Почему ты думаешь обо мне?

Воспоминания во снах, демонстрирующие на повторе те самые события — казнь: крепкая веревка, замученное лицо и… Завершение концерта, болезненное — хрупкое тело девушки раздавило огромное пианино. Несправедливо. Луч надежды пропадает из сердца окончательно, но следующие события показали, что никто не намерен сдаваться. Каеде породила веру в сердцах других. Настолько сильную, что проиграв… Никто себя не простит. Фиолетовые глаза лжеца с тревогой пробегают по другим людям. В глубине зрачков мелькает страх, но никто не замечает. Все встревожены. Дыхание сбивается. Особенно у неё. Акаматсу вот-вот рухнет. На глазах выступают слёзы. Что чувствует человек, который осознаёт скорую смерть? Отчаяние. Она хочет сбежать. Хочет вернуться в прошлое, изменить его. Но не может. Она ничего не может сделать, как и остальные. Ошейник резко оказывается на шее и тянет вверх. Почему она…? Это странно. Это больно. Как будто вырвали сердце из груди. Кокичи наблюдал за девушкой больше остальных. Да, недолго, но этого хватило, чтобы увлечься: запомнить запах волос, громкий голос и… И лёгкие прикосновение от пианистки. Тонкие пальцы единожды дотронулись до макушки. Несерьёзно. Но приятно. Распахнув глаза, Ома смотрит на темный потолок. Чувствуется жар. Спать в одежде, укрывшись одеялом – очень глупо. Эти воспоминания не дают покоя. Они повторяется слишком часто, заедая, как пластинка. Это не стереть из памяти, ведь каждая частичка в воздухе академии напомнит о том, что случилось, даже самые укромные уголки кричат о Каеде. Но её больше нет. Давно. Они потеряли уже… Двоих… Четверых… Семерых… Да, семерых. А каким по счёту уйдет Кокичи? Ах, какой простой и сложный вопрос одновременно. Никто ведь не против задушить его голыми руками. Недавний плач Химико вновь отозвался в голове. Она сожалеет о потерях. Она страдает. Ей больно. Но что чувствует Ома? Ему больно? Какое право он имеет даже задумываться над этим, если из близких людей в этой игре… Никого нет. Пусто. Но вспоминая начало, невольно хочется улыбнуться. Каеде… Тогда было проще верит, что они смогут выбраться. Каеде прямая, как стрела, если дело доходит до недостатков, но… Она готова помочь. Ей было несложно взять бледную руку Сайхары и тихо сказать что-то… Что-то милое. Отчего его лицо сияло. Приятно наблюдать за этим. Оме она ничего не сказала. И больше не скажет. Но Шуичи, пришедший в лабораторию к девушке после казни, навевал тоску. Его пустой взгляд на пианино был слишком тяжёлый. Кокичи был бы рад вернуть Каеде к жизни, не только из-за самого себя: она светлая, такая светлая, что каждому хочется помочь пламени гореть ярче. Поднявшись на локтях, Ома протирает глаза, после широко их раскрывая. Либо он сошел с ума, либо… На углу кровати разместила фигура, до боли напомнившая… — Акаматсу-чан? — тихо спросил он, но без удивления. Хотя если он скажет, что это его не шокировало, то соврет. — Ох… Ты видишь меня? — Каеде повернула на него голову. Тьма не позволяла разглядеть её, но Кокичи точно знал, что не ошибся. Вцепился пальцами в одеяло. — Ой, не бойся! — она протянула к нему руку, — Я… Не ожидала, что ты проснешься, — всё ещё молча, Ома недоверчиво сверлит взглядом. Приведение? Те самые, которых Кайто боялся до сорванного голоса. — Ома… — обращение, тихим голосом, — Почему ты думаешь обо мне так много? — она опустила голову, смотря в пол. Кокичи расслабился, но молчал. Он просто не может выдавить из себя хоть что-то. — Я не понимаю ничего… Я ведь относилась к тебе не слишком… Хорошо. — Своевременный вопрос, — выбрасывает он, стараясь не зацикливаться на этих мыслях, — Ты только за этим спустилась с небес? — Нет. Я пришла предупредить, — та забралась на кровать, приближаясь на четвереньках ближе. Руки ложатся на плечи. — Прошу, будь осторожнее, не соверши глупостей… — О чём ты? Меня хотят убить? — Дело не в этом. Твои планы ненадёжны. — Какие «мои планы»? — Я знаю, что ты хочешь сделать. Ома, нет, не пытайся, — хмурится. Её выражение лица сосредоточенно. Она близко. Каеде, пусть и призрак, но видна чётко. — Дело не в том, что это плохо. Нет. Твой план… Мне нравится. Но… — нервозность и знакомый страх в глазах. Как на казни. — Нельзя умирать зря. Даже тебе. — Уже поздно. — А?! — Каеде сама привыкла к продолжительному молчанию, поэтому тихий голос заставил ту вздрогнуть. — Я не отступлю. — Есть другой выход. — Попытаться убить вдохновителя? — Я не знаю, что делать… — кажется, слова Омы её не задели, хотя должны были как минимум возмутить. Как-никак, она пролетела с планом убийства кукловода. — Организатором может оказаться даже Гонта, мне его убить? — Нет. Никого не убивай. Пожалуйста, — мягкость голоса, заставляет убрать слабую насмешливую ухмылку. — Я никого не убью сам. — Я знаю. Но, есть другой вариант всё изменить: попытайся присоединиться к остальным. — Нет, — категоричный ответ, на который Каеде поднимает глаза. Она знает чем вызвана эта реакция. К сожалению, она видит все эти чувства. — Они ведь добрые… Ты сам это знаешь. Просто сделай шаг навстречу и тебя примут. Необязательно вечно врать и скрываться… Да, они поверят не сразу, но покажи, что ты не опасен. Пожалуйста… — Мне всё равно на них. — Тебе не всё равно, — её глаза кажется по-настоящему смотрят в душу. На истину, скрывающуюся слишком глубоко: он боится доверять. — Ты готов умереть ради них и… Даже убить. Вторая часть не особо меня устраивает, но… Не могу осуждать, — тяжело выдыхает, — Это касается и лжи. Я ведь тоже обманывала, но всегда нужно знать, когда остановиться. И поверь, остановка — это не смерть, а принятие правды, — Кокичи смотрит ответно, теперь без кипящего страха и сомнений. Он спокоен. Снаружи. — Я знаю, что ты не желаешь никому зла… И я хочу, чтобы другие тоже это поняли. Ты не позволяешь им копаться в себе, но подсознательно желаешь, чтобы твою сущность раскрыли… Для чего ты прячешься? — её ладонь осторожно скользит вниз, к груди. Кокичи наблюдает за ней. Опускается на сердце. Стучит. Быстро. — Если ты будешь открыт миру, то мир откроется и тебе. — Бред, — теперь уже глаза опущены. Каеде говорит глупости… — Мне всё равно на твои приторно сладкие нравоучения. Пускай ненавидят меня и считают помехой. Это никак не мешает. Ты само воплощение ангела, так сходи в виде призрака к Сайхаре и дай ему надежду. Мне плевать на тебя. Слова пролетают и Каеде с досадой смотрит на парня. Упрямый. — Знаешь, какие бы глупости ты не говорил, что бы не делал… Я не считала тебя врагом. Ты был просто беззаботным идиотом в моих глазах, но… Даже тогда тебе было не наплевать на остальных. Помнишь случай в тоннеле? — на лице показалась улыбка. — Глупость, — отрезает, — Ты не думала, что я сам устал, поэтому решил тебя остановить? К тому же– — Ох, нет… Если бы ты сам устал, то не устраивал разборки со мной. Если бы тебе было всё равно — ты бы ушел сам, не думая о других. И это правильно, что ты тогда остановил всё… Этот выход ведёт… В никуда. — Хах… Ты глупая. Любой «выход», напрямую предложенный Монокумой или этим место — прямая дорога либо в пустоту, либо к гибели. — Я не знала. Сейчас я понимаю все свои ошибки. Поэтому… Прости, — резкий рывок. Она цепляется за шею Омы, крепко обнимая. Только так она сможет добиться от него честности. Каеде заставит его снять маску, — Прости, что не смогла остановить это. Прости, что… Не знаю как помочь. Но и правда желаю лучшего. Тебе и остальным. Я бы хотела, чтобы они увидели в тебе союзника, но… Вряд ли. Твоё дело раскрывать им сердце или нет, — голова прижимается к солнечному сплетению. Кокичи смотрит куда-то вперёд. Это было неожиданно. Но… Такая Каеде совершенно неплохая. Раз она пришла к нему, чтобы помочь, то… Она действительно такая же тёплая. Всё такая же тёплая, как солнце. Ладони Омы опускаются на чужую спину. Каеде резко открывает глаза, почувствовав прикосновение. Она не ожидала, пусть и хотела. — Ты волнуешься, — она поднимает голову, отпуская Ому. — Все волнуются, когда говорят с призраком. — Тоже верно. Но, — одна рука поднимается к щеке, подушечками пальцев плавно касаясь, — Не бойся меня, я не стану вредить. «Я знаю», — пронеслось в мыслях, но сказать это он не решается. Она все равно знает ответ. Ома хочет открыться Акаматсу. — Хотя я не уверена, что это страх… Это что-то другое. Что-то запутанное, — лицо приблизилось к Кокичи. Почему Каеде всё ещё как человек…? Он молчит, но во взгляде, Акаматсу не замечает ничего плохого. — Я верю в тебя… Кокичи, — звук собственного имени заставляет вздрогнуть, — Я хочу, чтобы ты помог остальным. Я хочу, чтобы они поняли твои намерения. Никому не нужен глупый театр. Ты — человек, а сплошная шутка, — её слова превращаются в шипы. Колкие, правдивые, но… По-своему нужные. Они раскалывают прочный барьер, сдерживающий от волны. Достиг предела. Никто не говорил с Кокичи так, как она. Это ведь правда? Правда… Каеде не врёт. Почему так хочется поверить в ее слова? Почему так хочется доверять хоть кому-то? Сердце ноет. Жестоко быть настолько прекрасной. Теперь Ома набрасывается уже на неё, стараясь укрыться. Каеде принимает объятия. Обрывистый, но тихий всхлип. Что же произошло? Как разобраться она тоже понятия не имеет. Или…? Гладит по волосам. Медленно, стараясь успокоить, пусть даже тихую бурю. — Я ненавижу врать, — начинает он, — А ещё больше я ненавижу рассказывать лишнего. Никто не любит слушать о том, как человек себя ненавидит. Всем плевать друг на друга. Тупой Момота даже и сути моих слов не поймёт… Но ему так легко жить, — он открывает глаза. Прижавшись ближе, утыкается в плечо, — Монокума считает меня таким же шутом… Ха-ха. Я действительно хорош. Мне бы хотелось влиться к вам, стать честным, но… Но это невозможно. — Почему? — Мне слишком скучно жить. До игры у меня была компания, но я их больше не увижу. Я не выйду из этой игры живым. Это невозможно, — он снова набирает воздух в лёгкие, — Я жалок сейчас, да? — Я так не считаю, — она гладит волосы, — Ты сильный. Ты просто устал. — Я устал… Но у меня нет выбора. Я хочу помочь им прийти к победе. — Ты сможешь. Не бойся, пожалуйста, — она смотрит на его макушку. Ома закрыл глаза, наслаждаясь мгновениями. Такое проявление любви было давно забыто. Он чувствует себя слабо, но не униженно. — Кокичи… — шепчет она, — Подними голову, — замер, — Не волнуйся, пожалуйста, — он отстранился от плеча. Рука Каеде опустилась к подбородку, приподнимая голову. Действительно, плакал. Но сейчас Кокичи смотрит так же сосредоточенно. Продолжительная пауза. Что-то сверкнуло в отражении зрачков и… Двинувшись, та впивается в губы. Быстро. Ответ тут же следует. Они хотели этого. Мягкость. Та самая, которой Акаматсу удалось избежать, будучи живой. Но даже сейчас, оболочка приведения способна наслаждаться. Её глаза закрыты, а ураган не стихает. Её душа может чувствовать, и прямо сейчас ощущается что-то приятное. То же самое и происходит с Кокичи. Просто касаясь его, она могла прочесть каждую мысль. Он ничего не смог бы утаить. Лица отдалились, но ни как не они. — Акаматсу-чан… Ты странная. — Ты не был против. — Я знаю, — добрая улыбка мелькнула на его лице, — Ты ведь видишь меня насквозь? Верно? — Ты прав. Я знаю о чём ты думаешь. — Впервые моя ложь бесполезна. — Ложь никогда не была нужной и не будет, — объясняет Каеде. Её руку перехватывают, аккуратно переплетая пальцы. — Для мертвеца ты слишком теплая. — Ты для живого слишком холодный, — язвит в ответ, вызывая улыбку. — Но… Возвращаясь к первому вопросу. Почему ты часто думал обо мне? — Ты сама знаешь ответ. — Я хочу, чтобы ты сам это сказал. — Ах… Тебя невозможно забыть, милая Акаматсу-чан, — чуть переместив пальцы, Ома подносит кисть пианистки к лицу, целуя, — Ты будучи мертвой посещаешь меня, с тобой просто невозможно заскучать. — Вот как, — Каеде, свободную ладонь ставит на лоб Омы, отодвинув челку. Прикоснувшись губами, она услышала как тот довольно хмыкнул. Обняв его снова, она шепчет, — Пожалуйста… Будь осторожнее. Я буду ждать тебя. — Дождешься, — ухмылка.