже день. Будильник не прозвенел — телефон был разряжен и забыт. Эда ворочалась, но не просыпалась. Он давно знал, что готов каждое утро своей жизни начинать вот так — с ней под боком, с её рукой в своей. — Доброе утро, — Серкан осторожно убрал с её лица непослушные волосы, получив в награду самую красивую на свете улыбку. Он был готов поспорить, что Эда смотрит на него влюблённо, но вдруг улыбка пропала с её лица, и она села на постели. — Ты ведь приехал, чтобы поговорить. Но так ничего и не сказал. Или хотел узнать, как моя учёба продвигается? — Она смотрела на него через плечо, а во взгляде сквозила обида. Дальше тянуть было некуда. В конце концов, он не для этого страдал, сорвался к ней, отменив все планы, обнимал её всю ночь, чтобы так просто отпустить из своих рук. — Помнишь, я сказал, что не люблю Селин? — Серкан тоже сел, инстинктивно желая быть как можно ближе. Внимательный взгляд карих глаз был таким же, как обычно, когда он говорил что-то двусмысленное. — И что? — Я люблю другую. Трудно было представить себе лучший момент для признания. Две недели тоски, день в её компании и ночь в её постели. — Я скучал по ней каждый час и каждую минуту из тех двух недель, что не видел её. А когда позволил себе слабость и набрал её номер, то узнал, что она меня заблокировала. Эда отвела взгляд. Ей нечего было возразить. — Я бежал от неё, как от огня, пока она была рядом, а потом проклинал свою трусость и летел, чтобы увидеть её. Она закрыла глаза и покачала головой, но уже ничего нельзя было изменить. — Я так скучал, Эда. Я так люблю тебя. Он обнял её и уткнулся носом в шею, а внутри стало тесно от переполняющей любви. Её рука ласково погладила затылок, и от этого нежного жеста к глазам Серкана подступили слёзы. — Думаешь, я не знала этого? Тихие слова прозвучали неожиданно, как выстрел, и он отстранился. — Знала? То есть как? — Серкан, я видела, как ты смотришь на меня. Как заботишься, волнуешься. Я знала, что у тебя ко мне чувства. Он нахмурился и отвёл взгляд. — Значит, их нет у тебя, и всё дело в этом. Ты же именно так и сказала — я ничего не значу для тебя теперь. — Глупый. Это прозвучало даже нежно, потому что Эда грустно улыбалась. — Я ждала и надеялась, что ты выберешь меня. Но ты дал мне уехать, а для меня это значило, что бизнес тебе важнее. Его окатило волной сожаления. Как он мог быть таким слепым? Как мог дать девушке настолько неверный сигнал? — Ничего не может быть важнее тебя, Эда. Я думал, что ты ничего не чувствуешь ко мне. — Это ведь было очевидно. — Ты говорила, что хочешь быть подальше от меня и моего влияния. Отказалась работать со мной. — Я боялась тех чувств, которые ты во мне вызываешь. И боюсь до сих пор. — Не бойся. Доверься мне, пожалуйста. Не беги от меня. Большая ладонь накрыла загорелую тонкую кисть. — Если бы я только знал, как меня будет ломать без тебя, ни за что не отпустил бы. Приковал бы тебя наручниками покрепче. — Я всё понимаю, но я не вернусь, Серкан. Это мой последний шанс закончить учёбу. Серкан улыбался. Какая милая и упёртая, в неё без памяти влюблён человек, который может оплатить ей любую учёбу в любой точке мира, а она держится за эту возможность и даже не думает ни о чем его просить. Нет, эта девушка никогда не перестанет восхищать его, а её решения он будет уважать. — Посмотри на меня. Посмотри. Он осторожно приподнял её лицо за подбородок. Слёзы в этих бездонных глазах были последним, чего он хотел бы видеть. — Где мы, Эда? Мы сейчас вместе. Я люблю тебя и всегда найду способ, как быть рядом. Абсолютно всегда. Но только если ты тоже этого хочешь. — Разве это возможно? У тебя вся жизнь в Стамбуле. — Моя жизнь — это ты. Я больше не хочу сидеть на парковке аэропорта и смотреть, как ты улетаешь. Уже столько времени потеряно без тебя. Кажется, она боялась верить его словам. — Я перееду сюда. Если ты позволишь. Все будет так, как ты захочешь. Дашь ли шанс, прогонишь — я всё приму. Серкан не знал, что восхитило его больше — то, как просияло её лицо, прежде чем она запрыгнула к нему на колени, или то, как крепко обняла за шею, будто маленький ребёнок в самом искреннем восторге. Он обнимал её, поглаживая спину и прижимая к себе. Не улыбаться было невозможно. — Мне очень нравится твоя квартира. Правда, я ещё не видел спальню. Если захочешь, останемся здесь, или подыщем другую. — Не могу поверить, что ты здесь, со мной. — Я же говорил, не заставляй меня прощаться с тобой. — Серкан отстранился, чтобы заглянуть в глаза. — Я правда не знаю, как выдержал без тебя. — Я тоже очень скучала по тебе. — Ладони провели по щекам, и он таял от этого внимания, от её ласкового взгляда, всецело принадлежавшего ему. — Как ты нашёл меня? — Я всё ещё пользуюсь уважением некоторых твоих подруг. — Мело? Я убью её. — Или всех твоих подруг… — Ах вот почему они пытали меня, в котором часу я заканчиваю учиться в субботу! — Не сердись на них, пожалуйста. Я бесконечно благодарен им за помощь. Я тосковал по тебе, любимая. — Я тоже… Он поцеловал Эду в лоб и обнял ещё сильнее. — Чем займемся сегодня? У Серкана было слишком много предложений, но ни одно из них не включало в себя выход из квартиры и прогулку по достопримечательностям. Некоторые не предполагали даже выхода из спальни. Но всё это потом, когда он окончательно обозначит серьёзность своих намерений. Пользуясь его замешательством, Эда прикоснулась губами к его щеке и быстро отстранилась. Сама поцеловала его, о таком он даже мечтать не смел. Осознание взаимности подарило крылья, и Серкан крепко прижал её к себе, настойчиво целуя в губы. Слишком долго он терпел, слишком долго подавлял эти чувства, так что теперь, вырвавшись на волю, они руководили им. Она вся была создана для его поцелуев, иначе и быть не могло. Но если так будет продолжаться, они точно не покинут квартиру в ближайшее время, а у Серкана ещё было незаконченное дело. Улыбаясь между прикосновениями губ к шее, он томно протянул: — Эда… Девушка лениво открыла один глаз, когда он приблизился к уху. — Поехали, заберём мои вещи из отеля? — Серкан?!