Чуточку лучше.

Рыжеволосая девушка шла по каменной лестнице, сплошь усыпанной разноцветными перьями: от тёмно-серых до белоснежных, похожих на хлопья снега. Ночью в совятне всегда было тихо, если не считать уханья сов, словно переговаривающихся между собой. Ночь - время этих птиц, и порой можно было заметить, как какой-нибудь филин или неясыть несли в своих когтях лакомый кусочек - лягушку или мышку - и потом, на глазах других птиц, начинали поедать свой ужин. Никогда нельзя было увидеть, чтобы совы дрались за еду. Птицы слишком гордые и независимые, чтобы распылять себя на такие мелочи. Какая-то бурая сова, перебрав лапками на насесте, пристально уставилась своими жёлтыми глазами на ночную гостью и ухнула. Лили мягко улыбнулась птице и нежно потрепала её перья. Сова чуть ли не зажмурилась от удовольствия и пропустила студентку Хогвартса дальше в их каменные владения. Будучи на младших курсах, Лили приходила в совятню только днём, чтобы отправить письмо своим родителям. Или же Петунье... Хотя её сестра никогда не отвечала на письма. Девушку это несказанно печалило, ведь до поступления в Хогвартс сестрички были лучшими подругами. Но потом в её жизни появился Северус, став самым близким другом, и Лили постепенно смирилась с таким поведеньем Петуньи, ведь Сев заполнял пустоту внутри неё. Но пару лет назад она потеряла и его... Все эти годы она была для него лишь "паршивой грязнокровкой"... От нахлынувших воспоминаний у девушки защипало в глазах. Когда на 5 курсе её только назначили старостой, Лили была очень горда собой. Это значило, что ей доверяла сама профессор МакГонагалл. Несмотря на всю свою внешнюю суровость и строгость, профессор МакГонагалл была её любимым преподавателем. Гордая, справедливая, духовно сильная и умная, Лили мечтала в будущем быть хоть немного похожей на неё. И она гордилась, что деканом Гриффиндора была именно эта женщина. Но после оказалось, что быть старостой - это не так уж и здорово. Постоянные собрания, ночные дежурства по Хогвартсу - всё это раздражало Лили, потому что не укладывалось в её размеренную жизнь, которую она в основном посвящала учёбе. Но теперь... Девушка начала несколько злоупотреблять своей властью старосты и частенько проводила ночи в совятне. Обычная студентка, если бы её поймали в такое время в башне, запросто могла лишить свой факультет нескольких сотен баллов, а то и вовсе вылететь из Хогвартса. Но если вдруг какому преподавателю вздумается ночью навестить совятню и увидеть там Лили, она просто говорила, что делает дежурный обход, и никто не видел в этом ничего подозрительного. Значок старосты, сверкавший в лунном свете на её мантии, лишь подтверждал её положение. Впрочем, все и так знали, что Лили Эванс - староста. Слизеринцы не раз проходили мимо неё и начинали вещать на весь Большой Зал, как низко пал Гриффиндор, раз они назначили старостой магглорождённую ведьму. Впрочем, сейчас это не имело для неё значения. Добравшись до самого верха башни, девушка села на каменный парапет. В совятне не было стёкол на окнах, потому что птицы вечно летали туда-сюда. И Лили это нравилось больше всего. Ветер трепал её рыжие волосы и всегда был рядом. Только ветер уносил её слёзы... И только с ним она могла разделить своё ночное одиночество. Выглянув в окно, Лили заметила небольшое скопление людей у Запретного Леса. Она знала, что это были молодые приспешники Того-Кого-Нельзя-На­зывать. Знала она так же и то, что среди них был Северус. И, хотя она знала, что всё это не приведёт её некогда друга к чему-то хорошему, но именно из-за него она всё ещё не рассказывала об этих тайных собраниях будущих тёмных магов профессорам. Она видела иногда в глазах Северуса боль, когда встречалась с ним взглядом. Но обычно Снегг просто не смотрел на неё и надменно проходил мимо. По щекам Лили снова побежали слёзы: теперь её Сев никогда не будет скучать по ней. Теперь он думает о чём-то другом... Теперь он думает о КОМ-ТО другом... Лили быстро взяла себя в руки. Она не любила плакать даже наедине с собой, и потому её влажные от слёз изумрудно-зелёные глаза уже через минуту были сухими. Девушка просто смотрела на ночное небо. На луну, звёзды... Как бы ей хотелось попасть в Астрономическую башню, самую высокую в Хогвартсе! Но туда никого не пускают, даже старост, потому подводить свой факультет и поддаться искушению для Лили не представлялось возможным. Впрочем, совятня - тоже неплохо. По крайней мере, никого нет. Лёгкий скрежет подошвы о старые камни. Девушка напряглась. Неужели преподаватель? Нет, вряд ли, судя по звуку, шаги были лёгкими и быстрыми. Какой-то наглый студент решил нарушить правила? Каково же будет его удивление, когда он наткнётся на старосту! А если какой-нибудь будущий Пожиратель Смерти, за сборищем которых она наблюдала из окна, вдруг заметил её, и его отправили её устранить? Лили на всякий случай нащупала в кармане мантии волшебную палочку. Шаги были слышны всё отчётливее, всё ближе, и у гриффиндорки бешено заколотилось сердце. Казалось, прошла всего минута, но чудилось, что этот некто поднимается уже вечно. Но вот наконец перед ней возник силуэт высокого юноши с растрёпанными чёрными волосами, в круглых очках, что сейчас отсвечивали в лунном свете. Лили успокоилась: это был лишь Джеймс Поттер. Никакой угрозы. Пристально глядя на новопришедшего, Лили подумала, что даже ночь не способна скрыть сияние его солнечных карих глаз, шоколадного загара его обветренного лица, потому что всё своё свободное время Джеймс проводил в полётах на метле. Её однокурсник был лишь в лёгких летних брюках и рубашке, несмотря на то, что осенние ночи очень холодные. Самое интересное, что Джеймс почти никогда не болел, хоть и наплевательски расхаживал, подобно тому, как она сейчас его видела, в самые лютые холода, толком не одевшись. Лили не сомневалась, что его внутреннее солнце не даёт ему замёрзнуть. И это внутреннее солнце согревало и других, Лили буквально физически ощутила на себе это нежное тепло. Неудивительно, что к Джеймсу всегда тянутся. Он и вправду напоминал солнце. В руках парень держал бутылку огненного виски, и Лили лишь усмехнулась. Он и Сириус Блэк частенько устраивали ночные попойки, а потом весь день стонали, страдая головной болью. Хотя у них хватало наглости приобнять какую-нибудь девушку, признаться ей в любви, и та сразу, как послушная служанка, снабжала обоих парней холодной водой или тыквенным соком. Но раньше Джеймс был просто невыносим. Бегал за ней, делал непристойные предложения, звал на свидания, нигде не давал проходу. Лили буквально ненавидела его и не понимала, почему девушки так сходят по нему с ума. Но где-то с прошлого года он изменился, и даже почти перестал обращать на неё внимание, стал более серьёзным. Возможно, так повлияло на него то, что Джеймса тоже назначили старостой. В любом случае, ей было теперь даже приятно его видеть. - Сириуса здесь нет, - несколько язвительно сказала Лили, хотя после пожалела, что старые привычки по поводу того, что нужно всегда отшивать Поттера, до сих пор живы. - Я вижу, - отозвался Джеймс и поставил бутылку на пол. - Хотя с чего ты взяла, что я шёл к нему? - Ну не ко мне же ты шёл с бутылкой огненного виски? Джеймс тихо засмеялся и прислонился спиной к стене: - Тоже верно. Как бы это странно ни звучало, но рядом с ним Лили забывала всю боль, что терзала её сердце. Она хотела уйти из совятни, но рядом с Джеймсом было так спокойно. "Ладно, - решила гриффиндорка, поправив свои рыжие волосы, - ещё немного побуду рядом с ним и потом пойду. И так уже слишком поздно". - Что-то случилось? - участливо спросил Джеймс. Лили знала, что Поттер просто ненавидел Северуса, и потому поделиться своими чувствами с Джеймсом в отношении его врага было бы непростительной глупостью. - Нет, всё в порядке, - ответила девушка и слегка улыбнулась, надеясь на то, что он перестанет так пристально смотреть на неё. Его карие глаза расплавляли её волю. Казалось, ещё чуть-чуть, и она бросится обнимать его, такого сильного, тёплого... родного... Джеймс поднял бутылку, посмотрел на неё, потом посмотрел на девушку и снова отставил её на пол. - Да ладно тебе, можешь выпить, я не мама, чтобы ругать тебя за такое, - отозвалась Лили, чувствуя теперь уже себя лишней, хотя в совятне она появилась раньше своего однокурсника. - Нет. Моменты с тобой я хочу помнить трезвым, - усмехнулся он над самим собой. - Видишь, я из-за тебя даже не могу спокойно выпить! На душе у девушки вновь потеплело, пусть даже от такого почти ничего не значащего признания. - Ну что ж, в таком случае, - Лили слезла с парапета и направилась в сторону лестницы, - у меня нет себе оправдания, и я пожалуй пойду, упрячусь лет на двенадцать, не буду тебе мешать. Лили слегка засмеялась и уже спустилась на пару ступенек, как её запястье аккуратно схватили и потянули за руку, вынуждая вернуться. - Эй, я же пошутил! Никаких пряток, я лучше сам потом упрячусь за то, что посмел тебя потревожить, - юноша осторожно привлёк Лили к себе, но потом отпустил её, чтобы она сама настроила для себя личное пространство и отдалилась или приблизилась, насколько ей нужно. Гриффиндорка помнила, что раньше Джеймс всегда был раскован в прикосновениях, мог спокойно обнять её за талию и, прижав к себе, пройтись несколько коридоров, не отпуская от себя, хотя она и пыталась вырваться. А сейчас, когда ей больше всего хотелось, чтобы Джеймс повёл с ней себя, как раньше, он этого не делал. Он вообще сейчас редко к ней прикасался и не навязывался своим присутствием. Но зато Лили ощущала, что её собственные чувства стали к нему глубже. Похоже, чем более сильные чувства тебя обуревают, тем сдержаннее почему-то себя ведёшь. Какое-то непонятное равновесие. - Если подумать, то мы сейчас вдвоём прячемся в этой грязной совятне, - улыбнулась Лили и осмотрела свою мантию. - Эх, ну ты только посмотри, вся одежда и волосы в пуху! И у тебя теперь тоже. - Оу, - Джеймс тут же принялся отряхиваться, - в таком виде теперь и на улице не появишься, придётся всю оставшуюся жизнь прятаться в шкафу! - Или можно спрятаться в ванной старост и отмыть всю эту грязь, - шутливо хихикнула Лили, а потом густо покраснела, осознав, что только что сейчас сказала. В карих глазах Джеймса заплясали озорные огоньки: - Я сам хотел предложить тебе ванную, но раз ты лично сказала такое... - Ммм, потру тебе спинку, пока будут лопаться пузырьки пены, - Лили сама удивлялась себе, почему продолжает такой разговор, несмотря на все внутренние протесты и смущение. - Эванс, не дразни меня, - отмахнулся Джеймс и отвернулся в сторону окна, наблюдая за раскинувшимся за ним ночным пейзажем. Мысли Лили снова вернулись к Северусу, к воспоминаниям о нежной дружбе. Она никогда не думала, что её чуткий и добрый друг окажется в числе тех, кто может спокойно убивать людей. Тень отчаяния и беспомощности коснулась её прекрасного лица. - Лили... - тихо обратился к девушке юноша. Гриффиндорка вопросительно посмотрела на него и, видя, что её беспокойство отразилось и на его лице, почувствовала себя виноватой. Она не хотела, чтобы Джеймс волновался за неё. - Лили... - вновь повторил он и взял её ладони в свои. - О чём бы ты сейчас не думала... подумай лучше обо мне... - О тебе? - переспросила она. А ведь и вправду: думать о Джеймсе, о его солнечных карих глазах, о его теплоте, о его близости рядом с ней было намного приятнее. Тревоги снова рассеивались. - Я боюсь, что буду думать потом о тебе слишком много... - А разве это плохо? Тогда я буду знать, что ты обо мне думаешь. И может, благодаря этому смогу стать чуточку лучше.