Аманаты

Привыкла же русская княгиня К. к человеку, у которого, в сущности, нет носа! Стендаль

Целый год пролетел, как пара недель. Ричард успел привыкнуть к полковой жизни, армейской муштре, заседаниям штаба, беготне по поручениям и всем своим существом, до последней косточки прочувствовать скуку гарнизонных городков; успел он, однако, и поучаствовать в войне — конечно, под командованием эра Рокэ, — вернуться с победой и потом ненадолго съездить в отпуск в Алвасете, но вот заглянуть в Надор уже не успел: эр Оскар сначала согласился, что зимой Ричард ему не понадобится, но на самом деле не собирался отпускать его дольше, чем на пару-тройку месяцев. Война — кампания в Варасте, — между прочим, как смеялся эр Рокэ, говоря как будто в шутку, началась вообще-то из-за того, что на первом балу Айрис чуть не оскорбил гайифский посол, эр Рокэ ответил ему, Гайифа, обидевшись, заплатила Кагете, Кагета — бириссцам, и уже те напали на Талиг; впрочем, может быть, добавлял эр Рокэ уже серьезнее, дело в том, что Гайифа последние лет десять пытается чужими руками отвлечь внимание Талига от себя, но зачем — этого он пока не сумел выяснить. Как только эр Рокэ уехал из столицы, Айрис тоже уехала, но, конечно, не с ними, как почему-то в ужасе предположил эр Эмиль — для Ричарда теперь генерал Савиньяк, — а в Кэналлоа. Не считая войны и отпуска, в обычное время эр Оскар бывал в столице примерно раз в месяц — в эти дни Ричард ночевал дома, а эр Оскар по своим делам уходил во дворец. У этих визитов даже было свое, немного плавающее, но довольно четкое расписание: самый конец одного месяца или самое начало другого. Иногда дела во дворце (Ричард догадывался, что за ними стоит, потому что эр Оскар не делал из своих отношений с Ее Величеством большого секрета — но предпочитал даже в мыслях не пятнать чужой чести; эр Рокэ, правда, его бы не понял) удачно совпадали с датами советов в штабе. Последний раз, вскоре после дня святой Октавии, они чуть не попали на какое-то церковное действо: оно вроде бы уже прошло, но отголоски все еще не утихли, и город и двор гудели: говорили, что грядет примирение двух конфессий — олларианской и эсператистской, — и вот первой ласточкой был приезд какого-то монаха из Агариса, которого принимали не как еретика, а как равного, брата в Создателе, со всеми почестями. Ричарда не очень занимали такие материи: так как в Кэналлоа процветала веротерпимость и свободно исповедовались любые религии, эр Рокэ еще в самом начале выписал для них из Надора отца Маттео, который и окормлял с тех пор «юного герцога Окделла и его сестер»; Ричард неплохо разбирался в Эсператии, но не более того. Куда интереснее было другое: вернувшись в тот раз из дворца, эр Оскар похвастался, что его, возможно, скоро произведут в маршалы: маршал Ги Ариго, его наставник, как будто обиженный тем, что во всех последних кампаниях его обходили вниманием и даже не брали с собой, собрался в отставку. Ну что же — эр Оскар, наверное, этого заслужил, хотя эр Рокэ (который стал маршалом примерно в том же возрасте) иногда на особенно бурных военных советах кричал, что, будь его воля, никогда не дал бы господину Феншо звания выше полковника. Эр Оскар, вопреки опасениям эра Рокэ, вообще оказался неплохим господином: простым и легким на подъем, веселым и жизнерадостным; он честно старался учить Ричарда, давал ему увлекательные поручения, не нагружал сверх меры, не позволял слишком много отдыхать и не любил разговоров о политике (а любил разглагольствовать о военных реформах, которые он, будь его воля, претворил бы в жизнь). Зато эту тему обожал маршал Ариго, который еще до их отъезда на войну несколько раз наведывался в гарнизон. Правда, Ричард вечно оказывался чем-то занят и почти никогда его не заставал — только однажды, вернувшись с задания пораньше, услышал, как эр Оскар заявляет маршалу, где и на чем вертел «все эти их дрязги». Единственной большой бедой эра Оскара было то, что он постоянно сквернословил — иногда даже казалось, что он не просто вставляет в реплики бранные слова, а вся его речь состоит только из них. Ричард даже опасался, что в конце концов переймет его манеру выражаться и поэтому специально себя сдерживал и всякий раз проверял, не проскочило ли у него какое-нибудь непотребство. Пока обходилось, зато он однажды вспомнил, как еще в детстве, пообщавшись с эром Оскаром всего несколько дней, подцепил от него ругательство, которому потом ненароком научил девочек («Эр Рокэ, мы играем в камни! Мы камни и мы звезданулись!»); к счастью, Эдит и Дейдри быстро разучились и забыли «плохое слово», и эр Рокэ даже не очень рассердился. Сегодняшний день клонился к закату; все поручения были выполнены, и Ричард сидел в своей комнате в генеральском доме (у эра Оскара в этом гарнизоне была не офицерская квартира, а целый дом — кстати, Ричард быстро выяснил, что здесь не имеют ничего против денщиков, поэтому ему теперь прислуживал Камило), сочиняя очередное письмо: теперь он переписывался не только с невестой, но и со всеми девочками, с каждой по отдельности, и они присылали ему письма раз в неделю, а то и чаще. Вдруг на улице послышался бешеный стук копыт, и во двор влетел верховой на взмыленном коне. Ричард поднялся было из-за стола — встретить гонца и выяснить, что ему нужно, но не успел даже выйти из комнаты — не то что сбежать вниз: тот, с воплем: «Срочная депеша для генерала Феншо!» — уже скрылся за дверью. Через несколько минут из генеральского кабинета раздалась тирада, полная таких сложносочиненных ругательств, каких Ричард никогда раньше не слышал даже от эра Оскара. *** Когда Катарина вышла из аббатства, на улице уже вечерело. Весна вступала в свою последнюю четверть, зелень в этом году разрослась буйно, как никогда, и вокруг все благоухало: аромат цветущей акации, мешаясь с запахом нагретой сухой травы, распространялся далеко за пределы монастырского сада, а густые кусты надежно скрывали неприметную калиточку — тайный вход в монастырь, о котором знала только сама Катарина, ее наперсница мать Моника и несколько особо приближенных фаворитов. Вопреки сплетням, которые разносили злые языки, Катарина вовсе не каждый раз, отправляясь помолиться в монастырь, принимала у себя гостей: сегодня, например, она провела весь день в своем уединенном саду, в одиночестве размышляя, читая томик стихов — сборник поэзии творцов прошлого Круга, — созерцая цветы и наслаждаясь тишиной. Охрана была оставлена во дворце, дежурная фрейлина отпущена, а карета, запряженная парой каурых лошадей, ждала неподалеку и должна была подъехать к калитке в условленное время. Катарина слегка пожала пальцы матери Монике — оставаясь наедине, они пренебрегали церковным церемониалом — и, пройдя пару бье по дорожке, присыпанной светлым песком, неслышно затворила за собой калитку. Карета была уже подана — кучер подогнал ее вплотную к самому входу, так, чтобы госпоже государыне, утомленной молитвами, не пришлось делать ни одного лишнего шага. Подобрав юбки, Катарина забралась в карету и сразу же, оказавшись внутри, ощутила смутную тревогу: что-то было не так. В карете было темно — гораздо темнее, чем на улице, как будто кто-то подменил ее легкие газовые занавески шторами из плотной черной ткани. Раздалось гиканье кучера — голос тоже показался странным, словно чужим, — щелкнул кнут, и карета сорвалась с места с такой скоростью, что Катарину вдавило в сиденье. Она хотела крикнуть кучеру, чтобы правил поосторожнее, но тут чья-то рука в перчатке зажала ей рот, и хрипловатый голос произнес: — Не дергайтесь, госпожа, и все будет хорошо! Мы вас не тронем! Катарина больше почувствовала, чем увидела, как из теней по углам кареты выдвинулись фигуры — три или четыре мужских силуэта; она попыталась дотянуться до стилета, спрятанного на поясе, в потайном кармане платья, и замаскированного под рукодельные ножницы, но, стиснутая с обеих сторон бандитами, не смогла даже пошевелиться. Ее любимая тактика — изобразить обморок — здесь точно бы не сработала, так что оставалось только полагаться на свой язык и попробовать заболтать похитителей и если не убедить их отпустить ее, то хотя бы выяснить, что им нужно. Пока она размышляла, бандит, зажимавший ей рот, убрал руку, но, не дав сказать и слова, прижал к ее губам холодное горлышко фляги и велел: — Пейте. Глотнув сладковатой жидкости, похожей по вкусу на лекарство от слабости нервов, каким ее вечно потчевал лейб-медик, Катарина мгновенно не то заснула, не то на самом деле потеряла сознание. Проснулась она от резкого толчка — карета остановилась, — и еще долго сидела, не открывая глаз и не шевелясь, пока не услышала, как заскрипела, открываясь, дверца кареты, зашелестела обивка сидений и загудели, избавляясь от веса пассажиров, рессоры: бандиты один за другим покинули карету, оставив Катарину в одиночестве. Наконец открыв глаза и оглядевшись, она обнаружила, что штора отдернута и в окно бьет дневной свет: карета стояла на опушке посреди леса, окруженная плотным кольцом из сомкнутых спин: бандитов было несколько десятков, и они громко переговаривались, кажется, по-кэналлийски. Пока Катарина спала, похитители успели обыскать ее: исчез стилет и аметистовые четки, но все остальные украшения остались на месте. Тем временем кольцо бандитов раздвинулось, пропуская кого-то, и в карету забрались двое: первой — женщина с темными спутанными волосами, повязанными заношенной косынкой (которая когда-то, наверное, была красного цвета), но не на пиратский манер, а по-крестьянски, с узлом спереди; и за ней — разбойник совершенно отвратительного вида: худой как жердь, лысый, с испитым лицом зеленовато-землистого оттенка и полупровалившимся носом. — Сударыня, — галантно начал бандит гнусавым голосом и отвесил Катарине легкий поклон. — Прошу прощения за неудобства, но это было необходимо. Итак… — Вы кэналлиец? — перебила его Катарина. — О, не совсем! Прошу прощения — мы же не представлены. Я кэналлониец. Соберано Свободного государства Кэналлония, к вашим услугам. — Никогда не слышала о таком государстве, — сказала Катарина. — Ничего, сударыня, скоро услышите — ведь именно вы станете залогом нашей независимости! Не беспокойтесь, пока вам не причинят вреда, — бандит засмеялся: раздался тошнотворный звук, как будто кто-то скреб ножом по стеклу. — Несколько дней придется провести в дороге, но мы постараемся устроить вас со всем удобством: у вас даже будет приятная компания, женская. Познакомьтесь: Изабелла, ваша будущая царственная сестра. Беллочка, держи Ее Величество на прицеле и не спускай с нее глаз! Разбойница ухмыльнулась, обнажив кривые зубы, и наставила на Катарину изящный дамский пистолетик, который совсем не вязался с ее образом. Бандит хлопнул подельницу по плечу, чмокнул ее в щеку и, спрыгнув на землю, отдал несколько приказов. Вся шайка как один тут же взгромоздилась на коней, дверца захлопнулась, и карета покатилась дальше. Снова прикрыв глаза, чтобы не видеть лицо разбойницы, Катарина, пытаясь отрешиться от неприятного положения, в котором оказалась, принялась размышлять: бандиты, наверное, собирались шантажировать Рокэ или самого Фердинанда; или уже послали, или скоро пошлют кому-то из них письмо с требованием выкупа. Рокэ, конечно, ни за что не согласится на их условия, так что ее скоро или спасут, или убьют. Не хотелось представлять себе некий третий исход, в котором ее, например, будут пытать, отрезая по кусочку и отправляя королю, поэтому Катарина, чтобы отогнать пугающие картины, стала прокручивать в памяти вчерашний день: не могла ли она избежать похищения; не было ли уже намеков, несоответствий, на которые следовало обратить внимание? Вспомнилась странная встреча в храме: заглянув на пару минут в собор — поставить свечи, — Катарина увидела незнакомца, которого никогда не встречала здесь раньше; он с сосредоточенным видом разглядывал одну из икон, изображавшую низвержение Князя Заката воинством Создателя. Волосы у незнакомца были точь-в-точь такой же длины и оттенка, как у Врага на иконе — это, должно, быть, его и заинтересовало. На шум шагов он оглянулся и, как будто не узнал в ней королеву, бесстрастно поприветствовал: — Моя госпожа. — Добрый день, сударь, — учтиво ответила Катарина: как-никак, они были в храме — не время и не место призывать человека соблюдать этикет; незнакомец окинул ее взглядом с головы до ног и, пристально смотря ей в глаза, продолжил: — Моя госпожа, знаете ли вы такого человека по имени, кажется, Рокэ? — Рокэ Алву? — удивилась Катарина. — Конечно. Все его знают: Первый маршал, соберано Кэналлоа… — Алву? Хм, — незнакомец потер лоб. — Почему-то казалось, что у него другая фамилия, но не суть. Скажите, моя госпожа, верно ли, что он — последний в своем роду? — Формально да, — Катарина пожала плечами: абсурдный разговор начал ее утомлять. — Он воспитывает четверых детей, но чужих, если вы об этом. Он не женат, своих наследников у него нет. Не ручаюсь насчет бастардов, но поговаривают, что он бесплоден. — Прекрасно! — незнакомец просветлел. — Все сходится! Спасибо, моя госпожа, вы очень мне помогли! Желаю вам удачи во всех ваших делах и прощайте! С этими словами он развернулся и направился к выходу из храма. Катарина тогда сразу выбросила их диалог из головы — и, наверное, зря: возможно, тот человек как раз и был осведомителем бандитов. *** Рокэ вызвали во дворец ранним утром — в такое время никогда не назначались советы, и это значило, что стряслось нечто из ряда вон выходящее. Его проводили в малую королевскую приемную, где обычно обсуждались самые тайные государственные дела, и там его встретили сам король, такой бледный и несчастный, как будто за ночь ему передался нервический недуг его супруги; кансилльер, всем своим видом излучавший сочувствие; кардинал, на равнодушном лице которого не отражалось никаких эмоций; и очень напряженный Лионель. — Рокэ, друг мой, Катарина пропала, — сказал король, протягивая Рокэ руки. — Возможно — мы считаем — возможно, ее похитили. — Возможно также, Ее Величество сбежала, — добавил кардинал. — Пропала? Похитили? Сбежала? А где, извините, была ее охрана? — Рокэ посмотрел на Лионеля. Тот пожал плечами: — Она обычно отпускает охрану, когда едет, гм, молиться. Сначала мы думали, что она просто задержалась в монастыре и осталась на ночь: она пару раз так же делала, хотя обычно все же предупреждала. Но… — Ну что же, — прервал его Рокэ. — Раз пропала, нужно искать. Посылайте за комендантом, пусть поднимает своих людей и обыскивает город. Аббатису тоже нужно допросить — она наверняка что-то знает. Проверить все ворота — не проезжала ли приметная карета. Честно говоря, не пойму, зачем для этого вам понадобился Первый маршал! Поначалу казалось, что поиски не дают никакого результата и раз за разом заводят Рокэ в тупик: аббатиса, доставленная во дворец под конвоем, клялась, что Ее Величество уехала из монастыря, как обычно, в своей карете, которую, тоже как обычно, подали для нее к самому выходу; ночная стража на воротах успела смениться дневной, а в записях, где отмечались все въезжающие и выезжающие, не было никаких отметок о королевской карете. Но уже через несколько часов открылось, что пропали два ночных стражника с ворот в южной части городской стены, а вскоре нашлись одновременно их тела и — неподалеку от монастыря — тела кучера и двух лакеев, сопровождавших вчера Катарину. Все теперь указывало на похищение — оставалось понять, кому оно понадобилось; но и это выяснилось вечером, когда во дворец принесли письмо, которое, минуя канцелярию, отдали лично в руки королю. Прочитав его, тот побледнел еще сильнее и рухнул в кресло. — Рокэ, — сказал он слабым голосом, подавая листок. — Вот, прочтите сами, так будет проще. Это ваш подданный. — Мой… подданный? — переспросил Рокэ и взял письмо, уже зная, что увидит в нем. Он оказался прав: Катарину похитил Смертельный Налетчик. Бандит, десять лет назад предсказавший свое «триумфальное возвращение», как бы Рокэ ни старался и сколько бы ни ловил его сторонников (сколько же там все-таки братьев? Уничтожено уже пятеро, но они все возвращаются и возвращаются!), выполнил обещание и на этот раз решил не размениваться по мелочам, замахнувшись на самую вершину. — Не беспокойтесь, Ваше Величество, — сказал Рокэ. — Бандит не успеет далеко уйти: я прекрасно знаю его методы и представляю, как он мыслит. — Он требует, чтобы вы дали ему автономию, — вставил кансилльер, который тоже прочитал письмо, заглянув королю через плечо. — Не проще ли согласиться, если это спасет Ее Величество? Я бы на вашем месте дал! Это небольшая цена по сравнению с жизнью королевы! — Да, мой друг, — сказал король. — Подумайте. — Нет. Мы легко справимся с ним и без этого. Я уверен, что он не посмеет ничем навредить Ее Величеству — в конце концов, она для него ценный заложник. Они выехали через южные ворота. На южном направлении у нас сейчас стоят полки генерала Феншо: я немедленно прикажу, чтобы они начинали поиски, и сам с отрядами выеду туда же. У вас будут для меня еще какие-то приказы, Ваше Величество? — О да, — король приподнялся из кресла и огляделся: в кабинете оставались только они втроем — ни кардинала, ни Лионеля уже не было. — Я хочу, чтобы вы уволили капитана нашей охраны. — Савиньяка? — удивился Рокэ. — Но за что? — Он не сумел уберечь Катарину! Он совершенно ни на что не способен — это стало ясно уже после той истории, когда его люди пропустили во дворец дриксенского адмирала… — Ардорского торгового капитана, — поправил Рокэ. — Господин Первый маршал, я думаю, вы понимаете, что Его Величество имел в виду, — сказал кансилльер. — Так или иначе, я не хочу его больше видеть, — закончил король. — Ушлите его куда-нибудь подальше от двора: на север, на границу с Каданой — куда угодно! Сделайте его вот хотя бы комендантом Проца! — Ну нет, Ваше Величество: это будет слишком — уже не опала, а изуверство! Вы же помните, как тяжело он перенес гибель отца? Это произошло как раз при осаде Проца. Может быть, Торка? — Нет, — капризно сказал король. — В Торке у него все друзья: он не воспримет это как наказание. Придумайте что-нибудь другое, Рокэ! Хорошо, пусть не Проц — но дальний надорский гарнизон вполне подойдет. Если вы отказываетесь, я сам подпишу приказ. — Как пожелаете, — Рокэ вздохнул, прикидывая, как будет объяснять Лионелю его внезапную опалу и перевод из дворца на границу. — Тогда я считаю, что нужно уволить и городского коменданта: именно его подчиненные позволили бандитам застать себя врасплох. — Это пожалуйста, — разрешил король. — Август, будьте добры, займитесь, прошу вас. Грустная ирония, подумал Рокэ, состояла в том, что и он сам, и Штанцлер вынуждены были заниматься теперь увольнением своих друзей — если у этой хитрой твари были, конечно, хоть какие-то друзья. Похищение Катарины, кажется, почти не волновало их обоих: Рокэ был уверен, что в противостоянии Налетчика и Катарины королева, хрупкая только на вид, даст бандиту серьезную фору, а Штанцлер, возможно, вообще срежиссировал все это: Рокэ давно подозревал его в сношениях с бандой Налетчика, но так и не смог уличить — наверняка не получится и в этот раз.