Волшебная сила искусства

Как правило, в начале июня под сводами ночного Шервуда разносились трели соловьев. Но сейчас ночные певцы попрятались. Состязаться с раскатами хохота, сотрясающего могучие дубы, им было не под силу. — Женится? — хохотал Робин, да так, что и остальные удержаться не могли. — Гизборн женится? Снова? — Да какое там снова-то? — почти сердился Маленький Джон. Он ходил сегодня на рыбалку, встретил кого-то из деревенских, вот и разжился новостями. — Он же так и не женился еще ни разу. Предыдущая невеста умотала в Иерусалим неверных обращать, до нее тоже что-то не срослось. — Авось, третий раз счастливый, — фыркнул Скарлет. — На ком хоть женится-то? Маленький Джон наморщил лоб. — Матильда… Изольда… не… Клотильда, вот! Клотильда де Руа. — Де Руа! Клотильда! — встрепенулась Марион. — Да я ж ее знаю! Так Гизборну и надо! Вся шайка с интересом повернулась к ней. — Ну? — Видела ее пару раз. Лет на двадцать Гизборна старше, дважды вдова. Первого мужа не вспоминает, а вот про второго трещит без умолку. Второй у нее был идеал, само совершенство, рыцарь-трубадур. Высокая куртуазия, гимны прекрасной даме — ей, Клотильде то есть. Как начнет вспоминать про его обходительность, учтивость и красноречие — до смерти заговорит. Он и на лютне у нее под балконом играл, и перчатку на шлеме носил, — а когда уезжал в походы, посылал к ней всех встречных менестрелей, чтобы пели о его любви… — Вот придурок, — не выдержал Скарлет. — А сама она теперь, — продолжила Марион, — всех прочих кавалеров только по нему и мерит. И, знаете, ни один почему-то не дотягивает. — Бедняга Гизборн, — покачал головой Тук. — То-то он вместо того, чтоб невесту самолично встречать, отправился в Глостер с каким-то очень срочным поручением от шерифа. Мол, обычному гонцу не поручишь. — Как хотите, — сказал Робин, — а вот лично я просто должен на нее посмотреть. Невеста Гизборна… не каждый день. — Ага, посмотрел один такой! — возразил Тук. — Она, небось, с отрядом целым едет. Кого попало к госпоже не пропустят. И в Шервуд соваться не дураки, объедут. — Объедут, — кивнул Робин. — А ночевать будут в «Короле и канарейке», это уж как пить дать, больше негде им. — Ты что это такое задумал? — подозрительно спросила Марион. На лице Робина читалась сама невинность. — Ничего… решительно ничего. Но по глазам его было видно, кто в этом лесу самый умный и находчивый. Как оказалось, в этом лесу он такой не один. Когда в «Короля и канарейку» явился первый менестрель и возвестил, что доблестный сэр Гай Гизборн послал его к своей прелестной невесте, дабы продемонстрировать ей всю силу жениховской любви, осчастливленная невеста захлопала в ладоши от восторга. Менестрель был статен и хорош собой, строен и черноволос, одет прилично, да и лютня щегольская (а что б не щегольская, Аллан забыл, когда в прошлый раз проезжал через Шервуд, а Аллан абы на чем играть не станет). Правда, приятный голос менестреля не попадал ни в одну ноту, а лютня в тонких красивых пальцах вопила истошно, как мартовский кот, но Клотильда была настроена снисходительно. — Ах, деве, нежной, как рассвет, любой и каждый рад, — голосил менестрель, и на лице Клотильды расплывалась горделивая улыбка. — Ей вся природа шлет привет… годков так пятьдесят… Личико невесты переменило выражение. От неприятной сцены разом утратившего в ее глазах всю прелесть менестреля спасло появление конкурента. Присланного, понятно, тем же Гизборном. Конкурент одет был не так щегольски, отмыт не так старательно, да и тонкостью черт не отличался, зато на захудалой мандолине играл преловко. Жаль только, репертуар у него состоял исключительно из скабрезных солдатских песенок (а чего еще Скарлет мог нахвататься за годы службы?). Клотильда хмурилась, а ее сопровождение усердно запоминало особенно лихие обороты. Третьим влюбленный Гизборн прислал почему-то сарацина. Музыкального инструмента тот при себе не имел, но речитативом обрушил на Клотильду ворох цветистых восточных комплиментов, из которых она с негодованием узнала, что зубы ее подобны стаду выстриженных овец, живот — круглой чаше, а бюст и вовсе чему-то непотребному. Утратив дар членораздельной речи, Клотильда визгом остановила его аккурат в тот момент, когда он дошел до любезности уст ее, подобных половинкам граната. Верзила в меховой безрукавке, молотивший деревянными ложками по глиняным горшкам, не продержался достаточно долго, чтобы зрители успели оценить его пение. А когда перед публикой предстали толстенький монах и белобрысый послушник, нестройным хором затянувшие про брак в Кане Галилейской, терпение Клотильды лопнуло. В последовавшей безобразной потасовке все присутствующие изрядно потеряли достоинство, несколько стражников — по паре зубов, Маленький Джон — почти все горшки и ложки, Аллан — лютню, а Гай Гизборн — невесту. Приобретения же у мужского состава сводились все больше к синякам и разбитым носам, а вот Клотильда приобрела свободу и прежний статус на брачном рынке. — У дураков мысли сходятся! — веселилась Марион. — У великих умов тоже, — оскорбленно возразил Робин. — Ум у вас один, коллективный. И знаешь, на стольких оболтусов разделить — каждому не так уж много и достанется. Где-то довольно далеко, при свете свечи, Гай Гизборн, вспомнивший о жениховском долге, обмакнул перо в чернила и тяжко задумался. Никаких свежих и оригинальных рифм на «любовь», кроме «моя коровь», в голову не приходило. Он еще не знал, что Робин сегодня вечером сделал его счастливейшим из смертных.