be my daddy

      Джимми вышел из машины и с силой захлопнул дверь, совсем не жалея недавно купленную малышку. После неудачной ссоры с Томми у него не было настроения, вдобавок ко всему ему пришлось ехать за Генри, который, видимо, забыл об ужине в доме Полли, к его родителям. Он поправил излюбленный пиджак, поднялся по невысокой лестнице и постучал ровно три раза. За дверью послышался шум, и через некоторое время она открылась, а на пороге оказалась молодая девушка, которая недовольно скорчила лицо, пережевывая что-то. Как только её томные глаза встретились с глазами Джимми, она замерла, перестав работать челюстями.       На ней были пижамные штаны и совсем короткая майка, открывавшая обзор на плоский живот, которым одарила её природа. Волосы были слегка встрепаны — вероятно, она только проснулась. Что за мода у молодежи так поздно просыпаться? Чем они занимаются всю ночь?       — Здравствуйте, — первой голос подала она, поспешно проглотив оставшуюся во рту еду.       — Здравствуй, — Джимми провел языком по уголку губ, поневоле повторив движение собеседницы, которую он впервые видел. Кем она приходилась Генри? Любовницей? — У тебя тут осталось, — Конвей не знал, что сказать, и лишь поднял правую руку, чтобы вытереть большим пальцем заварной крем с нижней губы девушки, которая не отпрянула от него ни на шаг, даже не вздрогнула.       Белое пятно жирным слоем осталось у него на коже, и он, удерживая зрительный контакт, провел языком по его подушечке, пробуя на вкус крем и миловидную особу, что улыбнулась одними губами, тут же поджимая их в единую линию. Эта игра ей нравилась, но тут подоспел Генри. Тоже в пижамных штанах. Точно, любовница.       — Джимми! Какими судьбами? Моя сестра не пускает тебя в дом? — Хилл крепко обнял приятеля, метнув взгляд на девушку, которая закатила глаза так, что Конвею это показалось забавным.       — Нет, Генри. Я боюсь, что ты забыл про ужин у Полли, — мужчина говорил с улыбкой на лице, то и дело поглядывая на незнакомку, которая не торопилась уходить и внимательно наблюдала за ним, скрестив руки на груди. Лямка тоненькой майки аккуратно съехала по её плечу, и у Конвея пересохло в горле.       — Черт, и правда, забыл. Подожди меня, а ты, Т/И, позаботься о госте, — парень пригрозил сестренке пальцем и тут же удалился вглубь дома, а она только усмехнулась, не придумав ничего ему в ответ.       Они молчали ровно минуту. И все это время смотрели друг другу в глаза, не думая даже оторваться. Джимми сдался первым, опустив взгляд сначала на её тонкую, усыпанную веснушками шею, а потом — на упавшую лямку. Его рука вновь потянулась вперед, и, слегка дотронувшись до кожи, он аккуратно поправил её. Затем раскрыл ладонь и расположил её на плече Хилл, которая наклонила голову чуть набок, кусая внутреннюю сторону своей щеки.       — Так лучше, — заговорил он хрипловато и перед тем, как убрать ладонь, прошелся ею по всему предплечью Т/И. — Так ты его сестренка?       — Ага, — она заулыбалась пуще прежнего, проходя в дом и как бы приглашая его за собой. Не стоять же ему на пороге. — А ты типа его друг?       — Ага, — Джимми закрыл за собой дверь и проследовал за ней. А она уже взяла в руки тарелку со спелой вишней, затем плюхнулась на диван, и Конвей, не дождавшись приглашения, сел рядом. — Уютно тут у вас.       — Спасибо, — поблагодарила она его без особого энтузиазма, но продолжила смотреть ему в глаза, держа меж подушечек пальцев веточку с темно-розовой ягодой на конце. — И чем вы занимаетесь? Брат отваливает столько кусков на мои карманные расходы, с ума сойти можно. — она обхватила зубами вишенку и оторвала её от кисти, аккуратно разжевав. Джимми готов был поклясться, что в жизни не видел людей, столь привлекательно поедавших ягоды.       — Строительством, — он думал недолго, совсем по-хозяйски откинувшись на мягкую спинку дивана. Конечно же, он врал, но по лицу Т/И было видно, что она не поверила. Умная девочка.       — Руки Генри не похожи на руки строителя, — она гоняла косточку языком, поджав ноги к груди. — Твои, наверное, тоже, — ядрышко выпало из ее рта прямо в тарелку, и Джимми протянул свою руку в сторону Хилл. В третий раз.       — Проверь, — долго ему ждать не пришлось. Она оставила посуду с ягодами покоиться рядом на диване, а сама двумя руками приняла ладонь Конвея. Одна из них гладила тыльную сторону, а вторая — внутреннюю. Его руки были грубыми, но мягкими одновременно. — Ну, что?       — Твои тоже, — отпускать она не торопилась и лишь поместила его руку на своей коленке. Мужчина несильно сжал её ногу, почувствовав, как его ладонь накрыла чужая. — Они у тебя холодные.       — Хочешь согреть? — Джимми придвинулся ближе, как только тарелка, прежде стоявшая между ними, оказалась на журнальном столике.       — С твоего позволения, — между её пальцев оказалась очередная вишня, на этот раз без ветки. — Хочешь? — это был риторический вопрос, и Конвею оставалось лишь послушно приоткрыть рот, чтобы ощутить прикосновение чего-то теплого и мягкого к шершавым губам. Вслед за этим на язык упала ягода, и он принялся жевать, спуская руку чуть ниже, на ляжку Т/И.       — Сколько тебе?       — Двадцать один.       Джимми кивнул, перекатывая во рту круглую косточку. Его большой палец гладил приятную ткань пижамных штанов, пока остальные редко сжимали ногу девушки. Оба всё так же смотрели друг другу в глаза, внимательно изучая новые лица: каждый шрам, родинку, прыщ. Конвей детально разглядывал черты Т/И, чувствуя чужие пальцы, что нежно поглаживали его чуть волосатую, крепкую руку. Она проходилась по кольцу на его среднем пальце, по позолоченным часам на запястье.       — А тебе? — она улыбнулась, чуть наклонившись к лицу мужчины, ощущая его горячее дыхание, что пропиталось запахом сигарет.       — Тридцать пять, — он улыбнулся в ответ, двинувшись ей навстречу. — На старичков тянет?       Открытый флирт прервал топот Генри на лестнице. Тот спускался как угорелый, на ходу надевая обручальное кольцо, ибо знал о том, что Карен начнет злиться. Рука Джимми отлипла от ноги Т/И. Он встал с дивана, выплевывая косточку в тарелку на журнальном столике и неспешно направился к входной двери, пока Хилл обувал туфли.       — Т/И, поблагодари родителей от меня, ладно? — Тот всунул в одну руку сестры сотку баксов, а во вторую — пять таких же зеленых купюр. — До встречи, — он чмокнул девушку в лоб и покинул прихожую, уверенно направляясь к машине Джимми.       — Пока, Джимми, — она подняла кулак с деньгами и помахала ею в знак прощания. Конвей, усмехнувшись, подошел к ней ближе. Его руки обвили её талию, а её — шею мужчины. — До встречи?       — Постараюсь навещать вас чаще, — перед тем как отстраниться, он подмигнул и, развернувшись, тоже вышел из дома.       Так он и делал. Правда, не ежедневно, но все-таки навещал. Почти каждый будний он стоял, облокотившись о свою машину, и ждал Т/И, которая посещала занятия в университете. Он выучил её расписание и приезжал к учебному заведению вовремя, вальяжно покуривая сигарету, пока она шла, подобно главной героине фильма, хохоча с подружками. Студенты молча наблюдали за тем, как он открывал перед ней дверь, как приветливо ей улыбался, нежно её обнимал и бережно гладил по ровной спине. Забирал её с гулянок с друзьями, борясь с ревностью, которая оккупировала его мозг каждый раз, стоило Т/И появиться с какой-нибудь шпаной, что просиживала жизнь в окружении рухляди, бегая за каждой юбчонкой. Его охватывало бешенство, как сорвавшегося с поводка злого пса, но благодаря остаткам здравого смысла он понимал, что не имеет ни малейшего права вмешиваться в личную жизнь своей… девушки? Подруги? Кем они друг другу приходились?       И вот, в очередной раз Джимми разузнал у Генри местонахождение Т/И и помчался прямиком в сторону кинотеатра. Он ехал плавно, не торопясь, и, когда подъезжал к остановке, заметил знакомую фигуру. Хилл жевала карамельную конфету, совсем по-детски улыбаясь рассказу подруги, что экспрессивно жестикулировала руками, повествуя, наверное, о самом лучшем дне в её жизни. Джимми усмехнулся и медленно припарковался у тротуара, где на лавочке сидели ребята.       Один из парней, покуривавший сигарету, заметил знакомую машину и, сдержанно улыбнувшись выходящему из нее водителю, пихнул Т/И в плечо. Та наконец оторвалась от приятельницы и оглянулась, чтобы взглянуть на друга, который потревожил её.       — Чего тебе?       — За тобой приехали, — пискнул кудрявый, кивая в сторону Конвея, стоящего около автомобиля. Помимо Т/И, на мужчину посмотрели все шестеро, выдавливая улыбки, и только одна из них была искренней.       Хилл даже не удосужилась попрощаться с друзьями, спросить о продолжении истории или хоть как-то посмотреть на остальных. Она вскочила с места, уверенно шагая к Джимми. Он уже раскинул руки и еле удержался на ногах, стоило девушке прыгнуть ему на шею, звонко смеясь. Её дыхание пропахло клубничной карамелью, перемешавшись с духами, запах которого стал таким родным.       — Что это ты ешь? — Конвей опустил девушку на землю, оставив руки покоиться на её талии.       — Карамель, — она пальцами вынула из-за щеки заметно уменьшившуюся в размере конфету и протянула мужчине. Тот принял приторную сладость зубами, разжал челюсти и почувствовал, как полость рта его наполнилась чем-то кисло-сладким. — Невероятно. Тебя до дома?       — Если можно.       — А когда я тебе отказывал?       Спустя несколько месяцев Джимми и Т/И начали проводить время вместе чаще, чем обычно. Конвей словно сошел с экрана гангстерского фильма _ занимался своими делами и уделял должное внимание Хилл. Та, в свою очередь, хорошо училась и позволяла себе гулять с Джимми, что нежно за ней ухаживал и заботился, переживая об её успеваемости. Т/И в тайне от Конвея подрабатывала машинисткой у преподавателей с кафедры английской литературы. Она печатала для них тексты контрольных, экзаменационные билеты, расписания занятий на семестр, лекции и примечания к ним, списки литературы для самостоятельного изучения. В конце концов даже перепечатала целый роман, но не смогла опубликовать из-за многочисленных ссор с наставниками. У Хилл был бойкий характер, и в университете её частенько поддевали тем, что она кувыркается в постели со стариком, другом своего брата, и как-то раз преподаватель физики назвал её потаскухой Конвея. Это не осталось без внимания, и после этого мистера Уллмана никто не видел. Генри, Томми и Джимми хорошо об этом позаботились.       Отношения между Конвеем и Хилл заметно улучшились. У них было мало что общего, и оба были слишком разными, но такими похожими. Это замечали не только Генри и Томми, но родители девушки. Генри, кстати, очень легко отнесся к тому, что у его сестренки могло что-то получиться с его лучшим другом, мужланом тридцати пяти лет, по совместительству гангстером. Обычно парень, как и подобало всем старшим братьям, имел привычку пинать под зад всех ухажеров Т/И. Да и у неё не было привычки ссориться с ним из-за парней, которые дарили ей уличные цветы и пытались потрогать прелести под рубашкой, где-нибудь в укромном и темном месте. Она сама даже жаловалась Генри, и тот, конечно, приходил в ярость, готовый выпотрошить из обидчика все внутренности. Но, как только Хилл связалась с Джимми, юноша спокойнее относился к её поздним гулянкам, потому что был уверен в нем на все двести процентов. Родители, сами особо, не возражали, несмотря на то, что Конвей был младше мистера Хилла всего на десять лет.       Т/И часто ночевала у него дома, и Джимми больше не завтракал, обедал и ужинал в одиночку. Он делился с ней вещами и порой, надевая на себя рубашку, чувствовал её призрачный запах. Будто бы она была совсем рядом, хотя на самом деле отсыпалась у себя дома или гуляла после занятий с подружками. Последние часто умоляли рассказать им о Джимми: о том, какой он за закрытыми дверьми, в отношениях, в постели! Хилл гордо молчала, понимая, что с Конвеем у них непонятные отношения. Слишком хорошая дружба? Они еще не занимались любовью, но имели привычку делить друг с другом постель и целоваться. Впервые они попробовали это в квартире у мужчины, но дальше у них не доходило. Они тесно обнимались, открыто флиртовали, целовались в машине, на пляже, в ресторане, в библиотеке, под солнцем и дождем, на диване и на полу, но разговоров насчет них как пары никогда не было. Может, они еще не были готовы? Или кто-то из них еще не был готов?       Впрочем, слишком долго они терпели тяготы глупых взаимоотношений: ни туда, ни сюда. Уже настала пора покончить с этим, и Конвей с Хилл прекрасно это понимали, все больше размышляя об этом где-то на подсознательном уровне. Чаще всего в одиночестве, когда оба находились в своих спальнях, смотря на луну, что хорошо виднелась в окне. И разве не ощущали они время от времени каким-то шестым чувством безмолвное присутствие друг друга? Когда кто-то из них думал об идее стать парой, признаться в чувствах, то другой, что мог просто сидеть рядом, смотрел на него с искрой в глазах, как бы говоря: «Давай! Сделай это! Я обязательно отвечу взаимностью!»       Теперь же, при ярком свете утреннего солнца, стоя спиной к Джимми и погрузив руки в мыльную воду для мытья посуды, Т/И решалась приступить к неизбежному. Конвей сидел на стуле, чтобы девушке было не так одиноко. Он думал о том, что необходимо сделать прямо сейчас, ни минутой позже, иначе будет совсем поздно. С такими мыслями он провалился куда-то в облако мыслей, преследуемый образом Т/И.       — Малышка, — неожиданно выдал он, быстро заморгав, чтобы вырваться из транса. — Я хочу поговорить с тобой о том, что будет лучше для меня и тебя. Нам давно следовало это обсудить.       — Обсудить что? — ей пришлось приложить огромные усилия, чтобы голос не дрогнул. Она предполагала, что Джимми предложит ей оставаться друзьями, что он нашел себе женщину и у них скоро свадьба, что он переезжает в другую страну, готовилась узнать всё самое плохое, но услышала странную вещь.       — Нас. Меня и тебя. Джимми Конвея и Т/И Хилл, — девушка вынула руки, вытерла их полотенцем, что висело на стене, и села напротив мужчины, поджимая босые ноги под себя.       — Ты хочешь перестать общаться со мной? Хочешь оценить отношения со стороны? Или ты нашел себе женщину, которая носит твоего ребенка, и вы переезжаете в Стовингон? — поток вопрос лился как из водопада. Т/И сжимала пальцами край его футболки, что была сейчас на ней. Её сердце билось словно сумасшедшее, отдавая неприятными стуками в ушах. Она ожидала утвердительного ответа и не дышала, пытаясь остановить слезы, которые должны были вот-вот подступить к глазам и сползти по щекам вниз, по подбородку, впитаться в его футболку.       — Стой, тише, — Конвей вскинул ладони вверх, пытаясь успокоить девушку, которая дрожала всем телом, еле удерживая себя в руках, чтобы не зарыдать. Он понял, что не так сформулировал вопрос и ответ, и почувствовал, что начинает злиться на себя. В голове вспыхнули вспышки гнева и закрутились горькие упреки самому себе. — Ты чего так? Никто не носит моего ребенка, никто никого не нашел, и никто никуда не переезжает, — он произнес это спокойно и встал со стула, подошел к сидящей напротив Т/И. Она встала вместе с ним. — Я лишь хотел сказать, что влюблен в тебя и хочу перейти на новый этап отношений. Прости старика, ладно?       Хилл отпустило, и она перестала дрожать, боясь, что останется без единственного человека, который понимал её, несмотря на то, что был абсолютной противоположностью ей. Она засмеялась, переварив сказанные ею самой слова, которые были исключительно результатом переживаний, и обняла мужчину за шею, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, и засмеялась пуще прежнего. Джимми смеялся вместе с ней, подхватывая её за талию и крутя в воздухе.       — А теперь… тебе нужно время, — он говорил серьезно.       — Что? Для чего?       — Для того, чтобы понять, с кем ты собираешься встречаться: со мной или с этой футболкой, которую не снимаешь уже вторую неделю?       — Джимми, что за чушь ты несешь?       — Чушь? А мне показалось, что я предложил тебе стать моей девушкой.