~
— Что это за место, Ксави? — спросила Геката, оглядываясь вокруг, ее рука крепко сжимала его ладонь, поскольку ее разум был на пределе. Лес, окружающий их, шептал ей, рассказывая о тайнах, которые она не могла постичь. — Мое место, — ответил он, взглянув на взволнованную девушку, когда двое друзей подошли к сараю, который был почти посреди леса. — Уимс позволила мне устроить здесь свою собственную студию после того, как я расчистил это место. — Ну, я начинаю к этому привыкать, — пробормотала Геката, слегка пожимая плечами, прежде чем Ксавьер мягко потянул ее за руку к двери. Они вдвоем вошли в сарай, и глаза Гекаты расширились. На множестве холстов, освещенных фонарями, были раскинуты замечательные произведения искусства. Но один особенно бросался ей в глаза. — О боже… — выдохнула она, ее рука аккуратно потянулась к картине. Перед Гекатой была ее нарисованная версия. Ее рука была вытянута вперед, пока она сидела на кровати в своей комнате, волк, которого нарисовал и оживил Ксавьер, бегал вверх по ее руке, а ее лицо выражало самую чистую радость, когда она смотрела на маленького волчонка. — Ты нарисовал это? — прошептала она, повернув голову, чтобы посмотреть на Ксавьера, который выглядел смущенным с его раскрасневшимися щеками и обеспокоенным выражением лица. — Это прекрасно, Ксавьер. — Думаешь? — Ты сделаешь на этом карьеру, — честно сказала Геката, когда ее взгляд вернулся к портрету. Она не была шокирована — как, возможно, были бы многие — тем, что он ее нарисовал. Она была по-настоящему впечатлена его мастерством. — Я боялся, что тебе не понравился, — признался он с мягким смешком, но она быстро покачала головой. — Как мне могло не понравиться? — спросила она, не глядя на него. — Ты же нарисовал меня с рабочей стороны, — они оба рассмеялись, прежде чем звуки в комнате растворились в тишине. Вздохнув, Геката повернулась и подошла к своему другу, грустно улыбаясь. — Раньше я тоже рисовала. На самом деле, довольно хорошо. — И почему перестала? — спросил он ее, слегка наклонив голову, заглядывая в глаза, пока она стояла рядом с ним, осматривая сарай, который он превратил в свою художественную студию. — Потому что… — когда Геката собиралась ответить, ее брови нахмурились, а взгляд привлекла одна из картин. Она медленно приблизилась и увидела очертания существа, которого не могла идентифицировать. — Потому что я не была достаточно серой и угрюмой, — медленно произнесла она, не отрывая глаз от незаконченной картины. — Почему ты настаиваешь на том, чтобы рисовать всеми этими красками, мой маленький подсолнух? — спросила Мортиша Аддамс свою девятилетнюю дочь Гекату, входя в комнату девочки. — Потому что они красивые, мама, — тон девушки не был монотонным и печальным, как у других членов ее семьи. Геката Аддамс была мягкой душой с нежным и добрым сердцем. Ее голос всегда был игривым, и это совсем не нравилось другим Аддамсам. На холсте перед Гекатой было множество цветов. Все они варьировались от роз до маргариток, подсолнухов и хризантем. Цвета тоже были разнообразными: белый, красный, желтый и оранжевый. — Почему бы тебе не нарисовать для мамы увядающую розу? Это красивее, чем… эти ужасные разноцветные цветы… — Они называют меня своим «маленьким подсолнухом», — Геката использовала указательный и средний пальцы на левой и правой руке, чтобы процитировать своих родителей. — Но все же… им никогда не нравилось, когда я их рисовала. Им было это отвратительно, — Геката, наконец, оторвала взгляд от незаконченной картины и повернулась к своему другу, надув губы. — Я никогда не была достаточно хороша для них. Уэнсдей была. — Ты достаточно хороша для меня, Геката. Достаточно хороша для любого. На самом деле… — Ксавьер оборвал себя, раскрыв объятия, приглашая Гекату обняться, чтобы попытаться немного утешить ее. Девушка с радостью подчинилась, и вскоре, когда ее голова прижалась к его груди, она почувствовала, как рука парня мягко провела пальцами по ее волосам -… ты лучше всех остальных. — Спасибо тебе, Ксави, — пробормотала она, еще крепче обнимая своего друга. Никогда еще она не была так благодарна своим родителям за то, что они решили перевести ее в Академию Невермор.~
Когда Геката шла по коридорам одна, а ее белая ночная рубашка касалась ног при каждом легком шаге, она не подозревала о полных ненависти глазах, которые наблюдали за ней. Толстовка Ксавьера свободно висела на ней, а пальцы, теребившие рукава, выдавали ее легкое беспокойство. Она оглядывалась через плечо, ведь ощущение того, что за ней наблюдают, медленно овладевало ей. С тех пор как произошел инцидент с бедным черным котом, появившимся на пороге ее комнаты, она боялась оставаться одна. Она не знала, кто наблюдал за ней, и не нажила ли она себе врагов. Она ненавидела неизвестность. — Солнышко больше не греет, м? — обернувшись на звук чьего-то насмешливого голоса, Геката столкнулась лицом к лицу с Бьянкой. Девушка метала кинжалы взглядом в Гекату. — Бьянка? — ее страх усилился, когда она поняла, что была совсем одна в этом пустом коридоре. Даже если бы эти каменные стены обрушились на нее, это все равно была бы более милосердная смерть, чем та, что приготовила для нее Бьянка. — Ксавьер мой, — сирена усмехнулась, что заставило Гекату нахмуриться. — Он не… — Если ты сделаешь хотя бы движение в его сторону… — Геката заметила, как лезвие выскользнуло из рукава формы Бьянки. -… я прерващу твою жизнь здесь в сущий ад, — когда Бьянка приблизилась к Гекате, девушка услышала отдаленные выкрики своего имени. Голос был похож на Энид, но девушку нигде не было видно. — Энид? — прошептала она, прежде чем отвернуться от Бьянки, и медленно побежать прочь от упомянутой сирены. — Энид! — Геката! — Энид! — закричала Геката, садясь прямо. Прохладные капли пота катились по ее лицу, пока она чувствовала себя немного ошеломленной. — Гекки, ты в порядке? — тихо спросила Энид, присаживаясь на край кровати и нежно потирая спину блондинки. — Д-да, порядок. Просто… кошмар приснился.