...
- Крутая тачка, чувак! На голос Дин не обернулся. И, ясное дело, ничего не стал отвечать. И реплика шутника, и последовавший за ней взрыв смеха его приятелей донеслись до Дина будто издалека, из другого времени, из другой жизни. Из тех самых времен, когда подростки, подобные тем, что сейчас хохотали ему вслед, провожали Дина до машины завистливыми взглядами, а на саму его «детку» смотрели с неподдельным восхищением. Из тех дней, когда Дин гордился подобным вниманием к своему автомобилю, а Сэм имел все основания подкалывать его, расплывающегося в довольной улыбке в ответ на очередную похвалу: - Не лопни от гордости. Ты её не проектировал и даже не собирал… – усмехался брат. - Зато я – тот, кто за рулем этой красотки… Сейчас Сэм тоже бы улыбался. Дин явственно представлял себе это. Да, Сэм бы улыбался – едва заметно, краями губ. И, быть может, немного виновато. Сэм – чертов специалист по виноватым улыбкам. И Дин бы знал наверняка, что и брат сейчас вспоминает те времена, когда во фразе о том, как хороша их машина, можно было не искать иронии. Но Сэма рядом не было. А Дин, хмурый и равнодушный ко всей иронии мира, садился в грязный салон угнанного ночью Бьюика, бурого от пыли и коррозии, изъевшей его бока....
Выпитый кофе Дина не взбодрил. Скорее наоборот. Горячий напиток согрел, расслабил, и Дину хотелось прикрыть глаза хотя бы на пару минут. Заснуть. Забыться. И, быть может, ненадолго забыть, почему пассажирское сиденье рядом с ним пустует... И не помнить о том, что Дин ничего не может сделать, чтобы брат вновь оказался рядом. Ад догнал Сэма, а Дин оказался беспомощен и безоружен. Весь его небогатый арсенал – записная книжка с номерами телефонов знакомых охотников и эта машина, доживающая свой век, – был бесполезен. Бьюику было некуда везти Дина, а тем, кому Дин звонил, было нечего ему сказать. И всё, что имелось у Дина – умирающий в больнице брат, автомобиль, что вот-вот испустит свой последний вздох, и куча воспоминаний о том, как было раньше. Бесполезных воспоминаний....
Под спиной – прокаленный жаром капот, а над головой – низкое небо, грозящееся упасть. Раздавить. Оно и правду вот-вот упадет. Лицо Сэма так близко… Ближе только его кулак. И глаза Сэма смотрят на Дина с какой-то скучающей яростью. Именно так: со «скучающей яростью», хоть людям и недоступно одновременно и гневаться, и скучать. Впрочем, и Сэм уже не человек. Точнее, не человек тот, кто владеет сейчас телом Сэма, смотрит его глазами, заносит для очередного удара его руку. Дин верит: Сэм еще где-то там, за знакомыми чертами лица с незнакомой мимикой. Скованный и запертый. В бункере собственного тела. И Дин что-то говорит о том, что рядом, что не оставит и надеется только на то, что дьявол дал его брату возможность видеть и слышать. В это отчаянно хочется верить. Если не верить в это, то остается признать, что Сэм умирает в одиночестве. Они оба – так близко друг от друга – умирают в одиночестве. Но если верить, что брат его слышит, не так страшно. Не так больно. И почти так, как Дину и хотелось уйти когда-нибудь: брат рядом, рядом дорога, рядом их машина – их единственный настоящий дом, наверное. Небо все не падает. Из-за облаков, кажется, выглядывает солнце. Дин не уверен: перед глазами плывет. И Дин видит только лицо брата и его странный долгий взгляд куда-то вбок, на машину. И слышит вдруг: «Дин, всё в порядке. Я взял его…» Что ты там увидел, Сэмми? В солнце, отразившемся в стекле и металле?...
Дин поднял голову с руля. Он все-таки заснул. И сам не заметил, как. Оставалось только благодарить Бога – несуществующего, черт его дери! – что Дина сморило раньше, чем он успел завести Бьюик и выехать на шоссе. Телефон зазвонил в тот момент, когда Дин уже повернул ключ в замке зажигания, но еще не решил, куда он, собственно, собирается ехать. На исцарапанном экране отразились цифры номера одного из старых отцовских приятелей, и Дин, еще не ответив на звонок, уже знал, что услышит. Каждый из тех, у кого Дин просил помощи в последние дни, был горазд лишь приносить соболезнования. За сухим «порадовать нечем» и неловким, скомканным «ты… это… держись, парень» Дин слышал треск сучьев погребального костра, а в том, что еще один пытавшийся помочь им охотник даже не передал Сэму привычного привета, мог разглядеть очевидное: Сэма будто бы уже не существовало. Ни для кого, кроме самого Дина. Но и Дин уже переставал верить. И Дин понимал: ему бы думать о другом. Перебирать варианты, искать выход… Но отчего-то получалось только вспоминать....
…Он учит Сэма чинить «детку»… И это кажется единственным занятием, на которое стоит тратить время, как бы его ни осталось мало. Дин уйдет, и у Сэма останется только Импала. Замена едва ли равноценная, но выбирать уже не придется. И Дину смешно от своих мыслей: «пусть заботятся друг о друге»… …Сэм не станет протестовать: водитель выбирает музыку, а пассажир… А пассажир молчит и радуется, что у водителя хороший вкус и коллекция классики рока! И водитель выбирает годами, а пассажир годами слушает. И в итоге разделяет пристрастие. Рок удобен. Полезен. Когда ты устал, нет лучшего средства, чтобы не заснуть за рулем. Басы бьют тебе под дых, разгоняют кровь, отрезвляют… …И Сэм всегда знал приоритеты Дина. – Вот, что я скажу… Если ты сломал мою машину, я тебя убью. Сэм и не думает сердиться на подобное заявление. Хмыкает и качает головой. Зато сам Дин раздосадован. Немного. Младший брат решил доставить призрака-убийцу «домой». И пожертвовал машиной. Тут и не поймешь, смеяться или злиться! … Дин выжал газ. Старенький Бьюик скрипнул, кашлянул мотором, зашипел – будто вздохнул. – Потерпи, приятель, – усмехнулся Дин. – Нам с тобой еще надо доехать до Орлеана....
Лучи утреннего солнца, пробивающиеся в приоткрытую дверь гаража, ложились на черный, запыленный капот машины рваными полосами. Они как полустертая дорожная разметка показывали Дину, куда и как ему следует ехать. И, проводя рукой по лобовому стеклу – то ли стирая пыль, то ли просто его поглаживая, – Дин решался на то, что казалось ему и правильным и неправильным одновременно. Руль казался теплым, сиденье – мягким, будто хорошая кровать, а заведенный мотор звучал так привычно – и пусть, что осуждающе. И с каким-то странным спокойствием Дину подумалось, что он тоже сходит с ума и это самое лучшее, что могло с ним произойти. Рукопожатие руля… Осуждение в шуме мотора… …И скрип с заднего сиденья… Дин обернулся – просто так, без цели: он знал, что никого не может быть сейчас у него за спиной… Взглянул на пепельницу на левой задней двери. Солдатик Сэма все еще был там – куда ему было деться?.. Стоял, выставив в щель дуло своего автомата… Вечно готовый к битве. Как и они с Сэмом. Но, быть может, у каждой битвы когда-нибудь бывает конец? – Поехали, детка, – прошептал Дин. – Отвезем Сэмми домой....
Сэм не удивился, когда Дин забрал его из больницы. И Дин не мог угадать: у брата просто не осталось сил на удивление или дело было в том, что Сэм понимал его, знал, куда Дин собирается ехать. – У нас дело? – только и спросил он – спокойно, без улыбки, но как-то странно мягко. – Вроде того, – откликнулся Дин. Сэм кивнул и больше не задавал вопросов. Только когда Дин сбросил скорость на подъезде к мосту – не так-то просто ехать, когда знаешь, где у дороги конец, – брат покачал головой и тихо проговорил: – Зря, Дин. Это бесстрастное несогласие почему-то придало Дину сил и решимости. Он больше не думал. И Сэму он не ответил, кинул на молчащего брата короткий взгляд и выжал газ, заставляя машину набрать скорость. Мыслей не было. Теплый руль под рукой… Щелканье во чреве печки, гул мотора и рваное, громкое дыхание Сэма... И река впереди. Матовая в утренних сумерках....
Машину резко повело вправо, когда Дин уже был готов прикрыть глаза – не на что смотреть! Смерть в бою принято встречать лицом к лицу, самоубийцам же можно и отвернуться… Кому какое дело?! Но у его «детки» были другие планы на этот день. Они не доехали до моста: управление Дин удержать не смог. Импала на всей скорости влетела в дорожное ограждение, и все, что Дин успел подумать перед тем, как потерять сознание, было нелепое: «прыжка Тельмы и Луизы не вышло, но и так неплохо»…...
Первое, что увидел Дин, придя в себя, лицо Сэма, бледное и окровавленное, а первое, что услышал, насмешливое: – Кажется, не судьба, Дин… Не судьба. Грудь болела. Дышать было тяжело. Переломал ребра? Да какая, собственно, разница!.. Сэм смотрел на Дина странным, потерянно-удивленным взглядом, и, судя по всему, что-то говорил. Много говорил. А Дин слышал только одно: – …спать хочется… глаза… закрываются… просто… – И думать забудь! – прохрипел Дин. – У тебя, похоже, сотрясение. Спать нельзя… И тут же встрепенулся: – Ты можешь заснуть? Можешь? А как же?.. Сэм ему не ответил. Прислонившись головой к покореженной стойке, он уже спал. Не отключился, не потерял сознание – именно спал, Дин слышал это по его глубокому, размеренному дыханию… Чудес не бывает. Дин знал это наверняка. Но даже если представить, что чудеса случаются, они не случаются дважды. Но Сэм спал. Сэм спал, и значит, все должно было наладиться... И сквозь потрескавшееся лобовое стекло светило солнце. И пахло как в детстве... И Дин, сидевший в покореженной машине, на окраине чужого города, на обочине незнакомой дороги, чувствовал себя дома. Наконец. – Как долго мы сюда ехали... – пробормотал Дин, сам не вполне понимая, что хочет этим сказать. – Четыре миллиона миль... – сквозь сон прошептал Сэм. И Дин, не зная, о чем говорит брат, почему-то был уверен: они имеют ввиду одно и то же.