Мягкая яма

— Всё, — хрипло проговорил Рейстлин. — Больше не могу. Крисания лежала, прижавшись к нему. Рейстлин, закрыв глаза, лежал на спине. Они лежали, наполовину заваленные множеством более мелких подушек и укрытые толстыми одеялами. Каждая маленькая подушка представляла собой мешочек, набитый особым образом скатанными в шарики лечебными травами. Каждый день маги-люди, маги-гномы и маги-эльфы придумывали нечто новое в этой мягкой лечебной яме, проявляя просто поразительные способности к сотрудничеству. И это было удивительно, ведь создавали они, по сути, забавную игрушку. Возможно, как думал Рейстлин, это-то и сыграло свою роль, ведь никто не относился к творению серьёзно, а значит, и не придавал значения возможному преимуществу другого, неважно, соперника, или друга. Лечебная мягкая яма, заваленная подушками, одеялами и даже мягкими игрушками, заколдованными или набитыми лечебными травами. Магия, что когда-то разъединила народы Кринна, теперь соединила их. Вот только у самого Рейстлина магии почти не осталось, и даже самый глупый ученик обладал большей, чем он, Рейстлин, силой. Его магическое зрение теперь редко проявляло себя, и почти за каждым проявлением следовал приступ кашля. Ну хоть теперь не кровавого, а если кровавого, то не сильно. Были и плюсы: раньше для мага любая еда казалась пеплом, а сейчас к нему вернулся вкус, и он даже стал немного понимать Карамона, получающего несравненное наслаждение от пищи. Учитывая, каким Рейстлин был худым, его всё время пытались подкормить. Он шатался по убежищу магов, иногда, если спрашивали, помогал советом, но чаще читал у себя. Если чувствовал себя сносно, и погода была хорошей, гулял в окрестностях. Большинство жителей Утехи передвигались по мосткам между деревьями, Рейстлин же спускался вниз, и там, среди гигантских корней, в мшистом и сыром полумраке, кутаясь в тёплый плащ, находил подобие успокоения. Самым сложным было сбежать от вечно опекающего его брата, который переживал, что Рейстлин простудится, что Рейстлин нарвется на какую-нибудь компанию, а магии у него уже нет или почти нет, что Рейстлин... К счастью для мага, изрядная часть времени Карамона теперь уходила на Тику. И Рейстлин мог делать, что ему нравится, а именно, бродить в одиночестве и думать. Но всё же Карамон, неуклюжий глуповатый Карамон смог как-то договориться с магами, чтобы лечебную яму, как её все называли, испытывали именно на Рейстлине. Мол, сразу ясно будет, помогает или нет. Рейстлин был готов прибить брата, и прибил бы, если бы мог. *** Яма занимала середину просторного валлина, и сама была размером с небольшой танцевальный зальчик, ну, например, как в приличной таверне. Над ней устроили куполообразный прозрачный потолок, через которые были видны мощные ветки с уже облетающей осенней листвой и проглядывающие через них звёзды. Над самой ямой летали крохотные наколдованные огоньки, освещая её — когда-то Рейстлин и сам делал такие, совершенно не напрягаясь. Глубиной яма была в рост человека, и Карамон помог брату спуститься вниз по маленькой лесенке. Внутри яму заполняли бесчисленные подушки и одеяла, и всё белое-белое. Рейстлин глянул вверх: Танис уже держал в руках какие-то странного вида перчатки, такие большие, что подошли бы, пожалуй, только Карамону, белые и расшитые золотой нитью, и небольшой витой посох из красного дерева. — Надо просто надеть их и всё получится, — услышал маг. — Это просто. — Не доверяю я магии, — проворчал Флинт. — Тебе и не надо доверять, — раздался звонкий голосок кендера Тассельхофа. — А использовать её. — Умный ты больно... Рейстлин откинулся на многочисленные, устилавшие пол, подушки. Поскольку все они были белые, ему казалось, что он лежит в зимнем лесу, в снегу, разве что не холодно. Впечатление это ещё больше усиливал прозрачный купол над головой, с просвечивающими голыми ветками огромных валлинов и мерцающих между ними звёзд. Приятно пахло лечебными травами, и от этого запаха измученным лёгким мага становилось немного легче. А потом над ним вдруг появилась пара огромных, в человеческий рост, рук. Это было так внезапно, что Рейстлин даже вздрогнул, и, чтобы его испуг не оказался так заметен и не стал предметом насмешек, приподнялся на локтях как бы для того, чтобы рассмотреть их. Впрочем, на него внимания не обращали, потому что все тоже рассматривали эти лапищи — они были толстопалыми и выглядели даже не как настоящие руки, а как перчатки, которые набили чем-то, чтобы они держали форму. Нетрудно было догадаться, что это — копия тех самых перчаток, что только что держал в Танис. А сейчас они были на Тике. Тика неловко вытянула руки перед собой и нервно кусала губы, глядя вниз, на Рейстлина. Что она собирается делать? — Ну, не бойся! — подбодрил её Карамон. — Здесь всё мягкое, и ты ему не навредишь. И вдруг великанский палец вытянулся и аккуратно погладил Рейстлина по голове! Тот свалился на спину, потому что не ожидал этого, после чего раздался взрыв хохота. — Рейст, ты тоже не бойся! — сказал сквозь смех Карамон. — Тика тебе ничего плохого не сделает. — Интересно, когда это я боялся Тики? — недовольно прошептал Рейстлин, но, его, кажется, не услышали. Кендер между тем завладел коротеньким посохом и изучал его. — Так, а это зачем? Ага, если я делаю вот так, то... И рядом с Рейстлином в мягком полу образовалась не менее мягкая канавка. Тасс подумал и окружил Рейстлина неглубоким рвом, потом соорудил чуть поодаль холмик. Тика между тем освоилась с перчатками и, опять же неожиданно для Рейстлина, подхватила его, посадив на одну из великанских ладоней. — Спусти меня быстро назад! — велел ей Рейстлин, глядя на неё максимально строго. — Не вздумай! — быстро сказал ей Флинт. — Это самое лучшее применение магии, которое я видел... Лапищи оказались мягкими и тёплыми, они почему-то пахли морем. Рейстлин не хотел признаваться в этом даже себе, но ему нравилось лежать так, в колыбели-лодочке великанской ладони. Особенно вечно мёрзнущего мага радовало тепло. — Невероятно, — сказала Тика. — Как в детстве, когда я играла с куклами... Рейстлин закатил глаза. — Когда наиграешься, спусти меня, будь добра, — сказал он язвительно, но Тика, завороженная силой, которую ей, пусть на время, дали чудесные перчатки, не обратила на его тон особого внимания. — Ты что там придумал? — спросил Флинт Таса. — Дай-ка мне... Флинт увеличил горку Таса, а Тика наконец-то спустила Рейстлина в яму (тот саркастически её поблагодарил, а Карамон велел ему не злиться). Впочем, внизу маг пробыл недолго: его подхватил надевший перчатки Танис и посадил на вершину горки, на здоровенную подушку. После чего слегка подтолкнул, и Рейстлин покатился вниз. Подушка выскользнула из-под него примерно на середине пути, и дальше он просто перекатывался с боку на бок, пытаясь затормозить руками и ногами. Выглядел при этом худой маг в слишком просторной для него одежде, скорее всего, смешно, потому что наверху хохотали. И громче всех — его братец. — Как хорошо, когда у окружающих такое изысканное и тонкое чувство юмора, — сказал он, приземлившись у подножия горки в груду тёплых подушек. — Остаётся только завидовать их безудержной фантазии... И лёг на спину, скрестив руки на груди. Подушки уютно грели спину. — Ты же никогда не катался с горки — боялся простудиться, — сказал Карамон. — Вот тебе тёплая горка. Рейстлин смерил его мрачным взглядом. — Горка слишком крутая, — сказал Флинт. — Сейчас переделаем. — Подушка неправильная, — пискляво встрял кендер. — Она квадратная и цепляется углами. Надо круглую... — Причём здесь подушка?! — взорвался Флинт. — А я говорю тебе... — Хорошо, вот сейчас посадим его на круглую и ты увидишь, что был неправ. Рейстлина спустили ещё дважды — на круглой подушке и квадратной, и каждый раз он позорно сваливался со своих «санок». Нет, конечно, он мог бы постараться удержаться, но маг твёрдо решил не поощрять эти глупые игры. Он, с такой гордостью носивший некогда свои алые одежды, теперь стал шутом гороховым! И эти, его, якобы друзья, уже забыли, сколько раз он выручал их. — Ну что ещё с тобой сделать? — задумчиво произнёс Танис, шевеля над головой Рейстлина великанскими пальцами. Маг лежал на животе, и пальцы стали тихонько гладить его по спине. Он уже немного притерпелся к ним, более того, неохотно признался себе, что прикосновения летающих лапищ довольно приятны. Лапища накрыла его целиком, оставив свободной голову и стала... пульсировать и легонько шевелиться. Всё тело прогревало до костей, разминало спину и было приятно и стыдно. Это же просто позорище — лежать перед всеми, показывать, что он в самом деле слабак, а не великий и могучий маг, каковым он себя считал. А может, они правы, эти его друзья? Ведь кем он был без магии? Как есть слабаком! Им без неё он стал снова... Ох, если бы его застукали без штанов с какой-нибудь веселой красоткой из таверны, то даже тогда бы ему не было так стыдно! Никто не должен был видеть его таким размякшим, как тряпка в ведре поломойки. Достаточно того, что он кашляет и еле таскает ноги... А из него делали тряпку совершенно намеренно! Рейстлин собрал волю в кулак и выполз из-под лапищи. Под дикий хохот лапища принялась его перехватывать, как убегающего котенка. Как-то Рейстлин вывернуся и забился в канавку, случайно созданную Тассельхофом. Внезапно на него навалилась дикая усталость, причём не физическая, а... от всего, в первую очередь от собственной слабости. Мягкие податливые бортики канавки стискивали Рейстлина. Он лёг бок и подтянул ноги к животу. Наверху о чем-то совещались. Потом на Рейстлина упало что-то, потом ещё. Он поднял голову и увидел, что лапищи сгребают на него подушки. Неважно. Рейстлин снова улёгся в канавку. Пусть делают, что хотят. Он закрыл глаза. — Эй, ты там как? — спросил Танис. — Сейчас укроем тебя, — добавил Карамон. Рейстлин не ответил. Подушки придавливали его, и от их тяжести почему-то делалось спокойнее. Они слегка шевелились и были тёплыми, часть из них пролезла под просторную рубаху, Рейстлин не стал их вынимать и даже пристроил одну на грудь под ключицы— пусть греет. Ему казалось, что он лежит в объятиях огромного тёплого существа и слушает его размеренное сонное дыхание. Сверху упало одеяло, потом ещё одно. Рейстлин вытянулся под ними, и сразу почувствовал, как одна из подушек пробралась к животу и стала щекотно его греть. Другая притиснулась к шее, третья влезла на загривок. И сон навалился на него так, что Рейстлин уже не мог сопротивляться. Под закрытыми веками мелькали образы уходящего дня: корни валлинов, озеро, висячие улочки Утехи. Рейстлин плыл в тёплом мягком облаке, и, сам не зная о том, слегка улыбался во сне. Он пришёл в себя ненадолго, только чтобы обнаружить, что его канаву расширили до ямки, чтобы ему было попросторнее. Яма в яме, и он на самом дне. Да уж, символично. Магические огоньки исчезли, Рейстлин лежал в темноте, а сверху раздавались голоса. — Тише, он спит! — Не топай! — Я не топаю! — Да тише вы... Рейстлин плотнее укутался в одеяло, устроился поудобнее в груде тёплых подушек и снова уснул, на этот раз до утра, и, что немаловажно, без намёка на кошмары. *** Рейстлин проснулся, когда через стеклянный купол вовсю светило солнце, лишь чуть-чуть не добивая до его ложа и высвечивая медовым ограждение вокруг ямы. Он повалялся немного под теплыми одеялами, потягиваясь и зевая в свое удовольствие — маг чувствовал, что в зале с ямой никого нет. Потом решил, что надо все же вылезать. Проваливаясь в мягкое, он дошел до лесенки и, пошатываясь спросонья, стал подниматься. Примерно на середине лестницы ему стало казаться, что что-то не так. Он остановился, оглядел себя: все было по-прежнему — просторные штаны и рубашка из небелёного полотна, которые он надел для ямы. Все, это было в первый и последний раз. Больше он не будет ни подопытной зверюшкой, ни шутом. Как только Карамон проснется, он все ему выскажет. Зевая, он дошел до своей комнаты, где умылся, переоделся и перехватил свои серебристые волосы кожаным шнурком. Посмотрел в зеркало над умывальником — золотистая кожа, золотистые глаза. Кажется, это непривычное нечто таилось внутри него. Всё так же зевая, он побрёл на кухню, надеясь перехватить там хлеба с сыром. Так уж получилось, что вчера Рейстлин лёг (вернее, его уложили) раньше всех. Его соратники по прежним приключениям вчера ещё долго обсуждали лечебную яму (ну и мага в ней), потом решили пропустить по стаканчику и разошлись уже после полуночи. Рейстлин к тому времени уже часа два как смотрел сны, согретый толстенным одеялом, потому и встал он почти что раньше всех, за исключением стала разве что неугомонной Тики. Стоя спиной к Рейстлину, она, что-то напевая, колдовала у плиты, а на столе, на большом блюде, уже исходила гора лепешек с мясом, сыром и овощами, и, судя по сладковатому запаху, на подходе были другие — с яблоками. Ну да, лепешки двух видов на завтрак для Карамона и заодно для всех остальных. Но Карамон — да, Карамон всегда на первом месте и одно блюдо — это для его брата слишком мало. Рейстлин нашёл свою кружку на полке, зачерпнул горячего пряного травяного чая из чана и цапнул одну лепешку с блюда, про себя злорадствуя от того, что, когда Карамон проснётся, лепешки, пожалуй, уже подостынут. Тика пела, масло шипела, и возню Рейстлина с чаном и кружкой она, похожее, не слышала, а он её не окликнул, все еще чувствуя сонную одурь. Да, пожалуй, много спать почти так же плохо, как и мало. Маг уселся на своё любимое место за деревянной колонной. Жуя истекающую мясным соком лепешку, он поглядывал на Тику, на повязанные пестрой косынкой рыжие волосы и ноги, которые не скрывала короткая юбка. И вдруг подумал о Крисании. Она скоро приедет. Он вспомнил, что ему снилось: Крисания в короткой юбке Тики и её же блузе с открытыми плечами. Она стояла вдали от него и смеялась, а он все пытался дойти до неё и сказать что-то важное, но еле двигался, как это бывает во сне. И стояла она почему-то посреди озера. — Ой! — от испуга Тика чуть не выронила второе блюдо — со сладкими лепешками. — Я и не заметила, как ты вошел. Вынырнувший из своих размышлений Рейстлин удивленно посмотрел на неё. — Ты обычно так кашляешь, — извиняюще сказала она. — Тебя слышно... *** Рейстлин, укутанный в тёплый плащ и обутый в подбитые мехом сапоги, сидел на корне огромного валлина и смотрел на озеро. Корень был так толст, что ноги мага не доставали до земли, отчего он чувствовал себя мальчишкой. Дышалось свободно, как в детстве. Рейстлин дунул в воздух и с удовольствием посмотрел на тающее облачко пара. Озеро искрилось в солнечном свете. Он посидел немного, болтая ногами и радуясь одиночеству. И через какое-то время всё же придумал, как ему выдержать лечебную яму с минимумом душевных терзаний. *** Вечером, после ужина, переодевшийся в мягкие штаны и просторную рубаху, Рейстлин подошёл к яме. Походка его была чуть-чуть неуверенной. Он отсалютировал стоявшим у ограждения, ухмыльнулся. — Ты пьян? — поразился Карамон. — Про трезвого меня речи вообще-то не шло, — с достоинством ответил Рейстлин. Проигнорировав лестницу и смешки вокруг, он взобрался на ограждение и свалился вниз, а когда мягкий пол спружинил под ним, остался лежать, раскинув руки и глядя вверх. Карамон обеспокоенно перегнулся через барьер, но Рейстлин, целый и невредимый, лежал в подушках на спине, блаженно глядя вверх. — Ну и что с ним теперь делать? — спросил Флинт. — Что хотите! — откликнулся снизу Рейстлин. — Да то же, что и в прошлый раз, — пожал плечами Танис. — Где эта волшебная штука? На самом деле Рейстлин, привыкший иметь дело с магическими зельями, где одна лишняя капля может оказаться смертельной, идеально рассчитал количество бренди, которое ему необходимо было выпить, чтобы прийти в состояние, когда на окружающих, в общем-то, наплевать, но в то же время не надраться до скотского состояния и последующего похмелья. Учёл он и сытный ужин, и то, что обычно он не пил. Рейстлин плавал в тёплом коконе, голоса казались приглушёнными. Откуда-то приползла здоровенная змея, потыкалась в него мягкой безротой мордой, маг рассмеялся и обнял её, а змея обвилась вокруг него и оказалась замечательно тёплой. Его снова спускали с горки, потом с лестницы, состоящей из мягких упругих ступеней. Лестница Рейстлину понравилась, по ней было так славно плюхаться вниз, точно переваливаясь из кровати в кровать. Потом Карамон с помощью посоха соорудил лошадь. Походила она больше на свинью, а может, на уродливую корову, и вся состояла из подушек и имела подушечное седло. После того как все отсмеялись (что заняло минут пять), Рейстлина на это недоразумение посадили. — У меня ощущение, что надо мной издеваются специально, — проговорил он, свалившись с недо-лошади и стоя на четвереньках посреди ямы. Его седые волосы упали ему на лицо. — Да ни за что! — заверил его Танис. Тика хихикнула. Рейстлин лежал посреди ямы и слегка улыбался, глядя вверх, на купол, за которым уже начинали кружить первые снежинки. Ему казалось, что он и сам там, наверху, и вокруг него всё мягкое, белое, но совсем не холодное. — Кажется, наш Рейстлин становится нормальным, — сказал Флинт. — Вот выпивать начал, как все люди. Что дальше? Нормальный Рейстлин всё так же лежал на спине, только глаза закрыл. Змея опять обмоталась вокруг него, а свет летающих фонариков отражался от его золотистого лица, отчего он походил на статую, которую зачем-то нарядили в обычную одежду. Веки его дрогнули, и сходство со статуей пропало. — Дальше — спать, — ответил он. — И ведь не поспоришь, — хмыкнул Танис. Его укрыли одеялом, и маг, подсунув змею себе под голову вместо подушки, перевернулся на бок. Он что-то довольно пробормотал, когда летающая лапища стала (с помощью Тики) поглаживать его поверх одеяла. Дыхание его стало почти ровным, что не могло не порадовать Карамона. *** Крисания должна была приехать сегодня, и самого утра Рейстлин места себе не находил. Погода была откровенно мерзкой: с крупчатым злым снегом, пощечинами хлещущим по лицу и забиравшимся под капюшон. Из-за снеговых туч, несмотря на то, что едва миновал полдень, было темновато, как в сумерках. Карамон несколько раз порывался увести его с озера, но маг был упрям, как осел. Он решил во что бы то ли было дождаться Крисанию и встретить её. Последнее её письмо было коротким и сдержанным, и жрица писала, что собирается нанять лодку, мол, так удобнее и быстрее, чем по берегу. Разумеется, это была настоящая большая лодка, с наёмными гребцами, а не то утлое убожество, на котором Рейстлин с друзьями некогда бежали из Утехи, но маг всё равно не был уверен, что это хорошая идея. Глаза Рейстлина слезились от всё усиливающегося ветра, и он уже начал склоняться к мысли, что идея его брата подождать Крисанию где-нибудь в тепле не так уж глупа, когда вдали показалось тёмное пятнышко. Оно увеличивалось, и вот уже можно было разглядеть гребцов, орудующих вёслами и с трудом справляющизся с бурными волнами, и хрупкую фигурку в белом, скорчившуюся на скамье. Взмах, гребок, взмах, гребок — его возлюбленная всё ближе. — Крисания, — пробормотал Рейстлин, и, точно услышав его голос, фигурка подняла голову. В ту же секунду лодка странно вздыбилась на поднятой ветром волне, побалансировала, точно раздумывая, и наконец перевернулась. Человек живёт в ледяной воде максимум пятнадцать минут, и Рейстлин знал это. — Крисания! — крикнул он, до того лишь всегда шептавший, крикнул впервые за долгие годы. И бросился в воду. Перевернувшаяся лодка покачивалась на волнах, показывая своё коричневое брюхо. Позже говорили, что Рейстлин поднял озеро в небо. Врали, конечно, потому что: во-первых, не всё озеро, а только участок вокруг перевернутой лодки, а во-вторых, не в небо, а лишь на высоту человеческого роста. Ему же самому те события запомнились урывками. Вот прозрачная вода, похожая на толстое стекло, дрожит перед ним как желе, а в толще её заключена Крисания. Вот вода валится вниз, на положенное ей место, и сбивает Рейстлина с ног, но это неважно, ведь Крисания уже у него в руках. Вот он тащит её, и тащить тяжело, потому что её одежда намокла, да и его собственная тоже. Холод пронзает его так, что Рейстлин не может дышать, и думает только о том, чтобы не потерять сознание, ведь иначе Крисания погибнет... Сознание он потерял, когда его ноги в намокших, отяжелевших и совершенно ледяных сапогах уже вступили на песчанный берег, и уже не видел, как к нему бегут Карамон и Танис, как выбираются на берег промокшие дрожащие гребцы... *** — Ну Рейст, ещё пирожок. Карамон сидел у кровати Рейстлина с тарелкой пирожков и наполовину полной кружкой травяного отвара. Рейстлин поднял на брата золотистые глаза. — Крисания? — спросил он. — Как она? — Съела два. И я сказал ей, что ты тоже. Так что не делай мои слова ложью. Рейстлин усмехнулся и потянулся к блюду. Поев и выпив отвар, он бессильно откинулся на подушки. Дышал маг с нехорошим присвистом, в лёгких у него что-то клокотало. — Когда тебе станет получше, то отнесу тебя снова в эту яму, — Карамон поплотнее укрыл брата одеялом. — Вроде она тебе хорошо помогла. — Крисания, — прошептал Рейстлин. — И её тоже. Когда Карамон ушёл, Рейстлин какое-то время рассматривал свою комнату — небольшую, но с широким окном, выходящим на мостик-улочку и сейчас завешанным пёстрыми, сшитыми Тикой, занавесками. Перед окном стоял стол с единственным деревянным креслом, вдоль стен тянулись полки. Стол и полки были заставлены и завалены книгами. В углу же круглым боком выпячивалась половина печи, вторая же половина согревала соседнюю комнату, ту, где сейчас Крисания. Рейстлин заснул с мыслями о ней, и совсем не удивился, когда, проснувшись, увидел Крисанию сидящей рядом. Она была бледной и не в белом, а в рыжем с жёлтыми полосами платье, наверное, ей его дала Тика, ведь все вещи жрицы скорее всего канули в пучине озера. И Рейстлину было непривычно видеть её в таком наряде, но тем яснее становилось понятно, что это не сон, а реальность. Она улыбнулась и погладила Рейстлина по волосам. — Ты меня спас, — тихо сказала она. И сразу же закашлялась, согнувшись пополам. Рейстлин резко сел, почти не обратив внимания на боль, пронзившую поясницу. Он коснулся её плеча. — Крови нет? — спросил он. — Нет, — Крисания выпрямилась и опять улыбнулась. Рейстлину она показалась похудевшей и изможденной. — Я просто простудилась. — У тебя воспаление лёгких, я же вижу. И тебе надо лечь. — Сейчас лягу. Просто очень хотелось тебя увидеть. *** Крисания приходила к нему ещё несколько раз, несмотря на протесты Тики, утверждавшей, что жрице следует лежать в постели, и в кой веки раз Рейстлин был согласен с невестой брата. Тащить человека без сознания из воды, обмякшего и в тяжёлой мокрой одежде совсем не то, что красиво подхватить женщину на руки, чтобы пронести её с дюжину шагов, и Рейстлин сорвал и застудил себе спину. Мази помогали, но слабовато. Маг кашлял, спину простреливало болью вновь и вновь, и конце концов он сам попросился в лечебную яму и попросил взять и Крисанию. Всё было по-старому: белые подушки, огоньки летали, как светящиеся мотыльки. Разве что народу было побольше: маги, соорудившие яму, пришли посмотреть на своё творение, а заодно и проведать Рейстлина. Здесь были маги-люди и маги-эльфы, даже маги-гномы. Крисанию покатали на одной из летающих лапищ, чем привели её в полный восторг. Рейстлин же полностью превратился в ту самую размякшую тряпку, уподобиться которой так страшился ранее: Карамон настоял на плотном ужине и паре бокалов подогретого вина, а потом, пока Крисанию развлекали маги, вторая лапища массировала ему спину и Рейстлин пропал. Он лежал на животе, вытянув золотистые руки вперёд, точно плыл куда-то. Громадный палец круговыми движениями спускался от шеи по всему позвоночнику, а Рейстлин, закрыв глаза, то и дело слегка сжимал подвернувшуюся подушку, не в силах справиться с охватившим его блаженством. Иногда с его губ срывалось что-то похожее на довольное мычание. Магу уже было всё равно, пусть хоть весь Кринн над ним потешается. Затем лапища бережно перевернула его, и Рейстлин поддался ей, больше напоминая тряпичную куклу, чем человека. На губах его играла рассеянная улыбка, и, увидь его кто-то посторонний сейчас, он бы решил, что он пьян в дым, но если он и был пьян, так это от того, что ему было хорошо и тепло, от того, что Крисания с ним, и от того, что она не заболела тяжело, а сейчас даже смеётся, пока её катают на перчатке-переростке... — Это невероятно! — Крисания плюхнулась рядом с Рейстлином, уже завёрнутым в два одеяла. — Да уж, — он приподнял край одеяла. — Залезай. Крисания пристроилась рядом с магом и прижалась к нему. — И подушечки эти везде... — Сейчас поймёшь, зачем они. — Они тёплые! И живые! — Ну не совсем живые... — Как приятно... Маг лёгонько поцеловал её в пахнущие травяным отваром волосы, она покрепче обняла его. — Рейстлин? — сонно сказала она. — Ммм? — Ты же... Ты потерял магию? — Да. — Но спас меня на озере? Рейстлин пошевелился и вздохнул: — Я не знаю, что случилось. Просто я тогда был готов на всё. Но сейчас я... опустошён. Не знаю, как тебе это объяснить. И теперь я всего лишь хилый калека. — Ты не калека! И совсем не хилый... Вернее, не будешь им, если начнёшь питаться нормально. Крисания просунула руку под рубаху Рейстлина и попыталась ущипнуть его за живот. — Ох, нет, только не это... Нет, пожалуйста... — Кто-то боится щекотки!... — Ох... — Рейстлин завозился в одеялах, а Крисания не растерялась и напихала ему под рубашку тёплых подушек. — Вот тебе! А эту под спину — привстань... — Всё, теперь с места не сдвинусь... Делай, что хочешь, только не щекочи! — Ты сильный, — Крисания снова прижалась к нему. — И умный. Разбираешься в травах и снадобьях. Ты столько можешь сделать! Можешь... Учить! — Какой из меня учитель... — Хороший! Рейстлин снова поцеловал Крисанию в лоб и закрыл глаза. — Всё, больше не могу, — сказал он. — Сейчас засну... — И я... Крисания положила ноги повыше, на горку подушек, и подушки грели и массировали ей лодыжки. Это было божественно. Рейстлин же впал в подобие транса, пригревшись под одеялом. Наверху о чем-то спорили маги, и Крисания не понимала ни слова. Вернее, большая часть слов была как раз ей знакома, но смысл совершенно не улавливался. — Промежуточная стихия не может быть огненной, потому что... — Для правильной трансформации лучше брать порошок из синих ящериц, иначе... — Нет, но завершающим заклинанием ты так не... Крисания задремала, убаюканная теплом. — Нет, ну что они несут?! — Рейстлин выпростал одну руку из-под одеяла. — Что?... — Крисания открыла глаза. — Они хоть одну книгу в своей жизни прочли? — маг откинул одеяло и выбрался из-под него, затем прикрыл Крисанию. — Лежи здесь, а я им сейчас скажу... — Стабилизировать можно, если варить кристаллы кварца вместе с... — доносилось сверху. — А я говорю тебе... Маг между тем прошёл на середину ямы и сел там, скрестив ноги. — Хм! — Рейстлин прокашлялся. — Эй! Его тихий голос никто не услышал, но такая мелочь не могла остановить некогда всемогущего колдуна: он выбрал подушку поменьше и, размахнувшись, кинул её наверх. Крисания не видела, куда он попал, но, судя по мгновенно наступившей тишине, куда надо. Затем раздался топот — маги окружили яму. — Шалафи, вам нехорошо? — Попить принести? Ваш отвар? — Помочь вам вылезти? Рейстлин сначала закатил глаза, потом подождал, пока все успокоятся, и произнёс: — Никогда нельзя использовать огненное заклинание, как стабилизирующее. Как завершающее, сколько угодно, но не промежуточное на стадии стабилизации. — Но шалафи... — заговорил молодой темноволосый эльф. Рейстлин так взглянул на него, что тот осёкся. Тяжело вздохнув, маг собрал в кучу несколько подушек и разложил их квадратом. — Предположим, здесь у нас стихия земли. — А здесь, — он скомкал одеяло. — Воды. Воздух он изобразил одной круглой подушкой, той, на которой некогда катался с горки, а прохождение заклинания перекидывая думку от одной стихии к другой. Крисания наблюдала за ним, лёжа на боку и укрывшись одеялом почти с головой. Ей нравилось, как двигаются его худые золотистые руки (которые могут быть сильными, ведь он вытащил её из озера!), как звучит его тихий голос. Она даже что-то поняла из его объяснений. — Теперь, надеюсь, понятно? — закончил Рейстлин и накинул себе на плечи «водяное» одеяло. Маги загомонили, и один гном, светловолосый, с аккуратной, заплетённой в косичку, бородой, произнёс: — Да, вы так хорошо объяснили, спасибо, шалафи. Он даже попытался церемонно поклониться, но получился лишь кивок. Похоже, чтобы видеть то, что происходит в яме, гном встал на скамью. Рейстлин кивнул в ответ и с одеялом на плечах вернулся к Крисании. — А я докажу, что вы не правы! — горячо воскликнул вдруг темноволосый эльф. Рейстлин, устраивающийся в подушках, на секунду замер и взглянул на него золотистыми глазами. Затем, точно ничего и не произошло, подсунул подушку себе под голову и укутался в одеяло по самый подбородок. — Я запущу над этим куполом трёх светящихся драконов из тумана и они провисят там пять минут, — горячо продолжил он. — Хоть десять, — милостиво разрешил Рейстлин, прикрывая глаза и притягивая к себе Крисанию. — Тебе удобно, любовь моя? Темноволосый эльф, топоча по деревянному полу и опровергая миф о бесшумной эльфийской походке, вылетел из зала с куполом. Рейстлин всё так же лежал, закрыв глаза, но явно не спал. Крисания сжала его руку. — Ты... злишься на него? Он грубо поступил... — Шестьдесят один, — пробормотал маг. — Шестьдесят два... Он открыл глаза. — Чтобы выйти отсюда по всем лестницам, ему понадобится две минуты, потом ещё столько же, чтобы спуститься с валлина. Он будет творить магию на земле, потому что он всё же эльф, и он никогда не причинит вреда дереву без крайней на то нужды... Словом, жди. Восемьдесят пять... — Сейчас, — сказал маг и поднял золотистые глаза к куполу. От взрыва валлин не то чтобы содрогнулся, но был близок к этому. За стеклом купола потянулись клубы сначала красного, а затем зелёного дыма. — На драконов не очень похоже, — заметил Рейстлин. Крисания вскочила. — Он же, наверное, покалечился! Вдруг он умирает?! Рейстлин насмешливо посмотрел на неё. — Ложись! Или ты собралась тащить его на себе сюда? — Но... — Крисания нехотя послушалась. — Ему есть кому помочь, — Рейстлин вытянулся под одеялом. Взглянул на рассеивающийся дым над куполом и добавил: — Когда-то и я таким был... А сейчас я хочу спать. Крисания прильнула к нему, обхватив руками и ногами: — Я же говорю, из тебя вышел бы хороший учитель. А того эльфа я навещу завтра. Как его зовут? — Даламар, — ответил Рейстлин, размякая в объятиях Крисании и чувствуя, как сон тянет его в мягкую пучину. — Это Даламар... Спи... Всё завтра...