Солнце в зените

Глава 14 Король выдвинулся в Ноттингем и находился там, пока Томас не собрал ему войско. Говард поехал непосредственно в замок, где обнаружил совещающегося с Ричардом отца. За столом сидели и граф Нортумберленд, перед которым лежала расстеленная карта, и виконт Ловелл и сэр Джеймс Тирелл. Томас сразу направился к Ричарду, склонил колено и поцеловал монарху руку. «Я привел с собой значительное количество, сир. Все снаряжены, как вы и желали». «Благодарю вас», - Ричард одарил Томаса слабой улыбкой. Он был бледен, под глазами залегли заметные тени. Когда Томас сел, чтобы участвовать в совещании и изучении карты вместе с остальными, король принялся без конца играть с кольцом на пальце своей правой руки. Стукнула дальняя дверь, и Ричард подскочил. Говард-младший подумал, что монарх выглядит так, словно уже много ночей нормально не высыпался. Норфолк объяснил сыну: «Армия Тюдора – здесь, в Атерстоуне, видишь?» Он ткнул пальцем в карту. «Милорд Стенли с братом почти в десяти милях на север от нас. Ему велено присоединиться к общему войску завтра, что предпочтительно, учитывая варианты судьбы сына милорда». «Да», - согласился Ричард, - «Стенли знает, - стоит пойти на предательство, и молодой человек погибнет. Что я могу еще вам гарантировать, - кто бы не одержал победу в завтрашнем сражении, Англия не останется прежней. Если удача окажется на моей стороне, я больше не буду снисходителен по отношению к противникам, что случалось раньше. Вспоминая прощенных мной, несмотря на незаслуженность прощения, я сейчас понимаю, насколько оказывался мягкосердечен. Так продолжаться не может. Если я погибну, и корону наденет Генри Тюдор, - тогда лишь Бог спасет нашу несчастную страну». «Но мы превосходим врага по численности, сир, по меньшей мере, так утверждают ваши разведчики, значит, победа достанется нам», - вкрадчиво произнес Нортумберленд, прибавив, словно это следовало из предыдущего высказывания, - «Мои люди изнурены долгим маршем на юг. Если бы нас поставили прикрывать тыл, подобный шаг предоставил бы им время для отдыха и позволил бы собраться со свежими силами для сражения». «Очень хорошо», - согласился король, - «но не подведите меня. Теперь вы вольны удалиться, милорды. Завтра мы будем пытаться выбрать подходящее место для битвы». Ричард медленно перевел взгляд с одного на другого. «Пусть у меня есть враги», - подытожил он в конце концов, - «но также есть и верные друзья, за что я всех вас благодарю». По пути к жилищу герцога Норфолка Томас заметил: «Его Величество не кажется уверенным настолько, насколько мне хотелось бы видеть». «Он сам не свой после смерти королевы», - ответил ему отец. Норфолку было далеко за шестьдесят, но тот оставался таким же крепким и жизнерадостным, как обычно. «Если мы добьемся этой победы, Дик снова станет прежним. Однако, если мы проиграем, сынок, дела у нас пойдут совсем неважно». «Разумеется. У Генри Тюдора нет причин нас любить. Но ведь королевская армия обязательно справится с косноязычным уэльским отребьем?» «Они не все косноязычны и не все являются отребьем. Милорд Оксфорд – закаленный полководец, и мне хотелось бы знать, кто еще поторопится к ним примкнуть». Отец с сыном добрались до маленького домика, где должны были спать, но, стоило Норфолку протянуть руку к щеколде, как он заметил пришпиленный к ней фрагмент бумаги. Герцог сорвал его, взял с собой внутрь и там, при свете свечи, прочел: Джек Норфолк, ты не будь своей безумной смелостью погублен, Твой Дикон-господин крутой - давно как продан, так и куплен. «Бога ради!» - воскликнул Говард-старший и расхохотался, ударив по бумаге второй ладонью. «Какой-то глупец ошибся, да и Джек Норфолк тоже». Томас воззрился на фрагмент. «Неужели мы так далеко и так быстро зашли?» «Да никогда. Мы были верны Эдварду, сейчас – Ричарду и не претендуем на большее, чем нам положено. Встав завтра на дорогу к ярмарке в Босуорте, мы докажем, что этот писака врет, как сивый мерин». И он бросил оскорбительные вирши в огонь. Листок без урона для себя приземлился на краю очага, где хозяин дома утром его и обнаружил. В понедельник, двадцать второго августа король с полководцами собрались на вершине холма под реявшим над ними стягом с Белым Вепрем. Окинув взглядом горизонт, они увидели штандарт Уэльса с большим красным драконом и колышущиеся на легком бризе яркие вымпелы. С севера поднималась пыль, там двигались солдаты Стенли, тем не менее, было ясно, - перемещаются они крайне медленно. «Крест Господень!» - воскликнул Томас. «Что они намерены делать? Почему лорд Стенли не торопится к нам присоединиться?» Виконт Ловелл выразил очевидное в данном положении отвращение. «Стенли всегда был двуличен и хитер. Думаете, он пришел бы сюда, не окажись его супруга матерью Генри Тюдора?» Томас посмотрел на все еще маленькую фигурку в нескольких ярдах от них под королевским стягом. «Была бы моя воля, убил бы его сына и прислал бы голову Стенли на щите». «Король поклялся так и поступить», - произнес тихо сэр Джеймс Тирелл, - «но не осуществит угрозы, пока не увидит, как станет действовать лорд Стенли. Он отправил к нему гонца с предупреждением, но в ответ прозвучало, что у милорда найдутся и другие сыновья!» Ладонь Томаса сжалась на рукояти меча. «Можно я лично его убью?» «Милорды!» Их позвал голос Ричарда. «Милорд Норфолк, вы с сэром Томасом руководите передовым полком. Полагаю, пришло время вам поехать вниз, в лагере противника происходит какое-то движение». Норфолк склонил голову. «Да сохранит Вашу Милость Господь, да пошлет Он нам благое завершение дня», - сказал герцог и замолчал, тогда как Томас с редкой для себя порывистостью склонил колено и приложил руку короля к своим губам. «Аминь. Да будет так», - ответил Ричард. Он подождал, посмотрел на Томаса и затем, быстро пожав ему плечо, отвернулся, чтобы забрать у оруженосца шлем. Он величественно, так, чтобы каждый это видел, водрузил его на голову, но ладонь короля заметно дрожала. Взгляд медленно переходил от одного полководца к другому, являвшихся, как один, старыми и верными друзьями Ричарда. Томасу показалось, что у монарха вид человека, который даже не надеется оказаться свидетелем наступления сумерек. Много часов спустя Томас пришел в сознание, слыша неравномерное поскрипывание колес по жесткой дороге, ощущая боль, запах крови и пульсацию в голове. После мгновений мутного удивления, - что он делает, лежа на этой грязной телеге, на него нахлынул поток воспоминаний о произошедшей битве. Томас опять увидел, как упал отец, как знамя Норфолка оказалось втоптано в грязь рядом с его разрубленным телом, вспомнил как чужой меч, терзая плоть, впился ему в бедро, как следующий удар смял шлем на голове, как появилась рана на руке. Уже падая на колени, но занося оружие над сэром Гилбертом Тэлботом, он снова услышал возглас: «Король мертв! Король Ричард мертв!», смешавшийся с ликующими криками людей Тюдора. Невзирая на продолжающую кружиться голову, Томас попытался подняться. Вокруг него войска устало переходили через мост, пленных вели рядами, впереди ехала одинокая лошадь. На ее спине висело обнаженное тело, обескровленное после дюжины ожесточенных ударов, с петлей на шее. Ведущий животное человек был так небрежен, что раз или два голова мертвеца ударилась о каменный парапет. Только тогда Томас Говард понял, кто этот покойник. «Ради Христа», - воззвал он, - «смилуйтесь! Он не заслуживает подобного обращения», - и со стоном упал на телегу. Кто-то неуклюже наложил новую рваную повязку ему на бедро, но Ричард Плантагенет, даже мертвый, такого милосердия не удостоился. Томаса отнесли в подвал Лестерского замка к остальным пленным, от кого тот и узнал, что виконт Ловелл и сэр Ричард Рэтклиф бежали, а с ними сэр Джеймс Тирелл и множество его людей, что отец погиб, а сам он, серьезно раненный, повернул назад и оставил поле боя. После предательства Стенли рассчитывать на победу было нельзя. Томас лежал на грязной соломе и смотрел на сводчатый потолок, слишком глубоко погрузившись в свое горе, чтобы заботиться о терзающих его ранах. Утром Говарда-младшего отвели к Генри Тюдору. Он увидел худощавого юношу с редеющими над узким лбом светлыми волосами и ледяными серыми глазами. На голове у молодого человека лежал золотой обруч, упавший со шлема покойного короля и найденный сэром Уильямом Стенли, чтобы водрузить на нового владыку. «Милорд Суррей», - произнес молодчик лишенным выражения голосом, - «мы думаем, как с вами следует поступить. Я являюсь истинным потомком Джона Ланкастера и, таким образом, короля Эдварда Третьего, что и заявил в воскресенье во всеуслышание. Почему же тогда вы последовали за узурпатором, за предателем и за убийцей, каким оказался Ричард Плантагенет? Вы заслуживаете исключительно плахи и топора». «Сир». Томас встал на ноги, поврежденное бедро едва его держало в таком положении. «Сир, на протяжении всей моей жизни я служил короне. Возложили бы ее на кол, я бы служил этому колу. До вчерашнего дня Ричард был моим помазанным королем, я не мог поступить иначе, чем поступил. Мой отец погиб по той же причине». «Тем лучше для него, ибо я не стал бы, не сумел бы его пощадить». Томас надменно ответил: «Он бы этого и не ждал. Что до меня, - я в ваших руках». Он отказался добавить просьбу о милосердии и застыл в ожидании. Лицо Генри не выдало ни единой эмоции, и тогда лорд Оксфорд заявил: «Ваша Милость, милорд Суррей говорит правду. Во время моего пребывания в изгнании, его батюшка помогал моей жене, остро нуждающейся в тот момент в дружеской поддержке. Я очень обязан за это покойному герцогу, и поэтому прошу подарить сэру Томасу жизнь». «Как и я», - прибавил сэр Гилберт Тэлбот. «У меня была возможность убить его, но я бы не стал прерывать жизненный путь достойного человека, который еще может вам хорошо послужить». Генри холодно взглянул на пленника. «Кажется, у вас есть друзья, сэр. Можете пока наслаждаться жизнью. Вас отправят в Тауэр, а я поразмыслю над вашей судьбой». Томас поклонился. «Я благодарю Вашу Милость». Но слова прозвучали пусто – бессмысленно. В Генри Тюдоре не находилось ничего способного прийтись по душе, зацепить, - ни улыбки, ни обаяния Плантагенетов, ни внезапного проявления благородства, частого как у Эдварда, так и у Ричарда, что привлекало к ним сердца. Исключительно мерзлый трезвый ум, оценивающий сейчас победу, отнявшую у Томаса все, чем тот дорожил. Когда его уводили, Говард видел впереди только покрытое мраком неизвестности будущее и собственную неопределенную участь, сам вопрос выживания в руках этого чужеземца, знакомого крайне немногим, но вскоре готовящегося приступить к коронации в Вестминстерском аббатстве. Генри Тюдор продержал Томаса в Тауэре в течение трех с половиной лет. Мрачных лет для Бесс. В один из холодных февральских дней 1489 года она в который раз проверяла содержимое своих закромов. Задача становилась все более и более угнетающей. «Пять дюжин свечей, бочонок с сельдью, бочонок с засоленной говядиной. Думаю, говядину мы растянем до наступления поста, но тогда придется достать больше рыбы. Мастер Уилл, поезжайте на побережье, посмотрите, что сможете там купить. С собой возьмите Фитчета, он умеет проворачивать трудные сделки». Она начала осматривать соленья, запасы миндаля и изюма, меда и засушенных абрикосов. Все это истощалось медленно, тем не менее, чтобы сводить концы с концами, необходимо было вести тяжелую и изнурительную борьбу. Тревога относительно денег стала явлением постоянным, лишь знание, что Томас в безопасности, и раны его вылечены помогало леди Говард сохранять присутствие духа. Он обязательно вернется, - она была твердо уверена, однако до той минуты следовало поддерживать в хозяйстве порядок. Бесс могла только благодарить Господа за свою постоянную занятость, скоротать длинные дни помогала дюжина нуждающихся в одновременном решении задач. Джон в сражении никакой роли не сыграл, поэтому и недовольства нового короля на себя не навлек. Он забрал юную супругу и овдовевшую герцогиню Норфолк жить в Лондон, где часто появлялся при дворе. Матушке молодой человек посылал все, что мог, - Говардов лишили абсолютно всего, за исключением владений Бесс, и даже те находились под угрозой из-за последовавшего на поле Босуорта разгрома. К удивлению леди Говард на подмогу ей пришел лорд Оксфорд, как поступил он раньше по отношению к Томасу. Бесс смогла остаться в Эшвелторпе и была благодарна за это не только от своего имени, но и от имени престарелого отца и детей. Также Джон отправлял матушке придворные новости, описав великолепие свадьбы Генри Тюдора с принцессой Елизаветой. Вот так, писал сын, Йорки, в конце концов, объединились с Ланкастерами, и конфликт получил достойное завершение. Прочитав данные слова, Бесс вздохнула. Мир теперь принадлежал Тюдорам, не сохранилось и следа от столь долго известной всем Англии эпохи правления Плантагенетов, и ей подобное не нравилось. Но пришлось смириться. Когда Джон отрядил весточку, говоря о позволении Его Величества Генри юному Тому стать пажом у новой королевы, Бесс согласилась того отпустить. Нельзя жить прошлым. Все, что сейчас ей осталось – тоска по Томасу, но не похожая на тоску, испытываемую в девичестве, Бесс нуждалась в твердом и надежном присутствии мужа, в покое, который они, наконец, вместе обретут. Вопреки дневным хлопотам, в душе бил глубокий источник одиночества, поэтому леди Говард очень медленно покинула амбар и направилась в зал. Фитчет вносил в дом внушительный сверток. «От мастера Пастона из Кейстера, миледи», - объяснил он, - «полагаю он дарит нам карпа из своих прудов». «Судя по запаху, я с вами соглашусь», - кивнула Бесс. Было нечто раздражающее в том, чтобы принимать столь частые подарки от человека, когда-то стремившегося на ней жениться, и кого она оттолкнула так далеко, не говоря о его игнорировании призыва Томаса идти сражаться, но в сложившейся ситуации, по ощущениям хозяйки дома, не оставалось иного выхода, как только благодарить за дары. «Тут еще есть письмо», - прибавил Фитчет. Он ускользнул с поля Босуорта с не более, чем царапиной, утащив с собой раненого Роберта Белласиса, и даже нашел коней, чтобы обоим им в целости и невредимости вернуться домой. Именно Фитчет сообщил Бесс, что Томас попал в плен. «Я уже видел, как один мой господин погиб», - проронил он, - «хвала Господу, второго я в таком положении не застану. Сэр Томас вернется, миледи». Царившее в душе у него воодушевление никуда не исчезло и теперь он с надеждой произнес: «От лорда Оксфорда. Может статься, здесь добрые вести». Бесс легонько улыбнулась. «Надеюсь, не более, чем его обычное любезное послание. Унесите этого карпа». Фитчет удалился в направлении кухни, и в тот же миг по лестнице спустилась Аннетта. «Мне правильно послышалось, что кто-то пришел? Это был-» Ее тревога никогда не уходила, лишь проявлялась, стоила за стеной внезапно раздаться стуку копыт. «Прислали рыбу от мастера Пастона и письмо», - ответила Бесс, задумчиво глядя на дочь. Маргарет какое-то время назад вступила в брак, но Аннетта, хотя была помолвлена с лордом Дакром и должна уже давно сочетаться с ним законными узами, упросила, дабы церемонию отсрочили, пока отчим не выйдет из заключения. Дни мелькали, лорд Дакр нетерпеливо ждал невесту, свадьбу планировали сыграть летом, вне зависимости будет Томас на ней присутствовать или нет, - Аннетте исполнилось целых двадцать три года. Забота о матери была пронесена девушкой сквозь все эти годы испытаний, она предложила: «Матушка, вы выглядите устало. Отправляйтесь и библиотеку, там вы сможете присесть и спокойно прочитать адресованное вам письмо». Но Бесс уже надломила печать. Как странно, что Оксфорд, этот несдержанный человек, вызвавший в юности столько проблем, превратился в способного полководца и слугу короны, а по отношению к ней еще и в верного друга. Она принялась читать. Его Светлость писал, что с тех пор, как граф Суррей отказался от тайного предложения бежать из Тауэра и присоединиться к закончившемуся печально прошлогоднему восстанию графа Линкольна, король стал смотреть на него заметно благосклоннее. Линкольн погиб, а единственный сын Кларенса, граф Уорвик, находился в темнице, совершенно потеряв самообладание, что окончательно похоронило дело Плантагенетов. Поэтому король решил освободить графа, который, несомненно, вскоре после получения письма вернется к жене к удовольствию его друзей, и, как надеялся Оксфорд, останется добрым господином для них обоих. На мгновение зал вокруг пошатнулся, затем, схватив письмо, Бесс взяла Аннетту за руки. «Он возвращается домой! Аннетта, любовь моя, он, в конце концов, возвращается домой!» Дом неожиданно наполнился счастьем, Аннетта смеялась и восклицала, мальчики кричали от удовольствия, слуги спешили внутрь – услышать хорошие вести. Бесс взбежала по лестнице, искать красивое платье, не использованное ею с поры прежних лондонских дней, и отрывочно вознесла благодарность Святой Деве, обнаружив его в процессе перетряхивания одежды. Она позвала Элизию, чтобы вместе отыскать свой бархатный головной убор, и та с просветлевшим лицом уложила волосы госпожи, словно прошлое вернулось, и Бесс отправляется ко двору. Леди Говард взялась за зеркало. Вокруг губ совсем недавно обозначились морщинки, глаза утратили долю яркости, зато под ними залегли спровоцированные усталостью синяки. «Ох, старею! В волосах уже много седины», - громко пожаловалась Бесс, но Элизия расхохоталась и ответила: «Думаете, сэр Томас будет возражать? Не сомневаюсь тюрьма изменила и его. Он станет заботиться исключительно об окончательном с вами воссоединении». Странно, в мыслях Бесс всплыло воспоминание о том давно минувшем дне, когда Томас сел в кресло, принадлежавшее Хамфри, и она столь сильно его невзлюбила. Ей бы никогда бы не пришло в голову, что однажды случится с такой радостью готовиться к возвращению этого человека домой. Прошлое умерло и погребено. Мир изменился, но, по меньшей мере, отныне они с Томасом будут жить в нем вместе. Король Генри помиловал его, вернул жене, и это все, что имело значение. Погибшая слава, сияние ее солнца, когда оно стояло в своем зените, обратились в воспоминания, лелеемые, но теперь скрытые от посторонних глаз. С ними ушли в сумрак сомнения и подозрения, наводнившие густым туманом последние месяцы Ричарда, кошмар Босуорта и реки крови. Все следует отбросить, ведь Томас возвращается домой. К вечеру, когда светило уже закатилось, Бесс заметила скачущего меж деревьями всадника, подобрала юбки и выбежала из здания ему навстречу. Казалось, что она вдруг опять стала девчонкой, вразрез с исполнившимися ей сорока годами, и, как только леди Говард удалось до него добраться, всадник наклонился из седла и обнял супругу, так что пара отбросила на траву одну долгую слитную тень.