Последний

Есть местное поверие, что раз в двадцать лет ночью по городу пробегает лунный кролик. Говорят, что тот, кто сможет поймать его за лапу и оседлать, будет усыпан деньгами, удачей и сможет исполнить одно любое своё желание. Главное — чутко ждать на границе между явью и сном, чтобы услышать звон колокольчиков…

Мегаполис давил. Своей громадой шума и запахов, бесконечно мерцающими огнями. Каменные джунгли захватили все вокруг, разгоняя чудеса по закоулкам. Здесь как нельзя ярче чувствовалось одиночество, словно ты остался единственным в своём роде, и нет ни шанса найти того, кто был бы близок тебе по духу. Влад сидел на краю парапета, свесив ноги и бездумно пялясь вниз с пятнадцатого этажа. В кармане шуршали конфеты, которые он всегда брал с собой на всякий случай, а огромный шарф приятно грел замерзшее лицо. Легкий ветер мягко трепал волосы, нежно касаясь меченой болезнью кожи и, казалось, что-то сладко шептал. Оставить всё за спиной, сделав шаг, и умчаться далеко-далеко. Как же хотелось ощутить воздух, упруго скользящий по коже! Прочувствовать восторг на кончике языка, распробовать перчащий страх и звонко рассмеяться, уходя в неизвестность… Но нет, нельзя. Тоскливо вздохнув, парень бросил последний взгляд куда-то вдаль, и тяжело встал, держась за стенку. Горб прибил его к земле, дав знать о себе новой порцией боли. Скрюченные руки и ноги, которые едва шевелились, показались Владу высохшими сучьями. В последний раз набрав полной грудью ночную свежесть, горбун приступил к своему выматывающему возвращению. С самого рождения он был неправильным, принадлежащим не этому месту и времени. Он собрал так много историй о мирах — выдуманных и почти настоящих, что его нелепая шишковатая голова болит всякий раз, стоит лишь что-то вспомнить. Нос его был кривым и оттого еле дышал; глаза на сморщенном лице могли менять свой цвет. Мыслями стремясь высоко-высоко и теряясь в облаках, он со своей несоизмеримо большой душой оказался заключён в маленькое уродливое тельце. Выторговывая у непослушных кривых ног каждый шаг, Влад со слезами на глазах мечтал о том, как это прекрасно — летать. Гордо выпрямиться, став настоящим великаном, а затем взмыть почти невесомым, касаясь звёзд и накрывая своей тенью весь этот чёртов город… — Ты что, опять на крышу ходил? — одёрнул его звонкий бодрый голос. Кое-как слезая с последней ступеньки, горбун увидел свою соседку по лестничной клетке. — Г-город смотрел. Ночь, красиво…- отдуваясь, бросил Влад, со свистом выгоняя из лёгких воздух. — Здорово, наверное — руки раскинул, и чувствуешь почти что лишь свою душу. Словно маяк посреди океана, — кивнула девушка, звеня ключами. — Жаль, что звёзд не видно из-за смога. Хотя, может что и проявится через телескоп. Нужно будет вместе как-нибудь сходить! — Было бы замечательно, — парень осторожно оперся о стенку, встав рядом со своей входной дверью. — А зачем тебе все эти вещи? — Сегодня особенная ночь. Такая бывает раз в двадцать лет, нельзя её упускать, — весело подмигнув, она развернулась и зашагала к лифту. — Мы с ребятами собрались ловить волшебного кролика. Кто знает, возможно, удача всё же улыбнется одному из нас. До встречи! Зайдя в свою маленькую квартиру, он без сил рухнул на кровать. Все мышцы сводило судорогой, почти что стоном давая знать, как тяжело им далась эта вылазка. Но Влад нежно улыбнулся, вспомнив отголоски трепетных ощущений, что поймал там, на крыше. Казалось, на какой-то краткий миг он впустил в свою душу весь мир, но всё же в ней ещё осталось место для волшебства. Закрывая глаза, Влад с острой тоской подумал: вот бы и ему тоже, не чувствуя боли и усталости, погоняться по городу за белым кроликом. Если б только он его поймал, то знал бы, что загадать. Как там говорилось? В полночь, на границе… В полночь, на границе яви и сна, если быть спокойным и чутким, можно услышать звон колокольчиков. Внезапно пробудившись, Влад рывком сел в кровати. Сквозь сон показалось, будто кто-то шепнул ему на ухо. Дыша часто, словно вернувшись с забега, он с удивлением осознал, что… Больше ничего не болит. Его грузное тело осталось лежать, скрючившись на кровати, а сам он стал тенью — бесшумной, легкой и проворной. И хотя он не мог на себя посмотреть, но знал, что облик его был всё тот же: маленькое сгорбленное тельце, лицо, изборождённое шрамами, непропорциональная голова с короткой шеей (почему-то всё ещё замотанная в шарф), хилые конечности. Только боли сейчас не существовало. А это уже было бесконечно много. Ощутив прилив радости, Влад, подчиняясь внутреннему зову, бесшумно скользнул через стенку, выбравшись наружу. Казалось, словно ему открылся какой-то другой мир. Очарованный новыми цветами, он летел над городом и оглядывался. Все нарисованные на стенах фигуры сошли с граффити и отправились гулять по городу, оставив лишь яркий фон. Повсюду летали бабочки, птицы, парили и звонко лопались мыльные пузыри. По брусчатке разливалось море, и Владу даже показалось, что он слышал где-то вдалеке пение китов. Над головой, гремя, пыхтя и оглашая округу гудками, проносились трамваи. Тени самых причудливых видов и форм деловито гуляли по городу, шли по каким-то своим делам. У кого-то была шляпа, как у медузы, или много шупалец, то тут, то там мелькали перья и жабры; кто-то был огромным и прозрачным, кто-то, наоборот, был словно живой туман. Вот один торопился на паром, созданный из книг; другой пытался поймать свой одичавший зонт; третий о чём-то деловито разговаривал со своим отражением в зеркале, и было заметно, что оно ему отвечало. Одноглазые светофоры, что раньше казались глупыми и безжизненными, сейчас моргали очень даже осмысленно, на морзянке, и стройным тонкоголосым хором выводили сонату. Даже вывески сменились: теперь это зачастую было нагромождение разнообразных символов, либо же что-то загадочное. «Кошачье дыхание и песни рыб»; «Мечты на любой запах, вкус и цвет»; «Куплю желание. Дорого»; «Обменяю два поворота ключа на искренний смех». Он остановился, разглядывая огромную неоновую надпись, что чудесным образом мерцала в воздухе: «Добро пожаловать всем вновь прибывшим! Вы находитесь в городе Не-Здесь, вас нет ни на том и этом свете». — Это и есть граница сна и реальности? И тут перед глазами промелькнула белоснежная молния, на мгновение заполнившая собой все пространство вокруг и, устроив переполох, так же быстро исчезла, оставив после себя след из перезвона колокольчиков. — Глядите, там Лунный Кролик! — завопил кто-то из прохожих. А затем, с шумом, улюлюканьем и гиканьем, пронеслись те, кто за ним охотился. Крылья, хвосты и копыта, множество глаз, раздвоенные языки — кого и чего только не было в той своре гончих! Владу показалось, будто кто-то из них, смутно знакомый, крикнул: — Догоняй! И его нутро от увиденного зрелища вскипело дикой радостью и азартом. Он ощутил непреодолимое желание стать частью этой забавы и помчался следом, скорее понимая, чем видя, что сбрасывает свой облик, будто отмершую оболочку. Отросли рога и клыки, голова вытянулась на длинной изящной шее, вместо хилых конечностей — мощные когтистые лапы. Светящаяся золотом чешуя окутала его, как вторая кожа. Всё в нём менялось, и даже горб зудел, словно готовый лопнуть от силы, изнутри распиравшей Влада. Вперёд, мимо торговцев, улиц, домов и причудливых лавочек, быстрее и ловчее всех в этом мире. И вот он, едва поспевавший за ходом безумной гонки, оторвался от всех и неистово летел вперёд под пораженное оханье, вздохи и вскрики. Шарф, точно личное знамя, хлопал и колыхался за спиной. — Глядите, кто это?! — Здоровенный какой, никогда таких не видел! — Эй, парень, ты из какой сказки сбежал? Но Влад их не слышал. Набрав воздуха в мощные, словно кузнечные меха, лёгкие, он издал радостный рёв. Из его пасти вырвался столп пламени, и свора, заголосив, отпрянула, оставив его наедине с добычей. Владу казалось, что на этом свете, кроме него и мелькающего перед носом пушистого хвоста, перестало существовать что-либо. Не было никаких преград, и стоило лишь протянуть ладонь вперёд, как можно было ухватиться за огромную лапу… Белый кролик, недовольно вскрикнув, попытался отбиться, но запнулся и кубарем полетел вперёд. Влад, перекувыркнувшись в воздухе, почувствовал, как неведомая мощь покидает его, и тело начинает скукоживаться. Парень, сцепив зубы, из последних сил рванул вперёд, совершив мощный прыжок, и приземлился на спину зверя. Испуганно зажмурившись, он, словно лассо, набросил свой шарф на мощную шею и вцепился в шерсть что было сил. — Ну держись, наглец! — яростно и весело сказал ему кролик, притопывая и брыкаясь. Голос, к слову, у него оказался почему-то женский, слишком нежный для такой громадины. Они поднялись высоко-высоко, несясь над городом — таким знакомым и в то же время чужим. Ветер свистел в ушах, облака, словно дымная сладкая вата, завихрялись и рассеивались от их приближения. Прижавшись так тесно, что щекой он чувствовал биение огромного сердца, Влад что было сил вцепился в Кролика, а Луна, точно насмехаясь, скрылась от них за плотным покровом туч. Казалось, полночи они провели в этой безумной скачке. Иногда их нагоняли редкие гончие, и тогда Владу приходилось от них отбиваться, ориентируясь на свет Луны, что изредка показывался сквозь свою ширму. Пару раз он даже чуть не свалился вниз, от чего сердце обрывалось и сбегало в пятки, поскольку Влад чувствовал, что, если упасть, то можно уже и не встать вовсе. Почему-то именно сейчас ему стало казаться, что все, что происходит вокруг — вовсе не причудливый сон, а самая настоящая явь. Так они минули город Не-Здесь и очутились у подножия холма, на вершине которого виднелось величественное построение. Оторвавшись от всех преследователей, Влад верхом на Лунном Кролике въехал в ворота великолепного храма. Вокруг царила блаженная тишина. — Можешь слезть с меня, храбрый гончий, — в голосе Лунного Кролика слышалось уважение. Когда Влад спрыгнул, огромного белого зверя окутало сияние, а затем на его месте появилась девушка в изящном одеянии, с длинными серебристыми волосами и красными глазами. Когда же они встретились взглядом, она, пораженно охнув, отпрянула, словно не верила своим глазам. А затем осторожно, почти шёпотом, поведала ему: — Знаешь, раньше всё буквально дышало волшебством, и сказочные создания свободно ходили среди людей. Но времена менялись, вытесняя чудеса наукой и машинами, а магии пришлось подстраиваться под новый ход вещей, поскольку ей не хотелось исчезнуть. Чтобы выжить, мы, дети сказок, создали свой, Тонкий мир, что мог бы соприкасаться с людским и в то же время был от него обособлен. К сожалению, в процессе создания новой ткани реальности большинство волшебных существ не выжило, включая единорогов, фениксов, драконов. О них нам остались лишь славные сказания, отголоски давно минувшего прошлого. По крайней мере, так я считала до сих пор. Лунная дева завороженно вскинула руку к изрубцованному лицу горбуна, нежно его огладив. — Прежде, чем я услышу твоё желание, скажи: зачем тебе это? Ты же можешь дотянуться до самой Луны, только пожелай, — Крольчиха нахмурилась и покачала головой, словно Влад хотел её обмануть. А затем, замерев, втянула розовым носиком воздух. — Ах, в тебе нет ни капли магии. Неужели ты, оставшись совсем один, так отчаялся, что отдал всё, лишь бы вместиться в это маленькое хилое тело и попытаться найти родную душу среди дыма и шестеренок? Бедный, бедный! Ты слишком огромен для людского мира и не вмещаешься в его рамки. Как жаль. Так чего же ты хочешь? Луна, наконец, выглянула из-за туч, пролив свет на лицо горбуна. Его глаза сияли, точно расплавленное золото. И зрачок определённо был узкий, будто лезвие наставленного в грудь кинжала. Человек выпрямился — горб исчез, раскрывшись необъятными крыльями. Он гордо стоял напротив, возвышаясь над ночным мегаполисом, что простёрся внизу. — Добро пожаловать в мир чудес и пристанище сказок, господин последний дракон, — улыбнувшись, Белый Кролик почтительно склонила голову перед величественной фигурой и протянула ему руку. — Идёмте в Храм, вас там уже заждались.