Шоковая терапия
20 сентября 2024 г. в 12:26
Лили, убедившись, что начинающий нянь все понял и со всем справляется, побежала в гостиную, где возле полного думосбора, дожидаясь её, проявляли чудеса выдержки Римус с Джеймсом. Муж протянул ей руку, приглашая в самое необычное путешествие, и без слов обещая поддержку, чего бы они там ни увидели. Римус привычно задавил тоску: у него настоящий семьи никогда не будет. Но он совсем не хотел, чтобы друзья извинялись за своё счастье. И вообще, сейчас главное сохранить им жизнь. Возможно, подсказка найдется в каменной чаше, заполненной Блеком — в серебристом, беспокойном содержимом или в реакции Поттеров на него. Джеймс волшебной палочкой обозначил очередность просмотра. И напомнив себе, что гриффиндорцы не трусят, они синхронно нырнули в омут. Из-за резкости перехода у всех закружилась голова.
— Поторопились, — пробормотал Джеймс. — Ничего, сейчас пройдет, — рассеяно добавил он, глядя на первое воспоминание. Начал Сириус с разрушенного дома. Гарри на руках у Хагрида. Сам Блек слезает с мотоцикла. Бледный как смерть, весь трясется.
— Они погибли, защищая сына, — мягко говорит Хагрид. — Уверен, Джеймс и Лили были рады такому размену. И Ты-Знаешь-Кто исчез. Так же лучше.
Сириус пропускает слова неловкого утешения мимо ушей, блуждая взглядом по огромной дыре в стене, по телу Джеймса, слишком хорошо видному в открытую дверь, по маленькому мальчику на руках у Хагрида.
— Я крестный Гарри, дай его мне, я о нем позабочусь, — встряхнувшись говорит Сириус.
Лесничий начал объяснять, что у него есть распоряжение начальства на этот счёт и он будет его выполнять.
— Я бы тоже Сириусу в таком состоянии ребенка не отдала, — тяжко вздохнула Лили.
— Мы Гарри заранее к крестному отправим, так что этот момент несущественный, — отмахнулся Джеймс, но, подумав, добавил: — Хотя, конечно, надо будет сказать Бродяге, чтобы так сильно не переживал.
Римус судорожно сглотнул и для полноты картины спросил друга:
— Как думаешь, почему рядом с тобой нет палочки?
Уже ожидаемо Джеймс и от этого вопроса отмахнулся. Легко перепрыгнув через собственное мертвое тело, он с тоской посмотрел на лестницу.
— Сейчас гораздо важнее понять, что произошло наверху, при чем тут Гарри и как получить тот же результат без него.
— Я думаю, что все дело в крестражах, — произнесла Лили, подойдя сзади к мужу и прижавшись к его спине. — Если Воландеморт провел обряд или ритуал для разделения души, а вместо одного убийства совершил два… могло столь вольное поведение закончиться развоплощением?
И Римус, и Джеймс затруднялись с ответом. О крестражах они сегодня впервые услышали. Но своя логика в рассуждениях ведьмы была.
— Если это так, — продолжила свою мысль Лили, — нам с Джеймсом достаточно встретить Волондеморта в Хелоуин, чтобы на какое-то время избавиться от него. А ты, Рим, с Сириусом, уж постараетесь добить его, да побыстрее.
У Люпина волосы по всему телу встали дыбом от такого вывода.
В это время Сириус, закончив препираться с Хагридом, отдал ему мотоцикл и вбежал в дом. Возле тела друга он затормозил, побледнел ещё больше, хотя, казалось бы, бледнее некуда, снова затрясся.
Римус отметил, что состояние друга Поттеров всерьез расстраивает, в отличие от собственной смерти. Но что с этим делать, пока было неясно.
Сириус встряхнулся, окинул гостиную почти безумным взглядом и обернулся Бродягой. Большой черный волкодав, поскуливая, обнюхал порожек. Скулеж сменился рычанием, стоило Бродяге взять след. Три наблюдателя не торопясь пошли за ним, сначала на второй этаж, потом в детскую. Пёс прошёлся кругом по комнате, потоптался возле лежащей кучкой черной тряпки и уже хотел было, идя по следу, выйти в коридор, но его взгляд, похоже, вопреки желанию притягивала мёртвая Лили. Римус уже отметил, что возле тела нигде нет волшебной палочки.
Бродяга ползком двинулся к мертвой женщине. Скуля и явно сдерживаясь, чтоб не сорваться в вой, он лизнул уже остывающую руку.
— Да что ж он так? — шмыгнула носом, начиная плакать, Лили.
Джеймс прижал ее к себе покрепче, а потом, оценив потерянный вид Рима, и его тоже. Он бы и Сириуса обнял, но тот, зараза, сейчас не материальный, и вообще, нет их тут!
К счастью, сказав последние "прости", Бродяга взял себя в руки и пошел по следу. Но демонстрировать всю погоню от и до Сириус не стал. И следующее воспоминание уже показывало встречу с Питером. Самая обычная магловская улица. Солнечный день. Люди вокруг, слишком много людей. Они останавливаются возле играющего на трубе мальчишки, притормаживают у витрин и уличных торговцев, просто пообщаться, встав чуть в стороне от людского потока. Магов никто не замечает. Сириус позаботился о маглоотталкивающих чарах и закрыл исходящую аппарацию. Дальше он, не обращая внимания на прибывающих авроров, пытается что-то углядеть в невысоком щуплом парнишке, будто впервые его увидел.
Впрочем, Поттеры и Люпин точно так же уставились на Питера Питтегрю, и у всех в глазах читался один вопрос: «как ты мог?»
Питер ни на какие вопросы отвечать не собирался. И появление авроров он заметил, и то, что окружают они Сириуса Блека, а не его, просек.
— Как ты мог?! — воскликнул Питер неприятно дрожащим голосом. — Лили и Джеймс наши друзья!
Потом воздух дрогнул, ослепил всех вспышкой, сбил горячей волной. Когда люди проморгались, Питера видно не было. Ещё ничего не понимая, не соображая, в звенящей тишине они смотрели на чёрную кляксу глубокой воронки, лежащие сломанными куклами тела, под которыми расплываются красные лужицы. И катящийся по асфальту кусок плоти.
Сириус стоит там, где только что был Питер. Видимо, прыгнул во время взрыва, но без толку, поймал он лишь окровавленную мантию. Эта тряпка медленно выскальзывает из его рук. Безумный взгляд Блека упирается в канализационную решётку, проходится по направленным на него палочкам авроров. Осознание, что вот сейчас это не союзники, накрыло Сириуса лавиной, и он зашёлся истеричным смехом. Лили и Римус уже сами цеплялись за Джеймса. Впрочем, и его от увиденного ощутимо потряхивало.
Авроры тоже были в шоке, но совсем по иным причинам. Они, несмотря на абсолютное численное превосходство, явно сомневались в своих силах. Пятеро магов, окружив Блека, направили на него волшебные палочки и не решались подойти.
— Ну давай же, давай, — шептала Лили, зарывшись мужу подмышку.
Увы, первыми пришли в себя авроры. Их вразумило появившееся подкрепление плюс отряд из департамента черезвычайных ситуаций.
Сириус аресту не сопротивлялся и милосердно прервал воспоминания. Не было в думосборе дороги в Азкабан, первой встречи с дементорами, смеха Пожирателей. Друзьям нет никакой необходимости смотреть на вечные холод и тьму, поглощающую своих узников без остатка. И кошмары, лишающие воли надёжней, чем стены. Не нужно им всё это, только время зря тратить.
Следующее воспоминание показывало явление министра в Азкабан.
Тёмная камера без окон. Факелы, развешанные по стенам коридора, толком не в состоянии осветить даже его. Их неровные, дрожащие огни делают ее живее, таинственней, опасней. И министр, и его свита очевидно боятся. Сириус Блек отыгрывает благородного, чистокровного мага из древнейшей, тёмной семьи. Блека он изображает, да так, как перед своими родственниками не играл. Впрочем, им обычно хватало выпендрёжа вполсилы, чтобы взбеситься. «Ну, в зеркало же они смотрятся — и никого ещё удар не хватил», — как-то прокомментировал своё отношение Бродяга. Но Блеки, видимо, считали по-другому, и, глядя на копирующего их родича, бесились. Для министра этот Блек от других ничем не отличался, и если б не азкабан, Фадж воспринял бы его поведение как должное. Но здесь, в тюрьме, даже Блеки ломаются. Вон, недалеко сидит подтверждение этому факту и незыблемости бытия. А Сириус Блек дементоров будто не замечал. Он небрежно снизошёл до посетителей, исключительно чтоб развеять скуку, одолжил газету и проводил их насмешливым взглядом. По спине удирающего министра бегали мурашки, так, что это видно было со стороны, да и свита его не стесняясь ёжилась. Они не видели, как после их ухода стекленел взгляд Блека. Как скука сменяется тоской. Дрогнули плечи. Повисли плетьми руки. И чистокровный маг из древнейшего и благороднейшего рода превратился в измученного узника. Он прислонился к решётке, заменяющий в камере дверь и являющейся единственным источником света. И его друзей пробрал ужас. Если б не услышанный ранее разговор, в этом живом скелете Сириуса Блека они бы не признали. Газету он начал листать бездумно, один раз, второй, третий. Взгляд при этом так и оставался стеклянным, расфокусированным. Руки действовали сами по себе, вспоминая когда-то естественные движения. Пока дрожащее от сквозняка пламя не выхватило пятном света на фотографии крысу, жирную, серую крысу. Питтера Питтегрю.
Демонстрировать побег из азкабана Сириус не стал. На словах он всё необходимое уже рассказал, полезной информации там ноль, а будет кому интересно — потом как-нибудь посмотрят. Зато встречу с Гарри на улице Магнолий Сириус показал подробно. Он как раз добрался до Литтл Унинга и бродил по городу пытаясь вспомнить хотя бы улицу, на которой живёт сестра Лили. Ситуация осложнялась тем, что Петунью он никогда не видел и фамилию её мужа не знал. Зато Гарри Блек узнал сразу, несмотря на темноту. Пусть прошло двенадцать лет, пусть в сидящей на невысокой каменной изгороди фигурке подростка сходства с Джеймсом почти не просматривалось. Сириус и сам не понял, как узнал крестника, может, почуял в запахе подростка знакомые, сохранившиеся с детства нотки. Приглядываться, сравнивать, думать он стал позже. Джеймс никогда, даже в самые тяжёлые моменты жизни не сутулился. Уверенность в собственных силах делала его фигуру полностью отличной от фигуры Гарри. А уж когда мальчик начал двигаться… Вместо самоуверенности его заставляло идти вперёд упрямство обреченного. У взрослых как правило Джеймс вызывал два желания, и чаще всего одновременно — улыбаться и выпороть. Гарри же хотелось утешить, обнять, взбодрить. Сириус так увлекся своими чувствами, что выдал себя и напугал ребёнка. Пришлось затаиться. Как Гарри встретит предателя своих родителей, он хорошо представлял, а вот как в сложившихся обстоятельствах доказать свою невиновность, не представлял совсем.
Крестник и крёстный испуганно замерли. Гарри упрямо двинулся к предполагаемой опасности. Продолжавший стоять столбом Бродяга дёрнулся только когда тот споткнулся и упал. К счастью, глупостей наделать не успел, появился «Ночной рыцарь». Кто бы ещё сказал, почему? Случайный взмах палочкой такого результата не даёт. Остаётся всё списать на детский выброс. Грохот притормозившего автобуса и бодрая речь кондуктора разогнали мрачное напряжение. И лишь фигура Гарри Поттера в свете фар по-прежнему выдавала тревогу. Не таким Лили с Джеймсом ожидали увидеть своего сына. И всё, что им оставалось — это напомнить себе и друг-другу, что на этот раз всё будет иначе и Гарри останется с крёстным. А ещё у Лили возник вопрос, почему её сын, живущий у её же сестры, совершенно очевидно несчастен, не уверен в себе и поздним вечером сбегает из дому. На его чувства отзывается «Ночной рыцарь», а родственники не вышли поговорить. Жаль, Петунью не спросишь…
Один вечер сменился другим. Зрители ещё не поняли, сколько прошло времени, но окрестности Хогвартса уже узнали, не разумом, а сердцем. Потом, оглядываясь уже осмысленно, они отметили, что вечер летний, по двору бегут два ученика и ученица. Бродяга старается незаметно подобраться к детям, что-то выглядывая во тьме.
Один из мальчиков опознался быстро, так как был Гарри Поттером. Второго они тоже видели совсем недавно на фотографии в газете с Хвостом на плече.
— Рон, скорее лезь под мантию, — позвала его девочка, тяжело дыша. — Дамблдор… Министр… Они через минуту возвращаются…
Её суета оказалась напрасной, Бродяга уже определил добычу, осталось лишь отодвинуть Гарри. Получилось не слишком удачно, не рассчитал сил, ребёнка уронил и сам через него перекувыркнулся. В результате крестник опять оказался между ним и добычей. К счастью, мальчик, прячущий крысу, весьма удачно бросился защищать друга от большой, страшной собаки. Бродяга схватил его за руку и утащил в Визжащую хижину.
Джеймс потянул Рима и оглядывающуюся на сына жену туда же.
— Здесь продолжения не будет, — напомнил Поттер о том, чьи воспоминания они смотрят. — Сириус, похоже, целый год пропустил, стоит внимательно посмотреть всё, что он счёл важным.
— Да я в общем-то согласна, — поморщилась Лили. Смотреть, как хороший друг, весёлый парень, когда-то весёлый, тащит перепуганного подростка… Треск ломающийся кости и вой парнишки заставили морщится уже всех зрителей, а Сириуса боле-менее прийти в себя. Скорее менее, чем более. Он отцепился от своей ноши и, отскочив к стене, обернулся человеком. Его явно напугал тот факт, что он сломал мальчишке ногу, и делать ему ещё больнее Сириус не хотел, но до Хвоста добраться надо и вообще надо что-то делать. Взгляд зацепился за волшебную палочку. Рука по старой памяти схватила решение всех проблем. После чего Сириус стал лихорадочно соображать. Лихорадочно в прямом смысле — сумбурно и не о том. Из всех целительских заклинаний, которые ему удалось вспомнить при переломе, годилось лишь обезболивающее. И то получилось слабеньким. Вой мальчика сменился приглушёнными стонами — и то это пока его не трогать.
— Акцио Хвост, — попробовал обойтись малой кровью Сириус. Вроде, на животных это заклинание действует. Но оказалось, что анимаг не совсем животное или совсем не животное. А может, Блек с заклинанием накосячил. После тринадцатилетниго перерыва немудрено. Хотя экспеллиармус же он изобразил качественно, пусть и вербально, одним взмахом лишив палочек и Гарри, и его подругу. Но, видимо, это был короткий проблеск разума, так как дальше ему приспичило рассказать крестнику, как он похож на отца. Естественно, ребенок, считавший крёстного виновным в смерти родителей, счёл это издевательством. И быть бы Сириусу битым, но друзья сына бросились его спасать. То есть спасали они, конечно, Гарри, но на деле спасли Блека. Правда, впрок оно ему не пошло. Вместо того, чтобы оценить ситуацию и быстро объясниться, он говорил так, будто все всё тут уже знают, и закономерно нарвался.
Джеймс попытался постучаться головой о стену — не получилось. Нет такой функции у думосбора. Лили уткнулась лбом в плечо мужа. Сделать она ничего не может, смотреть сил никаких нет, а так хоть артефакт от незапланированных экспериментов спасёт.
— После двенадцати лет азкабана некоторые проблемы с головой — это нормально, — с философским смирением сказал Римус.
Не то чтобы друзья были не в курсе, но похоже, им необходимо было это напомнить. Ну, хоть чуть-чуть легче стало смотреть на творимый Сириусом идиотизм. Вторым успокаивающим фактором являлось знание, что в конце концов они там меж собой договорились. Ну, Блек же рассказывал в двух словах. Правда, пока непонятно как. Убить-то Гарри крёстного не убьет. Ребенок же. Но пока всё шло к сдаче беглеца властям. Пока не появился Римус. Вот нельзя сказать, что он сразу просто и доступно объяснил детям ситуацию. Скорей уж, разоружив их, дабы под ногами не путались, Рим начал прояснять эту самую ситуацию со старым другом. Потом они все вместе препирались по разным мелким или вовсе не относящимся к делу вопросам. Но Римус вел себя так буднично, был настолько спокоен, что окружающие невольно успокаивались. Всё вот-вот бы разрешилось, но тут явил себя обществу (то есть снял мантию-невидимку) Снейп. Он был вполне узнаваем, хоть и выглядел как собственный папа. Ну, по крайней мере, Лили именно таким старшего Снейпа помнила.
— Надо рассказать Сириусу о всех свойствах мантии, чтобы никто без разрешения не хватал, — с разнообразной до нечитаемости смесью эмоций воскликнул Джеймс. — И никого Хогвартса если, там будет преподавать Снейп.
Рим подавил разочарованный вздох. Параллельно в его голове мелькнула мысль, что безалаберное отношение Поттеров к артефактам, оказывается, имеет под собой основу. Правда, по наследству оно передаётся независимо от её наличия.
Лили была полностью согласна с мужем. Явно сумасшедший преподаватель — это не то, что нужно её сыну. Вот зачем он вообще вылез из-под мантии. Ему что, совсем не интересно… Хотя да, не интересно, совсем. Все мысли о том, как будут убиты старые недруги. Снейп даже для приличия не скрывает своих мотивов перед учениками. А как он разговаривает с детьми, с девочкой и с Гарри. Лили стало гадко от того, что она когда-то дружила с этим человеком. У Сириуса хотя бы оправдание есть. Крыша, после двенадцати лет в азкабане, едет.
— Может, Снейп тоже лет десять в азкабане провёл, — осенило её, когда друг детства кричал Гарри, что его следовало бы убить.
Ответить ей никто не успел. Дети слова профессора оценили правильно, впечатлились и по принципу «враг моего врага» огрели его экспеллиармусом. Потом, правда, они задумались о верности своего выбора. Ну, когда на человека не орут, не затыкают его и не пугают скорым двойным убийством, думается намного легче. Вот дети и задумались. Рим вновь взял на себя роль посредника-миротворца. И, ещё немного попререкавшись (на этот раз почти всегда по делу), они таки дошли до сути. Питера насильно вернули в человеческую форму. Хотя, глядя на результат, вернее будет сказать, что Хвосту придали человеческую форму. Когда-то друзья видели его худеньким, юрким мальчиком. К третьему курсу он основательно располнел, не растеряв юркость и ловкость, а ещё Питер всегда восхищался Хогвартсом, друзьями, Хогсмидом, сливочным пивом. Его так и запомнили восторженным пухляшом. Все. И только сейчас, глядя на воспоминания из будущего, друзья сообразили что пухляшом Питтер Питтегрю перестал быть курсу к седьмому. А когда искренняя восторженность сменилась на игру, уже не понять. Питер, которого они знают, может быть юрким, ловким, восторженным или абсолютно незаметным. Питер… нет, Хвост, которого они сейчас видят, карикатурное отражение себя прежнего. Примитивная попытка оправдаться вызывала лишь брезгливое недоумение. Зачем его вообще слушали, ещё и о чем-то спрашивали — непонятно. Нет бы схватить и бегом показать всем подряд.
Как оказалось, якобы взрослые в эту сторону даже не думали. Они Петтигрю прибить решили. И опять при детях. К счастью, друзья всё же были вменяемей Снейпа (даже Сириус) и, увидев реакцию детишек, план быстро изменили. Конечно, времени уже упущено немало было. Про полнолуние никто не вспомнил, а ведь не раз сами упоминали. Но сейчас это неважно, потому что этого не будет. Главное отметить нуждающиеся в исправлении моменты.
— Надо будет в завещании указать, чтоб сестрице моей Гарри ни в коем случае не отдавали, — вслух планировала Лили. Ну не верят от слова совсем в правосудие беглый узник и оборотень, имеют право. Сейчас для Лили гораздо важнее откровенная нелюбовь её сына к своим опекунам. Его заброшенность и неухоженность. Готовность ребенка бежать от дяди и тёти к полубезумному оборванцу. Ну правда же, это им Сириус друг, а Гарри его не помнит и впервые видит. И тем не менее… Поговорить бы с Петуньей. Но о чём? Не настолько они близки, чтоб ей мародёрские секреты доверять. А если без секретов, что сказать? Спросить, неужели ты правда настолько меня ненавидишь? Зачем тогда пишешь мне письма, зачем подарки даришь? А она скажет — глупости, я вовсе тебя не ненавижу.
И ведь правда, если б сестра её ненавидела, не стала бы она дарить вазу на прошлое Рождество и прочие подарки делать. То есть Петунья сама, и даже первая, стремится сохранить родственную связь. А потом у неё племянник из дома глубоким вечером сбегает. И она не вышла, чтобы вернуть ребенка. Это как так-то? Гарри мечтает расстаться с Дурслями. Ему почти всё равно, кто его заберёт. Ну, то есть Лили искренне надеялась, что с Пожирателями и Воландемортом милый ребенок никуда бы не пошел.
Все эти безусловно важные размышления прервались на полной луне и обращении Римуса Люпина. Нет, ни Лили, ни Джеймс не переживали за детей. Во-первых, всего этого не будет. Во-вторых, даже там всё более-менее хорошо закончилось. Сейчас проблемой стал Рим. Он впервые увидел своё обращение со стороны и очень неприятно впечатлился. Ему было стыдно за всё сразу, за опасность, которой по его вине подверглись дети, за побег Питера, за уничтоженную возможность оправдаться для Сириуса и даже за отвратительную сцену оборота. То, что Джеймс её не раз видел, в расчёт не принималось. Где чувства, а где логика? К тому же ещё Лили рядом. Вот и пришлось Поттерам разъяснять Римусу, что всего этого не будет, жизнь пойдёт другим путём. Все показанные события привели Сириуса сюда, к ним. Значит, там, в не существующей уже реальности они нужны. А здесь их никто не допустит. И Рим в том числе. Он будет умнее и осторожнее. Отделаться от мысли о своей опасности, вредности и никчемности Римус так и не смог. Но долго страдать на эту тему ему не позволили развивающиеся события. Воспоминания Сириуса, резко оборвавшись, когда его окружили дементоры, были продолжены разговором с Дамблдором в кабинете Флитвика. Тут уже нужно слушать внимательно, не отвлекаясь на душевые терзания. Слушать и смотреть. Увы, сколько ни присматривались к Дамблдору зрители из прошлого, ни одной нелогичной реакции не заметили. Сначала он глядел на пойманного беглеца с брезгливым осуждением в голубых глазах. По мере рассказа Сириусом своей истории оно сменилось сомнением, потом печалью и под конец виноватым смущением. Всё хорошо, всё естественно, но почему нельзя было выслушать члена своего ордена двенадцать лет назад? Не захотел разбираться. Других дел полно было. Всё выглядело слишком очевидно. Эти оправдания годятся для любого постороннего и даже для соратников по ордену, но не для командира. Конечно, у гриффиндорцев Орден Феникса был первой боевой командой. И сравнивать они могли только с героями фильмов и книг. Но у них даже сомнений не возникло, что хороший командир был обязан убедиться в законности и справедливости ареста своего бойца. Значит, у них плохой командир. Обидно. Но это ничего не меняет. На самом деле это ничего не изменило бы даже три года назад. Более подходящего варианта для участия в войне у мародёров всё равно не было. Аврорат и ДМП не подходят. Во-первых, там учиться несколько лет нужно. Во-вторых, половина тех, кто имеет право приказывать боевикам, поддерживают идеологию Воландеморта. Не просто так кое-кто из авроров в Орден Феникса подался. А для Рима дорога в министерство вообще закрыта. Была ещё альтернатива зарыться в нору и не высовываться. Но досидеться ведь можно совсем не до того конца, которого хотелось бы. Что, кстати, с Поттерами и случилось. Спрятались под фиделиусом. Досиделись до Воландеморта. Хотя умереть ради мира для сына неплохой вариант. Если б мир был.
Там, в будущем, Сириусу вообще было плевать на то, что глава Ордена ему не помог. Он и сейчас на помощь не рассчитывал, думал только о побеге. О казни-то смысла думать нет. А вот если удастся сбежать… Любой знавший Сириуса Блека так же хорошо, как мародёры, предположил бы, что на каникулы крестника у него имеются планы. Но стоило Дамблдору поведать о крестражах, особенно о том, которой притаился у Гарри за шрамом, и планы резко изменились. И опять же, совсем не важно, насколько Сириус доверяет главе Ордена Феникса, проверить полученную информацию он обязан. Если за шрамом Гарри действительно скрывается крестраж, если защита Лили есть и она действует только до семнадцати лет, а потом сознание парня останется беззащитным перед крестражем, если есть хоть один шанс, что Дамблдор не ошибается, а он, Сириус, отмахнётся от его слов, не потрудившись проверить — и Гарри лишится единственного шанса выжить. Блека передёрнуло. Такое он даже представлять не хотел.
— Мне нужна вся информация, что у вас есть о крестражах и о предполагаемой защите Лили, — всем своим видом демонстрируя несгибаемое упрямство, сказал Сириус. — Может, мне удастся найти ещё один шанс.
— Хорошо, — вздохнул Дамблдор с облегчением. Кажется, он боялся, что всё будет гораздо сложнее, хуже.
Невидимые зрители переглянулись, им было что обсудить, но всё же они решили подождать, пусть договорят.
— Хитир, — позвал директор домовика и, стоило тому появиться, приказал принести из медицинского крыла свиток Гарри Поттера, а из своего кабинета книги.
Разумеется, Сириусу он отдал копии, предварительно уменьшив их и сложив в трансфигурированный из платка мешочек.
— Всё увеличится само, как только ты их достанешь, — сказал Дамблдор и добавил: — после прочтения они исчезнут. Не хочу рисковать.
Спрятав добычу под мантию, узник без интереса огляделся. Он явно уже успел и обнюхать, и осмотреть свою камеру, и нечего нового не видел. Раз уж директор школы и глава визенгамонта снабдил его познавательным чтивом, значит, предполагается либо побег, либо оправдание. Вопрос — что?
Появление Гарри и Гермионы на гипогрифе за окном на этот вопрос ответило. Что будет дальше, мародёры знали и потому отвлеклись поболтать.
— Мне больше нравится версия Лили про крестражи, — сказал Джеймс.
— Это потому, что для появления материнской защиты присутствие Гарри обязательно? — уточнил Римус.
— Я никаких обрядов не проводила, — вместо мужа ответила Лили. — То есть я конечно готова, но у меня нет нужных знаний. Неужели достаточно просто встать на пути смертельного проклятия?
— Вряд ли. Многие, даже из тех, кого мы знали, умирали, закрывая собой близких, родственников или друзей, — пустился в рассуждения Джеймс, пока Сириус прощался с Гарри.
— Если рассматривать слово «жертва» по отношению к обрядам, пожертвовать можно только тем, что у тебя есть. Собственная жизнь одна из самых дорогих жертв. Но в бою, когда враг сильнее, собственная жизнь становится весьма сомнительной жертвой. Типа, бери то, что я вряд ли сохраню.
Лили, слушая мужа, наоборот, понимала, что эта самая жертва была вполне возможна.
— Воландеморт мог, просто издеваясь, предложить мне отдать ему Гарри и остаться жить. Я, естественно, отказалась, то есть отдала, как ты говоришь, то, что имела. Да ещё и озвучили всё это.
— Возможно, — согласился с женой Джеймс. — Но без Гарри может не сработать, нужно что-то другое.
— Почему может не сработать? — вклинился в разговор двух самоубийц Рим. — Точно не сработает. Если за спиной трансфигурированная кукла вместо ребенка, эмоции будут не те, никакие слова не помогут. Если ты подставляешься под аваду в надежде, что Воландеморт развалится, то есть развоплотится от перевыполнения плана по убийствам, эмоции будут другие. Мысли и чаяния не о щите. Ну и последнее. Воландеморт развоплотится после третьей авады. То, что Гарри остался жив, не его заслуга. Он пришёл убивать, он произнес смертельное проклятие. Для обряда, требующего не жизненных сил, а убийства, Воландеморт убил.
Лили хотела было развить тему, но Сириус, обрезав полёт на гиппогрифе, показал сразу своё приземление в Хогсмиде. Там он, привязав животное к дереву, стал читать медицинский свиток крестника. Начинался он тридцать первого октября восемьдесят первого года. Поттеры жадно вчитывались в текст, дабы убедиться, что есть и щит в магическом теле, и крестраж. Рим не сомневался в их существовании. Ну, просто без них история бы пошла другим путём. Сейчас его больше интересовала диагностика. Вон сколько заклинаний использовала мадам Помфри, чтобы понять, что у Гарри за шрам. Может, конечно, она всё это наизусть помнит, но наверняка у неё в больничном крыле хватает литературы по теме, и вход туда почти свободный. Не для посторонних, конечно, но это нужно обдумать, посоветоваться. Отвлекло от коварных планов Римуса знакомое «заклинание», которое повторяла Лили не раз за сегодняшний день.
— Этого не будет, ничего этого не будет. Джеймс не то обнимал жену, не то вцепился в неё.
Рим заглянул в свиток и стиснул зубы. Представлять одиннадцатилетнего мальчика, попавшего в больничное крыло в результате болевого шока со следами удушения, было физически тяжело. Не представлять, читая сухие строчки диагноза, невозможно. Перед глазами вживую вставал их малыш, и приходилось сжимать кулаки, стискивать зубы и бормотать вслед за Лили: «Этого никогда не будет».
Сириус, там, в будущем, которого не будет, такой роскоши был лишён. Наверное, даже в Азкабане ему не было так паршиво. Его воображение просто не способно было на подобные фантазии, и в присутствии дементоров тоже.
— Забрать ребенка нафиг, нет, сначала кота за палаткой послать. Да нет же, сначала про крестражи и защиту узнать.
Опять все планы Сириуса разбились о ту же преграду. Он зло рыкнул и вернулся к чтению свитка. Видимо, искал моменты, о которых нужно будет узнать поподробнее. Лили с Джеймсом тоже искали, не нужно ли на что-то повлиять отдельно от общей истории. Ну, и Рим искал подсказку, идею, мысль. Всё это появилось, когда после исчезновения свитка Сириус вернулся в Хогвартс. Сам процесс он не показал, воспоминание началось уже в больничном крыле. Да, у мадам Помфри действительно есть и справочники, и конспекты. И наблюдать за проверкой, затаив дыхание, нет никакого смысла. Потому что если б результат был бы отрицательный, всё было бы по-другому.
— Нужна мантия-невидимка и оборотное зелье, — сказал Римус Поттерам.
— Поподробнее, — попросил Джеймс.
— М-м? — изобразила Лили вопрос, выразив одной буквой все оттенки надежды.
— В кроватке должен быть живой человек, иначе Воландеморт вместо третьей авады отправится искать Гарри. То есть нужна оборотка. На кровную защиту я бы не надеялся. Лучше страховать «ребёнка», — Рим отчётливо выделил кавычки интонацией. — Для создания хорошей каменной стенки вместо щита моих способностей в трансфигурации хватит.
— М-м-м, — размышляя, протянула Лили, потом печально вздохнула. Не любила она людей расстраивать. — Не получится, нынче в Хеллоуин полнолуние.
— Нужен либо ещё один человек, а лучше, два. Либо «ребенком» буду я, и нужен другой способ разобраться с Воландемортом, — подвёл промежуточный итог Джеймс.
— Собственно, теория перебора авад на деле может и не подтвердиться. Я ведь только предположила, — напомнила мужчинам Лили.
— Хорошо, будем думать, — согласился Римус. — Но на всякий случай и зелье, и мантия должны быть под рукой.
На деле и то, и другое ему было нужно для посещения больничного крыла в Хогвартсе. Сириус и без них обошёлся. Так он как был нахалом, так им и остался. Или останется? Неважно!
— У меня есть оборотное, — порадовала друга Лили. — Не всё можно заказать совиной почтой. А мантия-неведимка у Дамблдора.
— Сегодня же напишу ему, чтоб вернул, — сказал Джеймс.
— А стоит ли прив…
— Ты прав, — прервал Рима Поттер. — Второе письмо за день наводит на размышления. К тому же первое письмо Сириуса касалось, а он своим странным поведением наводит на размышления вдвойне. Мантию заберу по-тихому.
— Эт-то как? — хором вопросили Лили и Римус. Взятие чего-то по-тихому у Дамблдора выходило за рамки их мировоззрения.
Джеймс изобразил горделивую позу и хотел было похвастаться семейной реликвией, но Сириус, там, в будущем, наконец перепроверил крестника. Вернув палочку Уизли, он резко сменил воспоминание.
Поляна в лесу. Природа столь необычна для глаз рядового англичанина, что кажется кусочком иного мира. А слишком яркие краски и крупные формы вовсе намекают на рай. Сочная зелень всех оттенков. Цветы, самые маленькие из них с кулак взрослого мужчины. Над этим богатством трудится деловая пчела. Она раза в два больше самой большой английской родственницы, и кажется творением искусного ювелира. Из черного алмаза и золота создано тело и крылья из хрусталя. Солнечный свет, запутавшись в них, делится на все цвета радуги и расходится разноцветными лучами вокруг. Странно, но Сириус смотрелся здесь вполне естественно, как старое сухое дерево в диком лесу. Картину дополняла большая птица, на вид помесь попугая и совы, сидящая у него на плече. И да, в отличие от прошлого воспоминания Блек был сытым, стиранным и стриженным. Он держал в руках одну из выданных Дамблдором книг, то есть вопрос с мантией-невидимкой следует отложить на потом. Прежде чем погрузиться в чтение, Сириус используя книгу как столешницу, вымучил Гарри записку.
«Привет крестник.
Я жив, здоров и на свободе. Напиши, как у тебя дела, и если есть какие-то проблемы я постараюсь помочь.
Бродяга».
Эти несчастные два предложения он писал полчаса, подолгу обдумывая каждое слово. Результатом Сириус, определённо не был доволен, но всё же отправил своё творчество с экзотической птичкой, которая терпеливо его ждала. Блек проводил её застывшим взглядом, встряхнулся и открыл книгу. Она была полностью посвящена созданию крестража. От обряда до размещения и защиты. Во второй книге о крестражах была одна глава. В ней рассказывалось, какое это нехорошее дело и как его ликвидировать. Мало, слишком мало. Остальные книги, написанные в разное время разными авторами, были лишь вольным пересказом второй. О живых крестражах даже мельком не упоминалось. Будто не случалось ничего подобного за тысячелетия, да и не могло случиться. Увы, Сириус оказался не умнее директора школы, и даже глупее. Так как ни единого шанса для носителя крестража он не видел.
— Нет, ну не рассчитывает же Альбус, что Воландеморт раскается, соберёт свою душу и самостоятельно помрёт, — пробормотал Сириус в полной растерянности.
Дважды увы — Поттеры с Люпином не только замыслов Дамблдора не постигли, но и подтверждение идеи Лили не получили. Впрочем, однозначного опровержения тоже не было. Обряд, готовящий душу к разрыву, проводится ранним утром. Затем, в течение суток, маг должен совершить значимое, трогающие душу убийство. Автор со вкусом и знанием дела рассуждает, почему нельзя заранее к месту обряда притащить раба или даже пленного врага. В те далёкие времена, когда писалась книга, смерть раба была явлением настолько обыденным, что душу не затрагивала. Враг — это совсем другое дело, особенно если враг личный, кровный. Но его пленение и транспортировка — это растраченные впустую, ушедшие мимо обряда эмоции.
— Если эмоции можно растратить впустую, то и накопить тоже, — озвучила общую мысль Лили. — Такому человеку, как Воландеморт, убить как яблоко скушать.
— У него десяток за одно убийство сойдёт, — подхватил Джеймс.
— Эта книга описывает создание первого и единственного крестража, — напомнил об упущенном моменте Рим. — Возможно, только возможно, что при повторном обряде душа становится менее крепкой. Как старая не раз чиненая и чищеная ткань. Точнее, не так. Пусть каждый обряд для души воспринимается как полная магическая обработка мантии. В какой-то момент ткань не выдержит и расползется на куски. Дамблдор же сказал, что не знает, сколько крестражей сделал Воландеморт.
— Ладно, ещё одного человека для засады у нас всё равно нет, — устал впустую гадать Джеймс. — Лучше обдумать ловушку с адским пламенем или ядом василиска.
— Не надо с адским пламенем, мы же так всю деревню спалим, — всполошилась Лили.
— Ну почему же? — не согласился с ней муж. — Если обвести дом рвом с водой, прикрыть это… Хотя ты права, слишком много магии. Воландеморт просто обязан, заподозрить и принять меры.
— Думаю, целесообразность ведра с ядом василиска над дверью мы обсуждать не будем, — проворчала Лили.
— Увы, — Джеймс обнял жену за талию, прижимаясь к её спине. — Слишком велика вероятность, что дверь он откроет магией. Да и столько яда мне не купить.
Лили мурлыкнула и положила голову на плечо мужа.
— Нужно что-то типа арбалета, — предложила она. — Детская игрушка в кроватке. Малыш нажал кнопочку — и полетели стрелы, пропитанные ядом. Он же не удивится, что папы дома нет и мама одна с малышом осталась. Сириус рядом под мантией-невидимкой подстрахует, щит антиаппарационный поставит или даже добить поможет.
— Это уже похоже на план… Но щит Сириуса Воландеморт пробьет. Рим, сегодня же антиаппарационный барьер поставишь. А Сириус потом щит добавит.
— Почему я, а не ты или Лили? — спросил Римус, в общем-то зная ответ, но с надеждой на ошибку, и, обращаясь к подруге, добавил: — У тебя ведь силы побольше будет.
— Даже быстродействующие яды не убивают мгновенно. А нам не надо, чтобы после нашей смерти Воландеморт пробил щит и ушёл за противоядием, — полностью оправдали пессимистичные ожидания друга Поттеры.
Дальнейшее обсуждение смертельной ловушки мародёры отложили из-за очередной смены сюжета.
Шаманов до этого никто не видел. Ну, разве что Лили в фильмах про индейцев. Может, от неё-то Сириус о них и слышал. Он уже не помнит, она — тем более. И вообще в фильмах шаманы выглядели совсем не так и в книжках по-другому описывались.
— На Лагвуда похожи, — удивлённо воскликнул Римус, глядя на неопрятных индейцев со странными украшениями; в волосах, в качестве серёжек, бус и браслетов. Кажется, все они были то ли пьяны то ли обкурены.
Поттеры переглянулись, безусловно общаясь.
— Не знаем такого, — за двоих ответил Джеймс.
— Если б я старостой не был, тоже не пересекался бы с ним.
Нельзя сказать, что разговоры с шаманами были совсем бесполезны. Например, все как один они утверждали, что кусок души допросить ещё проще, чем целую. А знает он столько же, сколько и сам маг на момент раскола. Это притом, что девять шаманов из десяти о крестражах вообще не слышали раньше. Над чудаком, разделившим свою душу, хихикал на все лады и предлагали неплохо заплатить за крестраж, если у мистера Блека есть хоть один на продажу. Мистер Блек согласен был даром отдать и даже сверху приплатить, если крестраж вынут из ребенка, не причинив тому вреда. Вот тут шаманы огорчались весьма искренне и отказывались. Вот если бы без контракта и обязательств поэкспериментировать… А так носителю не то что здоровье, жизнь никто не гарантирует.
Письмо от Гарри нагнало Сириуса уже в Северной Америке. Они успели узнать, что чем севернее Америка, тем больше на шаманах одежды, а в остальном никакой разницы. Те же расширенные зрачки, шалая улыбка и никакого намека на решение их проблемы.
Добрый мальчик писал крёстному, что тот и так ему очень помогает самим фактом своего существования, а у читающих письмо родителей и их друзей сжимались кулаки. Вот как это понимать вообще: «…когда я сказал тёте с дядей, что беглый преступник, которого показывали по телевизору, маг и мой крёстный, мои школьные вещи впервые не стали запирать в чулане. И теперь я могу делать уроки, не прячась под одеялом, как в прошлом году. Это меня близнецы Уизли научили замки вскрывать, перед вторым курсом, когда я у них гостил. Вот я и таскал потихоньку книги, пергамент и прочее…»
Что это вообще такое? Оказалось, только начало. Потом милый ребенок жизнерадостно поведал, как у него здорово получилось избежать дурслевской диеты. Вот на описании этой диеты у взрослых волосы встали дыбом. Какая диета, если у ребенка ни грамма подкожного жира. Голодом его дорогие родственнички уморить пытались. Содержание посылок от друзей тоже вызывало сомнение. Спасибо, конечно, но рацион из четвертинки фрукта и кондитерских изделий? Ну хоть ребенок счастлив. Добил Лили Сириус. Он, прочитав письмо, отправил очередную помесь совы с попугаем в «Сладкий мир Джеферсонов» с заказом на фирменный торт из расчёта на тридцать порций. Из «сладкого мира» птице надлежало лететь прямо к Гарри.
Несколько раз беззвучно открыв, рот Лили наконец сказала:
— Надо будет ещё раз объяснить Сириусу, чем и как кормить ребенка.
— У Джеферсонов фирменная фишка — кулинарная трансфигурация. Поел ребенок вкуснейший тортик с безе, взбитыми сливками и шоколадом — а в животе оказались жутко полезные каша и овощи, ну и что там ещё детям есть положено. Причем ни вкус, ни запах о такой подставе даже не намекают. Ну и хранить можно долго, — выступил Джеймс в защиту друга.
— А ну тогда ладно, — выдохнула Лили.
Увы, Петунью оправдать было некому. Ну как так-то. Да, тёплых отношений меж ними нет, но друг другу они подарки на праздники посылают, а не проклятия. И если б с сестрой и её мужем что-то случилось, если б всё вышло наоборот, они с Джеймсом не стали бы мешать Дадли учиться или тем более морить его голодом. Да даже если б они с Петуньей ненавидели друг друга, всё равно Лили не представляла, как можно так с ребенком. Единственная мысль, которая приходила ей в голову, отдавала тухлятиной, зато была логична и непротиворечива. Сейчас Петунья притворяется нормальной сестрой и вообще нормальной по привычке. Вот как с детства перед родителями привыкла, так и притворяется. Тем более после смерти родителей особых усилий это от неё не требует. Но привычка сходит на нет, муж, видимо, ей под стать. Вот и не притворяется Петунья перед племянником тётей, да и человеком тоже.
После Америки по совету одного шамана Сириус подался в Сибирь. Блестящие жиром, узкоглазые и круглолицие шаманы тоже напоминали Римусу Лагвуда. А Поттеры признавали, что профессия шамана накладывает на людей очень заметный отпечаток, и, возможно, в Англии имеется свой шаман. Тот самый Лагвуд, просто он по какой-то причине себя не афиширует.
После Сибири были казахские степи. Пару раз прилетали совы с письмами от Дамблдора и подборкой из прессы. Также Сириус переписывался с Римом. В воспоминаниях он показал три письма. Обмен намёками и догадками. Нельзя забывать, что почту могут перехватить.
После казахских степей были Китай, Индия, Африка. Обычно Сириуса направлял очередной специалист. По используемому ими языку и по характерным расовым чертам можно было судить о географии путешествия.
Африка порадовала беглого заключённого разнообразием новостей с родины. На этом материке оказалось много археологов, разрушителей проклятий и прочих мародеров на службе Гринготсу. Многие из них любили в свободное время порассуждать о причинно-следственных связях в истории и современной политике. И не обращали внимания на большого черного пса. Только по этой причине Бродяга стал спокойней воспринимать этот бессмысленный бег.
Он уже не верил в положительный результат своей деятельности. Но врождённое упрямство и отсутствие альтернативы не давали ему отступить. Пока не пришло второе письмо от Гарри.
«Дорогой Сириус!
Спасибо за последнее письмо. Твоя птица была такая большая, что с трудом влезла в окно.
Дела идут как обычно. У Дадли ничего не получается с диетой. Вчера моя тетка поймала его когда он пытался тайком пронести к себе пончики. Родители пригрозили ему урезать карманные расходы, если это не прекратится. Дадли рассвирепел и выкинул в окно игровую приставку. Это такая штука для компьютерных игр. Глупо, теперь у него нет даже «Супер резни 3», чтобы отвлечься от неприятностей.
У меня всё в порядке. Дурсли очень боятся, вдруг ты нагрянешь по моей просьбе и превратишь их всех в летучих мышей.
Правда, сегодня утром случилась одна непонятная вещь. У меня опять болел шрам. В прошлый раз в Хогвартсе появился Воландеморт, но, думаю, сейчас он не может быть неподалеку от меня. Ты не слышал, шрамы от заклятий могут болеть много лет спустя?
Я пошлю это письмо с Буклей. Сейчас она на охоте и скоро вернётся. Передай от меня привет Клюву. Гарри».
Наверное, даже тем, кто совершенно не знал Сириуса Блека, глядя на него, было бы очевидно, что он гадает, где будет менее бесполезен, а не более полезен. Сириус подсознательно успел понять, насколько мал шанс, что кто-то когда-то делал крестраж из живого существа. Слишком хрупкая штука жизнь. Естественно, никто не имеет опыта изъятия крестража из живого существа. Да они из предметов крестражи никогда не извлекали, потому как нету в мире на каждого шамана по пять крестражей для опытов. Теперь же, решая, что делать дальше, он это понял уже сознательно. Но Сириус также понимал, как мал шанс обнаружить Воландеморта рядом с Гарри. И ещё меньше шансов что-то по этому поводу сделать. Ведь он обещал Дамблдору не мешать. Букля смотрела с оценивающим ожиданием в круглых глазах. И Сириус Блек пошел на поводу у своих и её желаний.
«Гарри, я немедленно вылетаю на север. Новость о твоём шраме — последняя в череде странных слухов, которые здесь до меня доходят. Если он заболит снова — иди прямо к Дамблдору. Тут говорят, что он вызвал из отставки Грозного Глаза; это означает, что он читает знаки — даже если никто, кроме него, этого не делает. Я скоро буду. Мои наилучшие пожелания Рону и Гермионе. Гляди в оба, Гарри. Сириус».
Для очистки совести он накарябал объяснительную Дамблдору.
Ответы Блек читал на фоне другого пейзажа. Наивный ребенок пытался убедить крестного не прилетать в Англию. И шрам-то у него не болит, и с головой всё в порядке, и Воландеморта не существует. Естественно, Гарри никто не поверил. Дамблдор… Ну, вроде бы, его скорое прибытие бойца Ордена Феникса вполне устраивало. Но никакой необходимости в присутствии Сириуса в Англии прямо сейчас он не видел. Отсутствие запрета и равнопаралельное отношение директора сыграли тормозящую роль, и, опознав место своей стоянки как Египет, он пошел узнавать, что местные знают о разделении души, предварительно ответив крестнику и командиру. Естественно, обоим своим респондентам Сириус написал то, что они хотели услышать, то есть увидеть. Гарри он напомнил про азы конспирации с одной стороны и о необходимости информировать командира с другой. Дамблдору Сириус Блек поведал свои впечатления от прессы.
Следующая картинка выглядела не такой благостной. Это уже была Турция. В Египте Сириус задержался совсем ненадолго, несмотря на повышенное количество мародеров. О разделении души здесь не знали вообще, совсем, абсолютно. Вот казалось бы, и в Америках ему ничего не удалось узнать, и в Азии, но есть разница. Шаманы относятся к душам без всякого пиетета. Они опасаются сильных духов, уважают предков, прочие для них рабочий материал. Разорвать душу — это ослабить себя, стать чьим-то рабочим материалом. Зачем? Зачем добровольно отрезать себе ногу или руку? А в Китае, Индии и вот теперь Египте, Сириус столкнулся с иным отношением к душе. Там разрыв души — это настолько немыслимое деяние! Они вообще не в состоянии подумать в ту сторону. Один архивариус, с трудом собрав разбежавшиеся от шока мысли, посоветовал посетить Турцию на предмет наследия Османской империи. Во времена расцвета, ведя завоевательные походы, с какими только дикарями они дел не имели. Вот потому в следующем кадре обескуражено-печальный Сириус читал историю создания авады. Очень хотелось герою легенды и на ёлку влезть, и не уколоться. Надо заметить, у него получилось. Будучи не только магом, но и визирем, он мог себе позволить к выполнению своего желания подключить немалые силы. Они заражали осколками души полонянника ненужные предметы, потом методом проб и ошибок чистили их. Тоску у Сириуса вызывала не очередная неудача, а понимание невозможности повторить всё это для Гарри. Даже если б Дамблдор мог нагрузить проблемой отдел тайн. У них нет ненужных мальчиков для эксперимента. Хотя с большой долей вероятности они сочтут Гарри не слишком нужным. Одни, искренне сочувствуя, вздохнут и скажут: «Вы-Знаете-Кого нужно уничтожить любой ценой». Другие, типа Руквуда, узнав о крестраже, побегут воплощать Темного Лорда. В таком деликатном деле Сириус и за Орден Феникса не поручился бы. Да он и сам не готов убивать людей в процессе эксперимента, разве что пожирателей.
Второй причиной для душевного раздрая стало письмо Гарри.
«Дорогой Сириус!
Как ты просил, сообщаю тебе последние новости из Хогвартса. Ты, наверное, уже знаешь, что в этом году состоится Турнир Трёх Волшебников. Так вот, в субботу вечером меня выбрали четвёртым чемпионом от Хогвартса. Понятия не имею, кто бросил в кубок моё имя, я, конечно, не бросал. Другой чемпион от Хогвартса — Седрик Диггори из Пуффендуя.
Надеюсь, у вас с Клювокрылом всё в порядке?
Гарри».
Дамблдор тоже писал о турнире: «…планируется культурное, политическое мероприятие с элементами шоу. Риск не больше, чем на уроках УЗМС. Чемпионы дети видных политических деятелей… Опасность исходит от того кто кинул имя Гарри в кубок…»
Блек невнятно проворчал несколько ругательств и, взяв себя в руки, уговорил сову подождать, когда будет готов ответ.
«Гарри, — писал Сириус. — Я не могу сказать в письме всё, что хочу, слишком опасно, вдруг сову перехватят. Нам нужно поговорить с глазу на глаз. Сделай так, чтобы мы могли встретиться у камина в вашей гостиной в час ночи с двадцать первого на двадцать второго ноября.
Я как никто знаю, что ты сам себе лучший страж, а рядом с Дамблдором и Грюмом вряд-ли кто отважится причинить тебе вред. Но кто-то, явно могущественный, замысле недоброе. Ведь твоё имя попало в Кубок под самым носом у Дамблдора.
Будь начеку, Гарри. Я по-прежнему хочу знать обо всём необычном, что происходит в замке. О двадцать втором ноября дай мне знать как можно быстрее.
Сириус».
От Дамблдора он почти в ультимативной форме потребовал допуск к камину в гриффиндорской гостиной. И судя по тому, что в следующем воспоминании Сириус Блек взирал на крестника из камина, допуск он получил. Оказывается, в прошлых воспоминаниях Гарри был жизнерадостным, уверенным в себе мальчиком, а им-то показалось упрямство обречённого. Просто они не видели раньше, что такое настоящая обречённость. В этот момент на скрывающегося беглеца Сириус — чистый, аккуратно подстриженный, наевший мясо на кости — походил гораздо меньше, чем Гарри. Подростковая худоба и угловатость, усугубленная сутулостью, сейчас дополнялась дерганными движениями и затравленным взглядом.
Увидев крёстного, Гарри так засиял улыбкой, что всем стало больно. Возможно, понимание, насколько мимолётно это счастье, било под дых не хуже кулака. А может, на фоне сияющей улыбки общее состояние Гарри отчётливей виделось, острее воспринималось, сильнее ранило.
— Ну, как ты, Сириус? — спросил он, присев на корточки у камина.
— Про меня не будем, как ты? — очевидно сравнив своё состояние и крестника, даже как-то испуганно ответил Блек.
— Я… — Гарри явно хотел сказать «хорошо», но не смог. К счастью, его прорвало. Он говорил обо всём: никто не верит, что он не по собственной прихоти стал участником Турнира; Рита Скитер наплела о нем с три короба в «Пророке», и теперь, куда бы он ни пошёл, его осыпают градом насмешек. А главное — ему не поверил лучший друг. Позавидовал его славе. — И вот только что Хагрид показал мне драконов, наше задание во вторник. Это погибель, — в отчаянии закончил Гарри.
Сириус с состраданием смотрел на крестника. В его глазах вновь появились тени Азкабана. Кошмары, от которых никуда не деться. Да и не исчезали они, тени эти, никуда, так, затаились в закоулках сознания, выжидая благоприятного климата. И стоило ему увидеть затравленный взгляд Гарри, они, тени, тут же проявились. Давая ребёнку выговориться, Сириус надеялся хоть чуть чуть ослабить давление на него, освободить крестника от кошмаров, не позволяющих ему ясно мыслить. Совсем как дементоры. Объяснять дерганному, морально измученному ребёнку, что турнир не опасней уроков ЗОТИ и сторожиться нужно совсем другого, было бессмысленно. Но Сириус настроился, собрался и отступать от своих намерений не стал.
— С драконами справиться просто, объясню через минуту. У меня совсем мало времени. Я проник в дом незнакомых волшебников, воспользовался их камином, но хозяева могут вернуться в любую минуту. А надо кое о чем предупредить тебя.
— Предупредить? — Гарри напрягся, хотя казалось, куда уж больше!
— Каркаров был Пожирателем смерти. Ты ведь знаешь, что это такое?
— Кто? Каркаров?
— Он сидел со мной в Азкабане, но его выпустили. Даю голову на отсечение, Дамблдор потому и пригласил в этом году в Хогвартс мракоборца Грюма, чтобы он глаз с него не спускал. Грюм раскрыл Каркарова. И того отправили в Азкабан.
— А потом что, выпустили? — медленно проговорил Гарри. Казалось, его мозг не справлялся с потоком информации. — Почему?
— Он пошёл на сделку с Министерством магии, — Сириус нахмурился. — Сказал, что раскаивается. И готов назвать несколько имён. Многие оказались в Азкабане по его милости. Там его ненавидят, я это знаю. С тех пор он преподаёт в Дурмстаранге, учит своих учеников тёмным искусствам. Так что будь осторожен с его чемпионом.
— Буду… Так ты думаешь, это Каркаров бросил моё имя в Кубок? — Гарри очевидно интересовала не гипотетическая опасность от Пожирателя, а виновник его нынешних неприятностей. — Но тогда он классный актёр. Он взбеленился, услыхав, что будет четвёртый участник. Требовал, чтобы ещё раз зажгли кубок.
— Да, его актёрский талант известен. Удалось же ему убедить министерство в искреннем раскаянии. И ещё, всё это время я внимательно следил за публикациями в «Пророке».
— Не только ты, но и весь волшебный мир, — тяжело вздохнул Гарри о своём.
— Читая в прошлом месяце статью этой Скитер, я сквозь строчки узнал, что перед приездом в Хогвартс Грюм подвергся ночному нападению. Знаю, она пишет, это его очередной бред, — поспешно прибавил Сириус, видя, что Гарри хочет возразить. — Но я так не думаю. Кому-то нежелательно его присутствие в Хогвартсе, оно может мешать. Но никого это не насторожило: ведь Грюму всюду мерещатся происки врагов. Нет, ему не мерещится. Грюм был лучший мракоборец в министерстве.
— Так ты думаешь, это Каркаров хочет меня убить? Но почему?
Сириус немного помедлил. Как объяснить то, чего сам не понимаешь, только ощущаешь, и то невнятно.
— До меня доходят тревожные слухи. В последнее время Пожиратели смерти очень оживились. Подтверждение этому — Чемпионат мира по квиддичу. Кто-то послал в небо Чёрную Метку… И ещё. Ты слышал об исчезновении одной ведьмы из министерства?
— Берты Джоркинс?
— Да. Она пропала где-то в Албании. По слухам, именно там находится последние убежище Воландеморта. А ведь она знала, что готовится Турнир Трёх Волшебников.
— Да, но вряд ли она вдруг взяла и отправилась прямо к Воландеморту.
— Я хорошо знаю Берту. Мы учились в Хогвартсе примерно в одно время. Берта на несколько лет старше меня. Она круглая дура. Любопытная и безмозглая. Недурное сочетание, правда? Её проще простого заманить в ловушку.
— Вот как Воландеморт мог узнать про Турнир! Ты считаешь, Каркаров исполняет его приказ?
— Не знаю… Уж чего не знаю… Каркаров, похоже, человек, который мог бы снова перекинуться к Воландеморту, но при одном условии: если у того опять будут сила и влияние. Но кто бы ни подложил в Кубок твоё имя, у него были на то причины. По-моему, Турнир — самый подходящий способ уничтожить тебя и списать всё на несчастный случай.
— Хороший план, — содрогнулся Гарри. — Драконы своё дело сделают, а убийцы окажутся ни при чём.
— Против драконов есть оружие, — Сириус говорил теперь быстрее, явно опасаясь, что лимит везения уже исчерпан. — Усыпляющее заклятие не применяй. Драконы очень сильны, их волшебная мощь огромна. Одному волшебнику не справиться, нужно одновременное заклятие нескольких волшебников…
— Знаю. Видел своими глазами.
— Но ты можешь справиться с драконом один. Есть простое заклятие. Всё, что требуется…
Тут Гарри взмахом руки остановил крестного. Со стороны лестницы послышались шаги.
— Уходи, — шепнул он Сириусу. — Сейчас же уходи. Кто-то сюда идёт.
Воспоминание закончилось на том, как Гарри закрывает собой камин.
— Ты же помнишь, что всего этого не будет? — шепнул Джеймс жене в макушку, крепко прижимая её к себе.
— Помню, — выдавила Лили с трудом. Потому что это других легко успокаивать. Потому что не будет этого — будет другое, а вот их точно не будет.
Римус, не скрываясь, следил за реакцией друзей. Ему нестерпимо хотелось схватить обоих за мантии и вытрясти это суицидное настроение. Останавливало его понимание бесполезности сего действия и огромная сила воли. Если это возможно вытрясти, Сириус устроенной им моральной тряской лучше справиться.