С тобой и без тебя

" Занятный он человек, " — думал о Рескаторе капитан Блэквуд, стоя нагишом перед зеркалом в капитанской каюте и заканчивая бриться. Казалось, он знал графа де Пейрака всю жизнь, встретив в ранней юности в морских странствиях бедного отпрыска знатного тулузского сеньора. И с тех минувших дней Джеймс не переставал восхищаться его непреклонной волей , неуёмной страстью познать жизнь во всех проявлениях. Мысли Джеймса о друге, которого ждал в бухте Голдсборо на своем корабле «Лаура», перенеслись на собственную персону. Небольшие карие глаза, прямой нос, рот, сжатый с твёрдостью, приобретенной за годы морских скитаний. Густые светло-русые кудри с проседью начали редеть. «Рано — для сорока лет, » — с отвращением подумал Джеймс, сознавая, что лысеет. И сразу вспомнился другой источник для огорчений. Хмурясь, он посмотрел на своё тело. Где кончались ребра –присутствовал круглый живот. С некоторой долей зависти он вспомнил высокую, худощавую и стройную фигуру давнего друга. Мерзко было думать сорокалетнему капитану, всегда имеющему успех у дам благодаря добродушному характеру, привлекательной внешности и щедрой натуре, что его фигуру обезобразит неприглядная выпуклость. Закончив бриться, он подождал, пока слуга набросит на него халат. Вместе они вышли на палубу к помпе. Сбросив халат на руки слуге, капитан подставил тело под струи заборной холодной воды, которой усердно начал его поливать боцман Эриксон. Два матроса качали помпу. — Сэр, слева по борту две шлюпки, — крикнул вахтенный. — Опустить трап, — бросил невозмутимо капитан Блэквуд. Накинув халат на плечи, уверенной походкой, широко расставляя ноги, он направился в капитанскую каюту на юте –одеваться. Наконец-то! Можно сниматься с якоря и ставить паруса. Берег с холмами, покрытый соснами с сине- зелёными зонтами, с темными елями отдалялся с каждым взмахом вёсел. Ещё отчётливо виднелась крутая широкая тропа, ведущая к форту на гранитном хребте. Длинный забор, высотой в десять футов из еловых стволов с квадратными башнями в углах, окружал его. В амбразурах угадывались жерла пушек. Отвесные скалы ограждали с двух сторон небольшую бухту, самой природой предназначенную служить надёжным приютом для кораблей. Рескатор сел на нос шлюпки, несущейся на гребне пенистой волны к «Лауре» — кораблю Джеймса Блэквуда. Золочёные украшения на носу корабля и медные жерла пушек поблескивали на солнце. Поднявшись по спущенному трапу через входной порт на судно, Рескатор подошёл вплотную к фальшборту *(прим.), чтобы ещё раз взглянуть на Голдсборо – первый форт, построенный для него на берегу океана. Тридцать наемников во время его отсутствия будут о́хранять форт и его обитателей. Англичане, несколько семей переселенцев - гугенотов из Франции, авантюристы со всего света, матросы, прошедшие тюрьмы, галеры, — все полны решимости строить дальнейшую жизнь в Новом свете. Высоко над головой раздавались крики матросов, скрежет туго натянутых канатов и треск поднимающихся парусов. Убрав якорь и подняв парус на грот-мачте, «Лаура» при лёгком бризе направилась к выходу из бухты в открытое море. Капитанскую каюту заливал солнечный свет, струившийся в квадратные окна, выходящие на корму. Взгляд Жоффрея остановился на большом деревянном глобусе на столе. Миниатюрный земной шар вращался под воздействием качки вокруг своей оси то в одну, то в другую сторону, словно все законы вселенной вдруг упразднились. Из- за переборки с распростёртыми руками вышел улыбающийся Джеймс, старый друг из далёкой юности, морской бродяга из Сомерсетшира. Они вдоволь побродили по свету, побывали во многих передрягах. Были в их жизни и такие полосы, о которых они никому не рассказывали, вспоминая лишь , когда оставались наедине и то только после изрядных порций выпитого вина или рома. Разбогатев во время странствий благодаря удаче, сообразительности и находчивости и в результате благовидных подвигов, да и не очень, Джеймс приобрел в Плимуте, английском городе, заселенном моряками и авантюристами, большой дом, построенный ещё в эпоху Тюдоров. Но жажда приключений и дух авантюризма не давали ему оставаться на одном месте . Владея торговым судном, он из года в год отправлялся к островам Вест-Индии за табаком, сахаром, специями и индиго, доставляя подданным Англии в колониях новейшие образчики оружия, олово, шерсть и кожу. Судьба непредсказуема ! Потеряв друг друга из вида на несколько лет, они встретились вновь два года назад. Рескатору удалось в конце лета каким-то чудом добрался до доков Плимута на потрёпанной штормами шебеке с торчащим обломком вместо бизань-мачты*(прим.). — Наконец-то, друг мой! – ворчливо пророкотал Джеймс. – Моя «Лаура» больше двух недель обрастает ракушками и водорослями в этой чертовой луже. Ты же знаешь, мы должны пройти Атлантику до сезона осенних штормов. — Прошу прощения, Джеймс. Неотложные дела задержали меня. — Дьявол, когда ты уймешься? — улыбаясь, похлопал по плечу друга капитан Блэквуд.

***

Слабые лучи луны пробивались сквозь облака и бросали на воду за бортом серебристые блики. Ночь выдалась холодная и сырая. Фонари, укреплённые на мачтах и фальшборте, освещали палубу. Рескатор после ужина перед сном вышел на палубу. Уверенным шагом– навык хождения по качающейся палубе, приобретенный в странствиях,– добрался до полубака. От внимательного взглядa опытного капитана не ускользнуло: корабль друга содержится в образцовом порядке. Тщательно начищенные медные части поблескивали в лунном свете, палуба надраена, такелаж в безупречном состоянии, каждый предмет находится на положенном месте. Присев на крышку люка, Жоффрей с наслаждением стал вдыхать свежий ночной воздух и по привычке моряка поднял голову к темно- синему небу, щедро усыпанному звёздами. Созвездие Ориона мерцало алмазными вспышками. Казалось, оно колышется. Но движение звёзд создавал ход корабля – пловца-гиганта. То поднимаясь, то опускаясь, он двигался вперёд, рассекая темные волны. Его корабль, если не произойдет ничего непредвиденного, выйдет в море через год. «Голдсборо» строили на лучшей верфи в Бостоне. Происхождение звонких экю, заплаченных за него, для многих казалось сомнительным. Корсар, ренегат, авантюрист с темным прошлым — так его называли за глаза. Задевало это? Да нет! Он не нуждался ни в одобрении и стал безразличен к любому порицанию после одного январского дня более пяти лет назад, соприкоснувшись со смертью. Ощутил её ледяное дыхание на паперти собора Парижской Богоматери в Париже, зная, что на Гревской площади его ждёт беснующаяся толпа. В колеснице для нечистот истерзанный пытками, в белой рубахе смертника, с веревкой на шее появился он перед чернью. В те страшные часы не осталось никаких сомнений, что пламя костра прервёт его жизнь к концу мучительного дня. Стоит ли ворошить прошлое? Эта страница жизни закрыта! Картины минувшего быстро пронеслись в сознании, уже не смутив и не взволновав Жоффрея. Но вот воспоминания о юной очаровательной женщине, живущей вдали от него, к ним он возвращался с досадным постоянством. Анжелика… И чем ближе возвращение в Старый свет, тем чаще думал о ней. Всё подталкивало к тому, что они должены встретиться. Не сможет вернуться к берегам Америки, не увидев её и своих сыновей. При попутном ветре любому кораблю из Ла-Рошели до Плимута понадобится не более трёх суток. Прервав свои раздумья, Жоффрей легко встал и направился к капитанской каюте, к освещенным витражным окнам, видимым за основанием грот- мачты. — Джеймс, друг мой, у Вас имеется в Плимуте надёжный человек, которому можно доверить поручение, требующее деликатности. Он должен уметь располагать к себе незнакомых людей. — Желал бы я знать, Жоффрей, что ему придется сделать?— вытащив трубку изо рта, после короткого молчания произнёс капитан Блэквуд. – Тогда смогу тебе ответить с большей определенностью. Небольшие пронзительные карие глаза вопросительно остановились на смуглом, со шрамами на левой щеке, лице друга. — И насколько это опасно для него? — добавил он. — Поездка во Францию, в Пуату, возможно, в Париж. Необходимо доставить письмо одному старому другу. Но это не всё. Необходимо раздобыть любые сведения о маршале дю Плесси - Бельер: о жене, о любовницах или может любовниках, любые подробности из его жизни. Следует выяснить, что из себя представляет этот любимец короля. Посланнику придется войти в доверие к лакеям, болтливым служанкам маркиза, щедро вознаграждая за откровенность. Ты же знаешь, щедрое вознаграждение развязывает любые языки. — Полагаю, что за достойную оплату найдется охотник совершить путешествие во Францию. Друг мой, тебе удалось меня заинтриговать. Думаю, что все это связано с некой таинственной дамой, небезразличной для тебя. И эта дама связана каким-то образом с маркизом дю Плесси-Бельер. — Не просто дамой! Моей женой! Но у нас ещё будет время до того, как мы доберёмся до Плимута, Джеймс. Как-нибудь расскажу тебе всё, чего ты ещё не знаешь. В Ла- Рошели Филиппу дю Плесси через несколько дней после прибытия удалось договориться с капитаном английского фрегата, отплывающего в Плимут. Правда, вид каюты, которую ему предоставили за довольно щедрое вознаграждение, заплаченное вперёд капитану, не привел его в восторг. Половину узкого пространства занимала восемнадцатифунтовая пушка, другую –узкая койка, небольшой стол и сундук. Лакею Ла- Виолетту пришлось отправиться в верхний твиндек* (прим) к матросам фрегата. «Но по всей вероятности, путешествие до Плимута не окажется длительным,» —, рассматривая каюту, подумал Филипп и отнёсся к размерам каюты с некоторой долей иронии. На фрегате царила строгая морская дисциплина с беспрекословным подчинением младших чинов старшим. Даже за самые незначительные проступки матросов ожидало неотвратимое наказание. Одним из развлечений маршала де Плесси во время путешествия стало наблюдение за действиями команды. Особенно его забавлял боцман Гаррисон, по всему видимо, отличный моряк. Но у него была одна слабость – он просто обожал припечатать зад замешкавшего или неповоротливого матроса тростью. Хлопки и вскрики повторялись довольно часто. На третьи сутки путешествия маркиза дю Плесси, стоящего на юте в компании офицеров, заинтересовала громкая команда, призывающая всех собраться на палубе. Матросы выстроились в ряды. Старший офицер, хорошо изъясняющийся на французском языке, дал маршалу Франции разъяснения по поводу сбора команды: — Милорд, присутствие команды на экзекуции является обязательным. Но для Вас это не лучший способ скоротать время до завтрака. Маркиз решил все-таки остаться, задав вопрос помощнику капитана: — В чем провинился матрос? — Несчастный придурок не может никак отучиться плевать на палубу. Капитан поклялся, что будет пороть его за каждый плевок. Не думаю, что наказание пойдет дураку впрок. Все закончилось довольно быстро. Боцманматы*(прим.) быстро привязали обнаженного по пояс матроса к грот-вантам и под барабанный бой выпороли девятихвостовой кошкой. Истязаемый громко вскрикивал, чертыхался, изощрённо ругался и молотил по палубе босыми ступнями. После того, как он, наконец, обвис на привязанных руках, его окатили водой и отнесли вниз – отлеживаться. Корабельный лекарь спустился вслед за ним в твиндек. Старший офицер передал после экзекуции маршалу дю Плесси приглашение капитана на завтрак в капитанскую каюту в компании старших офицеров. Фрегат приближался к Плимуту. В подзорную трубу Филипп разглядел стены строящейся Королевской крепости. Город сэра Фрэнсиса Дрейка, разгромившего непобедимую армаду Испании восемьдесят лет назад, укреплял оборону.

Благодаря посланию плимутскому коммерсанту, любезно предоставленному ему месье Кольбером, маркиз дю Плесси Бельер остановился в просторном доме рядом с часовней Святой Кэтрин-на-Хоу и обзавелся на время пребывания в Плимуте конём. Переодевшись с помощью услужливого Ла-Виолетта, он расспросил добродушного хозяина, который, казалось, всех знал в Плимуте, как доехать до дома капитана Блэквуда. Большой дом из светлого камня, с крутой ломаной крышей, возвышался в небольшом отдалении от внушительного здания Бакленского аббатства. Еще издали Филипп разглядел высокие окна с мелкой расстекловкой свинцовых рам. Фундамент дома покрывала густая зелень плюща. Спешившись перед высоким арочным, облицованным каменными плитами, входом, он бросил поводья подбежавшему слуге. Позвякивая шпорами и держа руку в перчатке на эфесе шпаги, он вошёл в дом. Слуга открыл перед ним дверь в строгую гостиную с темной громоздкой мебелью в стиле эпохи Тюдоров. С кресла у окна поднялся мужчина зрелого возраста с суровыми и резкими чертами, кажущимися более правильными из-за того, что старые шрамы на левой щеке несколько разгладились. Из-под прямых черных бровей Филиппа разглядывали пронизывающие глаза. Твердая решительная складка губ с поврежденной стороны казалась чуть опущенной и придавала лицу вид злой иронии. Камзол из черного тонкого бархата украшали серебряный позумент и тонкие кружева манжет рубашки и кроата. На костюме лежал отпечаток изящества, говоривший о хорошем вкусе. Что не мог не заметить маркиз дю Плесси. Филипп молча поклонился. Граф де Пейрак ответил на изысканный поклон гостя, одетого в черный испанский костюм с расшитой золотом перевязью, к которой была прикреплена шпага с золотым эфесом. В руках маркиз держал широкополую шляпу с большим плюмажем. Некоторое время они молча и изучающе разглядывали друг друга. Жоффрей догадался, что, вероятней всего, его письмо к Молину привело к нему маркиза дю Плесси, и не торопился требовать объяснений. Но нарастающее напряжение заставило его обратиться к гостю: — Чем вызвано Ваше желание видеть меня, господин маркиз? Он держался холодно, настороженно и выжидательно. — Ваше послание моему управляющему Молину, господин граф, – Филипп не отвёл глаза, заметив, что граф, не отрываясь, разглядывает его, – заставило меня отправиться в путь. Думаю, Вы догадываетесь об этом. — Письмо предназначалось для Анжелики де Сансе, с которой меня связывают узы брака, – граф де Пейрак сделал несколько шагов к гостю. – Перед Богом я все ещё остаюсь её мужем, даже если перед людьми утратил на неё все права. — Как Вы правильно заметили, господин граф, Вы утратили на неё все права, не сообщив о своем спасении! – довольно резко произнёс Филипп. – Не знаю и не хочу знать, по какой причине Вы не дали о себе знать своей супруге. И хотя я уважаю таинство церковного брака, не соглашусь отказаться от уз, связывающих нас с Анжеликой. Считаю и буду считать своей женой перед Богом и людьми! Пытаться воскресить прошлое бессмысленно! Жоффрей де Пейрак за свою бурную жизнь встречал достаточно много людей, чтобы суметь оценить человека с первого взгляда. Разглядывая маркиза дю Плесси, в первую очередь обратил внимание на сухощавое мускулистое телосложение, надменную посадку головы, холодный спокойный взгляд. «Такого нелегко вывести из равновесия.» И с каждым мгновением укреплялась уверенность в том, что черты лица маркиза напоминают чей-то образ из прошлой жизни. Большие светло- голубые глаза. Где-то он уже встречался с ещё одним обладателем таких глаз. И в тоже мгновение из закоулков памяти всплыло детское лицо. Арман — сын Анжелики. Ну, конечно, те же глаза, тот же изгиб полных губ. Так вот кто отец Армана! Драгоценный кузен!Известный красавец! — Да, возвращаться в прошлое бессмысленно, с этим отчасти я согласен с Вами, господин маркиз, – против воли у него прорвались металлические нотки. —Но у меня есть права на моих сыновей. У меня нет сомнений в том, что являюсь отцом Флоримона и второго сына, которого не довелось увидеть, но о рождении которого знаю, — Кантора. Их будущая судьба не безразлична мне. Пейрак в совершенстве владел интонациями своего голоса: то ласковыми и обаятельными, когда следовало уговаривать, то жёсткими и звучащими как команда, когда необходимо было внушить повиновение. Вместе с нарастающим гневом из памяти воскресла красочная картина праздника: танцующие придворные, блеск драгоценностей, роскошь нарядов и красивый партнёр Анжелики. Да, да… её порозовевшее лицо, блеск глаз, улыбка. Жоффрея ошеломили догадки: "Они встречались! Но это невозможно. Скорее-всего, случайная встреча. Надо спросить это холодного, высокомерного молодчика об этом прямо." — Маркиз, я должен потребовать от Вас ответа на один вопрос, – стараясь произносить слова невозмутимо, сказал Жоффрей. – У меня не сомнений, что имею на это право. И от того, насколько Вы будете откровенны, зависит и мое решение: имеет ли смысл нам продолжить наше объяснение . Жоффрей замолчал. Не отрывая пристального взгляда от стоящего перед ним маркиза дю Плесси, после непродолжительной паузы резко спросил: – Арман – ваш сын, маркиз дю Плесси?! — А почему Вы допустили возможным, что я решу солгать Вам, господин граф? Не намерен это скрывать! Да, Арман – мой сын. Он знает об этом. После слов маркиза граф де Пейрака сжал кулаки, а его лицо побледнело от гнева. Он и сам был удивлён, насколько сильно его охватило чувство запоздалой жгучей ревности. Жоффрей отвернулся и приблизился к высокому стрельчатому окну. Несмотря на все усилия, ему не сразу удалось подавить гнев – настолько сильно поразил его ответ маркиза . После некоторого молчания, граф де Пейрак повернулся к собеседнику. Маркиз дю Плесси непринуждённо откинул плащ, а его рука легла на эфес шпаги. « Ждёт вызова!» — Жоффрей представил, как с чувством мстительного наслаждения бросил бы перчатку в лицо этому распутнику. Но если он убьёт ненавистного маркиза, то потеряет Анжелику и сыновей навсегда. Она не простит ему смерть того, кто завоевал ее сердце в ранней юности, а потом стал вторым мужем. — Знатный и богатый родственник не посчитал возможным предложить руку и сердце бедной кузине, дочери обнищавшего дворянчика. Лицо графа де Пейрака казалось суровым и непроницаемым. — Анжелика де Сансе сочеталась браком с богатым тулузским сеньором, – на красивом лице маркиза появилась неприятная жёсткая улыбка, исказившая лицо. – Брачный контракт, основанный на деловых расчетах, решил тогда ее судьбу. " Как он смеет? Он же купил её тогда, даже не посчитав заручиться её согласием!" – пронеслось в сознании. –У меня нет желания оправдываться перед Вами и объяснять свои поступки! — ему удалось подавить свое раздражение и произнести слова невозмутимо. Спокойное достоинство, с которым отвечал маркиз дю Плесси, вызвала неожиданную вспышку досады у Жоффрея, погасив гнев. Он сожалел, что не удалось скрыть эмоции перед этим высокомерным красавчиком. И всё из-за того, что всё, связанное с Анжеликой, глубоко трогало его, и с этим не мог справиться даже при всей своей воле. И глядя на холодного, надменного представителя дворянской расы, он не мог понять, как Анжелика, такая утонченная, способная на глубокие чувства, могла полюбить этого солдафона. — Всегда знал, что женщины не способны хранить верность, – сказал он с сарказмом. Жоффрей не удержался от короткого смеха. Усмехаясь, он добавил: – И как превосходно для вас двоих сложилось. Умирает муж, навязанный отцом, и вы, наконец, смогли исполнить вашу давнюю мечту, которую лелеяли в сердцах. И всё-таки Анжелика была моей женой и остаётся матерью моих сыновей. Господин маркиз, она сообщила моим сыновьям, что их отец жив? — Анжелика не знает о вашем письме мэтру Молину. У нее нет сомнений, что ваша жизнь закончилась на Гревской площади. Я утаил от неё причину моей неожиданной поездки в Плимут. Она ни о чём не подозревает. — Вот как! – губы графа Пейрака исказила причудливая улыбка. – Вы так не уверены в силе её чувства к Вам, что даже скрыли правду о первом, так некстати воскреснувшем муже. — Существует причина, для меня весьма значимая, из-за которой я скрыл эту важную новость от Анжелики. Не хотел Вам говорить о ней, но Вы вынуждаете сделать это. Наш ребенок должен родится перед Рождеством. Новость о ребенке явилась для Жоффрея ещё одним подтверждением, что уже несколько лет Анжелика жила другой жизнью и в этой новой жизни для него не осталось места. Это следовало ожидать, как ни горько было осознавать это. — Вот видите, господин маркиз, как для вас все удачно складывается. Мои сыновья со временем будут напоминать вашей жене о прошлой жизни, о которой , я думаю, она захочет позабыть. Люди стараются избегать тягостных воспоминаний, если это в силах. — Господин граф, ваш брак продлился пять лет, но Вам не дано было понять – каким сокровищем Вы обладали! Я не знал ни одну женщину, не исключая и мою мать, кто бы так любил своих детей, как Анжелика! У меня нет сомнений, что если ей придется сделать выбор, она всегда выберет детей. —Но моим сыновьям, лишенным состояния, принадлежащего по праву рождения титула, придется довольствоваться званием пасынков маршала дю Плесси. И, надо полагать, как многие дети родовитых дворян, они станут пажами при придворных дамах или кавалерах, оставаясь невежественными среди разврата и интриг. Удача так изменчива. Фортуна может отвернуться от них. Я хочу, чтобы они развили ум, получили знания, которые помогут им противостоять возможным ударам судьбы. –Господин граф, у меня нет намерения препятствовать возможному желанию Анжелики встретиться с Вами. Скажу даже больше, собираюсь настаивать на вашей встрече. Мне важно, чтобы она сделала свой выбор и приму его. У Вас есть право отца: принимать решения по поводу дальнейшей жизни Флоримона и Кантора. Но со своей стороны, должны дать слово, что не будете удерживать Анжелику силой, если она захочет вернуться во Францию. — Вы поверите слову корсара, авантюриста, изгнанника, лишенного имени? — Господин граф, я не философ, а солдат и привык говорить прямо. Хочу сказать откровенно, что думаю о Вас. Вы не признаете ни веры, ни закона. О ваших деяниях на Средиземном море я достаточно осведомлен. Ваша вина перед королем Франции у всех, кто знает, что корсар Рескатор отправил на дно несколько королевских галер и корабль мальтийских рыцарей, не вызывает сомнений. Но уверен, что Вы человек чести, данного Вами слова! Граф Пейрак, не отвечая, подошёл к массивному, заваленному картами и книгами столу. Какое- то время разглядывал, развернув, потемневший от времени пергамент. Затем он повернулся к стоящему Филиппу и пристально посмотрел на него. — Венеция с высоты птичьего полета, надо полагать, напоминает гигантскую рыбу. Подумал об этом, глядя на карту. Самый прекрасный город в мире. Составляет одно целое с серебристо-серой Адриатикой. Город Тициана и Джордано Бруно. Должен признать, господин маркиз, Вы серьезный соперник. Дела вынуждают меня весной отправиться в Венецию. Путешествие летом для дамы с двумя детьми не станет обременительным. Наша встреча может состояться в этом городе. Вы получите письмо через несколько месяцев с указаниями, где найти меня. Даю слово — Анжелика сможет вернуться во Францию, если пожелает. Направляясь к дверям, маркиз дю Плесси замедлил шаг. Казалось, что он о чем-то задумался. . Но затем он остановился и повернулся к Рескатору. — Господин граф, у ваших сыновей любящая мать! Для их счастья, поверьте, пока достаточно и материнской любви. Флоримон…, он полон огня и воинственного пыла. Знаю, он мечтает лишь сражаться, побеждать и защищать свою честь со шпагой в руке. Кантор…, совсем не похож на брата. Крепыш с серьезными материнскими глазами. Как-то проговорился , что мечтает о море. В Плесси я однажды застал его с моей старой гитарой – извлёк из хлама на чердаке. Кантор перебирал струны, пытаясь сыграть мелодию и напевая… — Прощайте, господин граф!

***

Сын маркиза дю Плесси родился в Сочельник, накануне Рождества, доставив своей матери и повитухе немало волнений и хлопот. Для своего появления он потребовал двенадцать часов. Но когда Анжелика увидела его — красного, оглашающего мир пронзительным криком, осознание произошедшего чуда охватило её. Измученная и обессиленная, с волнением разглядывала сморщенное личико и беспомощное маленькое тельце в руках повитухи. Сын Филиппа…! А его нет с ней в этот день. Одиночество — чувство, такое знакомое Анжелике. Прошло две недели после отъезда мужа. Уехал, ничего не объяснив. От него он не получала писем. Никто не знал, где он и что с ним... Флипо вышел из дома, рассуждая вполне здраво, как он считал. До полудня никто не вспомнил о его скромной персоне. Самое время заняться своими насущными заботами. Ну все с ума посходили в доме маршала после появления наследника! Служанка Тереза и та без умиления не может рассказывать о ребенке: «какой это прелестный херувим, какие у него красивые большие глаза, вылитый господин маркиз». Флипо фыркнул и быстро направился к воротам отеля на Фобур -Сент-Антуан. "Да…! Самое время смотаться на Новый мост. Повидать старых знакомых". Но не успел Флипо дойти до привратницкой, как в ворота нетерпеливо забарабанили. Он тут же вспомнил, хлопнув себя по лбу, что привратник ушёл на кухню: раздобыть что- нибудь из еды на ужин, попросив его – побыть вместо себя. Проворству, с каким Флипо открыл ворота, могли бы позавидовать многие. Господин маркиз и верзила Ла-Виолетт въехали во двор. — Что у вас тут происходит? Где привратник? Госпожа маркиза у себя? Господин маркиз недовольно бросил поводья Флипо. Ошалевший подросток не знал: на какой вопрос маршала ему следует ответить в первую очередь. — Госпожа маркиза в своих покоях с ребенком. — С ребенком…! Когда…, кто родился? — Дитя…, то есть мальчуган! Растерявшийся Флипо вытянул от удивления лицо, заметив на лице своего господина сначала растерянность, которая сменилась смятением. Господин маркиз, перешагивая через две ступени, взбежал на крыльцо дома, на ходу расстегивая плащ. — Фьюю… , — присвистнул ухмыляющийся Флипо. — Что ты себе позволяешь, сопляк! – стоящий позади Ла- Виолетт отвесил ему увесистую затрещину. Быстрыми шагами Филипп поднялся на второй этаж. В галерее замедлил шаг и остановился перед дверью в спальню Анжелики. Переведя дух, распахнул обе половины двери и вошёл в комнату. Анжелика сидела спиной к нему в кресле у камина. Кружева соскользнули с круглого белого плеча. Крошечный малыш в одеяльце и в расшитом мелким жемчугом чепчике, прижатый к материнской груди, жадно сосал молоко. — Тереза, он засыпает, приготовь колыбельку, — чуть слышно произнесла Анжелика, не оборачиваясь. Филипп молча стоял и не сводил глаз с нее и ребёнка. Вероятно, Анжелику удивили молчание и наступившая тишина. Она плавно и осторожно, чтобы не потревожить ребенка, повернула голову. Они молча обменялись взглядами. Глаза Филиппа скользнули по хрупкой шее, белой груди, у которой засыпал ребенок. Глаза Анжелики вспыхнули на какое-то мгновение. Филипп облегчённо вздохнул, увидев трогательную улыбку, в которой были и обида, и радость от встречи.