Воспитание сикигами

      — Че-е-ен!.. Ну сколько раз повторять тебе? Сёдзи — не когтеточка!        Эти и другие, выражающие не меньшее негодование слова разносил по дому звонкий голос Ран, в то время как сама она ходила из комнаты в комнату в поисках нерадивой сикигами. Чен же, притаившись под котацу, зажимала рот ладонями в попытках не засмеяться над суетливостью своей хозяйки, вслушиваясь в её голос и не испытывая ни малейших угрызений совести за свою шалость.        Однако даже в доме ёкая границ не существовало таких мест, в которых было бы возможно скрыться без следа. Это был лишь вопрос времени, когда Ран найдёт Чен, — и, к сожалению последней, это случилось очень, очень скоро. И вот уже Ран возвышается над столом, скрестив руки на груди и сурово щуря свои узкие глаза, пока Чен тщетно пытается забиться подальше от откинутого одеяла, поближе к безопасному краю... А ладонь хозяйки уже тянется к ней, а лицо, на котором ясно читается желание проучить, всё ближе, а наказание — всё реальнее... Чен невольно зажмурилась.        ...Однако вместо ощущения крепкой хватки на вороте органы чувств Чен выхватили из обстановки совершенно иное, не тактильное, а звуковое — тихое ойканье Ран. А уже в следующий миг, не успела Чен и глаз раскрыть, раздалось цоканье — и хозяйка её хозяйки с укором произнесла:       — Ну и что ты собралась с ней делать, Ран? Разве можно бить такую милую сикигами?        Чен опасливо приоткрыла один глаз — и, инстинктивно поняв, что опасность миновала, осторожно высунулась из укрытия. А уж так ей хорошо было видно, как Юкари, сложив руки на груди (в правой держа при этом веер), стоит напротив Ран и сурово поджимает губы. Ран же, стыдливо опустив глаза в пол, выслушивает её распекания, в то время как её уши и все девять хвостов висят, поникнув.       — Но, госпожа Юкари, если не ругать Чен за шалости, она решит, что ей всё дозволено, и опять будет драть сёдзи... — в какой-то момент попыталась возразить она.        Однако не было похоже, что этот аргумент хоть сколько-нибудь убедил Юкари. Окинув Ран снисходительным взглядом, она приподняла её подбородок веером, тем самым заставив смотреть себе в глаза, и ехидно заметила:       — Насколько я помню, следить за тем, чтобы подобное не происходило в этом доме, — твоя обязанность, Ран! А уж как именно ты это сделаешь — не моя забота... если только ты при этом не колотишь нашу кошечку!       — Но... — вновь попыталась было спорить Ран — и тут же была перебита не терпящим возражений:       — Ты меня поняла, Ран?        После такого ей только и оставалось, что сглотнуть и, не сводя глаз с выжидающей Юкари, слабо кивнуть. И бессильно скрипнуть зубами, поймав на себе взгляд Чен, неотрывно следящей за ходом их диалога из-под стола.        А Чен тем временем ликовала. Что ей могла сделать Ран после приказа хозяйки?        Для Чен началась вольная эра.

***

       Маёхига — давно заброшенная людьми деревня. Дикая, неухоженная, она стала прибежищем великому множеству кошек. Просто идя по ней, ты беспрерывно ощущал на себе взгляды мириад блестящих драгоценных камешков-глаз: изумрудных, янтарных, бирюзовых, лазурных, аквамариновых... При этом сами их обладатели оставались неподвижны, наблюдая из своих укрытий и двигая при этом одними лишь зрачками. Просто проходить здесь крайне неуютно, и далеко не у каждого человека нервы выдержат это испытание.        Однако та, кто сейчас шла по заросшим травой тропинкам Маёхиги под наблюдением множества пар кошачьих глаз, была вовсе не человеком.        Сквозь Маёхигу держала свой путь кицуне, Якумо Ран. Она брела неспешно, держалась с достоинством, и ничто в её поведении не выдавало и намёка на тревогу от подобного окружения. Её подбородок был высоко поднят, взгляд — направлен вперёд, спина — идеально ровная, руки — сложены перед собой и надёжно спрятаны в длинных широких рукавах, а девять золотистых хвостов мерно покачивались в такт шагам. Да, ни намёка на страх, тревогу или хотя бы нервозность. Однако в глубине души...        В глубине души некоторая нервозность была. Вот только она была вызвана вовсе не неуютной обстановкой заброшенной деревни, как можно было бы подумать; нет, мысли Ран сейчас занимали совершенно отвлечённые от текущей обстановки волнения. И всё же связаны они были с той, ради кого она сюда пришла.        "Поверить не могу! — с досадой думала Ран, возмущённая до кончиков своих пушистых хвостов. — И эта наглая мелюзга решила перечить мне? Из-за того, как её балует госпожа Юкари, совсем страх потеряла!.."        Да, всё было именно так: даже будучи её сикигами, Чен больше не боялась Ран. Как и опасалась кицуне, заступничество Юкари не прошло для их отношений бесследно: с каждым днём Чен становилась всё более и более дерзкой, даже неуправляемой, а любая попытка научить её хорошим манерам заканчивалась тем, что сама Ран получала в два раза сильнее. В какой-то момент Чен до такой степени осмелела, что, едва Ран замахнулась на неё за очередные порванные амулеты (которые она, Ран, своими руками так долго и кропотливо вырисовывала!), бесстрашно взглянула на неё и выпалила:       — А я всё госпоже Юкари расскажу!        Ран в тот момент настолько опешила, что даже дар речи потеряла. Уже после она ощутила, как глупо и позорно выглядела в этой ситуации, и к её щекам прилил жгучий румянец стыда от одного воспоминания о фразе "А я всё госпоже Юкари расскажу". Ран точно втоптали этими словами в грязь и лишили последних крупиц авторитета в их доме. Словно она не гордая кицуне, а пустое место, с которым нет смысла считаться Чен. Болванчик, который существует лишь для того, чтобы получать тумаки вместо неё. А удары зонтиком от Юкари очень даже болезненные, между прочим...        Но даже не в физической боли дело. А дело всё в унижении, в моральном унижении!        Почувствовав, что ситуация практически вышла из-под контроля, Ран поняла, что больше не может её так оставлять. Она стала думать, как бы убить двух зайцев одновременно: и Чен преподать эффективный урок, и по возможности не нарушить приказов собственной госпожи. Ран думала напряжённо, думала в перерывах между выполнением своих прямых обязанностей и получением наказаний за шалости своей сикигами.        Наконец, она придумала. План настолько простой и изящный, что даже Юкари бы её за него похвалила. Именно ради претворения этого плана в жизнь Ран сегодня и пришла в Маёхигу.        Пока она шла по тропинке, кошки провожали её взглядом. Однако в какой-то момент звериные инстинкты позволили ей заметить, как некоторые из них всё же покидают свои наблюдательные посты, тихо, но стремительно удаляясь дальше по её маршруту. Ран едва удержала просящуюся на губы улыбку. "Правильно, сообщите уж вашей главной о незваной гостье", — довольно подумала она, благодаря своей особой связи с сикигами прекрасно зная, к кому именно они все идут.        Впрочем, даже не будь у них этой связи, Ран бы всё равно без особого труда нашла Чен в этой деревне. Спустя некоторое время блужданий среди заброшенных, полуразрушенных домов и высокой травы в развалинах одной из построек её глаз ухватил силуэт, совсем не похожий на обычную кошку. И, судя по тому, как напряглась эта фигура, она тоже заметила Ран.        Ран уверенно развернулась и направилась прямиком к постройке — старому ангару. По мере её приближения во тьме зажигалось всё больше и больше разноцветных кошачьих глаз, до краёв заполненных любопытством — а силуэт их главаря так и оставался неподвижным, и в его блестящих алых глазах читалось напряжение зверя, встретившего кого-то более опасного, чем он сам. В красках представляя, какие вопросы сейчас вертятся в голове у её "цели", Ран удовлетворённо улыбнулась и аккуратно вступила в ангар.       — Что ж, приветствую лидера кошек Маёхиги, — произнесла она, обманчиво почтительно поклонившись.        Пару секунд висела тишина — а затем Чен спрыгнула с завалов, на вершине которых всё это время сидела, и, отважно вступив в столб яркого света, льющегося из дыры в потолке, осторожно спросила:       — Что вы тут делаете, госпожа Ран?..        Ран поднесла руки ко рту и усмехнулась в рукава. Затем она хитро прищурилась и, склонив голову набок, произнесла:       — О, ничего особенного, Чен. Просто хочу ещё раз обсудить те спеллкарты, которые ты на днях порвала.        Её тон был спокойным и мягким, но инстинкты Чен работали достаточно хорошо, чтобы почувствовать таящуюся в этой мягкости опасность. Глаза некоматы забегали по комнате, будто она оценивала количество свидетелей. Судя по напряжению на её лице, вердикт оказался неутешительным: кошки находились буквально в каждом углу, даже там, где Ран их видеть не могла. Наконец, Чен сглотнула и с нажимом начала:       — А разве мы с вами не обсудили всё в этой ситуации?        Ран не смогла сдержать торжествующую улыбку. По мечущемуся взгляду Чен она поняла, что та в полной мере прочувствовала угрозу, исходящую от хозяйки, но всё никак не могла взять в толк, что именно Ран собирается использовать против неё, и от этого лишь больше нервничала. От подобного состояния своей сикигами Ран получала поистине садистское удовольствие, так что даже не смогла удержаться от драматичной паузы, желая как можно дольше насладиться первым за довольно продолжительный период мгновением власти. "Впрочем, к счастью, далеко не последним", — мысленно добавила она, прежде чем прикрыть глаза и, покачав головой, наконец-то объявить:       — Вовсе нет: мы так и не установили, какое наказание ты за это понесёшь.        Ран медленно приподняла веки, лишь чтобы в последний момент заметить, как вздрогнула от её слов Чен — и как после этого встревоженно закачались её хвосты. Впрочем, на этот раз Ран больше интересовала даже не её реакция; нет, внимание кицуне было приковано скорее к окружающим их кошкам. А те, как успела понять и их лидер Чен, сейчас с особенным интересом наблюдали за их маленьким диалогом...        В этот момент глаза Чен широко распахнулись, а на лице появилось выражение осознания: она наконец-то поняла, в чём именно заключался план Ран. Пришедшей в её обитель, где она так долго и упорно старалась сплотить кошек под своим началом, где по крупицам собирала свой авторитет лидера... Ран, прекрасно знающая, насколько этот авторитет хрупок, не вызвала её к себе, а пришла прямо сюда, чтобы распекать её на глазах у потенциальных подчинённых (которым она так хвасталась своей независимостью и безнаказанностью!).        О да, именно в этом и заключался план Ран. Понимая, что ударить по самой Чен она больше не может, Ран решила прибегнуть к подобной хитрости и ударить по её власти над всеми этими кошками. И, видя, что Чен наконец-то осознала, в каком положении находится, Ран наконец-то в полной мере смогла осуществить этот план. Сделав шаг к Чен (та инстинктивно отшагнула назад, наполовину выходя из столба света), Ран, невозмутимо покачивая своими хвостами, с наслаждением продолжала:       — Да, наказание. Ты же не думала, что уничтожение результатов моих кропотливых трудов так просто сойдёт тебе с рук? Вернее, — Ран оскалилась и сделала ещё один шаг к Чен, — что я позволю остаться тебе безнаказанной?        С этими словами она остановилась напротив и одарила Чен торжествующим взглядом сверху вниз. Чен невольно сжалась, бессильно наблюдая, как наслаждаются этой сценой её "подчинённые" — точно для них это было просто шоу, происходящее с незначительной фигурой. И как после такого к ней кто-то станет прислушиваться?..        А Ран тряхнула головой и, не давая ей и рта раскрыть, с обманчивой заботой продолжала:       — Впрочем, ты, конечно, всё ещё можешь избежать этого... — Уши Чен навострились, а в глазах блеснул огонёк надежды — но тут же потух, едва прозвучали следующие слова Ран: — Если победишь меня в дуэли даммаку.        Чен нервно сглотнула. Состоя в отношениях хозяйки и сикигами, они обе прекрасно понимали, что, пусть близость Ран и усилила Чен в разы, это не идёт ни в какое сравнение с собственной силой Ран — так, лишь жалкая доля оной. Исход битвы предрешён. И, учитывая, что уже одно присутствие Ран и факт отчитываний неслабо ударили по репутации Чен среди кошек (она прекрасно слышала насмешку в мяуканье, которым некоторые из них обменивались в глубинах ангара и за его пределами сейчас), поражение в дуэли уничтожит последние крохи уважения, которое она с таким трудом собирала всё это время.        И всё-таки у Чен, как ей казалось, ещё оставалось оружие против хозяйки.       — Но, госпожа Ран, разве вам... — сделала было робкую попытку возразить она — и тут же была перебита насмешливым:       — О, ты, кажется, думаешь обратиться к кому-то за помощью? Неужели, — Ран поднесла руку к подбородку, — сильные и независимые лидеры ищут заступничества у могущественных ёкаев?        С разных сторон послышалось оживлённое мяуканье. Чен вздрогнула — и покраснела до кончиков ушей, а её хвосты закачались так бешено, как крылья у стрекозы. Ран удовлетворённо усмехнулась. Всё это время она держалась вне круга света, но в этот момент наконец-то вступила в него и, положив ладонь на плечо Чен (та уже инстинктивно собиралась броситься прочь во тьму и забиться в самый чернильно-чёрный угол), склонилась прямо к её уху.       — Госпожа Юкари запретила тебя бить и жестоко ругать в принципе, — произнесла она так тихо, что вряд ли даже хоть одна из кошек, их окружающих, могла их услышать, — но запомни, Чен: если ты продолжишь пакостить и считать, что я оставлю всё как есть, то я буду бить не тебя, а твою репутацию в Маёхиге и твои труды по сплочению бродячих кошек. Веришь или нет, но уж на эту-то часть твоей жизни госпоже Юкари глубоко плевать. Ну, Чен, — уже громче продолжала она, выпрямляясь и со сладкой улыбкой глядя на бледную, напуганную сикигами, — ты всё уяснила? Или желаешь как-либо изменить моё решение через дуэль даммаку?        Чен только и могла, что, замявшись, нерешительно мотнуть головой.       — Нет, я вас поняла, госпожа Ран… — прошептала она — и быстро опустила глаза, вконец униженная развернувшейся сценой. Она даже представить боялась, что будет, если она попытается спорить…        Ран же подарила ей ещё одну очаровательную улыбку и удовлетворённо кивнула.       — Вот и славно, — произнесла она — и, донельзя довольная результатами своих педагогических усилий, не удержалась и погладила Чен по голове. И пока та в смущении поправляла чепчик, Ран, выпрямляясь, заключила: — Надеюсь, нам не придётся повторять этот разговор дважды.        Чен ничего не ответила, лишь взглянула на неё исподлобья, обиженно насупившись. А торжествующей победительнице Ран только это и нужно было: в этот момент она окончательно уверилась, что уж теперь-то Чен не будет такой неуправляемой, а количество ударов зонтиком, которые получает она, Ран, от Юкари, сократится хотя бы вдвое.

***

      — ...А Чен-то в последнее время стала совсем паинькой — ну просто золото, а не кошка!        Эти слова были сказаны Юкари, играющей с Чен у себя дома. Ран, к которой они явно были обращены, остановилась, позволив чайному сервизу на подносе звякнуть, и взглянула на хозяйку. Та была настроена абсолютно благодушно, ни намёка на иронию или сарказм не читалось на её лице и в её расслабленной позе. Ран усмехнулась себе под нос, и Юкари подняла на неё глаза и смерила долгим любопытным взглядом.       — Признавайся, что ты сделала с нашим озорным котёнком, а, Ран? — наконец, с дружелюбным подначиванием спросила она.        Ран ответила не сразу. Прежде она отнесла поднос к месту чаепития и поставила его на столик. После этого она выпрямилась и, не сдержав хитрой и одновременно горделивой улыбки, загадочно объявила:       — О, не беспокойтесь, госпожа Юкари: всего лишь опробовала один новый педагогический метод без применения насилия!        Юкари окинула её оценивающим взглядом с головы до ног — а затем хихикнула в кулак.        А в следующий миг Ран испытала чувство, которого не испытывала, наверное, с тех самых пор, как была лисёнком: внезапно на её голову легло нечто тяжёлое — и уже мгновения спустя она ощутила поглаживания между ушей. Едва она осознала, что случилось, румянец прилил к её щекам, и она быстро взглянула на Юкари. А та, правой рукой продолжая играть с Чен, держала левую в раскрытом портале и, хихикая, наблюдала за реакцией своей сикигами.       — Рада, что этот метод оказался действенным! — заявила она и принялась с ещё большим упоением гладить Ран по голове.       — Госпожа Юкари! — воскликнула Ран со смесью смущения и шутливого негодования.        Юкари на это лишь рассмеялась, а Чен — отвлеклась от кисточки на верёвке и с интересом взглянула на свою хозяйку. Ран же... Она не могла не признать, что это старое, давно забытое чувство, сравнимое с теплом разлившегося в груди хорошего саке, ей очень, очень приятно.        Так в доме Якумо воцарился мир. До первых обрывков веера Юкари, которые Чен, как и прочие следы своих "преступлений", с тех пор научилась лучше прятать.