Домашний очаг

Наверное, до всего этого безумия, я могла запросто назвать любимые места в Нериме. Их было не так уж и много. Например, дом семейной парочки, буквально через реку от нашего монастыря. Обсерватория Ордена. Или лагерь аэтерна, где можно было без опаски купить зелья маны и новые заклинания. Но все их унесла война. Дом сожгли разбойники, лагерь разорили солдаты Баратеона, а пристанище Ордена король лично превратил в ещё одну ужасную аномалию. Так же легко меня покидали люди. Сначала семья, затем друзья, что я обрела среди аэтерна, после знакомые и учителя из Ордена… Это происходило настолько стремительно, что я начала бояться. Бояться привязываться к местам и людям. Вокруг гражданская война. Тут нет места сентиментам. И все же я стою на обзорной площадке замка Дарлан, размышляя о том, как же я обожаю прятаться здесь от мира. Горный пейзаж помогал найти душе умиротворение, что ли. Снежные шапки на каменных склонах вообще вызывали у меня, выросшей среди лесов и полей, восторг. Острый ледяной воздух, убаюкивающий своей песней, синева неба на фоне сияющей белизны… Это было великолепно. А ещё напоминало мне кое о ком. О том, кто спас меня из крепости, находящийся почти в таких же горах. А я его — от рабского ошейника. Стоило только мыслям устремиться в том направлении, как за спиной послышался стук двери и тихие шаги. — Уф, ну и ветер… Сегодня холоднее, чем было последние дни, — Ким, грея руки своим дыханием, приблизился ко мне и встал рядом. На небольшом расстоянии. И это вызвало у меня тягучую тоску в груди. — Не замёрзла? — Нет, не переживай, — я покачала головой, не сводя взгляда с юноши. Он кивнул, тут же отворачиваясь от меня. — Хорошо. Но обязательно говори, если замёрзнешь. Хотя не могу тебя винить в желании побыть здесь подольше. Вид потрясающий, — Ким мягко улыбался, глядя на горы в свете полуденного солнца. А я — глядя на его профиль. Ким. Бывший раб, второй последний ученик Мерзула и юноша, от взгляда на которого внутри у меня все переворачивалось. Он казался робким и чересчур мягким, совсем не подходящим для войска революционеров Наратзула. Порой даже мне в голову закрадывалась мысль, что ему бы сидеть в доме, где-нибудь на пышащей зеленью опушке, в компании соседских детишек. Или возлюбленной, что принесет ему обед, пока он работает с деревом… Но потом вспоминала, как он, не колеблясь, высаживал стрелы аккурат в глазницы врагов. Как он поднял восстание в Эрафине, не выдав себя королю. Как он спасал мне жизнь, метким выстрелом, вовремя произнесенным заклинанием паралича или лечения, когда я истекала кровью. Да, он был добр. У него было нежное сердце, и он был самым теплым и светлым человеком во всем гребаном Нериме. А может и во всем Вине. Но Ким не был тюфяком или мягкосердечным дурачком. И из-за этого противоречия я не могла отвести от него глаз. Он, казалось, сиял изнутри. Хотя совсем недавно я была непростительно слепа. Уже пару дней, если не недель, у меня в голове звучат его слова. «Твоя воля… Она мне нравится. Ты мне нравишься. Я…» Это предательская тишина после «я» не давала мне покоя. Я знала, что он хотел сказать. Но не могу же договорить за него, сделав поспешные выводы? Может я ошиблась? Хотя, признаться честно, все было давно очевидно. Это проглядывалось в его волнении за меня, попытках защитить от врагов. Даже в совершенно кошмарной привычке первым делом осматривать и лечить после битвы меня, а уж только потом себя. И я была к этому непростительно слепа. До сих пор корю себя за это. Непроходимая близорукая дура. Но даже после этого незаконченного признания Ким продолжал быть рядом. На некотором расстоянии, правда. Возможно, подсознательно боялся, что я ему откажу. Но разве я могла? — Ким? Имя слетает с языка быстрее, чем я соображаю, что делаю. Сама ведь не знаю, что сказать. Но он уже повернулся ко мне, слегка смутившись от пристального взгляда. — Да? Всё-таки замёрзла? — Нет, не замёрзла. Я… Ох, это, оказывается, сложнее, чем я думала, — короткий нервный смешок кривит мои губы, а Ким удивлённо смотрит на меня. Как же хочется, чтобы горы сейчас были интереснее моего лица. — Я хотела бы продолжить тот разговор. Ну. Который ты начал в храме, где мы нашли предсказание. Ему не требуется много времени, чтобы понять. Он прокашливается и опускает взгляд. Щеки заливает краска — то ли от смущения, то ли от мороза… Он очарователен. Хотя, наверное, я и сама стою пунцовая. — Я… Да нет, нечего продолжать, — Ким смотрит куда угодно, но не на меня. — Я глупо поступил. Думал, что мы там умрем, перенервничал, вот и сказал… Хах… Мой резкий рваный выдох привлекает наконец его внимание. Я делаю шаг к нему навстречу, ближе, ища своими руками его дрожащие то ли от волнения, то ли от холода пальцы. Боюсь, что он отступит, но… Но он этого не делает. Он смотрит наконец на меня, полным недоумения, надежды и какой-то радости взглядом. Будто ищет что-то в глубине моих глаз. И, возможно, находит, но продолжает молчать. — Твои чувства не глупость. Не говори так, пожалуйста, — мои слова звучат тихо, но он их слышит. Я чуть сжимаю его руки своими, и чувствую то же в ответ. — Ким, я… — Я люблю тебя. Он выдает это на одном единственном выдохе, быстро, резко. Смотрит мне в глаза уже куда увереннее. Я чувствую, как Ким высвобождает свои руки и аккуратно обхватывает мои плечи. И все же в этом движении столько сдерживаемой нежности, столько чувств, что у меня спирает дыхание. Моя уверенность, которую он так любит вспоминать, тает под его взглядом. Да и я сама тоже, что тут скрывать. Хочется его коснуться, обнять, но я просто смотрю на него. А он, заполучив мое внимание полностью и безраздельно, продолжает, с мягкой улыбкой. — Я люблю тебя. Ты самая потрясающая девушка из всех, что я встречал. Самая сильная, волевая и красивая. Честно, мне кажется, что я тебя недостоин. И… И если это так… Ты вправе оттолкнуть меня. Я не обижусь, — постепенно он сникает, но не отнимает рук. Будто надеется, что его слова — это только слова, а я его ни в коем случае не оттолкну. Что ж. Он прав. Абсолютно прав. Мне хватает выдержки только взять его лицо в свои руки. Слова будто ветром сдуло, и я не знала, что ответить. Точнее нет, знала. Но не могла сформулировать свою мысль. Мне столько хотелось сказать ему… Но все что я смогла выдавить — это робкое «и я люблю тебя». Тихое. Но он расслышал. Он вообще всегда меня слышит, как бы далеко я не была. Это будто что-то открывает внутри него. Изумление в округлившихся глазах сменяется неподдельным восторгом и счастьем. Он смеётся, крепко обнимая меня. Робко целует сначала мои скулы, затем веки, кончик носа, уголки губ, а затем и сами губы. Это целомудренный, кроткий поцелуй, но… Мне этого достаточно. Я с огромным удовольствием и облегчением повторяю его действия, чтобы после уткнуться в теплую шею, скрытую мехом воротника. От Кима пахнет лесом, а не морозом. Чем-то теплым. Он как домашний очаг, к которому я счастлива буду возвращаться. А как иначе, это ведь Ким. Мой Ким.