Семь ипостасей любви

Князья семи небес, солнца, луны, звезд и созвездий… Третья книга Еноха (Книга небесных Дворцов)

      Насыщенного синего цвета тьма за окнами вдруг озарилась тревожно дрожавшим оранжевым светом многих факелов. У ворот отчетливо послышалось цоканье копыт резвых скакунов. «Они здесь!» — подумала Нерданэль. После того, как погибли Древа, и Аман погрузился в холодный мрак, она потеряла счет времени и не ждала их так скоро. По правде сказать, Нерданэль сомневалась, что её сыновья смогут приехать сюда, в дом, где все они выросли. Она не поверила, когда Феанаро сказал, что перед отъездом их дети придут к ней, чтобы получить последнее материнское благословение. Спешно подбирая подол многослойного платья и шурша юбками из переливчатой темно-зеленой тафты, Нерданэль ринулась в купальню — надо было приложить лёд к векам и раскрасневшимся щекам. Они не должны видеть её такой: опухшей от слёз, сраженной непоправимым горем. Никто не должен! Махтаниэль выплакала все слёзы и хотела предстать перед сыновьями такой, как и всегда, выйти навстречу, гордо держа пламеневшую в факельном свете голову, украшенную переплетением тяжёлых темно-рыжих кос. Она бежала вверх по лестнице, освещённой холодным голубовато-серебристым светом светильников, изобретённых её мужем. Из купальни веяло пронизывающим холодом — без тепла Древ вода в чашах замёрзла, покрывшись ледяной коркой. Зябко поведя плечами, сбросив с них тяжелый плащ, подбитый мехом красной лисицы, Нерданэль дрожащими от нетерпения и холода пальцами ломала лёд, тут же прикладывая его к лицу. С нижнего этажа послышался скрип входной двери, одна из служанок впускала гостей в полутемный коридор, ведущий к лестнице. В последний раз до жжения придавив льдинки к векам, Нерданэль торопливо бросила их в умывальную чашу и побежала прочь. Спускаясь, она ещё сверху различила закованные в латы фигуры сыновей и безотчетно, как бывало раньше, пересчитала по головам — все семеро были здесь, толпясь у небольшого стола с выставленными служанкой закусками и вином. — Мама! — выдохнул, подняв голову, Майтимо, протягивая ей руку. Огромной лохматой тенью перед спускавшейся Нерданэлью промелькнул пёс Хуан. Глаза его блеснули двумя красными угольками и тут же погасли. Он едва ощутимо потерся о её бедро, потом бесшумно прыгнул куда-то за спину и растворился во тьме верхних комнат. — Что же вы стоите здесь?.. — севшим голосом начала Нерданэль, спустившись наконец и опираясь о руку старшего сына. — Идемте же скорее в приемную… Её взгляд метался по их посеревшим строгим лицам. — У нас не так много времени, — сообщил своим мягким бархатным тембром Макалаурэ. — Мы пришли проститься, — глубоким голосом Феанаро подтвердил Атаринкэ. Остальные молчали, устремив на неё напряженные взоры. Её дети изменились после убийства Финвэ и принесения той немыслимой Клятвы. Нерданэль кивнула в ответ, подойдя ближе и всматриваясь в черты каждого из сыновей. В этот миг она поймала себя на том, что ищет в их лицах черты Феанаро. Мороз прошел по её бледной веснушчатой коже. Вот, у Майтимо, кажется, его тёмные раскосые брови, та же форма глаз и нижней челюсти, а ещё нос и уши. У Макалаурэ тоже отцовские брови, а также глаза и губы, но всё словно бы смягченное, не такое резкое. Тьелкормо очень бледный, но нельзя не заметить, что у него те же скулы, подбородок и глаза, что у Феанаро. Карнистиро тоже бледнее обычного и смотрит на неё широко раскрытыми, точь-в-точь отцовскими, глазами, у него те же тёмно-каштановые, почти черные волосы, такие же брови, тот же нос, что у отца, а губы и абрис лица — это от неё. Скорбно глядящий Атаринкэ — весь от макушки до пят Феанаро. Хотела бы она увидеть на его идеальном белокожем лице то же выражение печали, что видела сейчас на лице пятого сына. Близнецы Умбарто и Амбарусса, ещё подростки, наоборот — румяные, должно быть, от нервного возбуждения, у обоих рот, глаза и рыжеватые брови неуловимо напоминают отцовские. Во время их последней встречи и разговора Феанаро предстал таким холодным, чужим и неумолимым. Глядя на него тогда, Нерданэль едва могла поверить, что когда-то все меж ними было совсем иначе. Когда-то он преподнёс ей семь даров любви, показав семь её ипостасей. В самом начале их супружества между ними полыхала юношеская страсть. Она поднимала их на вершины наслаждения, выразившись в высоченном, идеально сложенном Майтимо, который все ещё не отпускал её руки. Затем Феанаро показал ей тепло своей души и самые сокровенные её уголки. От его согревающего всё и вся теплого жара родился златоголосый Песнопевец Макалаурэ. После этого их союз раскрылся и засиял ярким светом, вся красота, всё совершенство соединения душ и тел воплотились в резвом Тьелкормо, чья макушка сейчас отливала бледным золотом в полутьме коридора. Далее Феанаро вложил в её чрево свой огонь, подарив ей требовательно цеплявшегося за неё, красного от плача, Карнистиро. Вскоре зарево пламени отразило Феанаро таким, каким он был, со всеми талантами и совершенным внешним обликом, в его копии — искусном Атаринкэ. Напоследок он подарил ей близнецов: прощальную искру обреченно затухавшего костра — Умбарто, и тлеющий красноватый уголек некогда великого пожара — Амбаруссу. У последнего Нерданэль заметила вышитый ею зелёный шелковый пояс. Она подошла к нему, опустив взор, сосредоточив всё внимание на тускло блестевшем золотой и красной вышивкой пояске, развязала и вновь затянула его на тонкой талии младшего сына. — Береги себя, — с кроткой улыбкой проговорила Нерданэль, быстро взглянув в его глаза и снова склоняя голову. Она дала своё благословение. Пусть и почти насильно, но всё же она это сделала… Амбарусса, глядя на неё, казалось, едва сдерживал слёзы. Его взгляд выражал замешательство и немое страдание. — Мы будем с честью нести знамя Первого Дома! — объявил, приблизившись к ней, Тьелко. — Мы победим, и ты будешь гордиться! — заносчиво молвил Карнистир. В ответ она снова закивала, готовая разрыдаться. — Обними же нас, — тихо попросил, наклонившись к ней, Умбарто и закусил губу. И Нерданэль крепко обняла каждого из сыновей по очереди, все ещё не веря, что расстается с ними навсегда. Когда они вышли за порог, она оставалась стоять у распахнутой настежь двери, провожая их взором, вглядываясь в освещённую красными всполохами факелов темно-синюю бездну. Последним, мягко, словно крадучись, ступая по мраморной плитке своими массивными лапами, их дом покинул огромный Хуан. Он обернулся, и Нерданэли показалось, что пёс кивнул ей на прощание, прикрыв мерцавшие изумрудно-зеленым глаза. Оставшись одна, Нерданэль почувствовала, как опустошающий холод и страх пронизали душу и тело. Её мелко трясло. Силы иссякли, и она упала на резную скамью у входной двери, закрыв лицо руками. «Неужели, это всё?!» — кричала, казалось, душа. Неужели, она больше никогда не увидит своих детей?! Ужасное предчувствие твердило, что все они падут, став жертвами страшной кары, которую обрушат на них Валар. Выходило, что она только что благословила своих сыновей на смерть… Нерданэль сдавила голову руками и плотно сжала веки. Внезапно запоздалая догадка пронзила разум — всё время, что они были здесь, с ней, Феанаро со свитой ждал их за воротами дома, так и не пожелав более ступить на его порог. Он не захотел её видеть даже для того, чтобы сказать последние слова прощания. Костёр их любви безвозвратно потух. Его уже не разжечь вновь. И теперь безжалостный, мстительный Пламенный Дух отобрал у неё свою любовь вместе со всеми её плодами. Отобрал её детей! Это ли не самое тяжелое наказание для матери? Тем временем её сыновья отдалились от двора, уносимые быстрыми скакунами, и на мгновение все стихло. Но вот где-то вдалеке боевые рога затрубили призывный клич. Нолдор покидали Тирион. Близился чёрный полдень.