Scars

Уэнсдэй окончательно отпечаталась у него на сердце, разорвала в клочья, а затем сшила вновь его душу, затуманила рассудок, буквально въелась под кожу и осталась там неизгладимым следом. Да, наверное, это и называли «влюбиться по уши», хотя Ксавье не был уверен, что это определение совершенно точно описывало его ситуацию. Ведь Уэнсдэй не была из тех девушек, которые способны выражать свои чувства в полной мере, а если учесть тот факт, что наличие чувств Аддамс и вовсе считала показателем слабости, о чем вообще можно было говорить. Невероятно сложно было передать тот спектр эмоций, который Ксавье ощутил в ту ночь, когда стрела, предназначавшаяся ему, пронзила хрупкое тело Уэнсдэй. Произошедшее сохранилось в его памяти отчетливым снимком, прокручивающимся каждый раз, стоило ему закрыть глаза. Страшный сон наяву, которого Торп боялся больше, чем смерти. В тот момент он и правда был уверен, что мог ее потерять. Прошло несколько месяцев, казалось бы, раны затянулись, оставив после себя лишь жалкое напоминание, запечатлевшееся на теле навечно. Шрамы. Уродливые полосы были мастерски запрятаны под слоем одежды, и лишь сведущий об их наличии мог точно назвать их местоположение. Ксавье не мог вспомнить, в какой момент их взаимоотношения перешли на новый уровень. В какой момент из обвиняемого в многочисленных убийствах он стал парнем, чье общество не претило и не вызывало желания остаться одной. В какой момент он стал проводить ночи в ее постели. Нет, здесь не было места чему-то непристойному, все было куда более интимно: он наблюдал за тем, как она спит. Словно ночной страж, Ксавье оберегал и наслаждался минутами ее спокойствия. Во сне она была еще прекраснее: темные густые ресницы подрагивали, грудная клетка медленно вздымалась на каждом вдохе. Конечно, никто не знал о том, что, стоило Энид улизнуть ночью в комнату Аякса, Ксавье приходил практически сразу и уходил на рассвете. Это был их маленький секрет. Сегодняшняя ночь не была исключением, Уэнсдэй безмятежно посапывала, лежа на плече Ксавье. Погода за окном разбушевалась, поднялся сильный ветер, а косой дождь лил как из ведра. От раскатов грома дрожали окна, но Аддамс спала настолько крепко, что и не шелохнулась вовсе от очередного громкого звука. Лямка ночной майки приспустилась, и Ксавье еле ощутимо дотронулся до плеча, на котором виднелся заметный шрам. Он злился сам на себя, не уберег, не защитил. Сердце предательски саднило, а в уголках глаз выступили слезы. Он был единственным человеком, которому было дозволено касаться ее кожи, и Ксавье делал это с необычайной нежностью, словно Уэнсдэй была фарфоровой и от любого прикосновения могла развалиться на кусочки. Она доверяла ему. Конечно, девушка знала о чувствах Торпа, а кто о них не знал, ведь это было невероятно очевидно. Но больше всего на свете Ксавье боялся, что Уэнсдэй узнает о его шрамах. Она никогда их не увидит, но, вдруг, она почувствует. На ее теле несколько шрамов после той ночи. Тело Ксавье чистое, как первый снег. Но кто сказал, что шрамы остаются только снаружи? Его шрамы были глубоко внутри.