The Wolf

Кэролайн никогда не поймет концепцию, стоящую за организацией вечеринки, когда кто-то умирает. Если это случится с ней, она будет по-королевски взбешена, и, как у ведьмы, у нее есть реальные способы вернуться, чтобы отомстить, так что им лучше не пытаться. Просто кажется неправильным слушать музыку, танцевать и пить, когда теряешь того, кого любишь. Особенно такого молодого мужчину, как отец Киран. С ним все было в порядке, а потом, совершенно неожиданно, он безнадежно заболел. Через несколько дней он был мертв. Официально, согласно его некрологу, у него был обширный инсульт, но все это произошло очень кстати после того, как та женщина, Франческа Корреа, обратилась к Элайдже с просьбой занять место Кирана в их военном совете в качестве главы человеческой фракции. Люди должны быть взбешены, кровожадны и злиться на Бога за то, что он так скоро забрал одного из своих, а не праздновать. Это, безусловно, то, что чувствует Кэролайн. Она даже не была близка с Кираном, но все в этой истории ей не нравится. Она не переставала следить за Франческой с тех пор, как в Протоке взорвались бомбы. Она гангстер, чья семья владеет казино "Палас Рояль", местом, где парень-смертник оставил гигантский карточный долг, который волшебным образом исчез после того, как он покончил с собой, забрав Еву с собой. Любой, кто хоть что-то знает о том, как работают эти заведения, знает, что долги, особенно такие суммы, как та, которую задолжал парень, просто так не уходят, даже после смерти. У них есть гарантии и способы сбора. Жестокие способы. Гангстеры не становятся чертовски богатыми, прощая должников. Если добавить к этому внезапную кончину отца Кирана... Подозрительный даже близко не подходит к этому. Франческе Корреа либо невероятно повезло, либо она невероятно виновна. Сказать, что Кэролайн уже не нравится эта женщина, - это эвфемизм, и они еще даже официально не встречались. Она пару раз навещала отца Кирана в больнице, чтобы предложить Ками хоть малую поддержку. Понятно, что ее подруга была опустошена. Киран был ее последним живым родственником, приютившим ее и ее брата-близнеца после смерти их родителей. После окончания средней школы ее брат Шон остался в Новом Орлеане, решив пойти по стопам своего дяди и стать священником, в то время как Ками переехала во Флориду, чтобы продолжить учебу. Потом ее брат погиб в результате странного несчастного случая, и именно тогда она решила вернуться домой, чтобы быть ближе к единственной семье, которая у нее еще оставалась. - Я теперь совсем одна, - сказала Ками ломким голосом и со слезами на глазах, сидя у кровати своего дяди. Киран был подключен к трубкам и аппаратам в течение нескольких дней, и врачи сказали, что признаков улучшения нет. Кэролайн крепко обняла ее. - Нет, это не так. Ты никогда не будешь одна. Поскольку Ками не фанатка Клауса, Кэролайн подумала, что будет лучше, если они не пойдут вместе, но она попросила его зайти и взять его кровь. Он предупредил ее, что есть вещи, которые даже кровь вампира не может вылечить — естественные болезни, которые пускают такие запутанные и глубокие корни в организме человека, что даже магия не может устранить нанесенный ущерб. Это действует как наихудший вид проклятий. Такие вещи, как рак, болезнь Альцгеймера, Паркинсона... И обширные инсульты. Так не повезло, что болезнь, поразившая совершенно здорового Кирана, была как раз одной из тех очень редких, очень немногочисленных вещей, которые кровь вампира не может вылечить... Во всяком случае, Клаус попробовал это сделать. И, как он и предсказывал, это не сработало. Киран оставался таким же, каким был, совершенно невосприимчивым и висящим на волоске. Кэролайн, как и Клаус, знала, что это всего лишь вопрос времени. Прошлой ночью она, наконец, получила ужасное сообщение от Ками, в котором сообщалось о кончине ее дяди. Учитывая его пожелания, они устроили бы ему наполовину ирландские, наполовину джазовые похороны. Этим утром в церкви Святой Анны должна была состояться месса, за которой последует празднование жизни Кирана в "Руссо", где все должны были напиться до чертиков. Завтра они устроят шествие по улицам Французского квартала, начиная от церкви Святой Анны и заканчивая кладбищем Лафайет, в сопровождении духового оркестра, как это принято в городе. Кэролайн написала подруге ответное сообщение, чтобы сказать, как ей жаль, и спросить, не нужно ли ей чего-нибудь. Ей было все равно, что уже далеко за полночь, она будет там через минуту. Ками вежливо отказалась. - Сейчас нужно разобраться со всеми бумагами, и я думаю, мне нужна минута. Но спасибо тебе. Увидимся завтра? Кэролайн почувствовала тошноту, на сердце у нее было тяжело от горя. Она не очень хорошо знала Кирана, сталкивалась с ним всего несколько раз, но он казался милым человеком, искренне заботящимся о благополучии своего сообщества, заинтересованным в том, чтобы помочь всем, чем сможет, не делая различий между фракциями. Он помог Марселю спасти Давину от ритуала Жатвы, он приютил оборотней во время шторма, он помог Клаусу найти Агнес после того, как она использовала ту проклятую иглу, чтобы попытаться убить ребенка. Киран был человеком, который серьезно относился к своим клятвам и своей работе. Прежде всего, он хотел творить добро. Как Ева. Кэролайн еще даже не оправилась от похорон одной подруги, а уже собирается присутствовать на других похоронах. Хорошие люди разлетаются по всему Новому Орлеану, как мухи. Этот город имеет обыкновение быть особенно жестоким к тем, кто осмеливается бросить вызов его кривым путям и оставаться честным и непорочным перед лицом тьмы. Она попыталась снова заснуть, даже заварила себе ромашковый чай, но была слишком беспокойна, слишком возмущена. Поэтому она накинула халат и прошла босиком через холл в комнату Клауса. Он привык спать с открытой дверью, сказал, что это для того, чтобы он мог услышать, если кто-нибудь попытается вломиться. Она сомневается, что это действительно так; своими острыми гибридными ушами он мог услышать падение иголки на другой стороне двора, и он, вероятно, вообще не спал. С тех пор как взорвались бомбы, ночи были долгими и напряженными для всех. Зная это, Кэролайн старалась вести себя как можно тише, не желая беспокоить его на случай, если ему удалось немного вздремнуть. В комнате было темно, но она разглядела, что он в постели, под простынями, лежит на животе и, по-видимому, спит. Она понаблюдала за ним мгновение и уже собиралась вернуться в свою комнату, когда услышала его голос. - Что-то случилось? - Прости, - сказала она, останавливаясь на пороге. - Я тебя разбудила? Клаус сел в постели, его глаза блестели в темноте. - Я не спал, - сказал он, но его хриплый голос говорил о другом. Она на мгновение замолчала, размышляя. - Киран мертв. Его лицо оставалось бесстрастным, но Кэролайн заметила едва заметную перемену в его глазах, в том, как он опустил их, как тень пробежала по его лицу. Клаусу многие люди не нравятся, но священника он оценил по достоинству. Однажды он назвал его заслуживающим доверия. Это не то, о чем он говорит легкомысленно. Бывают моменты, когда он не доверяет собственному брату. - С Камиллой все в порядке? - спросил он через мгновение. - Нет, - просто ответила она. - Ты хочешь пойти к ней? - он правильно предугадал первое, что пришло Кэролайн в голову. Но по его тону можно было предположить, что он был бы готов сопровождать ее, а не говорить, чтобы она не уходила, что, вероятно, было впервые. - Она не хочет, чтобы я приходила, - ответила она. - Я спрашивала, - последовала еще одна минутная пауза, они оба погрузились в свои мысли. - В любом случае. Я просто подумала, что тебе было бы интересно знать. - Кэролайн, - тихо позвал Клаус, когда она собралась уходить. - С тобой все в порядке? Она вздохнула. - Я не знаю. Я его по-настоящему не знала. Я просто думаю, что несправедливо, что хорошие люди продолжают попадать в паутину катастроф этого города и умирать глупой смертью. Он был хорошим парнем. - Да, ты права/ - Как Ева. - Да. - Наверное, я злюсь. - Ты хочешь остаться здесь? Кэролайн моргнула, немного удивленная его предложением, но быстро пришла в себя. Ничего не говоря, она подошла к кровати, сняла халат и забралась рядом с ним, скользнув под одеяло и улегшись на бок. На мгновение Кэролайн дала себе передышку от всего гнева, кипевшего внутри, просто наблюдая за ним, когда он лежал на спине, рассеянно уставившись в потолок. Его красивый профиль, легкая складка между бровями, форма носа, напряжение в уголках губ. Несколько недель назад она и представить себе не могла, что когда-нибудь снова будет так близко к Клаусу, так комфортно рядом с ним. И вот она здесь, заползает к нему в постель посреди ночи, как будто это самая естественная вещь на свете. И это было именно так. Точно так же, как после бомб, она находила некоторое утешение в том, что была рядом с ним, зная, что он все еще там. Единственное место спокойствия в мире, сотканном из неопределенности. Все страдают, истекают кровью и умирают, но Клаус никогда этого не сделает. Он несокрушим. - Похороны завтра, - прошептала она. - В церкви. Потом будет вечеринка или что-то в этом роде в "Руссо". Клаус слабо улыбнулся. - Ирландские похороны отца О'Коннелла. - Мне жаль. - На счет чего? - Из-за Кирана. Я знаю, он тебе нравился. Выражение лица Клауса посуровело, линия его губ стала резче, но он ничего не сказал. Кэролайн потянулась к его руке, и он крепко сжал ее в ответ. Она заснула, а его большой палец выводил успокаивающие круги на ее коже. Когда она проснулась утром, его уже не было. Не только в постели, но и вообще дома. Никто не видел, как он уходил, даже Элайджа. - Вы поссорились прошлой ночью? - небрежно спросил он во время завтрака. - Нет. Все было прекрасно. Я просто... Рассказала ему о Киране. - Он, вероятно, хотел засвидетельствовать свое почтение, пока церковь еще пуста, - предположил Элайджа. - Никлаус не любит публичных проявлений привязанности любого рода. В этом был смысл. Кэролайн, конечно, не стала бы злиться на него из-за этого. Клаус имеет право на свое собственное горе, и если отец Киран был ему большим другом, чем кто-либо из них предполагал, то ему позволено скорбеть спокойно, как он захочет. Она собралась и пошла с Элайджей в церковь на службу. К тому времени, как они приехали, все было собрано и вот-вот должно было начаться, так что у Кэролайн даже не было возможности поговорить с Ками. Ее речь была прекрасной и очень трогательной, заставив рыдать половину церкви. Кэролайн внезапно поняла отчаянную потребность выставить себя напоказ. Как только служба закончилась, все вышли за дверь, направляясь прямиком в "Руссо", чтобы заглушить свою душевную боль пинтами "Гиннесса" и рюмками текилы. Ками исчезла из виду, возможно, та, кто больше всего нуждался в каком-то жидком утешении. Клаус так и не появился. - Ты его видел? - Кэролайн спросила Элайджу, но он просто покачал головой. Пока Элайджа ходил в "Руссо", она вернулась в дом, думая, что, возможно, найдет там Клауса. Это было совсем не похоже на него - вот так исчезать, и, честно говоря, она начинала немного беспокоиться, что он впал в одно из своих деструктивных настроений. Но его тоже не было дома. Чувствуя нарастающее беспокойство, Кэролайн сделала себе щедрый бутерброд с арахисовым маслом, прежде чем отправиться в "Руссо" на встречу с Элайджей. Поскольку она не сможет пить, она могла бы с таким же успехом утолить свою жажду едой. Как и в церкви, в баре полно народу, множество знакомых лиц смешивается с другими, которых она никогда раньше не видела. Она узнает нескольких вампиров и людей со сверхъестественными связями, которые были на Празднике Благословения и на вечеринке Элайджи. Однако, в отличие от церкви, настроение здесь было как нельзя более энергичным и жизнерадостным. Если бы сюда зашел случайный человек, он бы подумал, что местная команда только что выиграла Суперкубок. Это почти ошеломляет, и Кэролайн немного опешила, когда вошла. Элайджа объяснил ей, что подразумевают ирландские похороны, но она этого не ожидала. Она не собирается учить священника, как устраивать собственные похороны, но если люди будут так счастливы, когда она умрет, им придется ответить, потому что она вернется с той стороны, полная ярости. Особенно, если ее смерть будет столь же подозрительна и несвоевременна, как смерть Кирана. Пока она ищет в толпе Элайджу, она замечает сцену, разворачивающуюся в задней части бара. Франческа Корреа разговаривает с Ками, и отнюдь не дружелюбно. Женщина загнала Ками в угол, ее поза слишком агрессивна для того, кто должен с уважением относиться к горю другого человека. Ками в защитном жесте скрестила руки на груди, выражение ее лица ясно дает понять, что ей совершенно не нравится то, что говорит другая женщина. Кэролайн уже собирается подойти к ним, когда Франческа поворачивается на каблуках и выходит. Прежде чем она успевает подойти, чтобы проведать свою подругу, Ками исчезает через заднюю дверь, захлопывая ее за собой на ходу. Что-то здесь определенно не так.

***

Возможно, однажды наука сможет объяснить тонкие хитросплетения перепадов настроения Никлауса так же, как она объясняет приливы или фазы Луны. Однако до тех пор он будет оставаться занозой в заднице для любого бедняги, который осмелится разделить его компанию на длительный период времени. С тех пор как Кэролайн вернулась в поместье, он вел себя наилучшим образом. Его вспыльчивость ни разу не подняла свою уродливую голову. Элайджа даже позволил себе на мгновение представить, что его брат, возможно, наконец-то усвоил бесценный урок о том, как идти на уступки во имя мирного сосуществования. Он больше слушал, меньше кричал, уважал пространство и желания людей. Однажды он даже поинтересовался у Элайджи новостями о Ребекке. Это был первый раз, когда он упомянул ее имя без тени презрения с тех пор, как их сестра уехала из Нового Орлеана. Действительно, казалось, что дела идут на лад; если не в общих чертах, то, по крайней мере, в более личном плане для их семьи. А потом этим утром он, по-видимому, проснулся готовым снова начать ядерную войну. Никлаус уклоняется от любых объяснений. Да, он в меру любил священника, но не настолько, чтобы пребывать в таком отвратительном настроении, особенно когда они уже несколько дней знали, что это всего лишь вопрос времени. Кэролайн сказала, что у них не было никаких ссор, и, если Элайдже ничего не мерещится, она провела ночь в его спальне. Как бы он ни старался, Элайджа не может понять, почему он застает своего брата ужасно пьяным и надувающим губы в "Руссо". Заведение переполнено, но никто даже не осмеливается приблизиться к нему. В то время как все празднуют жизнь Кирана, делясь историями и распевая песни в его честь, Никлаус посылает сильный знак "Держись подальше от меня" - показывая свою одинокую фигуру с хмурым выражением лица и темными тучами, нависшими над его головой. Элайджа просит бокал и садится рядом с ним, предлагая тост за Кирана. Клаус нерешительно берет со стола свой бокал и залпом допивает остатки напитка, прежде чем налить еще щедрую порцию из бутылки, которую он уже унес из бара. - Для этого есть какая-то причина или это просто опять такое время месяца? Клаус свирепо смотрит на него, залпом допивая свой напиток, вместо того чтобы ответить. - Я знал, что ты любишь отца Кирана, я не знал, что ты так сильно заботишься об этом. - Кажется довольно нецивилизованным смеяться и танцевать вокруг тела любимого человека, - ворчит Клаус. - Да. Гораздо лучше практиковать свой процесс переживания горя: отрицание, ярость и хранение гробов в подвалах, - парирует Элайджа, подчеркивая свою фразу кривой усмешкой. Как раз в этот момент Кэролайн находит их, усаживаясь на сиденье прямо напротив Клауса. Как только она замечает его состояние, она корчит гримасу, сдвинув брови в явном замешательстве. - Я хочу предупредить тебя, Кэролайн. Никлаус сегодня в отвратительном настроении. - Отвали, - бурчит он в свой стакан. - Итак, я полагаю, сейчас неподходящее время говорить о Франческе Корреа? - А что с ней? - спрашивает Элайджа. - Для начала, она мне не нравится. Я только что видела, как она разговаривала с Ками, и Ками выглядела очень расстроенной. - Ее дядя только что умер. - Мне показалось, что причина была не в этом. Франческа изводила ее. Кто так поступает с человеком, который только что потерял своего единственного живого родственника? - Тебе лучше пока держаться от этого подальше, - вмешивается Клаус. - Ух ты, - безучастно произносит Кэролайн. - У меня только что было самое странное дежавю. Как будто мы уже миллион раз говорили об этом раньше, и ты уже знаешь, каким будет мой ответ. Элайджа ухмыляется, спокойно потягивая из своего бокала. - Я предупреждал тебя. Клаус со стуком ставит свой пустой стакан на стол. - Лунные кольца в процессе создания, я сдержу свое слово. Мы найдем и накажем того, кто организовал нападение на протоку. А пока я умоляю тебя, Кэролайн, держаться подальше от Франчески Корреа или кого-либо еще, кто может представлять угрозу для тебя или нашей семьи, ради твоей собственной безопасности. Кэролайн хмурится, наклоняясь к Элайдже. - Он только что употребил слово "умолять"? - Видимо, что так. - Стоит ли нам беспокоиться? - она дразнит. - Издевайся надо мной сколько хочешь, - продолжает ворчать он, еще более разгневанный, чем раньше. - Но прямо сейчас все, что я сделаю, это допью эту бутылку и следующую в надежде утопить демона, который выбрал сегодняшний день, чтобы преследовать меня, - он наливает себе еще одну порцию и небрежно поднимает свой бокал в воздух. - Твое здоровье, Майкл! Безупречный расчет времени по Фрейду. - Майкл? - Кэролайн морщит лоб. Все беззаботное подшучивание исчезает в одно мгновение. Элайджа поворачивается к своему брату, вглядываясь сквозь его опьянение. - Можно поподробнее, - требует он. Никлаус поджимает губы, на его лице отражается миллион разных эмоций, ни одна из которых не является хорошей. Это не может быть простым совпадением... Что он воспитает Майкла именно тогда, когда Элайджа... - Никлаус... Тебе снился наш отец? - Давай, - бормочет он, глядя на свой стакан. - Хорошенько посмейтесь. - Я могу заверить тебя, что во всем этом нет ничего, что я находил бы хотя бы отдаленно забавным. Особенно учитывая, что он мне тоже снился. Клаус вскидывает на него широко раскрытые от шока глаза. - Что? - Если ты тоже видел его... - Взгляд Элайджи встречается с Женевьев как раз в тот момент, когда ведьма приближается к бару, глядя прямо на их столик и помахивая рукой с циничной усмешкой, танцующей на ее губах. - Возможно, наш неуловимый, неизвестный враг готовит новую атаку. - Фу, - хмыкает Кэролайн. - Извините, меня сейчас вырвет, - Она встает и, топая, выходит из паба. Никлаус рядом с ним тяжело вздыхает. - Как ты думаешь, что это значит? Элайджа не сводит глаз с ведьмы. - Я думаю, это означает, что нам нужно нанести визит твоей подруге.

***

Визит к ведьмам оказывается безрезультатным. Очевидно, Элайджа не мог позволить Никлаусу уйти одному. У его брата есть ужасная привычка пытаться воспользоваться любой слабостью, которую он замечает в противнике, и в случае Женевьев это совершенно очевидно он сам. Но ему даже не нужно было вмешиваться. Клаус относился к ней с той же холодной отстраненностью, с какой относился бы к любому, кому не доверяет, — как к врагу. Однако даже не слишком изощренных угроз Никлауса было недостаточно, чтобы вытянуть из нее что-либо. Женевьев отрицала, что имела какое-либо отношение к этим снам или знала, о чем они были. - Ты ей веришь? - спросил он своего брата, когда они уходили. - Ни в малейшей степени. Итак, они возвращаются к исходной точке, им приходится выяснять, в чем скрытый смысл этих снов. Ничто не убедит Элайджу в том, что это просто неудачное совпадение. Возможно, ему следует позвонить Ребекке и узнать, не мучили ли ее те же кошмары. - Уже вернулся со своего двойного свидания с девушкой Клауса? Элайджа отворачивается от окна и видит, что Кэролайн присоединилась к нему в кабинете. Она улыбается, но кислые нотки в ее голосе были нескрываемы. - Кэролайн, - предостерегает он. - Да, я язва. Подай на меня в суд, - огрызается она, наконец-то отбросив притворство. Элайджа решает проигнорировать очевидные обиды, которые она по праву питает к прошлым связям Никлауса с ведьмой, и предоставить им самим улаживать все на тех условиях, которые они сочтут подходящими. Желательно, не расставаясь снова. - Она все отрицала, - говорит он. - И на этот раз она не лжет, - он хмуро смотрит на нее. - Я позвонила Бонни. - Бонни Беннетт? Зачем ей что-то знать? - Она была якорем Другой стороны. Я подумала — если вам обоим снится ваш умерший отец, это может быть связано. - Якорем Другой стороны? Кэролайн закатывает глаза. - Это долгая история, я объясню ее как-нибудь в другой раз. Дело в том, что я была права. Другая сторона рушится. Взрывается - вот слово, которое она использовала. - Что значит "взрывается"? - Есть чистилище, куда попадают все сверхъестественные души после их смерти, верно? Вся эта шторка исчезает, и она забирает с собой души умерших. - Другими словами, все сверхъестественные существа уносятся в небытие, - вмешивается Никлаус, присоединяясь к ним с обнадеживающей улыбкой на лице. Кэролайн подозрительно моргает при виде его внезапного приступа хорошего настроения. - В принципе, да, - растягивает она слова. - И некоторые из них не заинтересованы в том, чтобы действовать тихо. - То есть ты хочешь сказать, что наш отец, столкнувшись с возможностью умереть навсегда, решил потратить оставшееся ему время на то, чтобы мучить нас, - размышляет Элайджа. - Как восхитительно. - Хорошая новость в том, что это, вероятно, продлится недолго, - предлагает Кэролайн. Никлаус хлопает в ладоши, на его лице появляется улыбка с ямочками. Печального пьяницы этого утра нигде не видно. - Таким образом, мы навсегда избавимся от его отвратительной души, - весело говорит он. - И каким же это будет хорошим избавлением. - Ух ты. Твое настроение в мгновение ока поднялось с нуля до ста, - говорит Кэролайн, странно глядя на него. - Вот что сделают с тобой фантастические новости, любимая. - Я очень надеюсь, что новости - это все, о чем идет речь, - говорит она, разворачивается и уходит. Элайджа почти смеется над озадаченным выражением лица своего брата. - Что я сделал? - спрашивает он. Никогда в жизни у его брата ни с кем не было серьезных отношений. Конечно, он очень хорошо понимает ревность, но только со своей собственной точки зрения, которая, как правило, более драматична и содержит меньше нюансов, чем у нормального человека. Элайджа с нетерпением ждет возможности понаблюдать, как он извивается, пытаясь ориентироваться в этих водах после тысячи лет, когда его ни за что не привлекали к ответственности. Если это не закончится плохо, то определенно будет забавно. Элайджа выгибает брови, пожимая плечами. - Понятия не имею.

***

Когда Кэролайн выходит из дома на прогулку, она думает о Ками. День оказался более напряженным, чем она ожидала, и у нее так и не было возможности как следует обнять свою подругу. Она решает заглянуть в знакомый ресторан и взять что-нибудь вкусненькое, чтобы приготовить импровизированную запеканку из сочувствия. Очевидно, это единственное, чего люди сегодня не смогли обеспечить. Рукопожатия, мысли и молитвы гораздо эффективнее на сытый желудок, и скорбящие люди почти никогда не забывают о еде. Запеканки из сочувствия помогли Кэролайн справиться с очень сложным потоком чувств после похорон ее отца. Когда она едва могла потрудиться выйти из своей комнаты, обнаружение в холодильнике продуктов, в которые она могла просто воткнуть вилку и жевать, спасло ей жизнь. Она думает о гамбо и, может быть, о каких-нибудь бисквитах из того кафе, куда Ками водила ее несколько месяцев назад, в голове у нее нет никаких указаний, когда она понимает, что направляется в совершенно другую часть Французского квартала. Более жилую, менее туристическую. Несмотря на то, что она никогда раньше не бывала в этой части города, это место ей сразу знакомо, поскольку она провела несколько дней, разглядывая все старинные особняки, выстроившиеся по обе стороны улицы в Google Earth. Роскошный дом Франчески Корреа излучает деньги. Ее дела в казино определенно приносят прибыль. Она мошенница, но, с другой стороны, почти все остальные в этом городе такие же. Кэролайн живет с самыми старыми убийцами, которые все еще ходят по этой земле, и у них тоже есть склонность к экстравагантному жилью, так что на нее нелегко произвести впечатление такими вещами. Если бы все, что делала Франческа, - это зарабатывала легкие деньги, потакая пристрастиям кучки идиотов, у Кэролайн были бы проблемы с ней только из принципа. Она даже не включила бы это в свой список забот. Настоящая проблема в том, что Франческа внезапно оказывается повсюду, оставляя свой отпечаток на вещах, до которых ей нет никакого дела. Сначала бомба в протоке, теперь отец Киран. Потом Ками. Кэролайн не видит связи или почему у нее может быть какой-то интерес к этим вещам. Зачем людям пытаться влезть в гущу войны, в которой они не могут сражаться? Зачем ей понадобилось привлекать к себе такое внимание? Только для того, чтобы подвергнуться угрозам и быть раздавленной? Или есть что-то, чего они не видят? Она была одержима этим так долго, что ноги невольно привели ее к дверному косяку женщины. Она вообще не планировала проделывать весь этот путь сюда, даже не знает точно, что делать, но поскольку она все равно уже здесь, Кэролайн решает не превращать поездку в пустую трату своего времени. Возможно, если бы она не видела, как Франческа разговаривала с Ками ранее, у нее не возникло бы желания спорить с этой женщиной, но это снова разозлило Кэролайн. Она оглядывает дом, пытаясь заглянуть в окна. Несмотря на то, что некоторые лампы на первом этаже горят, помещение кажется пустым. Гараж пуст, так что Франчески, вероятно, все еще нет дома. Кэролайн садится на ступеньки крыльца и устраивается поудобнее. Однако ждать осталось недолго. Всего через несколько минут из-за угла появляется приметный черный внедорожник, который Кэролайн видела у семьи Корреа, разъезжающей туда-сюда по Французскому кварталу. Братьев Франчески с ней нет, но она не одна; ее телохранитель идет прямо за ней, когда она идет к входной двери. Женщина вздрагивает, когда видит Кэролайн, но удивление быстро исчезает с ее лица, сменяясь нарочитой беспечностью. - Ох, - говорит она. - Кэролайн, не так ли? Я предполагаю, что ты здесь не потому, что хочешь завести нового друга. - На самом деле я не считаю террористов друзьями. Франческа насмешливо фыркает. - Меня обвиняли во всем, от крупной кражи до шантажа. Но терроризм? Это что-то новенькое. Кэролайн встает на ноги, скрещивая руки на груди. Маленькая театральность Франчески, притворяющейся оскорбленной, немного раздражает; она ужасная актриса. От босса мафии можно было бы ожидать большего. - Человек подъехал к тому месту, где я жила, на болоте, на мотоцикле и взорвал себя, - говорит она резким тоном, переходя прямо к делу и пригвоздив женщину тяжелым взглядом. - Я слышала. Ужасно, - категорично отвечает Франческа, протягивая руку телохранителю, чтобы тот отдал ей ключи. - Доброй ночи. Она проходит мимо Кэролайн и отпирает ее дверь. Когда Кэролайн собирается последовать за ней, телохранитель хватает ее за руки, оттаскивая назад. Это все, что ей было нужно, чтобы сорваться. Кэролайн бьет мужчину коленом между ног, а затем разбивает его голову о цветочную вазу, роняя его бесчувственное тело на землю. Затем она поворачивается обратно к Франческе и движением запястья приказывает двери закрыться. Франческа поворачивается к ней с широко раскрытыми глазами, теперь явно более настороженная. Кэролайн улыбается; она слишком хорошо знает выражение лица этой женщины. Люди видят молодую беременную блондинку и сразу же отмахиваются от нее как от безобидной. - Да. Я разносторонне одарена, - говорит она. Утомительно, когда тебя всегда недооценивают, приходится демонстрировать силу только для того, чтобы тебя воспринимали всерьез, но шок на их лицах, когда они понимают, что ведьма Барби - это заноза на их стороне, с которой нужно считаться, в некотором роде бесценен. - Ходят слухи, что он задолжал 100 тысяч казино "Палас Рояль". А потом, после его смерти, долг был погашен. Прямо как по волшебству. - Джефф был постоянным игроком за моим столом для игры в рулетку, - говорит ей Франческа, наконец-то выдавая некоторое раздражение. - Иногда он был на высоте, иногда спускал очень много. Я освободила его семью от долгов, которые он задолжал, по доброте душевной, - Кэролайн безучастно приподнимает бровь. - Не стесняйся разнюхивать все вокруг, - Франческа пренебрежительно машет рукой в сторону своего собственного дома. - Ты ничего не найдешь. Мои руки чисты. Но я советую тебе следить за своими манерами. Тебе повезло, что ты все еще жив. Ты та, о ком шепчутся все волки, со своим королевским ребенком. Если бы я была заинтересована в причинении вреда волкам, моей целью была бы ты. Кэролайн опасно прищуривается, глядя на нее. - Это угроза? - Вовсе нет. Это справедливое предупреждение. Возможно, тебе не стоит разгуливать по ночам в одиночестве, если ты не знаете, кто напал на волков и почему. Но это была не я, - Злобная ухмылка расползается по губам Франчески, ее глаза злобно сверкают. - Когда я иду за кем-то, я не промахиваюсь. Кэролайн чувствует, как по ее телу пробегает волна гнева, ее кровь достигает точки кипения, когда Франческа разворачивается и входит в свой дом. Она делает глубокий вдох, заставляя себя расслабиться, иначе все может закончиться тем, что она подожжет дом и начнет совершенно новый инцидент. Она более чем когда-либо уверена, что эта женщина - не просто заурядный гангстер. Все в ней действует Кэролайн на нервы. У нее есть своя точка зрения. Кэролайн просто нужно выяснить, чего же она добивается. Разочарованно вздохнув, она разворачивается и выходит обратно на улицу. Когда она начинает идти, то чувствует холодок по спине, как будто внезапно стало значительно холоднее. У нее возникает жгучее ощущение, что за ней наблюдают, но улица совершенно пуста. Кэролайн оглядывается на дом, осматривая окна, но если Франческа и там, то она хорошо спряталась. Если бы она больше походила на Клауса, то дала бы волю своему темпераменту и высказала бы Франческе все, что о ней думает. Но, возможно, для этого еще слишком рано. Без доказательств она бы просто добавила пороха в и без того взрывоопасную смесь. Как бы сильно ей ни хотелось посмотреть, как горит Франческа, тихий голос разума в ее голове подсказывает ей, что это неразумный шаг, не тогда, когда оборотни только что подверглись нападению, а отец Киран только что умер, еще раз доказав, насколько все уязвимы. Поплотнее закутавшись в кардиган, Кэролайн решает оставить все это позади. Во всяком случае, сейчас.

***

Неприятная встреча с Франческой Корреа приводит Кэролайн в ярость и почти заставляет ее прямиком отправиться домой вместо того, чтобы навестить Камиллу, но она передумывает, как только проходит мимо ресторана, в котором намеревалась заказать еду навынос. И когда она, наконец, добирается до Ками, она очень рада, что не отказалась от этой идеи совсем. Один взгляд на свою подругу, и Кэролайн понимает, как отчаянно Ками нуждалась в плече, на котором можно было бы выплакаться, и в паре рук, которые предложили бы ей теплую домашнюю еду, которую у нее нет необходимой мотивации готовить самой. - Я ничего не ела со вчерашнего вечера, - признается она, пока Кэролайн хозяйничает на кухне, чтобы подать ей тарелку. - Я и забыла, на что это похоже. Когда Шон умер, дядя Киран был единственным, кто отвечал на все телефонные звонки и благодарил людей за их мысли и молитвы. Я не хотела ни с кем разговаривать. Теперь у меня нет выбора. Люди, которых я никогда не видела, заходили поговорить со мной в церковь, и мой телефон не переставал трезвонить весь день. Я только что включила автоответчик. Даже не думаю больше, просто говорю спасибо и кладу трубку. Я почти уверена, что прервала разговор с некоторыми людьми, пока они еще разговаривали. Я просто хочу, чтобы сегодняшний день поскорее закончился. - Я могу уйти, если хочешь. - О, перестань! - Ками протестует с набитым ртом. - Все население Французского квартала выразило мне свои соболезнования, но никто не принес мне Гамбо. Ты даже не представляешь, насколько ты уже улучшила мой день. Я, наверное, собиралась лечь спать на пустой желудок. Нет, на самом деле, я бы поступила и похуже. Перед этим я бы выпила целую бутылку вина, а это означает, что завтра у меня будет адское похмелье. И мне все еще нужно похоронить своего дядю, так что. Пожалуйста. Останься. И Кэролайн это делает. Она позволяет дружескому молчанию воцариться между ними, пока Камилла ест, явно наслаждаясь своей трапезой. Она думала, что к тому времени, как доберется сюда, сама умрет с голоду, даже попросила очень большую порцию, чтобы они могли поесть вдвоем, а у Ками еще остались кое-какие остатки на завтра. Но как только она открыла пакет и почувствовала запах восхитительно горячей еды, желудок Кэролайн скрутила внезапная волна тошноты. Сначала этот странный озноб, а теперь еще и это. Идеальное время, чтобы заболеть. Она изо всех сил старается не думать о самых неприятных моментах своего дня, но это почти невозможно. Ее разум все еще трепещет от того небольшого разговора с Франческой, возвращаясь к той не столь завуалированной угрозе. К тому, как она разговаривала с Камиллой в "Руссо", издеваясь над кем-то, кто явно скорбел... Это заставляет Кэролайн ощетиниться. Проклятия - это злые, отвратительные вещи, и Кэролайн никогда никого не проклинала за всю свою жизнь, но впервые она по-настоящему почувствовала притяжение, ее магия дрожала внутри нее, зудела в ладонях, умоляя наложить проклятие на эту мерзкую женщину. Когда я иду за кем-то, я не промахиваюсь. Простой смертный никогда бы не стал угрожать ведьме подобным образом, особенно той, которая в настоящее время живет с двумя самыми могущественными существами, когда-либо ходившими по этой земле. Если Кэролайн расскажет Клаусу об их встрече, он будет у ее входной двери, чтобы свернуть ей шею еще до завтрака. Франческа познакомилась с Клаусом. И Элайджей. Она знает, насколько яростно они защищают друг друга и, что более важно, насколько непримиримо склонны к насилию. Так что либо у нее есть желание умереть, либо у нее припрятано что-то серьезное, чтобы поддержать ее. Сегодняшнее отношение подсказывает Кэролайн, что, скорее всего, последнее. - Ками, - начинает Кэролайн через некоторое время, задумчиво складывая брови. - Могу я тебя кое о чем спросить? - Конечно. - Я видела, как Франческа Корреа разговаривала с тобой сегодня в баре. Ками издает недовольное ворчание, закатывая глаза. Мягкое выражение ее лица немедленно сменяется враждебностью. - Даже не заставляй меня начинать разговор об этой женщине. - Чего она хотела? Я так понимаю, она не отдавала дань уважения. Ками насмешливо фыркает. - Определенно нет. Она хотела узнать о ключе. - Ключе? - спросил я. - Очевидно, глава человеческой фракции отвечает за то, чтобы какой-то ключ был надежно спрятан от сверхъестественных рук. Она заявила, что, поскольку она была выбрана для того, чтобы занять кресло моего дяди, ключ теперь принадлежит ей, хотя, по-видимому, он принадлежал моей семье целую вечность. - И что это за ключ? - Ками опускает руку подол своего платья и достает длинную цепочку, на которой болтается ключ. Глаза Кэролайн расширяются от шока. - Он у тебя? - Она этого не знает. - Ты сказала ей, что у тебя его нет, и она купилась? - Ну, тогда я не знала, о чем она говорила, так что это не было ложью. Мой дядя никогда ничего не говорил мне ни о каких ключах, и уж точно я никогда не видела, чтобы он носил их с собой. Поэтому я сказала ей правду, что понятия не имею, о чем, черт возьми, она говорит. - Ладно, подожди, - говорит Кэролайн, качая головой из-за запутанной цепочки событий. - Если ты ничего не знала об этом сегодня утром, откуда он у тебя сейчас? Ками вздыхает, убирая свою пустую тарелку. - Марсель подарил его мне. - У Марселя был ключ, который, как предполагалось, не должен был попасть в руки сверхъестественных существ? - Он знал о ключе, и он также знал, что, как только мой дядя умрет, кто-нибудь появится, чтобы забрать его. Поэтому, как только он заболел, он послал Джоша снять с него это. - Это… На самом деле, довольно ужасно. - Так и есть. Но он не ошибся. Кто-то действительно появился, очень заинтересованный в том, чтобы заявить о своих правах собственности на него. Кэролайн на мгновение замолкает, пытаясь сложить все кусочки воедино. Марсель, должно быть, заподозрил несвоевременную болезнь Кирана и правильно предположил, что за этим может стоять Франческа. На данный момент Кэролайн не испытывает теплых чувств к бывшему протеже Клауса, но, похоже, даже с другого берега реки он смог заметить странные передвижения Франчески по Кварталу и то, как все медленно, но верно идет своим чередом. - Что это открывает? - спрашивает Кэролайн, кивая на невзрачный ключ в руке своей подруги. Если бы кто-нибудь упомянул о таинственном ключе, хранящем какое-то сокровище, которое нужно защищать от сверхъестественных существ, она бы представила себе нечто грандиозное, сделанное из золота и усыпанное драгоценными камнями. Не какая-нибудь крошечная ржавая штуковина, которая выглядит так, будто может открыть чью-то входную дверь. И даже не особенно красивую входную дверь. - В том-то и дело, - говорит Ками. - Я понятия не имею. - Что значит "понятия не имеешь"? Разве Марсель тебе не сказал? - Он тоже не знает. Кэролайн медленно моргает. - Что? - Он говорит, что знал о ключе, но Киран никогда не говорил ему, для чего он нужен. Только то, что это было важно. - И ты ему поверила? Ками отводит взгляд от Кэролайн и опускает его на ключ в своей руке. - Я думаю, у него добрые намерения. Кэролайн усмехается, качая головой. - Я знаю, ты думаешь, что он подонок из-за того, что он сделал с Клаусом миллион лет назад. И это было действительно ужасно, но... Марсель неплохой парень. Он старый вампир, и ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь, с каким багажом они приходят. За последние несколько месяцев мы сблизились, и я знаю, что он уважал моего дядю. Киран помог ему спасти Давину и прятал ее в течение нескольких месяцев в церкви. Я не думаю, что Марсель стал бы мне лгать. Только не об этом. Кэролайн задумчиво смотрит на свою подругу. - Что ж, очевидно, я не в том положении, чтобы судить о твоей непоколебимой вере в старых мерзких вампиров, - говорит она, указывая на свой собственный раздутый живот. Это вызывает улыбку у Ками. - Я просто... Не доверяй ему. - Кэролайн, он не стоит за нападением на оборотней, - серьезно говорит Ками, не отводя взгляда. - Марсель способен на многое, но он бы этого не сделал. Он бы никогда не причинил вреда детям. Кэролайн сплетает пальцы вместе, кладя руки на живот. - Я тоже не думаю, что он это сделал. По крайней мере, если бы мне пришлось делать ставку, мои деньги были бы не на него. Но это не меняет того, что я чувствую. В последнее время я никому не доверяю. И это кажется важным. Франческа выглядела так, словно всерьез угрожала тебе. - Ками поджимает губы, но не отрицает этого. - Если она узнает, что это у тебя... - Я знаю, чем рискую, - перебивает ее Ками. - Мы говорим о моем дяде, Кэролайн. Моя семья. Если он умер из-за этого ключа, просто для того, чтобы она могла заполучить его в свои руки, мне нужно выяснить, для чего он нужен. И что бы это ни было, все, что я знаю, это то, что я не хочу, чтобы у нее он был. Кэролайн знаком огненный взгляд Ками, она знает эту стальную решимость, звучащую в ее голосе. Это именно то, какой она была столько раз за последние несколько месяцев, борясь с чрезмерной опекой Клауса и Элайджи. Именно поэтому она сразу понимает, что спорить с Ками бесполезно. Кэролайн на ее месте поступила бы точно так же, независимо от того, обладает она ведьмовскими способностями или нет. Однако она не может избавиться от беспокойства, скручивающегося у нее в животе. Потеря Евы сокрушила ее; она не может пережить потерю кого-либо еще. Камилла может быть умной и жизнерадостной, но она все еще всего лишь человек, что делает ее легкой мишенью в таком городе, как Новый Орлеан. Кэролайн резко выдыхает воздух, с трудом поднимаясь со стула. - Почему ты должна быть так похож на меня? - она ворчит, направляясь к двери. - Куда ты направляешься? - спрашивает Ками, крутясь на диване. Кэролайн делает глубокий вдох, прижимает ладони к двери и начинает тихо напевать себе под нос. Это заклинание, которое она никогда не смогла бы сотворить без нескольких ингредиентов или чего-то в этом роде, но благодаря малышке Майклсон в ее венах циркулирует более чем достаточно магии, чтобы не только воплотить его в жизнь, но и придать ему должный импульс. Примерно через минуту она чувствует, как магия окутывает дом, нити энергии собираются вместе, образуя невидимый барьер, окутывающий всю квартиру подобно плащу. Другие ведьмы могли бы почувствовать это, так как сила подписи довольно велика. Но, по крайней мере, на данный момент, не похоже, что Ками может быть в списке, так что этого должно хватить. Это немного, но это уже кое-что. По крайней мере, здесь, в своем собственном доме, Ками будет в безопасности. - Готово, - объявляет она, поворачиваясь обратно к Камилле, которая смотрит на нее с приоткрытыми губами и вопросительной складкой между бровями. - Это пограничное заклинание, - объясняет она. - Никто не сможет войти внутрь, пока ты не пригласишь их войти. Вампиры уже не могут, но это также удержит всех остальных. - Кэролайн подходит к Кэми и снова опускается на диван рядом с ней. - Может быть, какое-то время воздержись от приглашения кого-либо, кого ты не знаешь. Разносчики, соседи, горячие девушки... - Как будто у меня их было много, - иронизирует Кэми, закатывая глаза. Кэролайн улыбается ей. - Все же тебе следует пригласить Марселя. Будет полезно иметь его рядом на случай, если дела пойдут плохо. И, пожалуйста, что бы ты ни делала, обещай, что скажешь мне, если тебе покажется, что ты в опасности. Ками кладет руку Кэролайн на плечо, притягивая ее в полуобнимание и кладя голову ей на плечо. - Что бы я без тебя делал? - Ты была рядом со мной в один из самых страшных моментов моей жизни, Ками, - тихо говорит она, наклоняя голову, чтобы прислониться к голове своей подруги. - Мы заботимся друг о друге.

***

После церемонии в церкви Святой Анны похоронная процессия отца Кирана проходит по улицам Французского квартала. Кажется, здесь собрался весь город. Даже пара оборотней выбралась из Протоки, чего они вообще не делали в последнее время, после взрывов. Джексон Кеннер держал весь лагерь под наблюдением, предупреждая всех, чтобы они надолго не покидали общину. Каждый раз, когда кто-то они не могут найти кого-то, немедленно начинается паника. Последствия нападения огромны, и единственная причина, по которой они до сих пор не нанесли ответный удар, фактически принеся войну на улицы Нового Орлеана, заключается в том, что Никлаус пообещал им лунные кольца к следующему полнолунию. Но их сегодняшнее присутствие показывает, что отец Киран был уважаемым человеком даже среди жителей Байю. Джексон, должно быть, разрешил им пройти, чтобы засвидетельствовать свое почтение, хотя самого альфу "Полумесяцев" нигде не видно. Элайджа понимает, что процессия является частью городских традиций и что таково было желание Кирана, чтобы ее чествовали в истинно новоорлеанском стиле. Он заботился о своем сообществе задолго до того, как его назначили главой человеческой фракции, и Элайджа может оценить характер этого человека, даже если они не были настоящими друзьями. Но на этот раз он должен согласиться с Никлаусом. Вся эта музыка, танцы и невежественные туристы, присоединяющиеся к ним или фотографирующие, больше напоминают вечеринку, чем похороны. Каким бы любимым ни был Киран, приятно помнить, что он мертв. Что тут можно отпраздновать? По его мнению, это немного притянуто за уши. Однако сегодня прекрасный день, так что прогулка, по крайней мере, приятная, если не сказать немного разочаровывающая. Единственный человек, которому, похоже, это не нравится, - Кэролайн. Она проснулась с постоянным кашлем, и с тех пор ей стало только хуже. Наверное, это самый теплый день за последнее время, но Кэролайн плотно закуталась в шаль, как будто ей ужасно холодно. У Клауса было постоянное хмурое выражение лица с тех пор, как она впервые начала кашлять, и теперь, когда приступы становятся все более частыми, оно становится еще более хмурым. Хотя Элайджа был бы первым, кто указал бы на склонность Никлауса к чрезмерной реакции, он прекрасно понимает опасения своего брата. Для Кэролайн нормально время от времени испытывать боли, ломоту в мышцах и дискомфорт, но, по крайней мере теоретически, целебная кровь ребенка должна уберечь ее от каких-либо более длительных заболеваний, таких как простуда. Вот почему ее нынешняя ситуация вызывает самые разные подозрения. - Ты уверена, что с тобой все в порядке? - спрашивает его брат, когда они маршируют по улицам, а Кэролайн стоит между ними. - Ты выглядишь... - На сотом месяце беременности и с чертовыми гормонами? - она перебивает его, прочищая горло. Кашель портит ей настроение. - Я собирался сказать "прелестно". Элайджа улыбается попытке своего брата быть вежливым. Кэролайн склоняет голову набок, бросая на него равнодушный взгляд. - Боже, я ненавижу эту женщину, - внезапно бормочет она. Элайджа проследил за ее взглядом и увидел Франческу Корреа, идущую немного впереди них в окружении всех своих 800 братьев-гангстеров. - Ты зацикливаешься, милая, - говорит Никлаус. - Черт возьми, я права. Она ужасна. Я почти уверена, что именно она стоит за нападением. - И откуда ты это знаешь? - спрашивает Элайджа. - Я просто знаю, - решительно заявляет она. - Но я не могу понять, зачем она это сделала, или связать ее с этим. Хотя то, как она говорила... - Кэролайн замолкает, тень набегает на ее глаза. - Ты с ней разговаривала? - язвительно спрашивает Клаус. - Я видела ее вчера. - Видела ее? Кэролайн, если только ты не скажешь мне, что случайно столкнулась с ней во время невинной прогулки по Французскому кварталу... - Разве имеет значение, как это произошло? Я видела ее, мы поболтали. - Это значит, что ты просто пошла допрашивать ее о бомбах. Кэролайн пожимает плечами. - Кто-то должен был это сделать. Клаус хмыкает, его лицо искажается гримасой. Он открывает рот, как будто собирается выплюнуть огонь, но Элайджа опережает его. - Никлаус, - спокойно предостерегает он. - Теперь осторожнее. Его брат захлопывает рот, свирепо глядя на Элайджу, но предупреждение, похоже, возымело действие. Последнее, что им сейчас нужно, - это чтобы они вдвоем затеяли любовную ссору посреди похоронной процессии, на глазах у всего города и нескольких неудобных туристов. - Моим условием возвращения в поместье было прекращение наблюдения. Ты согласился, - напоминает ему Кэролайн. - Это было до того, как я узнал, что ты будешь вести частные беседы с нашими врагами, - парирует Клаус, его голос становится гораздо более сдержанным, но все еще кипит. Кэролайн поворачивается к нему с острым блеском в глазах. - У нее больше причин бояться меня, чем у меня ее, - выпаливает она, прежде чем прибавить шагу, чтобы присоединиться к Камилле впереди. Элайджа вздыхает. - Очень искренне, Никлаус. - Серьезно? Значит, ты не против того, что она в одиночку противостоит гангстеру, у которого полгорода как на ладони? Люди могут быть слабыми личностями, но как только они объединяются против нас, они могут нанести ущерб. И последнее, когда я проверял, какой бы могущественной и находчивой она ни была, Кэролайн все еще во многом смертна. - Я прекрасно понимаю, брат, я никогда не говорил, что одобряю это. Я бы просто предпочел, чтобы вы продолжили эти обсуждения дома, вместо того чтобы расстраивать ее на улице, где все могут вас видеть и слышать, - говорит он, кивая головой в сторону клана Корреа. Клаус раздраженно выдыхает, засовывая руки в карманы и качая головой. - Я чертовски ненавижу похороны.

***

- Ками! - зовет Кэролайн, подбегая трусцой к своей подруге, которая идет прямо за похожей на карету штуковиной, запряженной лошадьми, везущими гроб на кладбище. Ее глаза опухли и покраснели, но как только она видит Кэролайн, на ее губах появляется едва заметная улыбка. - Кэролайн, - тепло произносит она. - Привет. Она берет Ками за руку и нежно сжимает ее. - Как ты держишься сегодня утром? - О, ну знаешь... - Ее подруга пожимает плечами и оставляет все как есть. Ками сильная, и она справляется со всем этим намного лучше, чем Кэролайн думает, что она когда-либо смогла бы, но она точно знает, что худшее наступит позже. Похороны ужасны, но они дают вам возможность сосредоточиться: вся бюрократия и практические аспекты работают почти как абстракция. Это тишина после шторма, которая является жестокой. Когда отсутствие становится осязаемым и реальность обрушивается, это тяжело. Она не может не вспомнить Елену. Ей не было и 18 лет, когда она потеряла своих родителей, свою тетю, своего дядю, который оказался биологическим отцом, Аларика... Когда она потеряла и Джереми, она потеряла последнюю нить, все еще державшую ее вместе. Это было слишком тяжело для нее. Душевная сила и мужество Елены были поразительны, но даже у нее был переломный момент. Ками больше не подросток, но ей уже пришлось пережить столько потерь. Киран был всем, что у нее осталось. У нее нет такой же возможности, как у Елены, отключить свои эмоции, чтобы ей не пришлось иметь дело с болью и горем. Как и всем остальным, ей просто придется бороться с душераздирающими чувствами. И Кэролайн слишком хорошо это знает… Это ужасно. Она чувствует себя такой беспомощной... Ева, теперь Киран... Всех этих хороших людей уничтожают по всему Новому Орлеану во имя войны, которая, как она не может не чувствовать, имеет к ней тоже большое отношение. Со своим ребенком, до рождения которого осталось несколько недель. Ей так надоело быть беременной, но внезапно она поймала себя на том, что хочет, чтобы ребенок оставался на месте еще шесть месяцев. С тех пор как ее привезли в этот город, все стало только хуже, хаос царит на улицах и не дает никаких признаков ослабления. Последнее, чего Кэролайн хочет, - это чтобы ее дочь появилась на свет в разгар этого бардака. - Ты знаешь, что я здесь, верно? - она что-то тихо бормочет Ками, нежно сжимая ее руку. - Если это будет слишком, ты можешь... - Очередной приступ кашля прерывает ее. Кэролайн прикрывает рот рукой и отворачивается от Ками. - Боже, это раздражает. - Ты в порядке? - обеспокоенно спрашивает Камилла. - Да, это просто... - Снова кашель. - Просто действительно раздражающий кашель. - Ты уверена, что тебе можно здесь находиться, маршировать? - Я в порядке, просто... - Горло Кэролайн обжигает, глаза слезятся, когда на нее накатывает более сильная волна, на этот раз продолжающаяся дольше. - мне жаль. Я просто... отвлекусь на минутку. Увидимся на кладбище, хорошо? - Ты не обязана... Кэролайн жестом просит ее подождать, когда она выходит из процессии, сгибаясь пополам от кашля. Перед глазами у нее начинает плыть, желудок сводит от тошноты. Она кряхтит от внезапной боли в груди, словно кулак сжимается вокруг ее сердца, останавливая его. Кэролайн чувствует, что ее вот-вот вырвет, но то, что выходит из нее, густое и вязкое. Темное. Кровь. Прежде чем она успевает взбеситься, мир вокруг нее безумно переворачивается, а затем уступает место тьме.

***

Она приходит в себя с колющей болью в животе, ощущая во рту медный привкус крови. Ее глаза широко распахиваются, и она садится так быстро, что чуть не получает удар, ее рука в защитном жесте опускается на живот. Комната слегка покачивается, прежде чем, наконец, попадает в фокус. Кэролайн в замешательстве оглядывается по сторонам. Она уверена, что была на улице, но только что очнулась в поместье. Кроме того... Оно выглядит по-другому. Все кажется размытым и бесцветным, немного расплывчатым, как будто она видит сквозь какие-то грязные линзы. Она протирает глаза тыльной стороной ладони, но ничего не меняется. Она делает глубокий, успокаивающий вдох, пытаясь собраться с мыслями, но воздух кажется спертым и заряженным, давя на легкие, как будто он тяжелый. Сильный холодок пробегает по ее спине, когда она встает со стола, на котором лежала, - как, черт возьми, она сюда попала? - оглядываю пустой двор. Ни единого звука, даже с улицы не доносилось. Это странно, думает она. Последнее, что она помнит, - это как она вырывалась из процессии и откашливалась до тех пор, пока на ее руках не появилась кровь. На ней та же одежда, но теперь ее руки идеально чистые. Могло ли это быть сном? Причем до странности реалистичный. - Так, так, так, - Кэролайн резко оборачивается, пораженная голосом, раздающимся у нее за спиной. - Я с нетерпением ждал встречи с тобой. Мужчина говорит с сильным британским акцентом, который ей не сразу знаком. Когда он наконец выходит из тени, Кэролайн встречает холодный взгляд и улыбку, которая никак не смягчает жестокость, написанную на его лице. Она отшатывается, неосознанно делая шаг назад, его глаза сверлят ее, враждебные и злые. Лицо Кэролайн застывает. Это занимает мгновение, но до нее наконец доходит — она знает этого мужчину. Она никогда не видела его лично, но слышала о нем уже целую вечность. Самый безжалостный охотник на вампиров в мире. Тот, кто охотился за семьей Первородных — своей семьей - более тысячи лет. Разрушитель. - Майкл, - выдыхает она, страх пронзает ее насквозь. Его губы снова изгибаются в мерзкой ухмылке. - Я полагаю, мы могли бы сказать... что мы теперь одна семья.

***

- Я слышу сердцебиение ребенка, но не ее, - произносит Никлаус, опуская Кэролайн на стол, и в его голосе слышится отчаяние. Они бездумно следовали за процессией, когда услышали, как Женевьев зовет Клауса. Она была дальше всех от остальных ведьм, Элайджа еще даже не видел ее. - О, ради бога, - проворчал Клаус рядом с ним, уже раздосадованный. Элайджа ухмыльнулся, когда его брат отстал, сжавшись в комок и пытаясь скрыться из виду. - Если бы только все твои ошибки следовали за тобой повсюду, как та ведьма, Никлаус... - Элайджа задумался. - Возможно, тогда ты узнал бы... - Клаус! - крикнула она еще раз, на этот раз с такой настойчивостью, что привлекла внимание даже Элайджи. Она указывала на что-то на тротуаре. Клаус вытянул шею и отошел в сторону от толпы, чтобы получше разглядеть, и тут Элайджа увидел, как вся кровь отхлынула от его лица. - Никлаус, - позвал он, но брат его не услышал. Несмотря на то, что они были на виду у сотен местных жителей и туристов, он исчез. Элайджа последовал за ним, и его собственное сердце упало, когда он увидел, как его брат поднимает с земли бесчувственное тело Кэролайн, ее лицо было перепачкано кровью. - Я увидела, как она вышла из толпы, и подумала, что ее тошнит, - сказала Женевьев, присоединяясь к ним. Элайджа подозрительно посмотрел на нее, и она ответила ему жестким взглядом. - Я ничего не делала, я просто увидела, когда ее начало рвать кровью. Они были недалеко от комплекса, и это казалось самым очевидным местом, куда можно было пойти, поэтому они сделали крюк, чтобы избежать толпы, и, петляя по переулкам и пустынным улицам, оказались там меньше чем за минуту. - Она не дышит, - говорит Никлаус дрожащим голосом, убирая волосы с ее лица. Его лицо искажается страдальческой гримасой. - Она такая холодная... - Я могу помочь, - предлагает Женевьев, делая смелый шаг вперед, но Никлаус рычит на нее, как зверь, обнажая клыки и сверкая золотистыми глазами. - Не прикасайся к ней! - рычит он. Женевьев вздрагивает, ее лицо внезапно становится жестким. - Никлаус, - умоляет Элайджа, кладя руку на плечо брата, изо всех сил стараясь скрыть свой собственный страх, чтобы не сбить его с толку. - Она раньше была медсестрой. Клаус смотрит на него так, как будто он окончательно сошел с ума, и, возможно, так оно и есть. Однако по какой-то причине он не чувствует, что Женевьев хочет причинить вред Кэролайн. Если бы она каким-то образом была замешана в этом, то не предупредила бы их. Кроме того, они не знают, что с ней не так. Если кто и знает, магическое это заболевание или человеческое, так это ведьма с медицинским образованием. Клаус стискивает зубы, глядя на Элайджу, но делает неуверенный шаг в сторону от стола, позволяя ведьме приблизиться. - Есть заклинание, которое я могу сотворить, чтобы выяснить, что с ней не так, - говорит она. - Клаус, принеси ромашку из кладовой. Его брат колеблется какое-то мгновение, но затем срывается с места. - Она дрожит... Элайджа, твой пиджак. Он снимает свой пиджак и осторожно накрывает ее сверху, его пальцы на мгновение касаются ее неестественно холодной кожи. Ее лицо с каждой секундой становится все бледнее и бледнее. Элайджа чувствует, как ему становится плохо. - Если ты сделала это с ней... - Это была не я, - говорит Женевьев резким тоном. - Веришь или нет, Элайджа, у меня нет намерения причинять вред этому ребенку. - Ты заперла ее в доме и подожгла его, - огрызается он в ответ, свирепо глядя на нее. Женевьев отводит от него взгляд, опускаясь на неподвижную фигуру Кэролайн. - Это было до, - отвечает она почти застенчиво. До чего? Элайджа задается вопросом, но у него нет времени спрашивать. Никлаус возвращается с ромашкой и сует ее ей в руки. Женевьев заворачивает ее в ткань, кладет руку на лоб Кэролайн и начинает говорить заклинание. Клаус отходит, проводя обеими руками по лицу. Несмотря на страх, скручивающий его внутренности, и отчаяние, угрожающее овладеть им, Элайджа заставляет себя сохранять спокойствие ради своего брата. Он знает, без тени сомнения, что если здесь что-нибудь случится с Кэролайн, Никлаус потеряет все. Не только свое самообладание, но и те крупицы человечности, которые в нем еще остались. Он снова поворачивается к Женевьев, которая сидит с закрытыми глазами и, кажется, сосредоточена. Однако, что бы она ни делала, это работает недостаточно быстро. Сердце Кэролайн по-прежнему не бьется, и у ребенка тоже замедлилось сердцебиение. Клаус издает громкое ворчание, закатывает рукава своей куртки и яростно кусает себя за запястье. Он отталкивает Женевьев и прижимает ладонь ко рту Кэролайн, одной рукой нежно поглаживая ее по голове. - Давай, милая, - умоляет он в отчаянии. - Давай же... Пожалуйста, Кэролайн, пожалуйста... Не оставляй меня. Элайджа закрывает глаза от боли, пронзающей его грудь. - Она все еще не дышит, - говорит он, поднимая голову, чтобы перевести взгляд с Элайджи на Женевьев, в его глазах уныние и чрезмерный блеск. - Это не работает...- Никлаус издает болезненный, разъяренный вопль, поднимает стул и швыряет его через двор. Звук настолько сырой, настолько испорченный, что Элайджа почти не может поверить, что он исходит от древнего гибрида. Они теряют ее. Они теряют ребенка. И он теряет своего брата.

***

- Это кошмар, — бормочет Кэролайн себе под нос, как мантру, делая осторожные шаги назад, когда Майкл — Майкл - приближается к ней. Как, черт возьми, он здесь оказался?! - Я сплю. Это все не реально. Она медленно моргает, надеясь, что в следующий раз, когда откроет глаза, он уже уйдет. - Напротив, моя дорогая. Это очень реально. Я предполагаю, что моя репутация опережает меня. - Он делает неопределенный жест рукой, а затем, слишком быстро, чтобы она успела среагировать, сокращает расстояние между ними, хватая ее за горло. - Добро пожаловать в мой ад, - выдавливает он, сверкая глазами. - Застрял на целую вечность, присматривая за этим отвратительным существом, которое мои дети называют братом. - Как ты можешь здесь находиться? Ты мертв! - Кэролайн обхватывает его предплечье ладонями и сжимает. Глаза Майкла расширяются от удивления ее силой, и она пользуется моментом, чтобы вывернуться из его хватки. - Как я могу быть... Она внезапно замолкает, когда на нее обрушивается осознание. Если Майкл мертв, и она видит его, чувствует его... Тогда это может означать только... - Нет... Нет, я не могу быть... - Она прижимает руку к животу, ее сердце бешено колотится от паники. Это Другая сторона. Она мертва. - Ребенок... - Ребенок?! - Майкл рычит в ярости. - У этого ребенка никогда не было ни единого шанса! Ты ведьма, защитница равновесия и природы, и ты отравляешь свою родословную, смешивая ее с грязью Никлауса?! - Он издает невеселый смешок, ужасный звук, который эхом отражается от стен. - Этот бессмертный паразит, возомнивший себя папочкой. Жалкий! Его слова укрепили что-то внутри нее. Кэролайн все еще очень напугана, но белый, горячий гнев вырывается наружу. Ее лицо застывает, глаза горят пылающей отвагой. Она протягивает руку, взывая к своей магии с такой решимостью, какой уже давно не чувствовала. Нога Майкла сгибается и ломается по ее команде, из его горла вырывается болезненный вой. - Моя дочь не мертва, - шипит она. - И я тоже. Если бы это было так, ты бы не пытался меня убить. - Посмотри, что эта грязь уже сделала с тобой, - Он смотрит на нее с отвращением, тяжело дыша сквозь зубы и пытаясь оттолкнуться от пола. - Твои глаза... Глаза зверя. - Я была там, когда он победил тебя. Когда он убил тебя, ты, кусок дерьма, - Технически, это было не так. Она должна была быть там, но Тайлер накачал ее наркотиками и утащил прочь, боясь, что гибриды убьют всех, если Клаус в конечном итоге умрет — игнорируя тот факт, что, будучи одним из них, он, возможно, тоже захотел бы отомстить, где бы он ни был. Ей так и не удалось увидеть лицо Майкла или то, что произошло в конце ночи, но он этого не знает. - Твой сын уже уничтожил тебя. - Он не мой сын! Он - бастард, ходячий символ слабости! И нет спасения от этого зверства, гноящегося в твоем чреве. Никлаус уничтожит его так или иначе. Лучше бы ему умереть сейчас. И тебе вместе с ним! Он снова бросается на нее, но на этот раз она подготовлена. Кэролайн отходит в сторону и использует магию, чтобы отбросить его к противоположной стене. Он врезается в вазу с громким хрюканьем и несколькими сломанными ребрами. Чем больше он говорит о Клаусе, тем больше она злится. Она знала, каким ужасным был Майкл — каким жестоким и садистским. Она слышала истории о нем в течение многих лет. Но, находясь здесь, перед ним, Кэролайн понимает, что понятия не имела абсолютно ни о чем. Этот человек - та самая причина, по которой все его дети сломлены. Он создал их, помог Эстер сделать из них всех монстров, зарубил их своим собственным мечом, пока они спали, — а затем он провел тысячу лет, преследуя их, уничтожая все, о чем они когда-либо осмеливались заботиться, оставляя след насилия и ненависти, куда бы он ни шел, как будто они были ответственны за свое собственное проклятие. У них никогда не было шанса стать нормальными. Людьми. И он - единственное, чего Клаус когда-либо боялся в своей жизни. Человек, которого он с детства называл отцом. Кэролайн слишком хорошо знакомо это чувство. Она знает, каково это - смотреть в глаза своему родителю и не видеть ничего, кроме презрения, подвергаться пыткам от рук человека, который должен защищать и любить тебя больше всего на свете. Это рана, которая никогда не затягивается. Майкл навсегда оставил шрамы на своих сыновьях и дочери, а потом обвинил их в этом. Будь проклята Кэролайн, если она позволит этому монстру лишить жизни ее дочь только для того, чтобы наказать Клауса, как будто тысячи лет жестокого обращения было более чем достаточно. - Ты выбрал очень неподходящее время, чтобы говорить гадости об отце моей дочери, - выдавливает она, используя свои силы, чтобы отломить кусок перил и использовать его как кол. - Ты не представляешь, какой у меня был месяц. Кэролайн бросает кол в Майкла, прямо ему в грудь. Он кричит от боли, корчась на полу, как заурядный человек, которым он и является. Она приближается к нему, хватает конец кола обеими руками и вкручивает его внутрь, в его сердце. - У моей дочери есть преимущество, которого никогда не было у Клауса, - бормочет она ему, убеждаясь, что он смотрит ей в глаза, когда она добивает его. - Она никогда, никогда не узнает тебя.

***

Время тянется мучительно медленно, когда ты ждешь чуда. - Мы должны отвести ее к настоящему врачу, - говорит Элайджа. По крайней мере, Клаус думает, что он так говорит. Он не может быть уверен, потому что голос его брата - всего лишь фоновый шум. Клаус заглушил все звуки, сосредоточившись исключительно на оглушительной тишине сердца Кэролайн. Он слышит сердце ребенка, но не ее. Женевьев, должно быть, повторяет это уже несколько часов. Дней. Миллион целых эпох. Он не знает, потерял всякую связь с реальностью. Все, что он знает, это то, что прошло слишком много времени, а она все еще не дышит. Кэролайн остается мертвой. - Если ты сдвинешь ее с места, мои чары рассеются! - он слышит щелчок в голосе Женевьев, и сцена перед ним снова становится четкой. Кэролайн неподвижно лежала на поверхности их садового столика, ее лицо было бледным, если не считать кроваво-красных пятен на губах и подбородке, волосы рассыпались вокруг головы золотым нимбом. Элайджа пытается поднять ее, но Женевьев склонилась над ее телом, защищая, одаривая Элайджу жестким, свирепым взглядом. Она кажется решительной. Почему она так решительно настроена спасти Кэролайн? - У нас не будет достаточно времени, чтобы доставить ее в больницу, она умрет. - Она уже... - Элайджа останавливает себя, проводит рукой по лицу. Затем он поворачивается к Клаусу, на жестких морщинах у него на лбу написано извинение. Клаус задается вопросом, видит ли его брат отражение его нервозности на лице, чувствует ли он ту же раскалывающую боль в груди, тот же отупляющий страх, скручивающий внутренности. - Мы не можем потерять ребенка, - тихо говорит Элайджа. Клаус стискивает зубы, борясь с болью в груди. - Я не могу потерять ее, - его голос едва пробивается сквозь твердый комок в горле, звучащий отдаленно для его собственных ушей. - Я не могу потерять никого из них. Он резко выдыхает, на грани паники. Странно, но он не сердится, пока нет. Ярость, безусловно, придет в свое время. Прямо сейчас нет места ни для чего другого, кроме страха. Клаусу кажется, что пол под ним провалился, и его засосало в черную яму, падению в которую нет конца. С каждой секундой, когда сердце Кэролайн не бьется, он чувствует себя все больнее, слабее. Женевьев ахает, и оба брата поворачивают к ней головы. Ее глаза широко раскрыты от шока. - Я знаю, что делать. Элайджа, возьми мою сумку. Мешочек "гри-гри". Сейчас же! - настойчиво приказывает она. Клаус снова подходит к столу. Он сглатывает от боли в сердце; просто глядя на Кэролайн таким образом, он чувствует себя так, словно его пронзают тысячей ножей. - Пожалуйста, - говорит он, его голос звучит низко и прерывается по краям, слезы наворачиваются на глаза. - Не дай ей умереть. - Я пытаюсь, - искренне отвечает Женевьев. Элайджа возвращается с мешочком, и она достает что-то изнутри, держа это на животе Кэролайн, в то время как другая ее рука лежит у нее на лбу. Она закрывает глаза и снова начинает читать заклинание. Мгновение спустя глаза Кэролайн распахиваются, наэлектризованные и широкие. Ее спина выгибается дугой, когда она хватается за воздух, как будто была под водой. Клаус обнимает ее, заведя одну руку ей за спину, а другой придерживая за подбородок, заставляя посмотреть на него. - Все хорошо, ты в порядке, - воркует он. - С тобой все в порядке, любимая. С тобой все в порядке, - Отчаянный вздох вырывается из его тела, и даже когда он пытается поддержать Кэролайн, он чувствует, как дрожит каждый мускул в его теле. Кэролайн крепко обхватывает рукой его предплечье, ее дыхание прерывисто, когда она садится, не сводя глаз с его лица. Она дрожит еще сильнее, чем он. Клаус берет пиджак Элайджи, который соскользнул с нее, когда она села, и накидывает ей на плечи. - Я видела его. - Ее голос дрожит, слабый и скрипучий, едва ли громче шепота. - Он пытался убить меня. - Кто? - спрашивает Элайджа. Кэролайн колеблется. - Майкл. Челюсть Клауса немедленно сжимается, когда он обменивается ледяным взглядом со своим братом. Он знал, что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой... Другая сторона рушится, проклятая душа Майкла исчезла навсегда... Этот дьявол вернулся из глубин ада, чтобы снова мучить их. Неужели он никогда не оставит их в покое?

***

Кэролайн, кажется, быстро выздоравливает теперь, когда все, что ее мучило, было предотвращено. Румянец вернулся к ее щекам, и даже сердцебиение ребенка снова участилось, но в ее глазах по-прежнему стоит тревога, а когда она пытается встать, ее колени угрожают подогнуться из-за продолжающегося головокружения. Никлаус подхватывает ее на руки и несет вверх по лестнице в ее комнату, и все это время Элайджа наблюдает за Женевьев. Его брат даже не замечает свою бывшую возлюбленную, едва удостаивает ее взглядом, прежде чем исчезнуть из виду. Все, на что он смотрит, - это Кэролайн, но вряд ли она единственная, о ком он думает. Никлаус был ужасно тих, выражение его лица было напряженным и мрачным. Он думает о Майкле. Их отец всегда доставал его способами, которые Элайджа никогда до конца не мог постичь. Его презрение с тех пор, как Никлаус был мальчиком, заставляло их брата всегда изо всех сил стараться завоевать его расположение, угождать ему любым доступным способом. И чем больше он старался, тем больше Майкл, казалось, презирал его. Он находил недостатки абсолютно во всем, и если Никлаус когда-нибудь оказывался более способным, чем кто-либо другой, в каком-либо деле, что он часто делал, Майкла перекашивало от ярости. Он бы наказал его за то, что он слишком хорошо обращается с мечом, луком и стрелами, охотничьим ножом. - Ты считаешь себя лучше своих братьев, мальчик?! Высокомерный мальчишка! Ему доставляло удовольствие видеть, как тот плачет, просит прощения за то, чего он никогда не совершал, за то, чего он даже не мог понять. Даже из-за завесы этот отвратительный человек не мог оставить Никлауса в покое. Впервые за много столетий у его брата появился настоящий шанс на счастье. Что-то, что может изменить его навсегда, наконец-то покончить с травмами и жестоким обращением, которым он подвергался на протяжении всей своей земной жизни, когда он сам станет отцом. Никлаус может исправить все то зло, которое было причинено ему. Майкл, вероятно, был охвачен яростью на другой стороне, наблюдая, как сын, которого он всегда ненавидел, обрел любовь и собственную семью. У него был один день соприкосновения с этим миром, когда сверхъестественное чистилище рухнуло, и он решил использовать его, чтобы попытаться ударить Никлауса туда, где ему было бы больнее всего, отняв у него самое дорогое в мире: Кэролайн и ребенка. Элайджа может только представить, что, должно быть, происходит сейчас в голове Никлауса. Судя по всему, ничего хорошего. Если он вообще знает своего брата, это будет терзать его всю ночь. Всю неделю. Может быть, и дольше. Несмотря на то, что Кэролайн и ее ребенок в безопасности, Элайджа чувствует себя побежденным. То, что он не защитил Никлауса от Майкла, как следовало бы, - величайшее сожаление в его смертной жизни, и все это он унес с собой в бессмертие. Если бы ему удалось убить Кэролайн, его отец забрал бы у него и ее, и свою племянницу. Но он сделал это не для того, чтобы отомстить Элайдже; все дело было в Клаусе. Это всегда связано с Клаусом. У его брата все недостатки в мире, вряд ли его можно считать жертвой, учитывая все то великое зло, которое он причинил огромному количеству людей, таким извращенным и сломленным он стал за прошедшие столетия, но Элайджа не может не задаваться вопросом, не был бы он лучшим человек в целом, если бы он только мог обрести немного покоя. Неужели ему никогда не будет предоставлена честная возможность измениться? Если кто-то и может прикоснуться к человечности, глубоко погребенной во тьме, которая развратила душу Никлауса, то это Кэролайн. И Женевьев, похоже, тоже это поняла. Ее лицо - маска бесстрастия, когда Клаус уходит с матерью своего ребенка, но ледяные голубые глаза ведьмы выдают гораздо больше, чем она, вероятно, намеревается. Однако она не кажется сердитой или даже озлобленной; она выглядит убитой горем. Глупая женщина... - Это никогда не бывает хорошей идеей, - предлагает он. Она поворачивается к нему, вопросительно выгибая брови. - Развивать чувства к моему брату. Это почти никогда не окупается. Женщина отводит от него взгляд, сжимая губы в тонкую линию и собирая свои вещи. - Спасибо вам за твою помощь. - Не за что, - последовал ее высокопарный ответ. - Я бы отвезла ее к врачу, как только она немного отдохнет, но я уверена, что с ней все в порядке. - Да, это звучит как хорошая идея - узнать второе мнение. - Что бы ты ни думал обо мне, Элайджа, я не монстр. - Ты оторвала мою сестру от моей семьи. Я не могу этого простить. - Твоя сестра пожинает то, что посеяла, - говорит она, бросая на него вызывающий взгляд. - Я не буду извиняться за это. - Я и не думал, что ты это сделаешь. Просто хотел прояснить это. Я благодарен тебе за то, что ты сделал сегодня, как, уверен, и мой брат. Но тебе все равно здесь не рады. - Что ж, тогда. Я сама себя провожу. Более разумная часть Элайджи задается вопросом, не следует ли ему быть более любезным по отношению к всемогущей ведьме, но, как бы он ни старался, он не может простить ей того, что она разрушила его семью. Она почти все разрушила. Какой бы ни была вина его сестры, Элайджа никогда не выступит против нее. Его преданность непоколебима. Он занимается наведением порядка во внутреннем дворе, прежде чем перейти в кабинет, чтобы налить себе столь необходимый напиток. Еще один день, еще одно покушение на жизнь его нерожденной племянницы. Он задается вопросом, такой ли будет жизнь этого ребенка каждый божий день. Как они должны обеспечивать ее безопасность, когда она родится? Неужели она никогда не сможет пойти в школу? Завести друзей? А что будет, когда она вырастет, в том возрасте, когда молодые девушки начинают встречаться? Никлаус будет восхитителен, Элайджа уже может это сказать. Но не без причины. Как они вообще смогут доверять любому, кто приблизится к ней, когда так много людей пытались лишить ее жизни еще до того, как она родилась? Это вопросы, которые необходимо будет обсудить. Возможно, Кэролайн все-таки стоит вернуться в Мистик Фоллс. Город не лишен своих опасностей, но это ничто по сравнению с царящей катастрофой в Новом Орлеане. И, по крайней мере, там она будет знать, что подавляющее большинство жителей города захотят, чтобы ее ребенок был в безопасности, в то время как здесь все с точностью до наоборот. Однако Клаус никогда бы не отпустил их одних, и Элайджа не может представить, что его брат захочет вернуться туда, где они родились. Удивительно, что он проводил там столько же времени, сколько и раньше. Их родина не навевает на них ничего, кроме ужасных воспоминаний. В течение тысячи лет они ничего так не хотели, как сбежать от тех корней, которые настойчиво преследовали их в образе их отца. Вероятно, это последнее место, где Никлаус когда-либо захотел бы растить свою дочь. Элайджу выводит из задумчивости звук бьющегося стекла неподалеку по коридору. Итак, это началось. Он устало вздыхает и встает, намереваясь пойти к своему брату. Сегодня вечером он наверняка будет в одном из своих знаменитых настроений. Однако, проходя мимо комнаты Кэролайн, он видит, что она сидит на кровати, положив обе руки на живот. Она сняла свою окровавленную одежду и привела себя в порядок, но ее отстраненный взгляд все еще полон страха. Его внезапно охватывает чувство дежавю; сколько раз он уже видел эту сцену? Она вздрагивает, когда он стучит в дверь. - Прости меня, - тихо говорит он. - Я не хотел тебя напугать. - Ты этого не делал. Я немного... нервничаю, наверное. - Как ты себя чувствуешь? Кэролайн тихо усмехается. - Спроси меня завтра снова. Элайджа замолкает, его взгляд на мгновение отрывается от нее, затем возвращается обратно. - Мой отец... Он причинил тебе боль? - Он пытался. Но я думаю, он был немного дезинформирован обо мне, - говорит она, коротко усмехаясь. - Моя внешность Барби-ведьмы иногда производит неправильное впечатление. В его карих глазах мелькает искорка юмора. - Мой отец всегда плохо разбирался в людях. Тем не менее... Мне очень жаль. - Тебе не за что извиняться, Элайджа. - Я чувствую, что моя семья не делает ничего, кроме как причиняет тебе боль. Кэролайн снова дотрагивается до своего живота, ее губы изгибаются в искренней улыбке, когда она снова смотрит на него снизу вверх. - Не только боль. - Ты довольно жизнерадостный. Боец. Вы оба. Она пожимает плечами. - Я думаю, нам пришлось быть такими, особенно в последнее время. Элайджа сокращает расстояние между ними и, наклонившись вперед, запечатлевает долгий поцелуй на макушке Кэролайн, наконец-то позволяя чувству облегчения нахлынуть на него. - Ты нас сегодня здорово напугала. Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. Вообще все, что угодно. Она снова поднимает на него свой ясный взгляд. - Спасибо. Дальше по коридору раздается еще больше звона стекла, и они обмениваются понимающими взглядами. - Это уже второй, - бормочет Кэролайн. - Он... борется со своими эмоциями, - говорит Элайджа. - Я должен пойти поговорить с ним. - Нет, - говорит она, поднимаясь с кровати. - Позволь мне. Элайджа на мгновение задерживает на ней взгляд — тяжело беременная, слегка потрясенная, только что пришедшая в себя после того, как несколько минут была мертва. Ей следовало бы отдохнуть, набраться сил, но в ее глазах все еще горит огонек, и ее решимость ощутима, как и ее беспокойство за Никлауса. Элайджа один раз кивает головой, отступая с ее пути. Кэролайн нежно сжимает его плечо, и он кладет свою руку поверх ее, такой благодарный за то, что все еще может это делать, прежде чем она уходит.

***

Клаус не знает, как уйти в подпитие и тихо горевать. У него есть проблемы с выражением своих чувств — во всяком случае, хороших, любви, сострадания и милосердия, — но он определенно носит свою боль и свой гнев такими же яркими, как сверхновая, втягивая в них всех вокруг. Крушить и горевать - его излюбленный способ справиться с терзающей душу агонией; чем быстрее он подожжет ее, тем быстрее она исчезнет. По крайней мере, ему так кажется. Очевидно, в его логике есть изъян, если он до сих пор не смог избавиться от некоторых из этих недугов. Вместо того чтобы изгонять своих демонов, он хоронит их еще глубже внутри. Неизбежно, что в какой-то момент они просто снова выплеснутся наружу. Кэролайн не удивлена, увидев, что он превратил свою комнату в продолжение развалины, которую он, очевидно, чувствует внутри. Стаканы, которые, как они слышали, были далеко не единственными вещами, которые он уничтожил. Холсты, картины, мольберты, его собственные кисти, половина его книжных полок... Он разорвал все это на части. Она полагает, что они должны быть благодарны ему за то, что он вымещает все это на вещах, вместо того чтобы идти разорять людей. Клаус был невыносим накануне только потому, что ему приснился плохой сон о Майкле. В каком настроении он сейчас находится... Это что-то другое. Вывести Клауса из себя проще, чем украсть конфету у ребенка, но ничто не действует на него так, как человек, которого он называет своим отцом. Кэролайн не претендует на то, чтобы понять, что он чувствует, но она может посочувствовать. Ее собственный мерзкий папаша тоже остается чем-то вроде открытой раны, даже спустя годы после его смерти. Есть своего рода душевная боль, которая возникает из-за того, что тебя отвергает и унижает кто-то, кого ты не можешь не любить, и которую трудно стереть. Она переступает через остатки его вспышки гнева и находит его на балконе, смотрящим в ночь. Выражение его лица напряженное и мрачное, брови сведены посередине. Вокруг его ног кровь, и она понимает, что он, должно быть, поранился, когда разнес комнату вдребезги. Она осторожно приближается к нему, как человек, приближающийся к дикому животному, и берет его за руку, чтобы рассмотреть поближе. Она испачкана кровью, но какой бы порез там ни был, он уже затянулся. Если бы только раны в его душе заживали так же легко, как и на теле. Даже когда она стоит рядом с ним, Клаус выглядит отстраненным, погруженным в какие-то далекие воспоминания. Она изучает жесткие черты его лица, то, как напряжены его плечи, грозовую синеву его глаз. Это старый Клаус, которого она видит там, бессердечный монстр, который прибыл в Мистик Фоллс много лет назад, одержимый идеей убить Елену. Тот Клаус, которого создал Майкл, когда он выгнал своих детей из города, который они любили и лелеяли, из их дома. Этот Клаус пугал ее до чертиков. Сегодня она надрала задницу Майклу не только для того, чтобы он мог победить, снова разрушив жизнь своего сына. Кэролайн обхватывает его руку своей, подносит к губам и запечатлевает нежный поцелуй на его ладони. Клаус наконец поворачивается к ней лицом, его взгляд наконец-то фокусируется. - Он ушел, Клаус, - тихо говорит Кэролайн. - Ты убил его. Его взгляд ускользает от нее, и он высвобождает свою руку. - И все же он вернулся из могилы, чтобы мучить меня. Майкл - это болезнь, и я был заражен давным-давно. Он никогда по-настоящему не уйдет. - Только если ты ему позволишь. Ты потратил так много времени, убегая от него в страхе, что забыл, каково это - не делать этого. Ты все еще ведешь себя так, как будто он здесь, но его нет, и он не может прикоснуться к тебе. Сегодня он снова умер, Клаус. Другая Сторона исчезла. От него больше ничего не осталось, даже его несчастной души. Ты свободен. Он упрямо качает головой. - Шрамы, оставленные моим отцом, слишком глубоки, - выдавливает он, сжимая руки в кулаки так, что побелели костяшки пальцев. - Посмотри на меня. - Кэролайн касается его лица обеими руками, заставляя встретиться с ней взглядом. - Послушай, что я говорю. Он больше не сможет причинить тебе боль. Он тебя не контролирует. - Он не может причинить боль мне, но он почти причинил боль тебе, - желудок Кэролайн сжимается от беспомощного выражения его глаз. Он выглядит так, словно весь его мир рухнул вокруг него. Она так сильно ненавидит это, ненавидит Майкла за то, что он сделал это с ним как раз в тот момент, когда он наконец-то, наконец-то двигался вперед. - Мне жаль. - На счет чего? - Я должен был защищать тебя. Ты должна была быть в безопасности здесь, в нашем доме, со мной. И все же... Я - то самое существо, которое снова и снова подвергает тебя опасности. Все, что я делал с самого первого дня, - это делал твою жизнь невыносимой. Я должен был оставить тебя в покое, должен был позволить Тайлеру вернуться в Мистик Фоллс. Я должен был дать тебе свободу. Кэролайн убирает руку с его лица, отстраняясь, чувствуя легкий укол. - Я была напугана, сбита с толку, сомневалась, но я никогда не сожалела, Клаус, - торжественно начинает она. - Не о том, что встретила тебя, и не о том, что забеременела тоже. Тебе есть за что извиняться, но не за это. Не за... не за нашего ребенка, - Кэролайн позволяет словам повиснуть между ними, выражение лица Клауса меняется, прежде чем она продолжает. - Ты вообще хочешь этого ребенка? Он снова избегает ее взгляда, и Кэролайн чувствует, как жжение перерастает в острую боль, а ее сердце сжимается. - Какой от меня когда-нибудь будет прок для нее? Просто спроси Марселя. Я потратил десятилетия, пытаясь загладить вину за то, как обращался с ним его отец, и чего это дало? Я подвел его. И теперь я подведу и ее тоже. - Не вешай мне лапшу на уши, - выпаливает она в ответ, ее голос мгновенно становится резче. Клаус поднимает на нее глаза, удивленный внезапной переменой. В его голосе была резкость, которая заставила ее ощетиниться. Как будто он уже махнул рукой — на нее, на ребенка, даже на себя. Как будто он смирился с тем фактом, что просто не создан ни для чего из этого, и его жизнь обречена быть тьмой и страданиями до конца вечности. Как будто Майкл всегда был прав. - Нет. Я ничего этого не приму. Я отказываюсь это делать. Сейчас тебе нельзя этого делать. Если ты собирался провернуть это дерьмо, тебе следовало сделать это давным-давно. Семь месяцев, если быть более точным, когда мы узнали, что я беременна. У тебя были все шансы отступить, но ты этого не сделал. Ты не можешь дождаться, когда я почти рожу, чтобы сказать мне, что тебе надоело играть роль папы. - Я не... - Нет, - перебивает она его, тыча пальцем в плечо. - Ты понимаешь? Нет. Я тебе не позволю. Я знаю все о дрянных отцах, и меня бы здесь больше не было, если бы я думала, что ты каким-либо образом представляешь опасность для нашей дочери. Если бы я думала, что ей будет лучше не знать тебя, я бы ушла, и ты бы никогда нас не нашел. Не обманывай себя, думая, что ты заставил меня остаться здесь. Выбор всегда был за мной. Я здесь, потому что хочу быть. Потому что я доверяю тебе. Потому что я отказываюсь отказываться от тебя, так что нет. Ты тоже не отказываешься от меня, и это не просьба, - Она качает головой, ее измотанный характер не отступает, когда вспыхивает негодование. - И все это из-за того, что Майкл нанес визит? - Нанес визит? Кэролайн, он убил тебя, - огрызается он в ответ. - Я не умерла. А он - да. Почему тебя вообще волнует то, что он хочет сказать? Он был ужасным отцом, и не только для тебя. Я не позволю тебе использовать его в качестве оправдания. Ты напуган, Клаус, и я это понимаю. Я и сама не совсем источник спокойствия. Но ты не можешь саботировать это сейчас, потому что ты мне нужен. Я не могу сделать это в одиночку. Так что нет, ты не можешь сейчас просто срулить. Кэролайн раздраженно вздыхает, складывая руки на груди, ее глаза горят целеустремленностью. Воцаряется тишина, внезапная и неловкая, пока она ждет реакции Клауса, и с каждой секундой, которая требуется ему, чтобы придумать ответ, Кэролайн чувствует, как ее сердце сжимается еще сильнее, ее гнев медленно растворяется в страхе, что сейчас он действительно запаникует и исчезнет. Плечи Клауса поникают, как будто под бременем всего мира. У него там вес по меньшей мере тысячи лет, что достаточно тяжело. Но дело не только в нем. Этого не было почти девять месяцев назад. Кэролайн оставалась в Новом Орлеане до сих пор не только для того, чтобы позволить Клаусу сдаться. - Я бы никогда этого не сделал, Кэролайн, - говорит он тихо, но искренне. Она медленно выдыхает, хотя ее пристальный взгляд по-прежнему прикован к нему. - Но мне, конечно, было бы лучше без Майкла. Кто сказал, что ей не будет лучше без меня? - Ты не твой отец, Клаус, - говорит она отрывистым тоном. - Тебе не обязательно повторять один и тот же цикл, ты просто должен быть лучше. Тот факт, что ты вообще беспокоишься, говорит сам за себя. Это хорошее начало. На самом деле, именно с этого все и начинают. Это то, что делают хорошие родители - они беспокоятся. Они стараются стать лучше для своих детей, чтобы их дети могли быть лучше. Это не так уж сложно. Все, что тебе нужно делать, это любить ее. Вот и все. Все остальное приходит само собой, если ты это делаешь. - Она делает паузу, прежде чем неуверенно добавить: - А ты? Любишь ее, я имею в виду. Усталая полуулыбка появляется на его губах, взгляд смягчается совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы узел у нее в животе развязался. - Как я могу не любить то, что мы создали вместе? - Что ж, хорошо. Потому что я не жалею, что познакомился с тобой. У нас были свои... проблемы. И мы все еще работаем над этим. Ты сводишь меня с ума, Клаус, - мягко обвиняет она. - Иногда это все, что я могу сделать, чтобы не стукнуть тебя по голове, как сейчас. - Кэролайн запинается, теряя часть своего боевого пыла, когда тепло, наконец, проходит сквозь нее, просачиваясь в ее голос. - Но мне не лучше без тебя. И ей тоже не будет лучше. У нее не было ни малейшего намерения затевать ссору именно сегодня, она хотела только утешить Клауса, предложить ему любую поддержку, в которой он нуждался, чтобы избавиться от своей вызванной болью истерики. Но она слишком устала и слишком беременна, чтобы оставить это без внимания. Майкл — королевский засранец, который навеки погубил своих детей и тем самым испортил жизни многим, многим поколениям невинных людей, которые пострадали от их рук, но она не позволит мертвецу разрушить и ее жизнь тоже. Возможно, она и не хотела затевать спор, но поскольку ее, по сути, вынудили к этому, Кэролайн намеревалась стоять на своем и не отступать. Однако обжигающая напряженность во взгляде, которым Клаус одаривает ее затем, совершенно обезоруживает ее. Весь огонь уходит из нее, когда он притягивает ее к себе, отчаянные руки хватают и крепко удерживают ее, когда он целует ее с такой потребностью, с такой преданностью, что она просто растворяется в этом. - Ты была мертва, - бормочет Клаус, прижимаясь лбом к ее лбу. - Я думал, что потерял тебя. - Ты не потерял. И я точно сказала Майклу, куда он может засунуть свою ненависть, когда сегодня надрала ему задницу, - говорит она. - Это было действительно приятно. Клаус издает тихий смешок. - Жаль, что я этого не видел. Кэролайн хихикает, осыпая поцелуями его подбородок. - Я думаю, нам обоим не помешало бы хорошенько выспаться, - говорит она, отстраняясь от него. - Не знаю, как ты, а я могла бы проспать целый месяц. И желательно проснуться только тогда, когда ребенок уже родится, - Она протягивает ему руку, и он приподнимает брови, глядя на нее. - Что? Я сказала проспать. Если только ты не предпочтешь остаться здесь, в этой зоне боевых действий, - Кэролайн морщит нос при виде беспорядка, который он устроил в своей комнате. Это вызывает у нее раздражение. Глаза Клауса искрятся озорством, но его улыбка добродушна, когда он берет ее за руку. Он приводит себя в порядок, пока она надевает пижаму — по-настоящему старую, по-настоящему безразмерную, единственную вещь, которая все еще удобно сидит на ней, такую, которую она ни за что на свете не надела бы, чтобы лечь в постель с парнем, который ей нравится. Однако сексуальное белье не могло быть дальше от мыслей Кэролайн. На восьмом с половиной месяце беременности все, чего она хочет, - это комфорта, во-первых, во-вторых и в-третьих. И Клауса. Это тоже в некотором роде большое дело. Он смывает кровь и алкоголь и возвращается из ее ванной, пахнущий лавандовым мылом, его мокрые волосы торчат в странных местах и завиваются внизу. Кэролайн думает, что это отчасти несправедливо, что он выглядит так до смешного хорошо, в то время как она вся раздута в старых спортивных штанах, но странная домашность момента на секунду ошеломляет ее. Клаус без джинсов и постоянной Хенли, только что из душа, в темных шелковых брюках и простой белой футболке; она в своих неприглядных брюках, которым миллион лет, вместе забираются в постель, уютно устраиваясь под одеялом. Как будто они делали это целую вечность. Как будто жизнь может быть такой простой. Ей почти хочется схватить свой телефон и сфотографировать его прямо сейчас. Самый обычный вид, в котором он когда-либо был - не готовится к войне, не покрытый кровью; босой и все такое. И, возможно, именно из-за этого она чувствует, что никогда еще ее так не привлекало к нему. Более влюбленный. Это, конечно, поразительно, но не в плохом смысле. Вообще нет. Кэролайн чувствует внезапную легкость, когда кладет голову ему на грудь, поджимая одну ногу между его ногами, и тихо напевает от удовольствия. Невозможно найти достаточно удобную позу для сна с таким большим животом. Но с этой подушкой в виде тела Клауса ей определенно было удобнее всего лежать в постели за последнее время. Клаус обнимает ее за плечи и целует в макушку. - Я не могу потерять тебя, Кэролайн, - признается он, уткнувшись в ее волосы, вдыхая ее запах, как будто не верит, что она реальна, как будто она может исчезнуть из воздуха. Она приподнимает лицо ровно настолько, чтобы поцеловать его в шею, ее рука лежит на его сердце, все еще бьющемся слегка сбивчиво. - Тогда хорошо, что я никуда не собираюсь уходить. В нежности этого момента, посреди всей этой уверенности, Кэролайн чувствует, как внутри нее распутывается какая-то нить. Как будто худшее уже позади, и теперь все будет хорошо. Клаус по-прежнему будет невыносим, и ей захочется давать ему пощечины дважды в день, но впервые Кэролайн думает, что, в конце концов, у них все может быть хорошо. Она считает удары его сердца, пока звук не становится отдаленным, абстрактным, и тогда она засыпает.