Засыпает дом метелями

Дом и правда был замечательный, хозяин нисколько не приукрасил. Крепкое деревянное строение с аккуратной черепичной крышей, большими окнами, днем дающими много света, при этом добротный, не впускавший внутрь зимнюю стынь. Даже просторная терраса имелась — самое то, чтобы теплыми летними вечерами устраивать посиделки и любоваться закатами. А еще — широкий двор, где хватило бы места и для уютной беседки, и для садовой мебели, и для шикарных цветников. Нельзя было представить более удачного места для уединенных романтических вечеров, суетливо-радостной семейной жизни, шумных дружеских сборищ по поводу и без… В этом доме хотелось жить. Хотелось обживать, обустраивать, приводить в порядок на свой собственный вкус. Хотелось найти каждой комнате свое применение, хотелось сбегать сюда от городской суеты, хотелось приглашать сюда друзей, которым — Кот нисколько в этом не сомневался — тоже придется по душе этот теплый во всех смыслах дом… Но до лета было еще далеко. И любоваться сейчас можно было разве что огромными искрящимися сугробами, укутанными в кружевной иней березами да заснеженными пышными елками. Одна из них, растущая посреди двора, сейчас светилась огоньками гирлянд и переливалась разноцветными елочными шарами, как будто приглашала к празднику сразу же от ворот. Но главный сюрприз был в доме. Точнее, даже два…       — Кот, это что? Мура в замешательстве рассматривала уютную гостиную, новогодний декор, празднично накрытый стол. Теперь становилось понятно, где Ионов пропадал каждую свободную минуту, отделываясь загадочными улыбками и многообещающими туманными репликами — и выловить его для серьезного разговора Жене никак не удавалось. А ведь так не хотелось тянуть до последнего, до праздничной ночи…       — А это теперь наш дом, — не скрывая сияющей улыбки, отозвался Кот и выдвинул стул. — Тебе нравится? Мура машинально кивнула, чувствуя себя также муторно, как во время штормящей качки. Все недосказанное читалось по Васиному лицу как по открытой книге. Судя по его виду, он уже распланировал, где здесь будет их спальня, где — детская для пары-тройки детей, где игровая площадка, а где зона отдыха для друзей-сослуживцев, которые будут приезжать к ним на выходные и майские… Не хватало только пресловутой бархатной коробочки и заветных слов.       — Жень, я хотел тебе кое-что сказать, — явно волнуясь, начал Ионов и потянулся к карману до сих пор не снятой куртки. — Я…       — Мне тоже нужно с тобой серьезно поговорить, — торопливо перебила Мура, не давая ему возможности произнести роковые слова.       — Ну давай ты первая, — улыбнулся Кот, хотя во взгляде мелькнула подступающая тревога — уловил в ее голосе что-то не слишком хорошее. Знаменитая кошачья интуиция сработала безошибочно… Женя резко выдохнула, не находя в себе сил посмотреть ему прямо в глаза и чувствуя себя хуже некуда. Но нужно было успеть до того, как все зайдет слишком далеко.       — Вась, понимаешь…

***

Последняя свеча, треснув, погасла — и комната погрузилась в темноту, рассеиваемую лишь мутным светом луны, пробивавшимся через окно. Однако Ионов и не подумал подняться, включить свет, хотя бы убрать с нарядно накрытого стола — так и сидел, глядя в одну точку и почти не притронувшись к коньяку. Даже напиваться не было никакого желания. Была лишь неподъемная усталость, да еще замешанное на разочаровании горькое недоумение. «Вась, понимаешь…» Да ни черта он не понимал! Долгих два года гонялся за призрачными, вечно ускользающими чувствами, шел напролом, устраивал осаду, строил планы, надеялся, мечтал… То разгорался сумасшедшей надеждой, то почти отчаивался, уже готовый отступить — и так по кругу… Потом все вроде как устаканилось, правильнее сказать, извечный пожар вдруг сменился тишиной. Тогда он решил — долгожданной гармонией, а оказалось — равнодушной трясиной привычки. Именно тогда, в очередной раз окрыленный, набрался смелости, не думая об исходе — колесил по области, придирчиво выбирая тот-самый-дом, улаживал все формальности с покупкой и документами, затем приводил в порядок участок и здание, потом возился с обустройством — привезти кое-какую мебель, вещи, разные важные мелочи, чтобы имелся необходимый минимум для жизни на первое время… И был уверен — ну уж теперь-то Женька убедится в твердости намерений, в серьезности чувств, перестанет сомневаться, метаться, бегать. И…       — …И я тебя не люблю. Прости. Он смотрел, как Мура поспешно застегивает пуговицы на шубке, избегая встретиться с ним глазами, и не понимал, что это только что было. О чем она вообще говорила эти полчаса? Кроме того, что они друг другу совсем не подходят, что ничего не клеится, что не нужно было вообще начинать эти «отношения», которые и отношениями-то сложно назвать. Еще о том, что это мешает службе, что это все было ошибкой и что он обязательно найдет себе кого-нибудь, кто сможет ответить взаимностью… А когда Кот вскинулся на последнюю фразу, уже готовый высказать добрый десяток аргументов, вдруг впервые за весь разговор посмотрела твердо и прямо. И очень холодно. Как на чужого. Хотя… По-настоящему родными они ведь так и не стали. Он понял это резко и очень больно, услышав это безапелляционное «не люблю». Он не спросил, есть ли у нее кто-то. Уходит она от него или к кому-то. И останавливать не стал тоже. С какой-то оцепенелой отстраненностью слышал, как шумит во дворе двигатель, как скрипит под шинами снег — но и не подумал выскочить следом, догнать, уговорить… Не в мелодраме же, в конце-то концов. Первая вспышка фейерверка окрасила небо. Следом затрещали, рассыпаясь, созвездия искр — сиреневые, зеленые, красные, золотые… Кот машинально посмотрел на часы. Первая минута нового года… Невесело усмехнулся, сделал глоток коньяка, затем тяжело поднялся и направился вверх по лестнице — в пустую темную спальню. В последнюю сказочную ночь не случилось чуда — случилось одиночество, разбитое сердце и несбывшиеся надежды. Но впереди было еще целых 364 дня — 364 дня, которые могли развернуть жизнь на крутом повороте в тот самый миг, когда меньше всего ожидаешь. В плохую или в хорошую сторону — кто знает?