Запри себя

Арета молчит, когда Лиандра впервые злится. Ей три года, мама говорит что-то о том, что не дочь у неё, а демон какой-то, лишь смотрит своими ненормальными глазищами. Она девочку не может из дома выпустить, все сразу поймут, что с ней что-то не так! Отец зло говорит, что так бывает у магов и их детей и что дочь наверняка просто унаследовала его силы, что вызывает у мамы ужас и просьбы-требования никогда так больше не говорить. Она оставила всё, она оставила семью ради него, неужели он хочет, чтобы избранник дочери поступил так же? Папа молчит и только ухмыляется. Арета молчит, когда мама плачет, ведь дочь только что показывала совсем маленьким ещё Карверу с Бетани как забавно у неё на руках пляшут молнии, точно как у отца. Правда, папе ближе пламя, такое же неукротимое. Мама бормочет, что у кого-то из родни все дети магами рождались, Арета пожимает плечами. Ей семь, но она точно знает: она не маг. Маги, — кроме папы, конечно, — слабы и позволяют заточать себя в Круги. Она не позволит. Арета молчит, когда мама ругается, ведь та опять довела Бетани и напугала её, сказав не лезть в озеро, а то током убьёт, специально всю ночь с молниями тренировалась. Карвер все равно полез, а она сидела на берегу и дулась, думая, что вот-вот брата шибанет. Близнецам почти семь, ей одиннадцать и когда Бетани со злости поджигает ей волосы, Арета долго злится. Мама, разумеется, обвиняет её, говорит что она специально так с собой сделала, чтобы обвинить сестру. Как тебе не стыдно? А потом Бетани поджигает ещё и стул и становится ясно — старшая не врет. Арета молчит, когда Лиандра чуть ли не за руку тащит в церковь. Отец сразу сказал что не пойдет, а его переспорить не может никто, даже такая упрямая и холодная дочь. Шестнадцать лет, такой возраст, а сама как ледышка. Мать говорит, что предки её были прилежными андрастианинами, Арете хочется съязвить, не от того ли сплошняком маги рождаются, но помалкивает. В церкви ей не нравится. Рядом вечно вьётся рыжая послушница, Бетани с Карвером от неё в восторге, Арете хочется ударить молнией в верхушку этого недоразуменья, называемого домом божьим и сжечь его. Но она лишь бормочет, что Бетани так мило болтает, может сама хочет в церковь? А то печать на лоб и вход открыт. Карвер обиженно говорит, что расскажет маме, Бетани плачет, Арета дразнит и его, что давай, братец, прячься за мамину юбку. Арета огрызается, когда мама просит помочь сестре. Той скоро пятнадцать, магия гнетет её, отец с этим ничего сделать кроме как пожать плечами, — Будь сильнее, Бетани, ты же Хоук, — не может. Арета уж тем более, она на Бетани злится, ведь той отец помогает, пытается магию подтягивать и учить своим особым, огненным заклинаниям. Её молния ударяет в дерево, рассекая его на две части, а потом Карвер жалуется, что храмовники косятся на него, когда мимо проходит. Арета ругается, когда мать видит ровные шрамы на её руках и всё понимает. Отец тогда отводит в сторону и спокойно спрашивает: сама научилась? — Да. — Меры предосторожности знаешь? — Не верить никому и ничему. Всё может быть демоном. — Молодец. Но если Бетани попросит… То ничего не получит. Все трое это знают. Арета шипит как от боли, когда умирает отец. Порезы болят, обращаться за исцелением к Бетани не позволяет гордость, а сама не умеет. Папа больше ничего не вылечит. Она знает, что сильнее мага больше не встретит, как и умнее человека. И от знания этого, от маминых слёз, от хмурого взгляда Карвера и от страха на лице Бетани, — от всей новой жизни, хватающих их за глотки, — странно горько. Но она ледышка, даже глаза светятся соответствующе, так что она должна молчать. И когда умирает Бетани Арета лишь кивает. Ей не привыкать помалкивать.