Ты боялась...

      Кобра плавно колышется, повинуясь словам, облечённым в ноты. Невесомое дуновение в дудку, как просьба опуститься ниже. Два резких выдоха — и змея без тени сомнения извивается вправо. Аякс ведь не умеет играть, но сейчас достаточно выдыхать мысли в инструмент, он сам преобразит их в мелодию. Можно не думать и наблюдать за прекрасным созданием. Парень лишь на миг закрывает глаза, но резкое шипение с порыкивающими нотками привлекает внимание. В голове мелькает мысль, что змеи не способны рычать, но она быстро уплывает в виде облака по реке. Он видит эту мысль, осязаемую и розоватую, прямо как кобра. Заклинатель осекается, потому что перед ним уже белоснежная змея со светло-серым зрачком. Замешательство и сомнения устремляются вслед за мыслью-облаком, они похожи на щепки бурого дерева.       «Белая так белая, видимо, показалось».       Музыки больше нет, его руки пусты. По реке плывёт дудочка, грустно булькая, она явно расстроена тем, что её променяли на изменчивую зверушку. Тёмные воды стремятся утянуть инструмент на дно. В его последних судорожных вздохах Аякс слышит предостережение или проклятие, не разобрать, но там явно много «р-р-р».       «Дудки тоже не рычат. Почему тут все непр-р-равильные? Даже я».       Мысли такие медленные и неповоротливые, а любое сомнение исчезает, стоит его лишь заметить. Змею больше не сдерживает мелодия, она скользит по мокрым плитам. Да, с неба льётся цветной дождь: розовая капля — кап, серо-голубая — кап, пара зелёных — кап-кап, но в основном они белёсые. И вот уже свободная кобра перед ним, капюшон окрашен в пастельные цвета.       — А я тебя знаю. Конечно, ты, только у тебя такие прекрасные и яркие змеи на голове, ой, волосы, змееволы, волсозмеи. — Аякс неловко смеётся, он никак не может собрать образ в голове в слова, всё течёт, всё меняется.       Недовольное шипение остаётся незамеченным, ведь это его милая Энид, даже если она змея, это не повод удивляться или бояться. Парень пытается обнять кобру. Но кто мог предположить, что она вдруг распадётся на множество маленьких змеек, которые будут зло рычать и впиваться в плечи…       — Пр-р-р-снись, — звучит так близко, ещё бы вспомнить значение слов.       Аякс чувствует, что его тянут, будто вытаскивают с большой глубины. «Нет-нет-нет, оставьте, где взяли, где зме-ейка?» — перекатывается в голове; всё время, пока его нещадно тянут, крутится набор слов: от отрицания до змейки и обратно.       Но никто не прислушался к просьбам, его вытянули из приятных завихрений и окунули в реальный мир, который не был так уж доброжелателен.       Открыв глаза, Аякс увидел ничего, серое ничего. Он нервно моргал, пытаясь найти контуры комнаты или хоть что-то. Потолок непреклонно отказывался обнаруживаться, стены и мебель были в сговоре, а вот окно подавало надежду, круглую такую; холодный свет намекал на что-то. Хотелось потянуться к нему… Руки! Аякс как никогда был рад их существованию и тому, что спросонья вспомнил о них, а не начал паниковать. Его нельзя будить посреди ночи — слишком долго приходит в себя. В голову быстрее залетает идея, что он — бесплотное желе, которое тянется к луне, чем осознание, что на голову просто накинуто покрывало, а тело не слушается, потому что… Не слушается?       Парень резко сел, точнее попробовал провернуть этот трюк, но что-то тяжёлое, рычащее и явно негативно настроенное было против. Ладно уж, можно и полежать, можно и отдохнуть, можно и поспать. Если закрыть глаза, то я ничего не увижу, и ничего не увидит меня. Он и не заметил, как проговорил последнее вслух. Ответом послужило щёлканье зубов у самого носа и снова рычание. Мозг очень медленно складывал кусочки пазла, по ощущениям он был мелкий, одноцветный и бракованный.       «Так, хорошо, в наличии: луна, что-то тяжёлое и недовольное, рычание, но я живой и вроде целый. Луна и рычание, луна и рычание. Бинго!»       — Потерялся, волчок? Твой дом за окном, там как бы выходишь — и вот лес перед тобой. Можно бегать, рычать и выть на луну. Слезь с меня, а? — Возможно, горгоны не самые сообразительные создания в мире.       Рычащее нечто расстроенно село на его ноги, а голову уложило на живот. До слуха Аякса донеслось тихое поскуливание, будто кто-то жаловался на судьбу, сдерживая слёзы. Раз его не собираются пробовать на зуб, можно и откинуть тряпку с головы, в конце концов легче дышится, когда кислороду не мешают попадать в лёгкие. Но прекрасное решение не было оценено гостем. На руке чувствовалась сильная, но бережная хватка зубов. Лучше застыть и подумать, потому что это его любимая рука.       — Э-э, хочу скинуть тряпку с головы. Люблю видеть и дышать. Рука мне, кстати, тоже нравится.       Аякс потянул конечность на себя, но существо пасть не открыло и рыкнуло, будто намекая на что-то. Парень пытался понять, к чему такое упорство. Это могло бы занять больше времени, если бы не зашевелились разбуженные змейки у головы. Сейчас Аякс как никогда осознавал, что проснулся не до конца, потому что забыть про свою способность превращать всё и вся в камень — это нужно постараться.       — Окей, осознал. Если отпустишь руку, подашь шапку и закроешь глаза, буду весьма благодарен. Такой план тебя устраивает, Рычун? — Он очень надеялся, что кличка не станет причиной сцены «Тюр прощается с конечностью из-за оскорбления Фенрира».       Названное Рычуном создание разжало пасть, пробежавшись языком по небольшим следам от зубов, и неуклюже соскочило на пол. Задняя лапа запуталась в одеяле. Аякс стоически держался, чтобы не засмеяться. Он прокручивал в голове момент из скандинавского мифа, напоминая себе, что руки у него всё ещё любимые и единственные. А потому лучше сделать вид, что никто не заметил этого позора. Сосредоточившись на попытках быть серьёзным, он перестал прислушиваться к передвижениям Рычуна. Неожиданно прилетевшая шапка послужила веским поводом для крика. Хотя, судя по недовольным, бурчащим звукам со стороны существа, оно не считало это оправданным.       — Твоё осуждение не к месту. Почему я оправдываюсь перед кем-то завалившимся ко мне в комнату? Ладно-ладно, не рычи, закрой глаза. — Парень нащупал шапку и, зажмурившись, натянул её на себя. Он аккуратно заправил каждую змейку и только потом открыл глаза.       Пазл наконец сложился, он был не так уж далёк от истины. Волчок, оборотень — почти одно и то же. Но теперь понятно, почему причина вернуться «домой» в лес не вызвала восторга. Однако оставался вопрос: «Кто и почему?». Оборотни держатся обособленно, а когда оборачиваются, уходят в лес. А этот какой-то странный: один, в его комнате и будто бы не совсем в сознании. Аякс слышал, что при первых обращениях оборотни могут не осознавать себя в полной мере. Но первые разы проходят рано, обычно под присмотром родителей. В школе-то уж точно все себя контролируют и не забывают, кем являются. Все, кроме… Догадка блеснула, как лампочка, готовая потухнуть навсегда, — быстро и ярко.       — Энид? — Вопрос был полон радости, будто совершено открытие мирового масштаба.       Рычун-Энид заинтересованно посмотрел на парня и попробовал повторить странно знакомое слово, но получалось лишь «р-р-т». По морде читалось полное разочарование в именах, не содержащих приятное «р-р-р». Но вот что не читалось, так это понимание происходящего. Волк выглядел потерянным и походил на лунатика, заснувшего в уютной кровати, а проснувшегося в чужой комнате. Видимо, от человеческого сознания пробились только два воспоминания: путь к комнате парня и необходимость закрыть змей на голове. А дальше план подошёл к концу. Рычун-Энид смотрел на Аякса в ожидании подсказки.       Хотел бы парень тоже на кого-то так смотреть, но в комнате закончились живые существа; луна продолжала освещать комнату, но насмешливо молчала. Он не знал, что привело Энид к нему, да, пожалуй, не стоит её больше называть Рычуном. Вспомнит ли она всё утром или нет? Страшно ли ей? Последний вопрос заставил задуматься о том, что он слишком сконцентрировался на себе и причинах и позабыл о чувствах Энид.       Аякс медленно протянул ладонь к голове волка, но не коснулся. Он смотрел в серые глаза и надеялся, что от него исходит забота и желание помочь, а не страх за конечность. Оборотень скосил глаза на руку. Настороженно обнюхал ладонь, поведя носом. Аякс ощущал тепло и продолжал неподвижно держать руку, давая право выбора: оттолкнуть или позволить прикоснуться.       Волк пригнул голову, придвигая её под ладонь, которая легла прямо между ушами. Выждав несколько секунд, Аякс еле ощутимо провёл пальцами по шерсти. Он не знал, понравится ли это оборотню, понравится ли это Энид. Не знал, что творится у неё в голове. Она оборачивалась всего раз, в ту ночь, когда Вэнсдей угрожала опасность. Страх за подругу пробудил волка и дал силы, чтобы выстоять перед Хайдом. Но она ни с кем не обсуждала ту ночь. Стоило догадаться и настоять. Не могло быть всё нормально после того, как первый оборот оказался омрачён страхом, болью и кровью. Да, крови было много. Его Энид не хрупкая девчонка, какой порой кажется, но не нужно быть хрустальным, чтобы разбиться. Она молчала и улыбалась, говорила, что рада… рада победе, возвращению Вэнсдей, спасению школы, своему становлению. А когда кто-то спрашивал о самочувствии, отшучивалась и переводила тему. Он с разочарованием в себе вспомнил момент, который должен был ему намекнуть на проблему.

***

      Совместное занятие по истории сосуществования нормисов и существ в самом разгаре, если так можно говорить о лекции, зачитываемой монотонным, замогильным голосом. Источаемая учениками ненависть была практически материальна, кто-то пытался записывать это похоронное песнопение, но большинство тренировалось в умении спать с открытыми глазами. Аякс же нашёл более увлекательное занятие: наблюдал за прекраснейшей девушкой — Энид Синклер. Её яркие пряди разбавляли серый мир вокруг, а щёлканье ногтей по столу напоминало мелодию. В какой-то миг причудливая игра тени и света уподобила её статуе Артемиды. Что, как не сравнение со статуей от лица горгоны, может служить признанием красоты. Но мираж разрушился от движения девушки.       — Не спи, Вэнсдей, — толчок и тихий шёпот. — Учитель Квайт постоянно смотрит на нас, сделай вид, что слушаешь. Отработки — зло.       Из длинного и раздражённого монолога Аддамс парень услышал лишь отрывок:       — Если бы кто-то не выл по ночам, я бы… — зевок, — не засыпала.       — Луна же полная, это сложно контролировать; всё, сядь ровнее, ты скоро под парту утечёшь. Ай, не пихайся.       Энид мило улыбалась, возможно, потому он и упустил момент, что пора полнолуния ещё не пришла. Если бы он только напряг мозг и задумался, уцепился бы за слова, а не за внешнюю маску беззаботности.

***

      Аякс так глубоко погрузился в воспоминания и самобичевание, что не заметил, как волк уложил голову на колени и урчал, наслаждаясь плавными движениями его руки. Такая же открытая и честная в проявлении чувств, как и её человеческая половина. Была. Ведь, как оказалось, Энид-человек скрывала, что не всё хорошо.       — Почему ты молчала? Почему не попросила помощи? — ответом послужило жалобное поскуливание, настолько тихое, что его можно было спутать со скрипом окна от порыва ветра.       Аякс кивнул головой, ответ очевиден: стыд. Стыдно сказать кому-то, что не знаешь, как справиться. Всё так просто, когда есть угроза, и так тяжело, когда остаёшься один на один с собой. Вспоминала ли она каждый раз тот день, когда начиналось полнолуние? Что было в этой светлой, доброй голове, какие тени заставляли выть по ночам.       Пришло понимание. Теперь луна не смеялась над ними, а, как мать, дарила своим детям умиротворение. Аякс точно знал, что ночь проведёт рядом с девушкой, не сомкнёт глаз, чтобы быть для неё защитой, залогом спокойствия. Одна бессонная ночь — ничтожная цена. И все следующие дни он потратит на то, чтобы помочь Энид преодолеть все преграды. Они вместе, рука об руку выйдут из этой темноты.       — Я слышу твою боль и разделю её. Ты больше не одна, — он сказал это засыпающему на его коленях волку, надеясь, что Энид услышит его сквозь барьеры, которые сама же и выстроила.